Метаморфоза

Одним прекрасным мартовским днем Олег Волков десяти лет от роду расширял свой кругозор. Делал он это с помощью нового друга, Сережи; они сидели на лавочке во дворе детского дома "Радуга" и болтали. Вернее, Олег болтал ногами, а Сережа болтал о последнем групповом походе в музей, где он на каким-то чудом скопленные деньги купил магнитик с "Весной" Боттичелли. Он держал приобретение осторожно и трепетно, как величайшее сокровище. Глаза его сияли. Волков тогда в музей с ними не ходил, но чем больше слушал Сережу, тем сильнее об этом жалел.

- Три девушки в прозрачном, - говорил Сережа, - это грации, спутницы Венеры. А тут, левее, в красном - это Гермес, или Меркурий, если в римской традиции, нам экскурсоводка рассказывала. Так вот, он посланник богов. Видишь, облака хотят заплыть в сад, но он своим жезлом не дает им этого сделать, и все могут дальше веселиться.

- Здорово, - выдохнул Олег. Иметь палку, разгоняющую тучи, было бы действительно классно. Гуляешь когда хочешь, и никакой дождь тебе не помеха. В дождь всегда было тоскливо: досуг ограничивался комнатой отдыха, где кудрявый мальчик Давид частенько мучал гитару (а заодно и уши всех собравшихся) тщетными попытками на ней сыграть. Еще были спальни, но от окон там тянуло сыростью, а близко стоящие друг к другу кровати мешали свободному передвижению.

- А младенец с луком и стрелами, - тем временем мечтательно продолжал Сережа, - это Амур, еще один спутник Венеры. Его стрелы символизируют поражающую силу любви, а глаза завязаны, потому что любовь бывает слепа.

Олег вгляделся внимательнее. Магнитик был небольшим, и всех мелких деталей было не разглядеть.

- А это что за синий летающий мужик? - спросил Олег. Сережа нахмурился.

- Сам ты синий мужик! А это Зефир, западный ветер. Он схватил нимфу Хлориду, потому что был в нее влюблен. Она потом вышла за него замуж и стала Флорой, богиней цветов. - Он аккуратно показал на девушку в легком цветастом платье.

- Подожди, - Олег задумчиво потер лоб. - Так тут же две женщины, а ты говоришь, что одна.

Сережа многозначительно поднял палец вверх и изрек, хитро улыбаясь:

- А это метаморфоза!

Однако Волкова было так просто не взять. Его иногда запутывали заумные слова, которыми Сережа сыпал к месту и не очень, но он терпеливо просил рассказать их значения и все запоминал. "Метаморфозу", например, он выучил еще недели две назад.

- То есть здесь художник изобразил превращение Хлориды в богиню, так? Поэтому у нее изо рта начинает расти цветок?

Сережа кивнул. В его глазах засветилось искреннее уважение. Олег гордо задрал подбородок и хмыкнул, мол, знай наших. Все-таки с Сережей было очень интересно. И фамилия была ему под стать, как нарочно подобранная - Разумовский. Людям с такой фамилией просто грех было не просиживать штаны в библиотеках, чем он частенько и занимался. Вычитывал во всяких энциклопедиях умные слова и еще кучу интересностей. Самому Олегу больше нравилось читать про приключения и пиратов, но Сережины рассказы он всегда внимательно слушал. А в пиратов можно будет потом с ним же и поиграть.

Прохладный ветерок шуршал тополями и ерошил рыжие волосы друга, отчего тот постоянно заправлял их за ухо.

- Я магнит под подушку положу. Или даже лучше в наволочку, чтоб не забрали. Ты не говори никому, ладно?

Олег сделал страшные глаза, мол, да как ты мог подумать, что я о твоих секретах трепаться буду. Сережа благодарно кивнул и хотел еще что-то сказать, но был прерван чьим-то громким "Эй ты, патлатый!". Он быстро сунул драгоценный магнитик в задний карман штанов и только потом обернулся. Олег тоже повернул голову на голос.

Приближавшихся к лавочке было трое. Они были из старшей группы, Олег раньше видел их мельком, но слухи об этой компашке шли нехорошие. Точно он знал только, что главаря, самого крупного, звали Вадиком, и был он здесь чуть ли не дольше всех. Волков напрягся, инстинктивно крепче цепляясь за лавочку. На площадке кроме Олега с Сережей никого не было: наверное, они, заболтавшись, пропустили время обеда. Троица подошла ближе.

- Дружка себе, я смотрю, завел? - протянул Вадик, сверля Разумовского тяжелым взглядом.

Они встали в ряд перед лавочкой, будто отрезая пути к отступлению. Джинсы на коленке одного из пришедших были порваны. Он скрестил руки на груди и издевательски протянул, вторя Вадику:

- Этот хлюпик достаточно интеллектуальная для вас компания, а, господин Сергей? А то мы, сброд какой-то, вам в друзья не годимся?

Олег покосился на Сережу. Если у Разумовского и была какая-то давняя история с этими ребятами, он об этом не знал.

