[Поздний вечер 12 октября 1944 года. Деревня X]
Мрачным взглядом окинув Роналда, Корнелиус вышел впереди их небольшой процессии и встал перед товарищем, придержав за руку Эриха. Все трое остановились, а Рон вопросительно вскинул брови, стиснув зубы.
— Корнелиус, такими темпами мы ещё не скоро сможем передохнуть, — сдержанно произнёс он. — Может, тебе отдых и не нужен, но подумай об Эрихе. Или обо мне.
— Я просто хочу тебе напомнить, что в этот раз мы вполне можем обойтись без жертв, — вздохнул Нойман, отпуская Эриха. — И не делай из меня робота. Мне нужен отдых также, как и всем.
— Я и не делаю. Ты сам с этим справляешься.
Штернберг довольно усмехнулся и обошёл товарища. Тот никак не отреагировал на эту колкость, последовав за ним.
— Эрих, тебе особое приглашение выдать?! — недовольно крикнул Роналд, призывая младшего товарища к действию.
Альбрехт вздрогнул и тут же поспешил за старшими.
Корнелиус, Роналд и Эрих были хорошими друзьями и товарищами. Штренберг и Нойман сошлись друг с другом сразу же, как только познакомились, пускай и расходились во мнениях. Только уже потом в их отряде появился молодой и неопытный Эрих Альбрехт, которого Корнелиус вытащил из-под огня вражеских оружий.
Роналд был самым старшим в их небольшой компании. И самым жестоким. Вспыльчивый, эгоистичный и слишком самонадеянный. Он действовал исходя из собственных желаний, быстро реагировал, но слишком резко. Держать эмоции в узде ему казалось излишним, от того и не кривил душой, чтобы потешить своё самолюбие.
Эрих являлся его полной противоположностью. Молодой юноша не переносил жесткостей, боялся убивать. Он не хотел воевать, когда-то грезил о спокойной и мирной жизни, но волей случая ему пришлось пойти против самого себя. Винит себя за слабость.
Корнелиус занимал скорее нейтральную позицию и находился меж двух огней. Воевал, потому что иного выбора просто не было. А если взялся что-то делать, то нужно делать это на отлично. Не юн, но молод. С раннего детства закалён к трудностям и во всём участвует с холодной головой и ясным умом.
Сейчас же они собирались отдохнуть в одной из деревень. Дом выбрали самый ближний и совсем какой-то одинокий. Нойман собирался спокойно постучать, но Роналд опередил его на долю секунды, открыв дверь перед его лицом. Пришлось немного отклониться, чтобы не задело. Делать было нечего. Все трое зашли внутрь.
Как уже стало ясно, дом принадлежал двум старикам. Видимо, братьям. Увидев солдат, они засуетились, подскочили на ноги и испуганно посмотрели. Разглядев форму, сразу поняли, что перед ними стояли враги, с которыми сами справиться не смогут. Куда им тягаться с ними?
— Здравствуйте, молодые люди, какими судьбами? — едва ли доброжелательно произнёс первый старик, ненавистно смотря на мужчин.
Корнелиус заставил Штернберга сию же минуту замолчать, стоило тому только открыть рот.
— Сами как думаете? — совершенно спокойно спросил немец и прошёл вперёд.
Ни один из стариков не шелохнулся. Кажется, настроены они были крайне враждебно. Оно и понятно!
— А что нам думать-то? — сказал второй старик. — На ваших фашистских рожах прекрасно всё написано.
Корнелиус развернулся и перехватил руку Роналда, которая тянулась за оружием.
— Штернберг, я тебе ясно дал понять, что нам жертвы не нужны, — раздражённо шикнул Нойман, больно сдавив руку товарища.
— Дождусь, когда ты потеряешь бдительность и переубиваю каждого, — закипал солдат. — Руку отпусти.
Корнелиус медленно отпустил руку и впился взглядом своих тёмных глаз в лицо Рона. Затем отвернулся от него и присел на стул.
