Ночь длилась до того долго, что никто не мог точно сказать, когда был закат или когда будет рассвет. Тьма окутывала деревья вечного леса, превращая колючую хвою в тоненькие ручонки, тянувшиеся к ним со всех сторон.
Лёгкие саднило от долгого бега зигзагами по старой иссохшей листве. Наконец они оторвались, остановившись среди тихой опушки, чтобы отдышаться.
Брайан опёрся о свои колени, бездумно смотря в чернеющую землю под ногами. Недалеко, спиной прислоняясь к дереву, стоял Тим; его шумное дыхание из-за маски стало глухим и довольно тихим.
Тело остывало мучительно медленно, концентрации адреналина и кортизола били все допустимые значения, а разум в беспросветной чаще всё больше и больше выдумывал несуществующих образов. И тогда Томас поднял голову, чтобы взглянуть на напарника.
Зрение, немного привыкшее к почти полному отсутствию света из-за затянутого облаками неба, уловило очертания Райта, уже самым темечком прикоснувшегося к коре. А вот были его сильные руки, почти безвольно висевшие вдоль тела. И чертовски заманчиво топорщилась ширинка. Такое даже безлунная ночь не скроет.
Брайан сглотнул. Чёрт, это привлекает его каждый раз, как первый.
Внезапно он почувствовал себя хищником. Притом хищником хуже, чем мог бы когда-либо стать Оператор. Его жертва устало подпирала спиной дерево, и он готов был напасть.
Старые листья и трава, давно упавшие сучки хрустели под его ботинками. Тим был чем-то недосягаемым, но пальцы так и желали к нему прикоснуться, очертить мышцы, зарыться пятернёй в волосы, сдёрнуть чёртову маску и поцеловать с языком, да так, чтобы Райт потерял дар речи.
Но Томас лишь подходит ближе, заправляет выбившуюся прядь за ухо, из-за своей короткой длины тут же вылезающую обратно, и смотрит прямо в тёмные глаза измотанного тревогой и нагрузкой человека. Рукой в старой осенней перчатке он ведёт вдоль тела вниз, недвусмысленно останавливаясь прямо над пахом. Тим реагирует лишь глухим вздохом непонимания.
Брайан спускает руку на полустоящий член, средним пальцем надавливая на ствол прямо под молнией на джинсах. Тим рвано вдыхает, его запястье дёргается, возможно, чтобы остановить, но сил на это не хватает. Томас пытается охватить весь пах ладонью, гладит, массирует и сходит с ума от того, насколько быстро отзывается чужое тело на самые простые ласки. Он молится, чтобы Тимоти — ну, пожалуйста, — остановил его прямо сейчас, иначе он дойдёт до победного конца. И Райт действительно пытается, бурчит севшим голосом что-то невнятное вроде «не надо», сжимает предплечье в нестираной мягкой кофте, а потом снова поднимает голову, затылком елозя по дереву, и принимает свою участь.
На самом деле эта игра зашла не туда ещё в тот момент, когда Брайан её затеял. Заведомо проигрышный вариант, но ему нравилось, что его ставка сыграла, и, мучимый бессонницей и воздействием нечисти, Тим поддался дурному влиянию и плохой идее.
Свободной рукой Томас поднял тканевую маску, чтобы открыть нижнюю часть лица. Теперь никак нельзя было утаить улыбки изголодавшегося по телу зверя.
Толстые перчатки с трудом тянут маленький замочек вниз, расстёгивая пуговицу, а вместе с ней и джинсы. Под ними тонкая хлопковая ткань нижнего белья, совершенно не скрывающая возбуждения. Боже, у него сейчас потекут слюни, будто перед ним голодным кинули кусок сочного мяса.
Брайан кладёт руки на талию Тима, спускает их, очерчивая бока и бёдра, пока встаёт на колени. Для себя подмечает: ноги чем-то похожи на женские из-за плотного телосложения, но они не мягкие, нет. Под ними чувствуются напряжённые мышцы, которые могут двинуть ему в любой момент, и окажутся весьма правы.
Осторожно, боясь навредить или сломать, словно Райт был хрустальным или сахарным, Томас подцепляет бельевую резинку и тянет вниз, оголяя член.
Если Господь существовал, то Тимоти — его лучшее творение.
Брайан всё же сглатывает изрядно накопившуюся слюну при виде этой красноватой кожи и мощных вен. Только-только раскрывшаяся головка, кажется, блестела даже в темноте. Наконец и собственное тело дало о себе знать, когда низ живота потянуло, а лицо покраснело настолько, что чувствовался жар на щеках.
Томас на пробу касается головки языком, совсем невесомо, но Райт уже вцепляется пальцами в кору, гарантировано зарабатывая себе несколько заноз. Вся эта ситуация, ловушка, в которую он попал, была подстроена так, что он не мог подготовиться.