- Олег не хлюпик, - нахмурившись и поджав губы, сказал Сережа. - И друг он уж точно получше вас.

Волков был бы рад подольше насладиться разлившимся в груди теплом, - Сережа тоже считал его хорошим другом! - но он заметил, как Вадик сжал кулаки и подался вперед. Неужели придется драться?

- Посмотрите, какие мы дерзкие стали, - сказал он. - Давно головой унитаз не мыл? Пора бы, мне кажется. А то кто, если не мы, о чистоте позаботится, а?

Двое других гадко заржали. Разумовский едва заметно вздрогнул и сжал побледневшие губы сильнее. Олег не выдержал:

- Перестаньте! Мы ничего вам не сделали, идите отсюда!

- А это, хлюпик, не твоя война, - цыкнул Вадик.

Третий, самый молчаливый, усмехнулся и показал Олегу кулак с едва зажившими костяшками.

Олегу, конечно, и раньше случалось драться: одноклассники порой нарывались. Но, во-первых, случалось это довольно редко, а во-вторых, недолго: в коридоре всегда дежурили учительницы, готовые разнять дерущихся. В общем, возможности отточить навыки у него не было. Зато прямо сейчас появлялась возможность получить по башке: троица явно была закалена в боях, а во дворе по-прежнему было пусто. Сережа сидел, опустив голову и сжав руки в кулаки на коленях. Он был ниже и субтильнее Олега. По олеговой спине пробежал табун холодных мурашек. Если с худым мальчиком в порванных джинсах он еще, возможно, мог справиться, то против Вадика у него не было ни шанса: тот выглядел так, будто может переломить Сережу, да и самого Волкова, об колено.

Олег судорожно продумывал план действий: может, удастся договориться? Волков осознавал, что цепляется за соломинку: лица пришедших к диалогу совсем не располагали. Но должен же быть наименее кровопролитный выход!

Вдруг Сережа, не поднимая головы, встал с лавочки и подошел к ним ближе. Рыжие волосы закрывали лицо.

- Война, значит? - тихо спросил он. - Может, все-таки обойдемся без драки?

Троица опять захохотала. Владик усмехнулся:

- Что-то это не очень тянет на просьбу, а, Разумовский? Даже без "пожалуйста", фу, как невежливо. Хочешь опуститься до нашего быдло-уровня?

- Да что мы тут разговоры разговариваем, - подал голос "порванные джинсы". - Мочить его надо, да и все.

Олег вскочил. Сердце билось быстро-быстро. Может, если напасть первыми, у них будет хотя бы элемент неожиданности? Если оттолкнуть Сережу в сторону, - и зачем только подошел так близко? - можно будет ударить Вадика ногой в живот, чтобы все отвлеклись, а потом, например, схватить Разумовского и хотя бы попробовать убежать.

Троица предвкушающе и кровожадно заулыбалась. Олег сжал кулаки и хотел было рвануться вперед, но тут Разумовский зачем-то подошел еще ближе. Он что, нарывается, что ли? И без того плохонький план Олега трещал по швам.

- Драться так драться, - сказал Сережа будто самому себе. Голос звучал глухо.

И тут он ударил первым.

Уже многие годы спустя, перебирая воспоминания, Олег понял, что тогда он впервые познакомился с этим. Он не знал, что это было, и не мог объяснить случившуюся в друге перемену, но тот, кто метил Вадику в коленную чашечку и разбивал ему подбородок головой, был точно не Сережей, пять минут назад рассказывавшем Олегу про трех танцующих граций. Зато элемент неожиданности удался на славу. Вадик согнулся пополам. Оставшиеся двое остолбенели: видимо, раньше Сережа таких трюков не исполнял и не давал им отпора.

Олег, конечно, тоже впал в ступор, но сумел сбросить с себя оцепенение раньше, чем Вадиковы прихлебатели, и поспешил другу на помощь. Первым он ударил мальчика с разбитыми костяшками: тот стоял ближе и, к тому же, давно раздражал своей гадкой ухмыляющейся рожей. Все уже успели сориентироваться и сцепились в одну перекатывающуюся кучу. Олег как мог работал кулаками и коленями, не забывая периодически оглядываться на Сережу и готовясь прийти на помощь: вдруг это было просто везение, и сейчас, когда Вадик более-менее оклемался, ему придется худо. Однако помощь Разумовскому совершенно не требовалась: он на удивление быстро уворачивался от ударов, бил в ответ, и его движения были резкими и четкими. За длинными волосами выражения лица Сережи почти не было видно, но Олегу на секунду показалось, что его голубые глаза сверкнули золотом. Возможно, мальчик с рваными джинсами слишком сильно приложил Волкова по голове.

