Из-за сокращения работающего штаба в пабе Юнги в последующие дни приходится оставаться еще на несколько часов, чтобы помочь убрать заведение. Он бы уже давно послал их, куда подальше, но его останавливает то, что за эти несколько часов ему заплатят. Конечно, Мина это устраивало, но все же в его голове был вопрос: не проще ли нанять еще одного работника, чем заставлять перерабатывать норму? Но шатен никогда не озвучивал этот вопрос, он все так же оставался в его голове. Парень понимал, что от таких вопросов ему не станет лучше, может, даже хуже, но он не уверен насчет последнего.

Из-за такого режима в последние несколько дней Юнги чувствует себя скверно. Если еще на прошлой неделе у него было время подремать пару часов перед началом смены в пекарне и скудно позавтракать, то сейчас парень исключает из своего режима такой пункт как завтрак, потому что предпочитает потратить это время на сон, что сократился донельзя. Поэтому Юнги иногда чуть не срывается на Намджуне, который пытается всячески поддержать парня. Мин часто его игнорирует, хотя не понимает, почему, если ему приятна столь незначительная поддержка. Ким естественно осознает, от чего его сосед стал еще более нервным и ворчливым, но Намджуну больше противно от своего бездействия. Ведь слова уже на Юнги не реагируют, и тот отталкивает Кима, когда последний пытается приобнять за плечи или похлопать по ним.

Юнги до жути неприятно от своих же действий, он понимает, что его сосед делает попытки помочь, но ничего не может поделать с собственным характером. Ему до сих пор трудно привыкнуть, что кто-то находится рядом, этот кто-то пытается приободрить, готов выслушать все его беспокоящие мысли. Но Юнги не позволяет себе избавиться от отчуждения, от всего остального мира за последние шесть с половиной лет, его привычка постоянно быть в одиночестве и полагаться только на себя все так же сохраняется. Юнги хочет измениться, но пока это сделать сложно. Ведь он снова начинает впадать в депрессию и не подпускать к себе Намджуна ближе, чем на пару метров.

Ким же медленно сходит с ума от незнания, что ему вообще делать. Он не понимает, как должен поступать, чтобы Юнги не отталкивал его и разрешил ему находиться предельно близко, потому что сейчас это именно то, чего хочет Намджун. Парень не может отойти и оставить в покое Мина, так как видит во всех движениях, во всех несказанных слов, что ему нужна поддержка, что Ким нужен Юнги. Но он только отделяется ото всех, кто собирается быть ближе. И именно это убивает Намджуна, особенно, когда он понимает, что не хочет уходить, он хочет быть рядом с Юнги, даже как друг. Однако знает, что шатену надо будет преодолеть себя, как максимум, и подпустить Кима ближе, чем на небольшое расстояние, как минимум.

Но Намджун не смог пройти мимо, когда в очередное утро собирался уходить на работу, потому что вид сонного и измученного Юнги, что, не раздеваясь, упал на подушку и закрыл глаза, дал трещину в его душе. Парню стало больно от этой картины, и он не смог позволить себе просто так уйти. Намджун садится на кровать Юнги и слышит тихое:

— Уйди. Тебе надо на работу.

— Плевать, — шепчет Ким и с силой поднимает Юнги в положение сидя. Глаза у Мина все еще закрыты, у него нет сил даже открыть их.

Намджун опускает свои ладони на плечи Юнги и просто начинает их массировать. Он знает, что это пустые движения, но надеется, что они хоть как-нибудь помогут Юнги. И так происходит, потому что шатен тут же расслабляется. Это заставляет выдохнуть. Хоть что-то.

— Пожалуйста, не доводи себя до такого, — все так же шепчет брюнет, продолжая свои движения. — Тебе же плохо.

— Возможно, но я хочу вылезти из этой дыры, — столько усталости и равнодушия в голосе, что Намджун не хочет отпускать парня. Он просто хочет остаться с ним и убедиться, что Юнги проспит много времени. Но, увы, такое невозможно. У каждого свои роли в данный момент, которые необходимо выполнять.

— Но не обязательно же себя доводить до такого состояния.

— По-другому я не могу, — и Юнги не врет. Свое желание на светлое и нормальное будущее крепко уселось в его голове, и он пока не знает, как делать по-другому. Как это вообще?

