В полумраке небольшой комнаты на втором этаже элитного клуба стоял туман, созданный остатками сигаретного дыма, что словно впитывал в себя лучи прожекторов, долетавших в помещение с танцпола внизу. Тяжёлые биты современной музыки заставляли полы и стены слегка вибрировать.

      В зале было не протолкнуться. Молодёжь двигалась в танце, и чем энергичнее становилась музыка, тем развратнее выглядело это действо, напоминая оргии древних людей. Тела прижимались друг к другу, извиваясь и изгибаясь. Огромная масса людей сейчас казалась одним организмом. На танцполе кипела жизнь, чего нельзя было сказать об уже упомянутом нами кабинете, где сейчас всё казалось тихим и безжизненным.

      В помещении было пусто на первый взгляд. Но это было совсем не так. Повинуясь какому-то собственному ритму, прожектора то и дело освещали фигуру альфы, что сидел в глубоком кожаном кресле и крутил в руках гранёный бокал с виски. На столике рядом стояла почти пустая бутылка и пепельница, в которой тлел уже не первый окурок.

      Мужчина выглядел задумчиво. Его светлые волосы были в беспорядке, а пухлые губы сжаты. Если бы кто-нибудь в тот момент заглянул в его глаза, то отпрянул бы в ужасе от того, какими они казались пустыми. Чёрная бездна, в которой не было никаких чувств. Белки изъедены сеточкой красных капилляров, выдавая напряженное состояние человека, в то время как его взгляд выглядел немного отрешенно. Мужчина находился где-то глубоко в себе, даже не замечая движения у двери.

      Тёмный силуэт отделился от стены и бесшумно, словно призрак, направился к сидящему, что залпом допил виски и потянулся за пачкой сигарет. Красный луч прожектора скользнул по медленно передвигающейся стройной фигуре. Белая рубашка строгие чёрные брюки, закатанные по локоть рукава открывали вид на тонкие запястья и длинные пальцы, что перехватили зажженную сигарету и резко потушили.

      — Хватит на сегодня, — спокойный голос отразился от пустых стен. — Этим ты ничего не решишь.

      — Как ты меня нашёл? — хриплым голосом отозвалась тьма. Свет снова покинул это место, оставляя присутствующим право на тайну.

      — Это не так трудно. Я знаю тебя слишком давно, чтобы находить даже тогда, когда ты этого не хочешь.

      Послышался нервный смешок, потом бокал со звоном опустился на столешницу.

      — Ты всегда приходишь тогда, когда не звали?

      — Я прихожу тогда, когда нужен тебе. Ты сам не замечаешь того, что твои жесты и мимика выдают тебя с потрохами. Одного твоего взгляда хватило, чтобы я понял. И вот я здесь. Только не пытайся доказывать мне, что ты меня не ждал.

      Стройный омега опустился в соседнее кресло и вылил остатки виски в стоящий рядом стакан, тут же выпивая его до дна, слегка поморщившись.

      — Ты никогда не умел пить, — сказал альфа, наконец, поворачивая голову к пришедшему.

      — А для чего мне это? Замаливать грехи, предаваясь пьяному бреду? Нет уж увольте, меня всегда учили быть сильным, пытались вытравить из меня мою сущность. В семье, где столько лет проповедовали культ альф-победителей, маленькому омеге было тяжело, но как видишь, я смог выжить.

      — Прости, — сорвалось с губ светловолосого, а прожектор осветил печальное лицо и глаза, что сейчас переполняла боль.

      — К чему это сейчас? — пожал плечами омега. — Я уже давно отпустил прошлое.

      — Вот только оно не отпускает нас, — ответил альфа, зарываясь пальцами в волосы и склоняясь над своими коленями. — Оно мучает, ломает, втягивает в своё болото всё больше людей, а я… Я так устал, Сычен. Я только тебе могу в этом признаться, ведь ты столько лет был моей совестью. Все верят в меня, а я… Я снова вижу кошмары. Тот самый день, когда вы с папой ушли. Я слышу голос отца. Оскорбления, которые он бросал вам в след. Я вижу твои слёзы. Тогда я думал, что ты никогда не сможешь меня простить. Но если бы ты не вернулся в мою жизнь, я давно бы уже сдался. С каждым днём я чувствую, что всё больше становлюсь похож на отца, и проклинаю себя за это.

