Сбитое дыхание, расширенные зрачки и округлённые глаза. Тору усмехнулся, игнорируя собственные покрасневшие щёки, и сделал ещё один шаг вперёд, наблюдая за перекатом кадыка, сжавшими простыни пальцами.
Прекрасно.
Люди такие смешные, чувствительные, эмоциональные.
Простыни треснули, и Итэр инстинктивно, едва ли осознанно отодвинулся к стенке кровати, отполз куда подальше, чтобы попытаться скинуть с глаз этот морок, чтобы оторваться от островатых коленок, мягких, крепких, но безумно привлекательных бёдер...
Голыми лопатками упираться в холодную деревянную спинку непривычно и странно до мурашек по телу. От середины спины прошли вверх, к шее и затылку, и вниз к пояснице и ниже. Руки словно онемели, ноги замерли в едва ли прилично раздвинутом положении. Дыхание перехватило, а морок с глаз согнать так и не удалось. Осталось только подчиниться, сдаться в чужие руки и довериться.
Итэр сглотнул снова скопившуюся слюну и выдохнул, когда постель прогнулась под вторым человеком. Специально плохо завязанное ханьфу соскользнуло с фарфорового плеча, оголив бледную грудь. Если бы путешественник смог оторвать от неё взгляд и посмотреть чуть выше, то заметил бы самодовольную ухмылку и прищур потемневших глаз.
Стройные ноги в чулках, тонких, шёлковых, чёрных, с едва заметными бирюзовыми узорами привлекали взгляд. Итэр нередко в их совместные ночи засматривался на привлекательные бёдра, сжимал их и гладил, целовал, не скрывая своего восхищения, но сейчас...
Холодные пальцы коснулись подбородка. Тору вынудил смотреть себе прямо в глаза и улыбнулся довольнее, шире. В полутьме спальни глаза казались совсем чёрными, с небольшими ничего хорошего не предвещающими бликами. Итэр сильнее вжался в спинку кровати, но, конечно, отодвинуться дальше не смог.
– Сам купил мне эту похабщину, а теперь сбегаешь? – негромко, деланно недовольно спросил Тору, давя большим пальцем на челюсть, чтобы путешественник приоткрыл рот. Послушно, как и нужно.
Тору внимательно осмотрел Итэра, раскрасневшегося совсем не от смущения, с поплывшим взглядом, одной явной проблемой и послушно открытым ртом и довольно усмехнулся, поправляя полы совсем короткого ханьфу, едва ли что-то скрывавшего.
– И это великий путешественник, благочестивый, великодушный и невинный?
– Про мою невинность никто и никогда не говорил, – глухим шёпотом отозвался Итэр и снова опустил взгляд на чужую грудь.
Тору быстрым движением поднял его подборок выше, лишая возможности смотреть куда-то ниже его лица. Бессовестно дразня, играясь с возбуждением Итэра.
Тору хмыкнул чуть недовольно, но тут же снисходительно прищурился, за бёдра притягивая путешественника ближе к себе, до трения, до его падения головой на мягкие подушки. Пах к паху, и Странник провёл ладонью от голого живота вверх к груди, сжимая, чуть поглаживая и наслаждаясь послушанием. Небольшим и временным ступором.
– У тебя слишком странные вкусы. Перечитался лёгких романов этой лживой лисицы? – незаинтересованно (нет) спросил Тору и самыми кончиками пальцев провёл вниз, к кромке штанов. Таких лишних. Раздражающих.
– Но тебе ведь всё равно к лиц... – Итэр запнулся, вздрагивая с немым стоном от усилившегося трения.
Тору усмехнулся, удерживая его под коленями навесу, потираясь и из принципа не издавая ни единого звука. Наслаждаясь чужими вздохами, тихими, сдавленными стонами. Чувствуя чужую дрожь, смотря, как пальцы до очередного треска снимают простыни; как Итэр упрямится.
Упрямился.
Пока Тору не взял его за руку предельно нежно и не заставил сжать бедро в шёлковом чулке. Пока не позволил разорвать ткань и коснуться нежной кожи.
Самодовольную, совершенно бесстыдную улыбку Итэр сцеловал, позволяя разорвать свои штаны острыми потоками анемо.
Быстрым движением сорвал чужое ханьфу, закрыл наконец глаза, чтобы не смотреть на это соблазнительно-довольное лицо, и прижал ближе к себе, насколько это вообще возможно в их положении. Так, чтобы что-то внутри приятно сжалось от предельного контакта кожи к коже.
