Тени

— Увы, мне пора. Благодарю Вас за столь приятное знакомство.

— А когда я вырасту, Вы придёте, а?

— Всё может быть...

— Я буду ждать! Я буду ждать. Я обязательно буду ждать.

©️ диалог Чёрного Ловеласа и Нюши, серия «Страшилка для Нюши»

Нюша ворочается. Под одеялом жарко, тело бьётся о твёрдое, как камень, основание кровати, не спасают матрас и мокрая от пота простынь. Тихий скрип оставляет занозы в ночной тишине. Сквозь шторы просачивается свет полной луны, падает на лицо и заставляет морщиться.

Нюше снится кошмар.

В этом кошмаре она вырастает, становится взрослой — и остаётся одна. Старики Совунья и Карыч селятся на облаках, Лосяш отшельничает в лесах, Пин плюёт на всех и уезжает в свою Vaterland¹, Копатыч навсегда уходит в спячку. Повзрослевшие Крош и Ёжик селятся в городе, а Бараш запирается в доме, целыми днями плетёт петли в технике макраме и поглядывает на люстру.

Нюша сидит в комнате грусти, вперившись взглядом в стену. На обоях перед глазами рябят нелепые цветочки. Засохшие. Не сухоцветы, а скрючившиеся, гнилые растения. Самодостаточная, сильная, одинокая Нюша плачет, по зарёванному лицу стекает тушь. Хочется биться головой о стену, как Пин много лет назад в этом же помещении, хочется впиться лакированными ногтями в ладони и пронзить их насквозь.

Дни не идут: это злосчастное лето, в которое она стала взрослой, замерло. Остановились часы, шаг секундной стрелки больше не отмеряет время. Остаётся только единственный глаз луны, уставившийся в окно. Тени из обоев ткут кривые, покрытые пылью и грязью силуэты. Тьма тянет к Нюше липкие руки, и среди чёрной гущи одиночества она слышит, как чьи-то пальцы перебирают струны на гитаре. Лиричная мелодия зовёт за собой, а от стены отскабливаются чёрные люди: их тела цепляются за клочки обоев, глаз нет, лишь тупо болтающиеся головы, а длинные пальцы всё тянутся к Нюше. Она в немом ужасе вскакивает со стула и бежит из комнаты вниз по лестнице, а тени следуют по пятам — текут по ступеням и перилам. Гитарная мелодия становится громче, просачивается сквозь окна и стены, и кажется, что тень, от которой исходит этот звук, растёт за спиной. Нюша выбегает из дома.

За платье цепляются ветки и репейник, еловые лапищи нависают над головой, норовя схватить за косу. Нюша несётся что есть мочи, задыхается от быстрого бега. Рот заткнут судорожными всхлипами, кричать не получается, да никто и не поможет: во всей Ромашковой долине больше никого нет. Вокруг становится всё темнее, тропу освещает одна-единственная луна на чёрном небе. Тени мчат по пятам, ползут по траве и стволам изогнутых кустов, их руки сливаются с ветками и просачиваются сквозь кору. А тихая мелодия становится только сильнее, как бы Нюша ни бежала.

— Подвиги! Подвиги! — завывает тень, за которой тянутся длинные полы чёрного плаща.

Нюша помнит. Помнит принца с тыквенной головой, которого делали её друзья, чтобы воссоздать подручными средствами образ из сказки. Белого коня не было и в помине, а теперь и Карыч, подаривший самодельной фигуре голос, сложил крылья, и остальные, что шили синий плащ, сгинули.

— Панамка! Надень панамку! — умоляет тень в шапке и закидывает над Нюшей розовую тряпку.

Нюша помнит: голову может напечь так, что мозги все сварятся. Совунья пересидела на солнце и стала усиленно печься о здоровье других. Ужасная модель на фоне смерча была мелочью, но... Больше нет ни природной катастрофы, ни Совуньи, которая бегала с панамкой за Нюшей.