      — Знаешь, — хмыкнул Сычен. — Если бы тогда вместо Джехёна пришёл ты, я закрыл бы дверь перед твоим носом, но твой друг умеет убеждать. А потом моей жизни возникли Минхо, Тэён, Джемин. Назад хода уже не было. Возможно, всё сложилось бы по-другому, закрой я ту злосчастную дверь, но сейчас мы в одной лодке, а ты единственный близкий мне по крови человек. Я чувствую, когда тебе нужно моё присутствие. Неужели всё так плохо? Когда я увидел твои глаза, что провожали машину Джехёна, у меня всё внутри затряслось. Я бы не пришёл, но Тэён…

      — Ему ничего не грозит. Джэ не спустит с него глаз. Просто знаешь, я даже придумать не мог, что будет так… Когда был Кибом, было проще. Я даже и не думал о том, что он контролировал столько всего. Он был настоящим лидером, а я…

      — Юкхей! — Сычен взял брата за руку, альфа вздрогнул и перевёл взгляд на младшего. — Ты прекрасный лидер! Вспомни хотя бы о том, сколько жизней спас!

      — А сколько я разрушил? Напомнить?

      Лукас бросил взгляд на брата, что грустно улыбнулся. Да, многих пришлось потерять, но их борьба за справедливость не могла не обойтись без жертв. Дун тоже вспоминал тот день, когда они с папой покидали деревню. Ему едва исполнилось десять, он ещё не видел тонкой грани, в которой добро смешивается со злом образуют нематериальное пространство, именуемое общим благом.

      Отец с папой ругались очень громко, оскорбляли друг друга, обращая на себя внимание соседей. Уже позже Сычен понял, что это было сделано специально, чтобы до конца дать всем понять серьёзность своих намерений. Окружающие должны были поверить в то, что у них всё было плохо.

      Поверили все, даже их собственные дети. Они уходили с гордо поднятой головой, а потом Сычен стал случайным свидетелем того, как папа в слезах разговаривал по телефону с отцом, повторяя слова любви. В жизни всё было неправильно, но только когда папы не стало, обида завладела сознанием. Почему у Лукаса был отец, а он остался совсем один? Злые слова вспоминались вновь, ненависть закипала внутри, хотелось не иметь ничего общего с теми, кто лишил их дома. С теми, кто даже защищая, не смог уберечь.

      Когда Джехён появился на пороге, Сычен хлопнул дверью, оперся на стену и попытался не заплакать. Раны были слишком свежи, ведь ещё не прошло даже года после смерти папы. Джехён упорно ждал под дверью, и когда Дун открыл, Чон передал послание от отца, где тот просил прощения за всё, что произошло.

      Джехен всегда был подле отца, как и Лукас. Сычен ещё помнил, как добр был к нему Чон. Тогда он не стал ничего говорить, лишь сунул в руки альфы письмо, которое его папа не успел отправить любимому мужу.

      — Мне от вас ничего не нужно, — сказал он тогда. — Я справлюсь сам.

      Вот только смерть отца заставила айсберг тронуться, а новости о возрождении Сейсен испугаться. Сычен не хотел верить, что Лукас, Джехён и Кибом причастны к массовым смертям, причастны к обороту «Лекарства против страха». Омега много слышал об этом препарате от папы, тот часто ассистировал отцу в его экспериментах. Дун знал, что этот препарат абсолютное зло, и хоть он и был обижен на отца, брата и его друзей — злом он их не считал.

      Когда Чон снова появился на пороге, Сычен растерялся.

      — Я могу войти? — спросил старший, пробежавшись по омеге заинтересованным взглядом.

      Омега кожей чувствовал этот взгляд, в тот день все чувства были обострены. Альфа тоже чувствовал его, но порог не переступал.

      — Зачем ты пришел? Я, кажется, уже дал понять что не хочу иметь с вами ничего общего.

      — Но сказать проще чем сделать, — ответил Чон. — У нас есть одна общая тайна, и кто-то пытается воспользоваться ей против нас же.

      — Это меня не касается!

      — Имя твоих родителей снова на первых полосах газет! Их обвиняют в страшных вещах, забывая о том, что сами же подвели их к смерти несколько лет назад. Выжили со свету как паразитов, а теперь оскверняют их память!

      Чон бросил в Сычена газетой, где на первой полосе писали о возрождении Сейсен и строились теории об их целях и мотивах. Всплывали известные фамилии людей, что были давно мертвы. Авторы строили теории, кто из бывших боссов Сейсен обвёл весь мир вокруг пальца. Когда взгляд зацепился за имя папы, сердце застучало, а когда отца обвинили в финансировании новых террористов, коленки задрожали, и ноги перестали держать. Если бы не Джехён, что подхватил его на руки, он бы встретился с полом.

