Николаю казалось, что еще никогда часы на стене не тикали так мерзко, как сейчас. "Тик-так, тик-так, уже час двадцать, тик-так, а ты лежишь и как дурак в потолок пялишься, тик-так," будто бы говорили они, и Ставрогин понемногу начинал злиться. Спать они с Верховенским легли почти час назад, и тот давно посапывал на противоположной стороне кровати.
По потолку беззвучно поплыли разводы от фар проезжающего автомобиля, чудом сумевшие пробраться в щель между закрытыми шторами. Николай проводил светящийся узор взглядом. Сон все еще не шел, даже не полз. И, видимо, не собирался.
"Может, окно открыть?" подумал Ставрогин; иногда духота действительно мешала ему заснуть. Сейчас точно был не тот случай, однако признаваться себе в этом он пока не собирался. Все нормально, таблетки помогают, уже гораздо лучше, правда, спасибо. По сравнению с тем, что было раньше, дела шли действительно хорошо: оформленных видений и ощущений постоянного чужого присутствия не было уже довольно давно, резкие перепады настроения немного сгладились, сбитые о стену костяшки зажили. Живи да радуйся. Однако сейчас ему было совсем не радостно, очень даже наоборот. Ему было мерзко, тревожно и как-то липко. Будто по венам у него вместо крови вдруг начала течь густая нефть, и дышать становилось все сложнее. Он почти физически чувствовал, как мазутная жидкость пузырится в груди, оставляя грязные разводы и пятна на легочных стенках. Еще и мысли всякие, порой подозрительно похожие на тихий голос в голове...
Ты никогда, никогда из этого не выберешься, тебе никогда не станет лучше, да и заслужил ли ты, чтобы тебе становилось лучше, а?
Николай сжал зубы. Это ерунда, все пройдет, это же неправда, конечно, неправда. По углам комнаты тени будто стали гуще, да и потолок, казалось, внезапно опустился как минимум на метр. Твою ж мать. Мелькнула малодушная мысль разбудить Петю, но Ставрогин усилием воли прогнал ее.
Не смей, ты и так достаточно портишь ему жизнь. Любой другой бы бросил давно, а этот все терпит, терпит, как думаешь, скоро ему надоест?
Петя вздохнул во сне и повернулся на бок, подгребая к себе одеяло.
Ты - да ты посмотри на себя, неужели ты думаешь, что заслуживаешь его заботы? Как думаешь, сможешь хоть когда-нибудь за нее расплатиться?
Николай зажмурился. Очень хотелось заткнуть уши, но он понимал, что это будет бесполезно. Надо просто заснуть, во сне тихо (кошмары теперь снились нечасто), во сне нет мыслей, во сне не надо думать о дыхании...
И было бы здорово никогда больше не проснуться. Вот это было бы хорошим вариантом для тебя, конечно. Единственно верным исходом, ты ведь сам это понимаешь.
Ставрогин резко сел на кровати, слепо глядя широко открытыми глазами в темноту. Сжал одеяло до боли в пальцах, вдохнул, выдохнул, повторил эту нехитрую процедуру. Так не пойдет. Надо бы все-таки открыть окно и не закрывать шторы, а то из сгустка темноты в дальнем углу уже начинал чувствоваться чей-то пронзительный взгляд. Николай аккуратно встал с кровати, стараясь не издать ни звука. Прокрался босыми ногами до окна и с облегчением раздвинул тяжелые занавески. В комнате стало ощутимо светлее, глаза быстро адаптировались: белесые фонари во дворе горели довольно ярко, просвечивая сквозь уже начавшую желтеть листву. Он открыл форточку и рвано вдохнул свежий ночной воздух. Прислонился лбом к прохладному стеклу. Стало чуть спокойнее, тени по углам потускнели и притихли.
Вернувшись в кровать, Ставрогин повернулся на бок, лицом к Пете, и предпринял попытку забрать свою законную половину одеяла, которую Верховенский всегда норовил заграбастать себе. И тут его рука коснулась чего-то явно чужеродного, напоминающего ком очень мягкого пуха или шерсти.