— Ты хочешь поговорить об этом? — Ким решается задать этот вопрос.

— Возможно, но не сейчас. Тебе надо уходить, — Мин мягко отстраняется и снова укладывает свою голову на подушку. Он ужасно устал, но не может позволить себе отдохнуть.

Намджун только слегка сжимает ладонь Юнги. Она холодная. Как и всегда. А потом Ким выходит из комнаты. Он спешит, но его опоздание на какие-то десять минут не сыграет никакой роли. Тем более парень может сегодня чуть позже разбудить хозяина дома. Ведь его сейчас больше пугает Юнги, который с каждым днем все сильнее замыкается в себе и не поддается ни на что. Депрессивный Юнги нагоняет страху, потому что не знаешь, что он может выкинуть в следующую секунду. Вдруг он в один день будет жизнерадостным, а на следующий день просто не вернется в комнату, а потом его тело найдут в Темзе. Если вообще найдут.

Именно об этом думает Ким по дороге в особняк. Но его мысли тут же плавно переходят на время «до»: его жизни до войны, когда он был почти девятнадцатилетним. В то время он мог спокойно просыпаться каждое утро и видеть лица родных ему людей, мог не переживать о своей дальнейшей жизни, мог играть с сестрой, которая заражала всех окружающих своим озорным смехом. Это было счастливое время для него, которое навсегда останется в его воспоминаниях, и он вновь и вновь будет возвращаться к ним. Не для того, чтобы затеряться где-то в прошлом, а для того, чтобы помнить, кем он все-таки является. Ведь это одна из самых главных вещей: помнить и знать, кто ты, кем ты был в прошлом, и как это твое прошлое изменило тебя. Ничто так не меняет человека, как оно. И именно поэтому его надо помнить, чтобы хотя бы понять, где ты, блять, свернул не туда.

Намджуну смешно с этого — он хотел бы забыть прошлое. Знать то, что произошло — просто отвратительно. Знать, что пока ты был на фронте и смеялся в короткие мгновения с другими парнями, твои родители были мертвы, а сестра зарабатывала деньги своим телом, надеясь, что ее брат заберет их. Ужасно.

Как так быстро старые кирпичные дома перекочевали в солидные с белой побелкой здания с несколькими этажами? Ответить Намджун не может, но эта разница была ощутима. Особенно, когда ты видишь перед собой сначала дома, которые еще несколько лет будут сохранять в своем облике следы войны, а потом здания с новой черепицей, идеально чистой побелкой и без клякс страшной поры, будто бомбы вовсе не достигали их, хотя в реальности все наоборот.

Однако Нам мог спокойно ответить, в чем секрет. Деньги. Старые добрые деньги, с помощью которых ты сможешь получить всего, чего ты хочешь. Жалко, что у него их еще недостаточно, чтобы уехать отсюда и купить собственное жилье. Но даже если бы они и были у Намджуна в достаточном количестве, то он все равно бы не уехал. Почему? И ответ снова прост — Юнги. Парень не хочет оставлять Мина одного — надо с ним разобраться и еще со своими чувствами, которые в последнее время немного сложнее понять.

Что он чувствует, Намджун пока и сам не может ответить. Но определенно это больше, чем простое «друзья, которые живут в одной комнате». Парня тянет к Юнги, он не хочет оставлять его одного, хочет находиться предельно близко. И это странное желание в последние дни — Наму хочется обнять Юнги. Не просто так подойти и закинуть руку на худые плечи, а именно обнять, прижаться грудью, ощутить тепло Мина, его дыхание в районе своей шеи. Это так странно и необычно, да и впервые, но Намджуна, на его же удивление, это нисколько не смущает. Даже наоборот, будто так и должно быть, будто правильно, и никак по-другому быть не может.

***

— Да, приходите в следующий раз, — тепло улыбается парень, стоя за прилавком пекарни. Пожилая леди в пальто с бежевым мехом на воротнике улыбается в ответ и выходит из маленького помещения.

И стоит двери закрыться, как Юнги стирает улыбку и вновь становится темнее тучи. Только для посетителей пытается выражать «счастье», показывать жизнерадостного парня, хотя его глаза и усталый вид выдают его. Но все продолжают не обращать внимания, не видеть, что с продавцом в пекарне не все в порядке, только владелец всячески пытается подбодрить Юнги, за что тот ему благодарен. Не каждый будет делать все это для человека, который работает на тебя.