      — Для чего всё это? Сейсен давно похоронена вместе с её лидерами! Почему это началось снова?

      — Нам тоже хотелось бы это знать, — ответил Чон, укачивая омегу в сильных руках. — Мы хотели жить мирно, но кто-то явно объявил нам войну. Они убили Кибома, следующая их цель — Лукас. Ты хочешь потерять брата?

      Сычен покачал головой. Брата он любил, хоть и пытался строить между ними стену. Лукас никогда не делал Сычену ничего плохого. Омега ещё помнил, как брат защищал его во дворе от соседских мальчишек. «Кровь не вода» — как говорили старейшины, и Лукас был тем, о ком Дуну, как младшему брату, нужно было заботиться до тех пор, пока тот не встретит своего омегу, и наоборот, Юкхей — опора брата, пока на его пути не встретится сильный альфа.

      — Ты нужен нам, Винвин, — шепнул ему тогда Джехён. — Ты нужен Лукасу.

      С тех пор эти слова были первыми, что он повторял, проснувшись с утра.

      Вот и сегодня он абсолютно случайно заметил тень, что провожала Тэёна к министру. Юкхей выглядел, как загнанный зверь, в тот момент Сычен понял — брат был на пределе.

      Сжимая в своей руке ладони старшего, Дун думал о том, сколько времени он упустил, общаясь с Лукасом через Джехёна, но пришла пора всё менять. Война набирала обороты.

      — Знаешь, — прохрипел Лукас. — Недавно мне пришлось порыться в полицейский архивах. Очень много можно узнать, пока сторож спит сладким сном. Например, можно найти три идентичных дела, с разницей лишь в способе выбранным самоубийцей.

      Сычен вздрогнул на последних словах.

      — Ночь, рабочий кабинет, отсутствие свидетелей, и признаков насилия. Вот только в первом случае верёвка была, во втором перерезанные вены, а в третьем наркотики. И не просто наркотики, а именно «Лекарство против страха». Но самое интересное то, что в каждом из трёх дел лист медицинской экспертизы переписан рукой следователя с пометкой «копия».

      Сычен чувствовал, как начинает дрожать. Лукас говорил страшные вещи. Ведь если следовать его логике, то большинство семей бывших членов Сейсен просто истребили. Обезумевшие от горя омеги, что один за другим лезли в петлю не были случайностью? И папа… Сычен сглотнул.

      — Знаешь, несколько лет назад, в школе, что организовал Джехён я увидел мальчишку, совсем юного, что смотрел на Чона преданными глазами. Этот парнишка вызывал во мне кучу ненужных воспоминания о доме, о папе, о тебе… Он пах так уютно, что слёзы наворачивались на глаза, а я злился. Злился на себя за эту слабость. Я думал, что если вступил на тропу войны, у меня не должно быть чувств. Однажды я уже ошибся, поэтому не хотел снова чувствовать боль. Я пытался не замечать его, но эти большие глаза преследовали меня во сне. Чону слишком быстро привязывался к людям и слишком близко принимал все к сердцу. Его отец был казнён за связи с Сейсен, а папа… Папа покончил с собой после непродолжительной связи с ныне покойным господином Чхве.

      Лукас усмехнулся, а Сычен вспомнил, как несколько дней назад все каналы трезвонили о громком убийстве начальника полицейского управления.

      — Вы…

      — Чхве был только пешкой, я позволил Чону отомстить. Он мечтал об этом. А разве исполнять мечты омеги, не главная задача его альфы?

      — Ты позволил своему истинному испачкать руки в крови такого ничтожества, как Чхве?

      Сычен еще помнил, как этот скользкий тип несколько раз лично приходил в их дом, чтобы поговорить о столь волнующем общество деле террористов. Папа вежливо выпроваживал гостя, требуя официальной повестки, пока однажды его не нашли в собственном кабинете с истекающими кровью запястьями. Оказывать помощь было уже поздно.

      — Папа Чону покончил с собой через год после смерти нашего отца, — сказал Лукас. — Верёвка на шее и никаких следов борьбы. Он был последним, кто был связан со старшим поколением Сейсен.

      — Ты думаешь…

      — Я уверен, что ему помогли также, как и папе, как Минхо и многим другим, кто отказывался рассказывать тайны Сейсен. Одних казнили публично, других тайно. Но были и те, кто уходили сами.

      — Отец…

      — Отец спланировал свою смерть. Он решил, что после того, как уйдет, нам будет легче поймать тех, кто пытался поднять на поверхность тайны Сейсен. Он якобы согласился сотрудничать с полицией, подготовил лживые документы, приправив их парочкой настоящих. Но когда пришло время для встречи и дачи показаний, он…

      — Он попал в аварию, — тихо сказал Сычен.