***

Минут пятнадцать спустя они все большой недружной компанией сидели в медпункте, выслушивали уже привычные лекции о своем отвратительном поведении и кидали друг на друга злые взгляды. В это время Вадик прикладывал лед к наливавшемуся синяку на подбородке, "порванные джинсы" залепливал колено пластырем (его знатно поваляли по щебенке, и все штаны были в пыли и грязи, а уязвимо открытая коленка разодрана до крови). Третий мальчик, которого, как выяснилось, звали Пашей, промакивал перекисью царапины на руке. Олег сидел с ватными жгутиками в разбитом носу и прижимал к груди ушибленную руку. Меньше всех, как ни странно, пострадал Сережа: он отделался всего парой синяков и кровившей губой, которую, скорее всего, сам и прикусил, атакуя Вадика головой. Но выглядел он неважно, как-то пришибленно, и снова прятался от мира за своей волосяной завесой.

Они все дали показания воспитательнице, которая прибежала их разнимать, заметив потасовку из окна, и начали мрачно расходиться по своим спальням.

- Сереж, - мягко (и слегка гнусаво из-за ваты в носу) позвал друга Олег, пока они шли по коридору, - ты в порядке?

Тот дернул головой, будто отгоняя вопрос, и сказал:

- Не надо было тебе в драку лезть.

- Ну ты дурак совсем? - возмутился Волков. - Как бы я тебя одного оставил!

Сережа наконец обернулся. Выглядел он все еще потерянно, но смотрел теперь скорее удивленно, а не так, как тогда, пусто и будто неосознанно. Небесно-голубыми глазами смотрел. Ну еще бы, в мыслях сердито оборвал сам себя Олег, какими же еще. Его другу сейчас нужна была помощь, а он о каких-то небылицах думал: мало ли, что в пылу драки покажется. Волкову не всегда удавалось найти нужные слова, поэтому он подошел ближе и осторожно положил ладонь на плечо в знак поддержки. Сережины плечи были будто деревянными, но под его рукой постепенно расслаблялись, и Олег решил еще так постоять. Он ободряюще улыбнулся:

- Ну ты даешь, конечно. Не подумал бы, что ты так здорово дерешься!

Разумовский открыл было рот, собираясь что-то сказать, но передумал и снова его закрыл, только медленно кивнул головой. Олег изменил тактику, вспомнив кое о чем:

- Слушай, а как там магнит?

Сережа, спохватившись, отпрянул и быстро полез в карман. Магнит чудом остался цел, разве что запылился слегка. Друг выдохнул с облегчением и начал аккуратно протирать свое сокровище рукавом.

- С ним все в порядке! Черт, вот тут царапина… Ничего, она маленькая. Если не знать, куда смотреть, и не увидишь.

- Хорошо, что все хорошо, - глубокомысленно изрек Олег. - Пойдем спрячем?

Сережа угукнул и втянул руку с зажатым магнитом глубже в рукав свитера, чтоб уж точно ничего не случилось. Они дошли до почти пустой спальни, и Разумовский, воровато оглядываясь, спрятал "Весну" в наволочку. Олег сказал:

- Теперь тебе будут сниться очень красивые сны.

Ветки растущего под окном дерева ласково тыкались в полуоткрытое окно набухающими почками. Сережа снова улыбался.

***

Впоследствии Олег видел это еще несколько раз. В основном его друг - лучший друг к тому времени - преображался в моменты драк или словесных дуэлей и с воспитанниками, и с воспитателями. А еще он стал больше рисовать: теперь его альбомы полнились рисунками птиц, а поля тетрадей обрастали черными перьями. Олег чувствовал неясную тревогу, но потом убедил себя, что это все пустое - Разумовский всегда любил рисовать, и здорово же, если он нашел наконец свою творческую нишу.

К пятнадцати годам к Сереже не смел цепляться никто. А драться с ним перестали и того раньше - поняли, что себе дороже. Олег не оставался в стороне и успел отточить боевые навыки до уровня если и не продвинутых, то очень и очень хороших. Он всегда быстро учился.

А потом это пропало, когда пропала необходимость постоянно держать оборону. Сережа был просто Сережей, с его выразительной мимикой, чистыми голубыми глазами, любовью к искусству и отчаянной целеустремленностью, которая помогла ему поступить в питерский институт, как он и хотел. А Олег по старой привычке пошел за ним.

Потом был первый курс, решение жить своей жизнью, горьковатое на вкус расставание, армия, диверсии, антитеррористические операции и война, война, война. Некоторые детские воспоминания повыцвели и стерлись.

Когда ему все же случалось думать о старых, но не очень добрых детдомовских временах, он списывал тогдашние мысли о сережиных метаморфозах на детскую впечатлительность. Удивился, что хрупкий-тонкий-звонкий Разумовский умел так классно драться, вот и напридумывал себе всякого, еще и беспокоился зря. Чего только ни взбредет в детскую голову с хорошим воображением. Это вызывало разве что легкую ностальгическую улыбку.

Теперь же, сидя в частном самолете (он всегда верил, что Разумовский многого добьется!) Олег вспоминал тот мартовский день, сережин фиолетовый свитер, магнитик из музея и свою первую детдомовскую драку. Вспоминал, чувствовал тревожное узнавание и жалел, что недостаточно прислушивался к себе. Тогда, возможно, удалось бы еще что-то исправить.

Сережа - Сережа ли?.. - смотрел на него цепким взглядом цвета расплавленного золота.