Юнги достает и упаковывает булочки и хлеб в жесткие пакеты, а потом принимает деньги от посетителей на автомате. Он за это время привык делать одно и то же, говорить заученные слова, которые скажет и в полусне. Всё, как один сценарий. Ничего не меняется каждый день. Хотя, нет. Сегодняшнее утро изменилось. Намджун поднял его и вместо слов, начал массировать ему плечи. Юнги не скажет, что ему было противно. Нет, ему даже это понравилось, в какой-то степени. Ведь кто-то спустя шести с половиной лет проявляет такого рода заботу. Конечно, Намджун уже когда-то обнимал его, но в это утро было что-то другое, что-то особенное, чего не было раньше. Отчаянье? Желание помочь, хотя знаешь, что все будет безуспешно? Он хотел бы узнать, к чему все это приведет, но насколько будет ужасно потом? И будет ли ужасно? Или же все наладиться?..

Мин встряхивает головой, пытаясь отогнать негативные мысли, хотя знает, что они не уйдут, а просто затихнут, как обычно это бывает. Но Юнги не хочет думать о будущем, оно пока пугает его. Как и Намджун. Мин боится, что тот вторгнется в его мысли, его личное пространство, а потом причинит боль, боится потерять человека, которому он доверится. Пусть Юнги и знает, что Нам так не поступит, но страх быть отвергнутым сильнее.

Мысли убивают. Мысли пугают. Мысли держат тебя в своих тисках. Мысли занимают всю твою голову постоянно. Мысли причиняют боль.

Юнги хочется убежать от них, порвать их путы, но он не может. Слишком слаб для этого. Ему нужна помощь. Желательно очень сильная. Желательно Ким Намджуна. Парню надо поговорить с Намом, рассказать ему все беспокоящие мысли. Да и Ким, вроде как, хочет поговорить. Так пускай!

Мин тяжело вздыхает. Обеденный перерыв. Он закрывает лицо ладонями и тихо стонет в них. Снова перед глазами кровь и мертвые тела, снова крик, по словам соседей, его. Он не может избавиться от них. «Тебе почти двадцать четыре года, прошло уже столько лет, а ты все еще переживаешь», — так думает Юнги, сидя в прежнем положении.

— Хей, чукабу, хватит тейк ил. Пошли выпьем кошачье пойло и съедим пару булок, * — Юнги услышал говор еще одного парнишки, который работал тут же, только на соседнем прилавке.

Мин поднимается и идет за мальчиком. Ему на вид семнадцать-восемнадцать лет, парень со светло-каштановыми волосами. Маленький курносый милый нос, но вкупе с лицом выглядит немного нелепо. Но это даже не портит весь образ. Юнги так и не может привыкнуть к слэнгу этого мальчишки. Особенно его «чукабу». Как будто они тут кореши. Да и слово же, вроде, изжило себя. Хотя в бедном районе Лондона такие выражения остались, наверное. Хоть немного, но этот Лен поднимает настроение Юнги и скрашивает его часы работы. Слишком заводной и постоянно взволнованный парнишка, всегда рассказывает какие-то истории, забавные случаи: что приготовила его мама на ужин, что сделали его младшие братья и сестры вечером. А Юнги что? Юнги слушает и немного улыбается. Хоть Лен отвлекает его от грустных мыслей, за что Мин ему благодарен.

***

Сколько дней проходит в таком ритме, Юнги не может сказать. Просто день и ночь сливаются в один большой клубок, который вряд ли можно распутать. Мин из-за своей усталости и ритма жизни теряется в днях, сбивается, что вообще происходит вокруг. Если бы не Намджун, Юнги уже давно бы сошел с ума. Ведь только по тому, как Ким утром разминает хрупкие плечи парня, Мин понимает, что сейчас утро, ты «поспишь» пару часов, а потом пойдешь в пекарню. Он отдается этим приятным манипуляциям, они хоть как-то расслабляют его. Парень всегда слушает, что рассказывает Намджун, какой сегодня день, что было вчера. Но Юнги тяжело вникать в суть, поэтому он просто наслаждается моментом, спокойным и размеренным голосом старшего.