Николай дернулся прочь, отодвигаясь максимально близко к краю кровати. Только пришедшее спокойствие тут же ушло, сердце застучало как сумасшедшее. Кота у них не было. Первым чувством, пришедшим после удивления, была злость, смешанная со страхом. Опять галлюцинация? Раньше они хотя бы были неосязаемыми, и то хлеб! Верно говорят, пока имеем - не храним... Тьфу. Николай не двигался, нечто под одеялом тоже. В полной тишине прошли минуты три, за которые Ставрогин пытался успокоиться и придумать хоть какое-нибудь логичное объяснение. Объяснение в голову не приходило, зато снова пришла мысль о том, что можно было бы разбудить Верховенского. Нет, нет и еще раз нет, со своими галлюцинациями он будет разбираться сам, точка. Неизвестно ведь, как долго он пролежал с этим рядом, если бы оно чего-то хотело, оно бы сто раз успело это сделать, так? Да, звучит вполне разумно. Хотя, может, оно выжидало, пока он уснет? От этой мысли Николая прошиб холодный пот. Рациональная часть его сознания говорила, что он ведет себя как ребенок или как параноик, а то и все вместе. Нерациональная же кусала свою метафизическую руку, чтобы не закричать, и требовала принять какие-нибудь меры, причем срочно. Самым разумным решением было бы просто откинуть одеяло и посмотреть, но Петя как обычно устроил себе такое гнездышко, что одернуть одеяло, не разбудив его, становилось невозможным. Продолжать щупать вслепую Николай по-детски боялся. Часы тикали, тени злорадно наблюдали за его метаниями из углов, уже не такие четкие, но все еще гадкие и вполне ощутимые. Сердце не успокаивалось. Надо было что-то делать, и он решился.
- Петь, - позвал он почти на грани слышимости. Ноль реакции. - Петь, проснись, а. - Уже громче.
Тот завозился и сильнее зарылся в одеяло.
- Петр Степанович, мать вашу, извольте пробудиться, - уже довольно громко прошипел Ставрогин, размышляя, чем бы таким можно будет его ткнуть, если окрики не сработают. Но это помогло: Петя вздрогнул и сонно заморгал.
- Ты чего это?
Николай немного смешался, пытаясь подобрать слова, звучащие наиболее адекватно, но в конце концов плюнул и сказал как есть:
- У нас что-то непонятное под одеялом, надо бы посмотреть.
Петя завис. Казалось, было слышно, как со скрипом вращаются шестеренки в его еще не до конца проснувшейся голове. Наконец он выдал:
- Это что, подкат такой?
Николай закатил глаза.
- Нет, я серьезно. Там что-то... Мягкое. И небольшое. Он не двигается, по крайней мере пока, я до него случайно дотронулся... Не смотри на меня так!
На лице Верховенского даже в полутьме крупными буквами читалось что-то среднее между "если это все-таки подкат, то самый отвратительный в мире" и "ну приплыли, у него опять глюки". Ставрогин вздохнул и раздраженно дернул бровью.
- Просто выгреби из-под себя одеяло, надо с этим что-то делать.
Судя по быстро сменявшим друг друга выражениям петиного лица (от неверия до волнения через желание нервно рассмеяться), он готов был предложить еще около сотни вариантов, один из которых явно был позвонить 03, но вместо этого по возможности аккуратно начал выпутываться из своего одеяльного кокона.
Ну еще бы, - снова начал ехидничать голос, - с психами ведь рекомендуется во всем соглашаться. Сейчас он возьмет одеяло и свяжет тебя им, а потом сдаст в ближайшую психушку, как следовало бы сделать уже давно, не самому же с тобой возиться.
Ставрогин сжал кулак, впиваясь короткими ногтями в ладонь и стараясь ничуть не измениться в лице.
До чего же ты жалок, смотреть тошно.
Петя тем временем более-менее проснулся и, начав соображать, выпутался из одеяла и включил стоящую на своей тумбочке лампу. Лампа светила довольно тускло, но видимость тут же стала получше.
- Надо было сразу так сделать, - прокомментировал он. - Так ты думаешь, что под одеялом что-то есть?
- Да.
- Ладно. Сейчас просто откинем его и посмотрим, чего зря болтать, верно?
Ставрогину захотелось ядовито подметить, что он говорил об этом с самого начала, но ситуация не располагала к сарказму, поэтому он просто ухватился за свой край одеяла и кивнул. Петя со своей стороны сделал то же самое.
- Ну что, насчет три? - поинтересовался он и, дождавшись еще одного кивка, начал обратный отсчет: - Три, два, один... Давай!
Они синхронно откинули одеяло куда-то к ногам, и... И там действительно что-то было. Небольшой меховой комочек серого цвета с шестью пухлыми лапами и длинными усиками сидел ровнехонько посередине кровати и смотрел на Ставрогина своими огромными черными глазищами. Ставрогин смотрел в ответ, параллельно пытаясь определить, с какого именно момента его жизнь превратилась в такой сюр и что теперь со всем этим делать.
Верховенский со своей стороны ойкнул, закрыл лицо руками и мелко затрясся, издавая полузадушенные звуки.
- То есть ты тоже его видишь, - утвердительно сказал Николай, стараясь не совершать резких движений. Существо тоже не двигалось.