      — Он погиб, унося с собой тайны Сейсен. Нам досталась лишь та малость, что он подложил к фальшивым документам. Даже мне полностью не известны все разработки ученых, что работали на организацию. Отец отбелил свое имя показушным сотрудничеством с полицией, оставляя после себя уважение и положение в обществе для меня. Всё это помогло в дальнейшем, но мы играли в игру на выживание. И я так заигрался, что не заметил, как тяжело было людям вокруг меня. В своей мании отомстить я упустил момент, когда нужен был тебе, друзьям, собственному сыну.

      Знаешь, я наврал ему. Рассказал историю об истинной паре, что фанатично боролась за Сейсен, придумал идеальную семью с печальным концом, потому что язык не повернулся сказать о том, что огромная любовь оставила после себя разбитое сердце и шрам под лопаткой в нескольких сантиметрах от того самого сердца. Я еще помню тот миг, когда нож вошёл в мою плоть. Я помню, как дрогнула рука друга, помню выстрел, а потом темнота, долгие месяцы реабилитации. Я любил его, а он…

      Сычен обнял брата, потому что знал, как тому было больно. Джехён однажды выпил лишнего и рассказал омеге о том, что у него растет племянник. Плод любви и предательства.

      — Дживан предал Лукаса, он был подослан Чхве. Он должен был проникнуть в наш дом любым способом и узнать все тайны. Он запудрил мозги подростку, прыгнул к нему в постель, привязав ребёнком. Малыш был лишь средством для достижения цели, а Лукас был ещё слишком юн и слишком влюблён. После того, как господин умер, Дживан потребовал отдать ему все документы. Он угрожал и альфе, и ребенку ножом. Лукас попытался спасти сына, но сам оказался жертвой. Омега очень уверенно вонзил в плоть своего мужа острый кинжал. Лукас упал без чувств.

      Знаешь, в своё время даже я искренне поверил в чувства того человека, но в тот момент, когда я увидел умирающего друга, я выстрелил в убегающего парня. Омега упал замертво. Ребёнок был напуган происходящим и громко плакал. Юкхей умирал, где-то вдалеке был слышен вой полицейских сирен, в деревне была паника, а я…. Я подкинул ребёнка в ближайший двор, и едва успел уехать с истекающим кровью другом до того, как началась облава, спровоцированная Дживаном. Найденного малыша власти забрали в детский дом, а Лукас два месяца пробыл в коме.

      Я не знал что делать, мне было плохо. Кибом говорил, что всё я сделал правильно, что Дживан заслужил, что Джисону под присмотром властей будет лучше. Вот только глаза омеги и малыша до сих пор снятся мне в кошмарах. Я видел, как зарождались их чувства. Я видел, как потух мой друг, очнувшись. Он не стремился забрать сына из приюта, говорил: «Что я ему могу дать?» Он только день ото дня приходил к приютскому двору и смотрел, пряча слёзы в рукавах. Мы с Кибомом видели его тоску, у Ли рос собственный сын, идея устроить Джисона в академию в тот момент показалось лучшим вариантом.

      Сычен помнил, как ещё долго смотрел на уставшего Чона и думал, как бы он поступил на его месте, но тут же приходил к выводу, если бы на кону стояла защита семьи, то он поступил бы также. Вот только сердце сжималось от того, что, как оказалось, их кровиночка, родной сыночек его непутевого брата испытал все прелести одинокого детства.

      — Знаешь, — прервал воспоминания Сычена Юкхей. — Мне так стыдно перед ним, когда он смотрит на меня с восхищением. Мне стыдно перед ними всеми: Джисоном, Джемином, Джено и Донхеком — потому что именно по моей вине у них не было нормального детства. По моей вине эта тварь Енмин ещё ходит по этому свету. Вот только мне не хочется его убивать. Это будет нечестно. Я хочу, чтобы он ощутил всю боль своих жертв на себе.

      Сычен был полностью согласен с братом. Если правосудие бессильно, месть — это единственно верное решение. Сейсен — это в первую очередь семья, а за семью принято рвать глотки.

      — Через месяц Енмин устраивает благотворительный приём на территории академии. Он хочет похвастаться перед всеми своими ручными полицейскими. Именно этот день я объявлю новым явлением Сейсен. Пусть этот урод заволнуется, когда его гостей немного потрепает.

      — Мы не должны использовать людей, что не имеют отношения к нашей войне. Нам не нужны лишние жертвы.