Брайан легко справляется с отвратительным вкусом и запахом — в конце концов, они несколько дней бегали по лесу и не мылись, — его это заводит. Ведь так по-настоящему пахнут люди. И вот он уже не знает, то ли он фетишист, то ли дело просто в том, что это Тим. А может дело в промытых мозгах и бедах с головой. Разве это важно, если он этим искренне наслаждается?
От Тима пахнет солёным потом, мокрой и горячей кожей и феромонами, чёрт возьми. Брайан хорошо знает, что люди их не источают, и всё равно уверен, что его напарник — исключение, от которого ими фонит так, что разум отключается полностью.
Тонкими, обветренными губами Томас обхватывает головку, обильно покрывая её своей слюной, чуть не через край льющейся изо рта. Если бы он мог видеть лицо Райта, то он бы заметил, как тот зажмурился и укусил себя за щеку, только чтобы не издавать звуков. Брайан подвигал языком, и на него попал густой и горький предэякулят. И он соврёт, если скажет, что его член не дёрнулся болезненно в штанах.
Всё ещё не снимая своих перчаток, руками он потянул бельё и джинсы вниз, до колен. И всё это лишь для того, чтобы протиснуться пальцами через сжатые бёдра и обхватить мошонку. Тим дёрнулся от неожиданности, слегка наклоняясь вперёд. Томас легко уловил этот импульс, продолжая поглаживать нежную кожу через приятную ткань и переминая яички в ладони. Райт наконец оторвал руки от дерева, переложив их на капюшон.
Брайан заглотнул до середины. Правой рукой он долго удерживал Тима за ногу, но теперь, когда парень в маске ухватился за его голову, получил возможность опустить её к своему собственному паху, чтобы немного снять напряжение. От секундного облегчения Томас простонал, и эта вибрация, разошедшаяся от члена по всему телу, заставила Райта рыкнуть.
Брайан прекрасно знал: возбуждение Тима не завязано на сексуальности. Это просто адреналин, который он возвёл в абсолют из-за личной похоти. В Тиме не проснутся чувства или настоящее желание. Он куда больше был похож на животное, которому нужна разрядка, и оно не прочь её получить.
Томас укусил горячий ствол, продолжая заглатывать глубже, трогая рукой внутреннюю сторону бёдер, вызывая мурашки, бежавшие от макушки до самых кончиков пальцев. Райт мажет блёклой кровью по капюшону, стремясь ухватиться и задать собственный темп. Однако они в одной лодке. Лодке безумия и животной страсти, из которой никогда не выбраться прежним.
Брайан чувствует, как всё пульсирует. Не может, правда, разобрать, с кого это началось: с него, давно засунувшего ладонь в штаны, чтобы ублажить себя, или с Тимоти, чьи бёдра уже подавались вперёд, усиливая ощущения. Да и какая разница, в конце концов, пока слюна капает на землю, а головка члена тяжелеет на языке и заставляет давиться.
В голове бьётся безумно «ещё, ещё, ещё», а горло раздирает от резких движений. Томас с силой пережимает член у основания, откатывая оргазм, и шумно выдыхает. Он видит по трясущимся коленям, что Райту осталось немного.
Одну из рук он возвращает к подрагивающей мошонке, а второй помогает себе, двигая по члену у основания. Сам же заглатывает до половины и двигается так быстро, как может, облизывает языком и прикусывает. Знает, что Тиму нравится насилие. Брайану в рот давно стекает кровь, мешаясь со слюной и естественной смазкой.
Он чувствует, как чужой орган дёргается в очередной раз, подтверждая предположение о близкой разрядке. Если бы сейчас Райт мог отбросить всё и схватить Томаса за волосы, тот бы закончил без рук. Но Тим может только удерживать голову и со всей силы вогнать член до самого корня.
Буквально через секунду после того, как Брайан уже готов был задохнуться, горло залило горячей спермой, и его за затылок резко потянули назад. Он не поддался, едва дыша продолжив выдаивать последние капли чужого семени, параллельно всего парой движений доводя себя до грани.
Насколько Брайан Томас успел понять, все телесные жидкости солёные, или горькие, или всё вместе. Но для него чужой обильный и концентрированный эякулят был слаще всех тех конфет, что он успел съесть за свою жизнь.
Райт снова стоял, опёршись о дерево и тяжело дыша, едва натянув свои вещи обратно. По коре от его пальцев текла одинокая капля крови с оцарапанной кожи. Томас кашлял и вдыхал воздух так, словно пробежал марафон. На его чёрной перчатке теперь красовался белёсый развод, и неизвестно, когда у него бы появилась возможность его отстирать.
Среди леса они до сих пор были совсем одни, ещё не осознавшие и не обработавшие произошедшее из-за усталости от мучительных суток без сна, и лишь луна нашла их наконец, освещая оставленное блядство.