Мин благодарен Намджуну за это, что тот так возится с ним. Он хочет его отблагодарить, но пока не знает, как, да и Ким как обычно скажет, что ему ничего не надо. А в реальности так и есть. Намджун хочет только, чтоб Юнги не загнал себя в еще большую яму, хотя, куда еще больше? Ким устал видеть одно и то же выражение лица: безэмоциональное, понурое, безо всякого интереса к жизни. Парень все время вспоминает того Юнги из поезда. Да, нельзя было сказать, что Мин тогда был счастлив, но он, по крайней мере, не был убит, не был загнан в капкан собственных мыслей, не был таким худым, как сейчас. Намджуну больно. Он хочет прекратить все это, но знает, что Юнги не согласится, поэтому Ким просто разминает плечи шатена перед своим уходом.

«Такие хрупкие», — единственная адекватная фраза, которая вертится в голове Намджуна. Он боится даже слишком резко надавить, а то вдруг сломаются.

Ким сдерживает порывы всех своих чувств, которые захватывают его огромными волнами. Он старается не показывать их, но через массаж плеч, он уверен, что-то да проникает. Парню страшно спугнуть ими Юнги, который, вроде, немного, но начинает раскрываться. Может даже, не раскрываться, но не отталкивает от себя точно. Намджун думает, что это прогресс.

Юнги же соврет, если скажет, что не чувствует заботу со стороны Нама. И ему она приятна настолько, что он готов нежиться в ней. Но есть одно «но», которое снова стискивает парня в своих руках. Он сомневается, что чувствовать что-то подобное нормально. Но Юнги пока тяжело понять эту вещь во всей красе, какой она является, из-за своего убитого состояния. Но скоро это «но» будет бить по мозгу настолько сильно, что Мин не выдержит. И вот тогда встанет вопрос: пойдет ли все по пизде или нет?

***

Парень вваливается в комнату, видит сонные черные глаза, которые устремлены на него. Юнги снимает пальто и прям в одежде падает на кровать, кое-как расправив ее и достав одеяло. Наконец-то. Сон.

Намджун проснулся от грохота. Он ожидал увидеть все, что угодно, но не Юнги, который чуть не снес дверь. По мимолетному взгляду сразу становится понятно, что тот собирает последние крупицы разума, чтобы добраться до постели и уснуть. Сердце пропускает удар. Ким тяжело вздыхает и вновь откидывается на подушки. Он тоже устал. Не сколько за себя, сколько за Юнги.

Тяжелый вздох. Намджун закрывает глаза и отворачивается к стене, чтобы просто не видеть всю эту боль. И парень моментально засыпает. Лучше просто закрыть глаза и не видеть этот мир, чем смотреть на него и налюдать, как определенный человек сам себя разрушает. Такое чувство, будто судьба специально так делает, как будто хочет, чтобы Намджун страдал еще сильнее. Хотя куда сильнее-то? Он хочет все это прекратить, но не может. Руки связаны. Что-то держит их мощными цепями, а ему остается только безмолвно следовать по дороге судьбы и ждать, что она преподнесет на этот раз.

Юнги просыпается, когда солнце поднялось над горизонтом, хотя из-за массивных серых облаков их не видно. Он смотрит на стены сквозь какую-то пелену, но Мин знает, из-за чего она. Типичный Лондонский день. Он переворачивается на бок и хочет снова заснуть. Юнги не выспался, а одеяло не согревает. Он хотел бы взять чужое, но его сосед вряд ли оценит такое. Да и, возможно, Намджун скоро придет.

Парень устал от такой жизни. Он с удовольствием бы ушел из паба, но что-то еще держит его в этом месте. Юнги остается там то ли из-за того, что можно абстрагироваться от этого мира и забыть на время, что он — Мин Юнги — живой человек, то ли из-за того, что там можно выпить чего-нибудь крепкого. Парень не может пока ответить на этот вопрос. Он просто живет по установленному стандарту, который выработался за этот месяц.

Он слышит, как Намджун приходит. Ему даже не надо открывать глаза, чтобы понять это. За это время он запомнил, как ходит старший, какие у него привычки. Это забавно с учетом, что они за весь день пересекаются всего лишь пару раз.

— Как твои дела? — слышит привычный голос, привычные нотки беспокойства. Снова. Надоело.

— Живой, — говорит глухо и, нехотя, поднимается. Держит одеяло, потому что ему чертовски холодно. — Ты хотел поговорить. Я готов.