      — Война без жертв не война, брат, — сказал Лукас, но заметив осуждающий взгляд младшего, добавил. — Смертей не будет, обещаю, но сам понимаешь, чтобы запугать такую фигуру как Енмин нужны решительные действия.

      — Ты задумал что-то не очень хорошее, но почему-то тебе хочется верить.

      — Верь мне, — кивнул Лукас. — Однажды мы похороним Сейсен со всеми почестями, но сперва мы разоблачим и уничтожим тех, кто поставил её на колени.

      Лукас откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Сычен знал, что в такие моменты жизнь проносится перед глазами, как яркий кинофильм, заставляя заново переживать те чувства, мысли и воспоминания — это одно из самых тяжёлых орудий пыток. Там все ещё живы, а на лицах сияют улыбки.

      В каждом эпизоде своей жизни можно найти изъян или ошибку, не совершив которую, судьба могла бы повернуть жизнь другое русло. Вот только исправить уже ничего нельзя. Остается лишь вздыхать и двигаться вперёд, иначе топчась на месте, можно попросту сойти с ума. Каждый человек по-своему безумен в своём отчаянии, только присутствие рядом нужных людей заставляет его задуматься о лучшем.

      — Расскажи мне о Чону, — прервал самокопание брата Сычен.

      Лукас усмехнулся, не открывая глаз.

      — Если ты решил добить меня сегодня, то нашёл верный способ, — сказала альфа.

      — Прости, — шепнул омега.

      — Да ладно, — отмахнулся Вон, поднимаясь и направляясь в сторону мини-бара за очередной бутылкой и вторым стаканом. Дун внимательно следил за движениями брата, что были слишком резкими и напряжёнными. Альфа вернулся в кресло и, поставив стакан рядом с омегой, плеснул туда виски.

      — Давай выпьем и помянем мою совесть, что давно оставила меня одного с моими демонами.

      Лукас залпом выпил содержимое своего стакана, в то время как Сычен слегка пригубил, чувствуя обжигающий вкус на языке. Бокал выпитый ранее шёл легко, отгоняя тревогу, а сейчас хотелось понять и услышать то, что брат скрывает от посторонних, скрывает от всех. Вот только Сычен не все, он обязательно докопается до истины.

      — Как я уже говорил, Чону воспитанник Джехёна. Он верит ему, идет за ним. Я же для него главный раздражитель. Брюзга, скряга, жлоб и последняя тварь. Бесчувственный солдафон, отдающий приказы и не умеющий чувствовать.

      — Но это не так! — возмутился Дун.

      — Так, — кивнул Лукас. — Всё это и есть я. Я потерял способность чувствовать тогда, когда человек, которого я любил больше жизни, вонзил нож в мою спину. Мой муж, папа моего ребёнка пожелал мне смерти, и это окончательно убедило меня в том, что я никчёмный альфа и приношу людям только горе. Я держался в стороне от сына в надежде, что без меня он будет жить, а теперь я растоптал гордость своего истинного только для того, чтобы он меня ненавидел и был счастлив где-то без меня. Я получил очень хороший урок. Я боюсь, что, пустив Чону в свою жизнь, буду винить его в ошибках, которые совершал не он. Я…. Понимаешь, я боюсь сорваться, боюсь стать его кошмаром? Я знаю как больно, когда предают любовь, он не заслуживает этой боли, а я…. Я потерял возможность кого-то любить. Знаешь, когда однажды я уловил на нём запах Джехёна, я сорвался, пил, не просыхая, пару дней. Мне казалось, что боль разорвет меня изнутри, но я взял себя в руки. Я попытался внушить себе что Чону не принадлежит мне, что он не моя собственность, и поэтому от него может пахнуть посторонними альфами. Я снова и снова отказывался от него, закаляя себя своей болью, повторяя каждый день себе о том, что не хочу калечить жизнь ещё и ему, а получилось…

      Лукас поднялся на ноги и пошел в сторону большого окна, что разъединяло кабинет с общим залом. Сычен видел, как брат с тоской смотрел куда-то в толпу.

      — Знаешь, когда я предложил ему соблазнить Чхве ради мести, он с лёгкостью согласился, а мое сознание повторяло том, что так мне и надо, лишь Джехён смотрел с укором.

      — Ты разве не понимаешь, что он сделает всё, что ты не прикажешь. Ты его лидер, он увидел в тебе защитника.

      — Я думал, что это твоя роль. Ты же всегда готов подставить плечо страждущему.

      — Дурак! Чону мне как младший брат!