— Одна ночь. Не делайте то, о чём будете жалеть…
Один старик с любопытством взглянул на Эриха.
— Чего ж ваш товарищ от страха дрожит? Вас боится или нас?
Альбрехт сразу же перестал дрожать, стоило только Роналду пихнуть его в спину и грозно на него посмотреть. Нойман лишь удосужил младшего товарища равнодушным взглядом.
— Повторяю: одна ночь, — произнёс Корнелиус.
Старики переглянулись, но больше ничего не сказали. Пришлось согласиться с поставленными условиями.
Они сели за один стол, никто не проронил ни слова. Провели в тишине минут двадцать, пока один старик куда-то не отлучился. А потом вернулся с ружьём в руках.
— Старик, не делай глупостей, — Корнелиус медленно встал из-за стола, поглядывая на вспыльчивого товарища.
— Глупости здесь делаете только вы, а я служу Родине!
Выстрел. Нойман вовремя оттащил Эриха и оттолкнул в сторону. Второй старик встал и схватил стул в руки, но Роналд опередил его и застрелил. Также был застрелен и второй.
Корнелиус шумно выдохнул.
— Как видишь, без жертв не обошлось, — усмехнулся Штернберг, довольно осматривая мёртвые тела. — Русские ещё глупее, чем говорили.
— Роналд, заткнись.
Успокоив растерянного Эриха, Нойман недовольно посмотрел на старшего товарища. Веселье того сменилось злостью и раздражением. В глазах заплясали даже не черти, а демоны.
— И не надо на меня так смотреть! Или ты предпочёл бы умереть от рук этих дряхлых стариков?!
— Успокойся, Штернберг. Я предпочёл бы просто вырубить их, но ты в первую очередь думаешь только о том, чтобы потешить свою душу.
В мгновение ока Рон оказался прямо перед солдатом. Его лицо исказилось в гримасе ненависти.
— Чего ты так жалеешь нашего врага? — не своим голосом прорычал немец. — А может, ты у нас решил к ним в войска затесаться?
Смерив злого товарища холодным взглядом, Корнелиус совсем немного наклонился к лицу товарища.
— Просто я не вижу смысла в этом, — спокойно произнёс мужчина. — Одно дело убивать на поле боя. Другое — убивать вне поля боя.
— Нельзя жалеть врага.
— Никто его и не жалеет. И я никого не жалею.
И они разошлись по разным углам. Эрих, наблюдавший за ссорой издалека, потупил взгляд в пол и с ужасом оглядел мёртвые тела стариков. Внутри что-то ёкнуло, и стало ещё страшнее.
***
[Ночь 13 октября 1944 года. Деревня X]
Эрих открыл глаза и перевернулся на другой бок. Перед ним предстал Корнелиус, сидящий за столом и упорно смотрящий себе на руки. Его лицо было сосредоточенным. Альбрехт боялся даже лишний раз пошевелиться, лишь бы не потревожить товарища. Но Нойман перевёл взгляд на него. Эрих стушевался.
— Не спится? — спросил мужчина, сцепляя руки в замок.
— Немного… Можно вопрос? — неуверенно произнёс парень.
— Можно.
— У тебя когда-нибудь были мысли, что ты делаешь что-то неправильно? — Эрих приподнялся.
— Это, друг мой, называется «зов совести», — ответил Корнелиус. — Не обращай внимания, и это скоро пройдёт. Единственное, что ты можешь делать неправильно — неправильно держать оружие. Если руки не дороги, — слабая полуулыбка.
— А если послушаться зову совести?
— Тогда мы составим компанию нашим временным сожителям.
Эрих задумался, после чего снова лёг спать.
В следующий раз он проснулся от подозрительного шума. Казалось, что он исходил из-под кровати. Оглядевшись, Эрих увидел только спящего за столом Корнелиуса. А шорох продолжился. Парень встал с кровати. Что-то когтистое дотронулось до его ног. Альбрехт успел издать только жалкий писк, перед тем, как его утянули под кровать.