Чтобы Тору наконец прикусил губу и спустил его ноги со своих плеч, потираясь грудью о грудь. Сжал его бока до красноватых следов, куда более ласковыми, невесомыми движениями спускаясь вниз, к бёдрам.
Итэр тихо выдохнул и выгнулся от прикосновения к уже болезненно стоящему члену. Хорошо и мало. Слишком мало и вполне хорошо, что хочется продолжить, продлить такое правильное и выверенное прикосновение. Сцеловать тихое цоканье, чтобы Тору не отстранялся, не убирал руку, не прекращал уделять всё своё внимание ему, путешественнику.
Судорожный вздох, и Итэр опустил руку к бёдрам Странника, скрытым шёлковой тканью. Погладил, сжал, отодвинул ткань, подмечая совсем лёгкую дрожь Тору, и снова сжал, ласково и совсем легко. Так, как им двоим нравится. Так, что дрожь становится ощутимее, и губу Итэра всё-таки прикусывают предупреждающе.
Теперь пришла пора путешественника довольно ухмыляться в поцелуй и дразнить.
Тору недовольно хмыкнул и посмотрел в глаза. Сжал основание члена с лёгкой мстительностью и не отреагировал на тихий стон, взглядом показывая, что будет, если Итэр всё-таки не уймётся и не даст о себе позаботиться. Не даст заласкать себя как следует, как...
Итэр вздрогнул снова, стоило чужой руке всё-таки быстро пройтись по всему члену. Ещё. И ещё раз. И этого хватило, чтобы начать громко и загнанно дышать, цепляясь за фарфоровые плечи словно в лихорадке, под нежные поглаживания по бокам.
Чужое возбуждение чувствовалось слишком явно и слишком сильно. Не успел Итэр полностью отойти, как чужие тонкие и длинные пальцы начали медленно, бережно его растягивать. Словно он был самым хрупким созданием на свете, будто не было многих других ночей, тренировок, ласк. Тору продолжал оставаться предельно нежным при подготовке и хмуриться, ворча, стоило путешественнику толкнуться навстречу.
Тихий стон, очередной треск ткани, и ханьфу отлетело куда-то в сторону. Итэр обнял Тору за шею, прижал к себе, иступленно прижимаясь губами к виску. Теперь к тёплому, совсем приятному. Спустился поцелуями к уху, шёпотом успокаивая, чтобы Странник снова не медлил и не заставлял мучиться их обоих.
Просить дважды не пришлось.
Жарко. Итэр прогнулся сильнее, стараясь быть ещё ближе, стараясь прижаться всем телом, каждым миллиметром, чтобы Тору не отстранялся от него, продолжал тихо урчать на ухо, сжимать его бока и уже не слишком-то ласково двигаться внутри. Не то чтобы Итэр против.
Путешественник сделал глубокий вдох и всё-таки отстранился на пару мгновений, чтобы взглянуть в лицо Тору. Красное, совсем не такое самодовольно-заносчивое, как прежде. Посмотреть в прямо застеленные пеленой глаза, чтобы убедиться, что вся вредность и невыносимость Тору...
Итэр коротко и громко простонал, вздрагивая при быстром и сильном толчке.
– Ты слишком быстро расслабился, – со смешком сказал Тору и снова закинул ноги Итэра к себе на плечи.
Бахвалится.
Итэр толкнулся навстречу и потянулся за поцелуем. Никому больше не дано право узнать, как на самом деле важны Страннику ласка, как он (почти) зависим от этих поцелуев и прикосновений, и...
Второй конец Итэра был быстрее. Стоило услышать последний и совсем тихий стон Тору, как внутри всё приятно завязалось в тугой узел и сразу же раскрутилось с невероятно сильной волной наслаждения и слабости, приятной усталостью.
Путешественник тяжело дышал, приходя в себя, и не мог пошевелиться. Тору спустил его ноги с плеч и улёгся к нему на грудь, как довольный и отъевшийся сметаны кот. Даже издал звук, отдалённо похожий на мурчание, и Итэр слегка погладил его по узкой спине, усеянной мелкими трещинами.
– Нужно омыться.
– У меня анемо глаз бога, а не гидро.
– Тору.
– Завтра. Я... сам тебя помою, если сейчас ты останешься лежать.
Отказаться от такого щедрого предложения невозможно.