      — Но это не мешает тебе спать с ним!

      Я не понимал, что двигало мной в тот момент, но я был готов наброситься на Чона с кулаками и доказывать ему собственное право на омегу. Инстинкты, с которыми я пытался бороться, брали верх.

      — Та ночь, — сказал тихо Джэхён. — Я не стану называть её ошибкой, потому что это будет ложью. Мы оба хотели этого, нам было необходимо утешение и тепло. Чону очень ранимый, хотя и пытается казаться сильным. Его почти сломали смерти родителей, он искал того, кто поможет ему забыть.

      — И ты так кстати подвернулся под руку, — злобно бросил я.

      — Верно, но ведь ты же демонстративно проигнорировал чувства мальчика.

      — Это не чувства, это инстинкты! Такая тварь, как я, не может вызывать никаких чувств кроме ненависти.

      — Ты снова начинаешь! — вспылил Чон. — Ты прекрасный человек, Лукас! Люди хотят быть рядом с тобой.

      — Чтобы потом, воспользовавшись моей слабостью, возить мне нож в спину?

      — Вот значит как, — хмыкнул он горько, а мне на мгновенье стало стыдно. Но я постарался не подать виду, гордость была важнее. — Значит, ты о нас тоже такого же мнения? Обо мне, Сычене, Кибоме, Юте, Доёне? Ты считаешь, что все мы ждем момента когда ты оступишься?

      — Вы моя семья!

      — Чону тоже! Он омега, дарованная тебе Богом! Он часть тебя!

      Джэхён говорил логичные вещи, но я помнил безумный взгляд своего мужа, что угрожал ножом нашему ребёнку. Мне было страшно открывать кому-то своё сердце вновь, и я пытался сделать всё, чтобы чувства Чону ко мне остыли, но стоило ему вернуться от Чхве, мной начинала владеть ревность, и я отпускал новые пошлые шуточки ему в след, забывая, что именно я отдал ему тот приказ.

      Лукас уткнулся лбом в стекло и провёл по нему пальцем, будто лаская и чей-то силуэт. Сычен поднялся, чувствуя легкое головокружение от выпитого, и подошёл к брату, что смотрел куда-то в толпу.

      — Я дал ему время расслабиться, выкинуть из головы все страхи. Посмотри, как он счастлив без меня.

      Лукас снова коснулся стекла, а Сычен посмотрел в сторону танцующих, где спустя мгновение светловолосый омега словно выделился из толпы. Он танцевал, отдаваясь музыке. Невысокий, стройное тело, нежные черты лица. Дун тут же представил, как этот мальчишка будет смотреться рядом с братом и понял, что прелесть истинных пар всё же невозможно подделать. Она идет изнутри. Этот Чону как никто подходил брату. Только старые раны так просто не исчезают.

      — Познакомишь нас? — спросил Дун, не отрывая взгляд от омеги на танцполе.

      — Не сегодня, — ответил Лукас. — Пусть отдыхает. Не хочу лишний раз напоминать ему о себе.

      — Но этот клуб уже напоминание…

      — Он не знает. В принципе, никто не знает кроме тебя и Джехёна, что этот клуб принадлежит мне. Им управляют подставные лица, а я…

      — Дёргаешь за нужные ниточки.

      Лукас кивнул и, отвернувшись от зала, опустился на пол, пряча лицо в ладонях. Эта поза выражала огромную степень усталости. Сычену очень хотелось разделить с братом хотя бы половину. Омега бросил ещё один взгляд на танцующего Чону, что выглядел притягательно. Он тонул в музыке, но омега видел в поведении младшего лишь побег от реальности. Чону убегал от себя, от Лукаса, от воспоминаний, и Дун понимал его.

      — Уже поздно, — прервал размышления младшего Юкхей. — Тебе пора домой, завтра вас ждет переезд, да и Тэён, я думаю, захочет поговорить с тобой после возвращения. Иди домой. Всё будет хорошо.

      — Ты должен поговорить с ним, — сказал Сычен. — Рассказать всё. И пусть он решает быть вам вместе или нет. Вы связаны, признай это, и разорвать эту связь можно лишь обоюдным отказом, сейчас хоть ты и делаешь вид, что вы чужие, вы держите друг друга, и узы эти прочнее всего остального. Ты не избавишься от чувства вины, пока не отпустишь, а Чону… Чону пропадёт в болоте своих чувств без твёрдой опоры под ногами. Ты этого хочешь?

      — Я хочу чтобы он был счастлив, — шепнул Лукас, не поднимая головы. — Но его счастье не я.