Нойман проснулся от крика товарища и звука падения. Вскочил на ноги, схватил оружие и осмотрелся. Из другой комнаты тут же вышел Роналд. Теперь уже оба смотрели на кровать, где только что был Эрих. Но никто из них точно не ожидал увидеть странного рода существо, полностью чёрное и какое-то кривое, вылезшее из-под кровати. На лицах обоих промелькнуло удивление и непонятное чувство страха перед неизведанным.
Существо долго рассматривало солдат. Его огромные, полностью белые глаза светились, словно лампы, освещая малую часть перед собой. Костлявое тело, обтянутое, будто сгоревшей кожей, огромные когтистые руки и полная пасть острых клыков — это пугало.
Монстр моргнул и кинулся на Роналда. Товарищи зашевелились. Штернберг выстрелил в непонятное существо, но промахнулся, и оно набросилось на мужчину, пригвоздив к полу. Корнелиус тоже выстрелил и попал, но существо совсем никак не отреагировало на это. Оно одним движением руки оторвало Рону голову, затем собиралось покончить с другим. Корнелиус понял — дело дрянь.
Увернувшись от монстра, Нойман выстрелил в него — попал. В этот раз монстр ещё как почувствовал этот выстрел, злобно зарычав. Очередная попытка нападения вышла ударом о стену. Но существо быстро пришло в себя и снова напало. Корнелиус пригнулся и перекатился, выставив пушку на врага. То замерло и с опаской посмотрело на падающий свет из окна. Нойман удивился.
— Боишься света, — скорее утвердил, нежели спросил. — Интересно…
— Человек… — прокряхтел монстр, склонив голову.
— Ещё и разговаривать умеешь.
— Человек, как твоё имя?
— Зачем спрашиваешь? У моих товарищей ты имени не спрашивал, перед тем как их убивать.
— Ты единственный человек, который дал мне отпор.
Минутная тишина. Корнелиус не сводил прицела с существа, но на контакт пошёл.
— Корнелиус Нойман, — сухо представился он. — А ты кто?
— Бука или же Бугимен. Как твоей душе угодно, — хищно и ни капли не дружелюбно улыбнулся Бука, продолжая светить своим глазами.
— Тот самый, которым пугают непослушных детей?
— Люди склонны не разбираться в истинности, — Бугимен загадочно склонил голову набок. — А также доводить всё до кровопролитий. Убиваете себе подобных ради… чего?
— Больший процент войн происходит из-за желания владеть миром, — ответил Корнелиус. — За этим желанием обычно скрывается нужда в доказательстве своего собственного превосходства.
— Разве это не глупо?
Нойман даже не смог ответить. Для него не было в этом смысла, но он не считал это глупым. Скорее естественным. Но разве монстру это объяснишь? У него определённо свои собственные убеждения на этот счёт.
— Не боишься?
— Нет.
— А зря. Я питаюсь человеческим страхом.
Снова молчание.
— Слышал ваш разговор, — произнёс Бука.
— Какой? — мужчина чуть опустил оружие.
— Который про зов совести.
— И?
— У того мальчишки есть совесть. У того убийцы — нет. А у тебя?
Корнелиус задумался и расслабился. Лунный свет продолжал отделять его от чудовища. Да и нападать оно не собиралось. Вроде как.
— Была, — наконец произнёс он. — Но она давно мертва.
— Как так?
— Её убили очень давно. Я тогда был ребёнком.
— Нехорошо, — стал причитать Бугимен.
Тишина. Нойман уже и успел забыть, что сидит напротив монстра, который только что убил его товарищей. Его впервые за столько времени стали одолевать сомнения.
Бука удивлённо посмотрел на человека.
— Считай, что это твой «зов совести», а я его воплощение.
— Как?..
— Не спрашивай — не отвечу. Но как совесть, скажу: ты всё сделал правильно.
Наступила кромешная темнота. Корнелиус не успел среагировать и был убит своей «Совестью»…