Намджун пристально смотрит на Юнги, чтобы увидеть его истинные эмоции, но кроме усталости и мольбы о помощи ничего не замечает. Он не может отказать. Сколько они уже знакомы? Полгода? Намджуну кажется, что прошла целая вечность.

— Хорошо.

И Намджун вытаскивает Юнги на холодный воздух, который прошибает дыхание сперва, а потом проникает под кожу и застревает там. По крайней мере, так Мин чувствует себя, когда слушает монолог Кима и пытается хоть как-то отвлечься от мороза. Намджун знает, что парню холодно, даже имея под черным пальто свитер. Да и ему не лучше. Он рассказывает истории других солдат просто для того, чтобы хоть немного развеселить Юнги. Намджун через слова пытается дать внутреннее тепло, надежду и поддержку. У него немного это получается, ведь Юнги улыбается и расслабляется. Парню приятно слушать этот откровенный бред, но он так нужен сейчас. Будто без этого Мин не проживет и минуты. Хотя это действительно так.

Парни поднимаются на какой-то мост над железными путями. Небо уже начало приобретать оранжевые и красные тона, а ветер становиться еще коварнее. Но то ли Юнги привык и уже не чувствует холода, то ли ему стало тепло от близости Намджуна. Парень опирается на красные перила и смотрит вдаль. Он знает, что поезд вряд ли сейчас проедет, но надежда, как говорится, гаснет последней. Юнги хотел бы почувствовать, как мост трясется от скорости вагонов, хотел бы услышать удары о рельсы предельно близко, но знает, что этому не бывать.

Юнги молчит, как и Намджун. Киму нечего сказать, он ждет, а Мин наслаждается видом. Он чувствует себя сейчас так спокойно и умиротворенно. Парень мечтает взлететь к этому прекрасному небу, почувствовать на своей коже ледяной ветер, попытаться уцепить хоть маленькую каплю солнечного луча, а потом уже раствориться.

— Как ты не скучаешь по своим родителям и сестре? — резко спрашивает Юнги, наконец оторвавшись взглядом от неба.

— Скучаю. Очень. И до сих пор виню себя в их смерти, — спокойно отвечает Намджун. — Я знаю, что моей вины нет, но все же. Тогда мне было больно. Очень. Я каждый день надевал маску на лицо, чтобы просто не чувствовать все это. Но меня спасала моя работа, общение с другими людьми, детьми, что живут в доме. Они мне неосознанно показали, что война и была причиной их смерти. Она забрала их. И я не виноват. Я постарался отпустить их. Все равно они погибли тогда, когда я думал, что они еще живы. В этом и суть пятидесяти процентов: либо им было бы больно, либо мне. И судьба решила выбрать второй вариант. Но я смог их отпустить, может, не полностью, но отпустил. Я понял, что надо двигаться вперед. И тебе тоже надо, Юнги. Я… Мне тяжело видеть каждый день тебя таким.

Мин только опускает голову и смотрит на серый бетон, что под ногами. А Намджун прав. Ему надо их отпустить, перестать вспоминать, попробовать жить, а не выживать. Но, господи, как же это тяжело!

— Мне пока сложно это сделать. Я не могу выкинуть из головы их холодные кровавые тела. Эта картина все еще перед глазами. Как только я закрываю глаза, то все еще слышу собственные крики. Мне страшно, что это может повториться. На войне я видел много крови, но она была чужой, незнакомых мне людей, а они были моей семьей. Я их любил, я с ними рос, они заботились обо мне. А потом… потом их просто не стало. Нет, даже не так! Их не стало, а я видел последствия этого. Я не смогу, Намджун, не смогу, — Юнги шепчет последние слова и поднимает глаза на старшего.

Ким увидел наконец всю боль, что таилась в душе парня, все его переживания. Кажется, что слов было очень мало, но здесь важно не количество, а их значимость. Намджун продолжает смотреть в глаза, что напротив, видит уже не просто просьбу или мольбу, а крик, который, будь он звуком, был бы слышен в центре Лондона. Парень просто принимает это. Он спокойно подходит к Юнги и притягивает того к своей груди.

— Я помогу тебе, — мягко говорит Намджун, положив руки на спину Мина. Шатен громко выдыхает и расслабляется окончательно.

Наконец-то. Его крики были услышаны. А сам он может спокойно выдохнуть.