— Салат! Со сметаной! — предлагает тень, что одной рукой придерживает шляпу.

Нюша помнит. Помнит галлюцинации в виде еды, когда села на диету. Дурацкий говорящий арбуз, мерещащийся вместо головы Копатыча. Посмотри, какие помидоры уродились. Отныне Копатыч не приготовит борщ, не позовёт в гости, он навечно уснул.

Задыхаясь, Нюша спотыкается и летит кубарем в овраг — тот неглубок, но скрывает на своём дне реку. Нюша в слезах бьёт кулаком о влажную землю — больно. Запястье и стопа вывихнуты, подол порван, а руки в грязи. Тени не отстают, сползают вниз, к воде, размывающей землю, и редким кустам. Взгляд назад — и Нюша бросается в реку. Дно мелкое, плыть не приходится, но платье до колен становится мокрым. На противоположном берегу Нюша быстро выжимает ткань и, стараясь не замечать хлюпанье в сандалиях, ползёт по откосу, хватается за кусты и впивается пальцами в землю. Собрав недюжинное количество сил, она достигает бровки оврага² и, еле дыша, поднимает себя выше — и валится животом на траву, проползает вперёд, чтобы оказаться как можно дальше от откоса.

Тени воют внизу, луна нависает над головой, гитарная мелодия ползёт вслед за Нюшей. Девушка с ужасом понимает: лишь на адреналине она была способна поднять свой собственный вес, да ещё и с вывихнутым запястьем; лёгкие горят, в ноге больно, а надо бежать дальше. Опершись здоровой рукой о землю, Нюша приподнимается, вскидывает голову — и видит перед собой тень в виде Совуньи. Вязаная шапка, длинная шаль, спортивные штаны — всё сплетённое из серости, пыльное, грязное.

В ужасе Нюша кричит, а тень-Совунья протягивает лист с жёлтым кругом и спрашивает:

— Что ты здесь видишь?

Белый диск за спиной тени растёт, и та увеличивается в размерах вместе с ним, стараясь перекрыть собой луну.

— Что ты здесь видишь? — повторяет она.

— Я не знаю... — онемевшими губами шепчет Нюша. Она хочет поднять руки, испачканные в земле, и закрыть ими лицо, чтобы не видеть любимую старушку в таком обличье. Совунья становится ещё больше, угрожающе нависает и, точно преподаватель, доведённый до белого каления, сквозь зубы повторяет:

— Что. Ты. Здесь. Видишь?

Ответ приходит из глубин памяти: пальцы, до боли сжимающие обивку грязно-жёлтого кресла; мешки под глазами, что не смыкались целую ночь; шуршание листов перед лицом…

— Чёрный Ловелас.

Жёлтый зонт, за которым прячется Чёрный Ловелас.

Совуньи как не бывало — лишь вспышка: свет больно ударил по глазам, и Нюша зажмурилась. Звон гитарных струн, приближающийся из-за спины, стал до боли знакомым. Девушка выдохнула и упала лицом в траву, стараясь отдышаться. Захотелось рассмеяться: всё это время за ней гналась страшилка из детства. Всего лишь рассказ Кроша и Ёжика. Всего лишь Чёрный Ловелас и… и…

Мелодия мягко гладит по плечам.

— Мадемуазель, — раздаётся уж забытый приятный голос, и музыка прекращается. Шуршит одежда, человек явно наклоняется. Нюша понимает: надо подняться, но нет сил. — Отдохните, Ваш путь был долгим.

Нюша что-то неразборчиво бормочет в траву и прикрывает глаза. Нет-нет, вот так взять и уснуть перед практически незнакомым человеком? Девушка из последних сил поднимается на руках и оборачивается на овражный провал — но вместо него видит бескрайнее тёмное небо, усеянное звёздами. Осматривается кругóм — понимает, что находится на вершине холма, рядом с одиноким деревом, к которому прислонился Чёрный Ловелас. Он не играет на гитаре, а ждёт, сложив руки на груди и глядя в небо. Перо на шляпе слегка покачивается, а полы плаща чуть развеваются, поддаваясь лёгкому ветру.