      — Это не тебе решать, — строго сказал Дун. — Отец решил всё за папу, и посмотри, что получилось. Мы потеряли обоих. Я не хочу потерять тебя, брат, и не дам опустить руки. Вспомни всё, что этот парень сделал для тебя и подумай, сможет ли он после этого предать тебя?

      Сычен снова повернулся в сторону танцпола, где Чону уже танцевал в компании смутно знакомого черноволосого альфы. Чёрные кожаные штаны облегали стройные ноги, чёрная футболка повторяла рельеф тренированного тела, чёрная кожаная куртка была наброшена на широкие плечи, чёрная чёлка была зачёсана назад, открывая вид на широкий лоб, большие хищные глаза сверкали азартом. Это был практически мальчишка, но в нём угадывались знакомые с детства черты.

      — Ты говорил что сын Кибома и Доёна учится в академии? — спросил Сычен, уловив кивок брата. — Я думал, что там очень строгая дисциплина.

      — Юта старается держать своих студентов в тонусе. Режим и строгое соблюдение правил.

      — Тогда как ты объяснишь то, что сейчас Ли Джено подбивает клинья к твоей омеге?

      Лукас поднялся и устремил взгляд на танцпол, где Чону весело улыбался юному альфе, что о чём-то шептал ему на ухо. Вон пробежался взглядом по залу, усмехнувшись.

      — Это троица всегда приносит много хлопот.

      — Троица?

      Альфа кивнул в сторону ещё двоих, что двигались в сторону пары с бокалами ярких коктейлей в руках.

      — Хуан Ренджун и Пак Джисон к вашим услугам, — засмеялся Лукас. — Интересно, Юта знает о том, что эти сорванцы нашли брешь в его системе?

      — Думаю, не стоит ему говорить об этом, — заметил Сычен. — Альфам в их возрасте свойственны безумные поступки, тебе ли не знать?

      — Увы в их возрасте я был уже женат и ждал появления сына, что сейчас вот так просто шарахается по ночным клубам в то время как должен видеть десятый сон. Вот только знаешь, ты прав, каждый должен прожить свою жизнь и принимать свои решения. Джисон решил, что сегодня должен быть здесь, что ж... Это его право.

      Сычен наблюдал за тем, как компания устремилась к одному из диванчиков, оживлённо о чём-то беседуя. Чону, видимо, льстило внимание сразу трёх альф, но всё же он выглядел немного зажатым.

      — Может, разбавим атмосферу? — спросил Дун, глядя на брата.

      — Это твои будущие студенты, — заметил альфа.

      — Но сегодня я ещё не учитель.

      Взяв старшего под руку, Сычен потянул его к выходу. Лукас не сопротивлялся, лишь тихо бурчал о том, что ему не положено по статусу.

      — Плевать! Лидеры тоже должны отдыхать!

      Музыка била по ушам, от смешавшихся запахов кружилась голова, а свет прожекторов создавал иллюзию невесомости. Слегка пританцовывая, Дун повёл старшего в сторону диванчиков, где сидели их знакомые. Он бесцеремонно повис на брате, вовлекая его в танец.

      — Что ты делаешь? — прошипел Лукас, когда омега был практически прижат к нему беснующийся массой.

      — Расслабься, и позволь старушке судьбе вести тебя, — шепнул в самое ухо брата омега и хитро улыбнулся, почувствовав на себе чей-то взгляд. Повернув голову, он встретился с растерянными глазами Чону, сжавшего свой стакан с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Мальчишке было не всё равно, а значит, нужно действовать.

      Сычен был настроен решительно, чем ближе они подходили, тем теснее он прижимался к брату. Мгновение, и омега оттолкнул альфу пятясь и маня за собой, на что Лукас лишь усмехнулся, видимо, разгадав маневр брата.

      Шаг, другой, столкновение и пропасть, что отдаётся звонким голосом в ушах.

      — Простите, я вас не заметил. Вы не ушиблись?

      Сычен многое сейчас готов простить, только не то что перед ним стоит юный альфа, а лёгкие сдавливает от распускающегося внутри, словно бутоны цветов, запаха морской соли, запаха его судьбы, его жизни.

      Высокий шатен, с черными, как ночь, глазами и солнечной улыбкой смотрел на него с тревогой и восхищением, а Сычен не знал, что ответить на заданный вопрос.

      — Джун!

      — Сычен!

      Раздаются голоса и к застывшей на танцполе паре уже стремятся сразу с двух сторон.

