Ни ты, ни я не любим большие компании, но зачем-то появляемся на каждой из университетских вечеринок.
И зачем-то в одно и то же время встречаем друг друга на балконе коттеджа…
— Я, вроде как, тебе нравлюсь?
Играя в невинную искусительницу, я выгляжу фриковато.
Хорошо, что ты тоже не лучше.
— Заткнись, — говоришь холодно, властно, думаешь, что убедительно. И еще глядишь так с презрением. Но я чуть оскаливаюсь, притворившись дурочкой, и сжимаю мягкие черные волосы на затылке.
Дергаю, — и твоя башка запрокидывается назад.
— Ты как с девочкой разговариваешь, мудила? — кривляюсь, пока ты пытаешься отцепить мои руки. И ехидно протягиваю: — С девочкой, на которую дрочишь.
Казалось, это — удар ниже пояса, но твоя рожа по-прежнему равнодушная. А я, не придумав другую «ядовитую» шутку, тихо смотрю на слабые попытки: твои — освободиться, мои — привлечь внимание.
— Заткнись, — повторяешься ты и разнообразия ради добавляешь: — Ты не девочка, ты фрик.
Я понимаю ход твоих мыслей и согласилась бы с тобой, если б ты сам в это верил.
Твои длинные, костлявые пальцы все настойчивее хватают мои, мелкие и покоцанные, перекручивая и выламывая. По твоей морде кажется, что моя — просит кирпича, но ты не посмеешь тронуть хоть что-то, кроме пальцев.
Ведь ты знаешь, что я как раз таки девочка.
А я знаю, что ты это знаешь, и нагло пользуюсь.
В один момент ты оказываешься проворнее, и тебе удается вырваться. Или, может, я сама тебе позволяю?
Ты зачем-то с мгновение глядишь на меня, а потом разворачиваешься.
— Стой. — Я хватаю тебя за плечо. Ты оборачиваешься. Взгляд — то же презрение.
— Но ведь я тебе нравлюсь, да?
Ты вздыхаешь, снисходительно так. Вроде собираешься выдать что-то менее фриковатое, чем я.
Но почему-то повторяешь:
— Заткнись.
А следом:
— Отстань от меня.
И выглядишь ничуть не лучше.
Ты никогда не ответишь: «Нет», — потому что боишься, что я перестану играть в невинную искусительницу. И уж точно не скажешь: «Да», — ведь тогда ты перестанешь играть в неприступного сноба.
Но играем мы, мягко говоря, хреново, превращая нашу влюбленность в театр фриков.
И если честно, я не жду другого.
Потому что, когда прокручиваю то самое:
— Я тебе нравлюсь?
— Да.
Я плююсь.
Ведь «Да» — признание того, что ты устал сопротивляться и просто сдался, а значит, лузер.
Меня не заводят лузеры — меня заводят неприступные снобы.
Как настоящий ты.
Тогда я вспоминаю, что мы оба — на вечеринке, оба — на балконе. И наконец вспоминаю, зачем.
Я даю тебе уйти, сама возвращаюсь в коттедж. Сажусь за стол и начинаю тупо заливать в себя шампанское. И, конечно, встречаю тебя, тупо делающего то же самое.
Я поднимаю на тебя глаза, типа пьяная, и сказанное взглядом «я тебе нравлюсь» уже утверждение.
Для нас обоих.
Ты, типа пьяный, так же молча говоришь: «Заткнись», — скорее потому, что так должен сказать.
Я снова дергаю тебя за мягкие черные волосы, вскакиваю со стула, иду, вынуждая тебя последовать за мной. А ты идешь и выламываешь мои маленькие, но цепкие пальцы.
Хорошо, что, типа пьяные, мы всегда находим свободную спальню.
Я защелкиваю дверь и разжимаю кулак.
С губ срывается:
— Я тебе…
Но ты затыкаешь меня настойчивым поцелуем. Потом еще и еще. Губы у тебя горячие, со сладким привкусом слабого алкоголя, мои — наверно, такие же.
Давно заведенная, я чувствую твердый такой стояк. У тебя всегда железно стоит, — и это дикий кайф для моего самолюбия.
Все идет совершенно тупо: мы тупо раздеваемся и ты тупо трахаешь меня, едва натянув кондом. Изыски вроде прелюдий — не наш формат, как и всякие вычурные позы.
Да и зачем выдумывать что-то? Ведь прошло много месяцев, но я все так же завожусь от тебя с пол оборота, а твой стояк едва ли тверже принципов, мешающих нам трахаться, как нормальные люди.
И вот эти вот принципы поддерживают огонь, жизненно необходимый нашим чувствам. Делают возможной ту неугасающую страсть, к которой стремятся все влюбленные пары.
Но они никогда ее не достигнут, только потому, что они — нормальные…
Ни ты, ни я не любим большие компании. Все только успели войти в ритм тусовочных удовольствий, а нам здесь уже конкретно осточертело.
Мы решаем свалить и вызываем каждый свое такси. Неторопливо выходим из спальни каждый в свою сторону.
Перед тем, как повернуться, ты провожаешь меня презрительным взглядом.
— До встречи, — прощаюсь в ответ и фриковато оскаливаюсь: — Я же нравлюсь тебе, да?
— Да, — равнодушно бросаешь ты, делая паузу, — встречи.
И удаляясь друг от друга, мы разгораемся с новой силой, ведь точно знаем: встреча зачем-то будет.