- Коль... - всхлипнул Петя и отнял руки от лица. - Прости, надо же, я такой дурак! Но и ты хорош, так меня напугал!
Ставрогин отстраненно подумал, что мультфильм "Простоквашино", видимо, всем врет. С ума не только поодиночке сходят, совместное помешательство, оказывается, тоже бывает. Он поднял взгляд на Верховенского и наткнулся на широченную улыбку. Петя ржал.
- А я думал, куда я ее дел... Это сюрприз!
Ставрогин вдруг понял, что он очень, очень устал.
- Кого и куда дел, Петь?
Тот потянулся вперед, схватил существо - Николаю стоило больших усилий не вздрогнуть на этом моменте - и поднес к лампе.
- Ее! Это моль, и она будет жить с нами. Имя можешь выбрать сам, твой же подарок, все-таки. Я ее хотел сегодня отдать, но, видимо, положил на кровать ненадолго, потом забыл... А она тут потерялась, шалунишка. Говорил мне папенька, заправляй постель с утра!
В свете лампы "существо" действительно оказалось большой и пушистой плюшевой молью. С очаровательными крылышками.
- Верховенский, ты просто... - слов у Николая не находилось, но Петя все равно не дал договорить, сунув злосчастную игрушку прямо ему под нос.
- Ну прелесть же, ты посмотри! Я как увидел, веришь, нет, сразу о тебе подумал!
Внутри у него будто наконец что-то разжалось; страх отступил, сердце перестало стучать как сумасшедшее. Ставрогин аккуратно взял моль за пушистые бока. Мягенькая. Петя подвинулся ближе и накрыл его ладони своими, чуть виновато заглядывая в глаза, не переставая, впрочем, улыбаться.
- Сильно мы тебя напугали, а?
- Вовсе нет, - небрежно соврал Николай. - Не сильно.
Он аккуратно высвободился из петиных пальцев и поднес игрушку к его лицу. Усмехнулся, придирчиво осмотрел сначала одного, потом другую.
- Обо мне, говоришь, подумал? А по-моему, это вылитый ты. Такие же большие и кристально честные глаза.
Пока Верховенский раздумывал, шутка это, комплимент или тонкое оскорбление, Николай заключил:
- Будет Петрушей.
И ласково погладил новоиспеченного Петрушу по пушистой голове между фетровых рожек-усиков. Лампа все еще светила из рук вон плохо, но он готов был поклясться, что щеки Верховенского немного покраснели.
- Польщен, польщен, - хмыкнул Петя. - А что ты дальше будешь с ним делать?
Ставрогин задумался.
- Может, на полку завтра положу, пусть интерьер украшает. А пока пусть полежит с нами.
- Какой ты все-таки ненасытный. Одного Петруши тебе в постели уже мало, да? - лукаво спросил Петя, зевнул и потянулся выключить лампу. Ставрогин усмехнулся и легонько щелкнул его по плечу.
- Посмотрим, посмотрим. Зависит от того, как стараться будешь.
Он потянулся и снова накрыл их с Верховенским одеялом. Стало ощутимо легче. Даже во вновь наступившей темноте тени не спешили выползать из углов, и часы тикали не так уж и злорадно, вполне можно потерпеть. Голос попытался что-то вякнуть насчет колиных умственных способностей и страха перед плюшевыми игрушками, но на этот раз Ставрогин усилием воли смог заткнуть его метафизический рот. Потолок вернулся на место, воздух перестал быть таким плотным. Глядишь, так и заснуть получится. Николай положил плюшевого Петрушу между собой и Петрушей настоящим, и последний тут же начал с энтузиазмом забрасывать на него свои конечности. Николай придвинулся ближе и обнял его в ответ. Стало тепло и почти совсем спокойно. Он не удержался и ткнулся губами в Петин лоб.
- Коль... - тихо позвал Верховенский. - Все хорошо? Шутки шутками, но не только же из-за моли этой ты проснулся. Или все-таки из-за нее?
- Да я вообще не засыпал, - признался Ставрогин и хотел было закончить этот разговор, но кожей почувствовал угрожающий петин взгляд и по возможности безразлично объяснил: - Хреново было.
Петя обеспокоенно сдвинул брови, обнял его крепче и коротко поцеловал в уголок губ.
- Но сейчас лучше, - поспешил продолжить Николай, пока тот не начал расспросы. - Правда. Давай, спи.
Верховенский вздохнул. Предположительно, это расшифровывалось как "тебе, подлец, очень повезло, что сейчас я правда хочу спать, иначе бы я так докопался, что тебе потом полгода обратно закапываться бы пришлось". Он устроил голову у Ставрогина на плече и закрыл глаза.
Плюшевая моль слегка щекотала тому бок, Петя грел. Голос в голове окончательно заткнулся.