Услышав шуршание, Чёрный Ловелас оборачивается на Нюшу и тут же подаётся к ней. Девушка, сев на колени, замечает, что нога больше не болит. Нахмурившись, поднимает вывихнутую руку и обнаруживает, что с ней всё в порядке. Всё — ни грязи, ни царапины. Будто не было побега из дома, лесной дороги и оврага с рекой. Будто всё это… иллюзия? Сон?

— Позвольте, — Чёрный Ловелас подаёт руку.

Нюша поднимает на него взгляд. Смотрит на того, кто много лет назад в одну ночь стал и самым большим её страхом, и самым сильным успокоением. Чёрная маска покрывает верхнюю часть лица, а сквозь прорези для глаз виден тёплый взгляд. Девушка протягивает руку в ответ и чувствует, как её ладонь легко обхватывают невесомые пальцы.

— Зачем Вы здесь? — спрашивает Нюша.

Они садятся на траву, прислонившись к стволу большого дерева. Нюша испытывает чувство дежавю: именно здесь, на этом холме, под такой же полной луной, много лет назад она обрела покой, увидев вместо страшного монстра — джентльмена, тихо играющего на гитаре и не собирающегося забирать её сердце.

— Мадемуазель в печали. Вы хотели, чтобы я вернулся.

Слова касаются той мысли, что беспокоит Нюшу не первый день, но которой в предпраздничной суматохе не с кем поделиться. Чёрный Ловелас продолжает:

— И вы хотите, чтобы все дорогие вам люди вернулись.

На глаза наворачиваются слёзы. Все друзья её покинули, не осталось никого. Она теперь одна.

Помотав головой, Нюша отгоняет от себя эту ужасную мысль и цепляется за понимание, что всё происходит во сне. Всё ненастоящее. Но то самое беспокойство, что преследует уже несколько дней, настоящее. И, собравшись с духом, девушка говорит:

— Все близкие люди со мной. Но мне страшно, что рано или поздно я останусь одна. Что мы с ребятами больше не соберёмся играть в настольный теннис, а со старшими — за чашкой чая. Что за взрослостью последует… одиночество.

— Смóтрите в будущее, — озадаченно протягивает Чёрный Ловелас. — Это похвально. Только с людьми загадывать тяжело: они сложнее теории вероятности, и нашу дружбу запрограммировать невозможно.

В его голосе звучат знакомые интонации Лосяша.

— Порой так хочется понять её алгоритм и как сохранить ускользающих от тебя друзей, — вздох тяжёлый, будто камень на душе. Мысли мечутся, не давая выбрать одну. — Как точно определить, чего боится собственное сердце? От чего я бегу?

— Я Вам помогу, — мягкость тона вселяет надежду. — Познакомьтесь со своими страхами, всмотритесь в них внимательно. А я буду рядом.

Вокруг одна за другой появились восемь теней. Нюша осталась на месте, зная, что рядом есть тот, кто её защитит, лишь поёжилась. Невесомые, неосязаемые, силуэты напоминали друзей: у кого длинный хвост на голове, у кого очки, а у кого кудри. Тени были бледны и стояли молча, опустив головы.

— Всё это время я бежала от собственных друзей? Но почему? Я их не боюсь, а люблю!

— Вы боитесь не их, а теней. Тени прошлого, что неизбежно ускользает, крепко держат Ваше сознание. Но посмотрите на всё сейчас. Когда-то крепкая дружба только зарождалась, и никто не знал, какой она станет. Ей становление — в прошлом. Но Ваша любовь ведь не в прошлом?

— Нет. Она прямо сейчас.