      — Почему ты ушёл так далеко? — голос Лукаса звучал словно через толщу воды, а прикосновение к руке будто обожгло, заставляя вздрогнуть. — С тобой всё хорошо?

      — Да, — кивнул брату омега, а потом бросил взгляд на незнакомца, что уже стоял в компании блондина чем-то отдаленно напоминающего Юкхея. — Я просто немного растерялся. Молодой человек вылетел на меня так внезапно.

      Лукас бросил строгий взгляд на мальчишек, что стояли виновато опустив глаза.

      — Пак Джисон, — заметил Вон. — Не думал, что встречу вас здесь в столь поздний час, а это видимо господин Хуан?

      — Здравствуйте, сэр, — сказал Джисон. — Действительно, неожиданная встреча. Вы никогда не походили на завсегдатая ночных клубов.

      — Вы тоже. Однако, мы здесь. И помнится мне, мы перешли на неофициальную форму общения.

      — Вы не сдадите нас директору? — спросил неуверенно Ренджун, его зрачки были расширены, он глубоко дышал, и каждый вздох вызывал толпу мурашек по телу Сычена.

      — Мне в этом нет никакой пользы, — усмехнулся Вон. — Вы сами вольны сжигать свою жизнь, как пожелаете, но я должен буду уведомить директора о том, что его система безопасности совсем ни к черту, если вам так просто удалось ее обойти.

      — Не так-то и просто, — усмехнулся Джисон. — Просто в своё время он лично объяснил мне некоторые её особенности.

      — Для каких целей? — непринужденно спросил Юкхей, но в его голосе Сычен уловил беспокойство.

      — Можно это останется моей маленькой тайной? — горько усмехнулся Пак, а в его взгляде промелькнула такая тоска, от которой мурашки пробежали по телу.

      — Раз уж вы здесь, — вмешался в разговор Хуан. — Можем предложить вам присоединиться к нашему маленькому торжеству.

      — И что же вы празднуете? — с любопытством спросил Сычен.

      — Окончание затянувшихся отношений, — хмыкнул Джисон, а потом, отсалютовав бокалом, выпил его содержимое до дна.

      — И начало новых, друг, — ободряюще похлопал по плечу Джисона Ренджун.

      — Ну да, — выдохнул младший, а потом посмотрел на немного растерянных старших. — Забейте.

      Сычен словно кожей почувствовал, как напрягся рядом Лукас, видимо, он тоже прекрасно видел расстроенный взгляд сына, какую-то обреченность во взгляде и тоску, которую невозможно было описать. Брат не знал, как себя вести, поэтому омега решил, что всё нужно брать под свой контроль.

      — Видимо, вечеринка в самом разгаре? — спросил он, посмотрев на Ренджуна, что скользил по нему слегка затуманенным взглядом. Похоже, до их встречи выпито было уже не мало, а Дун даже не представлял, как они будут доставлять этих героев до общежития.

      — Ждали только вас, — улыбнулся Хуан, протягивая руку омеге и с подозрением косясь в сторону Лукаса, что был серьёзен.

      — Брат, ты же не против, если мы присоединимся к этим милым детям?

      Дун видел, как что-то промелькнуло во взглядах младших, что-то, что не сулило ему ничего хорошего, но вместо гневной тирады он услышал тихое:

      — Детей здесь нет уже несколько лет, Сычен-ши, — сказал Джисон. — Все мы уже давно забыли, как это быть детьми. Перед вами альфы, что готовы на многое, и если вы не готовы воспринимать нас всерьёз, вам же хуже.

      — Успокойся, — сказал Лукас, положив ладонь на плечо младшего. — Сычен не хотел вас задеть. Он прекрасно знает о том, что происходит в этом мире. Просто нам всем до последнего хотелось верить в то, что хотя бы вы останетесь в стороне от этих ужасов военного положения.

      — Поздно сожалеть о том, что уже не исправить, — заметил Ренджун. — Как говорил мой отец: «Оглядываться назад — признак слабости. Явное желание вернуться, но если выбор сделан, назад хода нет».

      — Ваш отец, господин Хуан, явно был философом, — сказал Юкхей. — Многих ли он направил на путь истинный.

      — Поверьте, господин Вон, — хмыкнул Джун. — Многих, очень многих, вот только себя уберечь не смог, доверившись проходимцу. И вообще, мы собрались здесь не моего отца обсуждать, а веселиться. Сычен-ши, можно пригласить вас на танец?

      Сычэн неуверенно кивнул, бросив взгляд на брата, что почему-то стал белее мела, а в голове кружилась мысль о том, что Лукас вроде бы не называл юному альфе свою фамилию.