— Верно, — под маской блеснула улыбка. — Ваше время от Вас не уходит, оно всё время идёт рядом. Прямо в этот момент. Оно изучает людей и оставляет тех, что нужны Вам. И Ваши люди от Вас не уйдут. Я обещаю.

— Обещаете? — уже усмехнулась Нюша. — Мы оба не знаем, сдержите ли Вы слово.

— Но ведь я здесь. Пускай даже обещал донельзя туманно.

Нюша замолкла, всматриваясь в небо. Осталось в воздухе некое напряжение, не принимающее форму.

— А если я скажу, что Ваши друзья сейчас заняты подготовкой праздничного подарка? — вдруг предложил Чёрный Ловелас. — Специально для Вас. — Он поднялся и вновь предложил Нюше руку. Вдвоём они повернулись к Ромашковой долине, а тени поднялись в воздух, улетая каждая к своему домику. Девушка проводила их взглядом. Тени пришли в комнату грусти не для того, чтобы напугать — а утешить. Они несли воспоминания.

Вот Пин цитирует стихотворение, написанное Барашем, и перед Нюшей выкатывают машину на вечном двигателе, которая способна бесконечно изготавливать шоколад. Шоколад покрывает землю и дома, кажется, что течёт с неба. Всё в шоколаде. Приятные эмоции, отдающие болью в зубах. Чувство меры, деточка, чувство меры.

Вот Крош и Ёжик приходят под вечер, грязные, с ошмётками какого-то розового абажура на голове и засохшим кактусом в руках. Тогда она была зла, что друзья опоздали на праздник, да ещё и невесть что принесли с собой. Лишь потом Нюша узнала, какой долгий путь проделали ребята, чтобы добыть в пустыне подарок, и что спас их один из шариков, выпущенный во время празднования: он указал, с какой стороны Нюшин дом, нарисовал в воздухе путь домой.

Вот издалека слышно, как Лосяш играет гитарное соло об одиночестве в мюзикле, который ставили друзья, когда Нюша решила не праздновать день рождения. Им всегда было важно её поздравить. Всегда…

Вот Бараш задерживается, чтобы лично вручить ей стихотворение, и поспешно уходит, а Нюша краснеет, прочитав.

Твой лик прекрасен, как луна,

Во тьме зовущая до дома,

Какую ночь я уж без сна,

От восхищения ни слова.

Моё спокойствие поныне

Хранят твой смех и теплота —

Я «нет» всё говорю унынию.

Твой взгляд околдовал меня,

Застал внезапно без стихов,

Но дал мне силы и спасение,

Писать тебе так и мани́т он,

Тебе дарю я вдохновение.

Чёрный Ловелас обводит рукой Ромашковую долину. В каждом доме горит свет.

Маленькая, далёкая луна освещает путь к тёмному Нюшиному домику.

***

Нюша поднялась с кровати, когда утренние сумерки окрасили небо в светло-синий. На часах — три утра. До дня рождения осталось несколько часов. Одевшись и накинув кожанку, она вышла на улицу.

Вот оно, одинокое высокое дерево на вершине холма. Полная луна, прямо как в ту далёкую ночь встречи с Чёрным Ловеласом, лишь бледная и почти упавшая за горизонт. С вершины холма виднелись домики друзей. У Кроша свет только что выключился, а у Бараша и Пина продолжал гореть. Похоже, поэт и изобретатель снова работают в тандеме, готовят какой-то грандиозный сюрприз.

Лёгкая дрожь прошла по телу. Прохладно. Молния на куртке поднялась до горла.

— Он не обещал, — напомнила себе Нюша, но села под дерево на мокрую траву, прислонившись спиной к стволу. Сама того не заметив, она задремала под тихий звук гитары, а когда с восходом солнца открыла глаза, обнаружила на плечах плед, а под боком небольшую коробку, перевязанную ленточкой. Под узелком лежала записка, выведенная изящным почерком:

«Со взрослением, мадемуазель!»