Юта сидел на мягком стуле, откинувшись на стену, и думал о том, что вся его жизнь — это глупая, пустая, а порой слишком жестокая пьеса, в которой ему досталась роль марионетки без права выбора. Всё всегда решали за него, а он был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

      Детство маленького принца Накамото было слишком ярким. И сейчас, вспоминая, как с ним сюсюкались няньки, становилось тошно. Он вспомнил, как резво командовал людьми, что годились ему в дедушки, но больше его бесило то, что они принимали всё с улыбкой на лице, унижались, но готовы были выполнять любую прихоть юного наследника. Мальчишка чувствовал себя безнаказанным, поэтому вытворял много пакостей, за которые сейчас было стыдно.

      Первым кто повысил на него голос, был папа Енхо. Его наняли родители, чтобы обучить Юту манерам и правильной речи. Старший не терпел баловства на своих уроках, и поэтому требовал от ученика дисциплины. Юта обижался, жаловался, но его учитель был слишком уважаемым человеком, и родители не спешили вступать с ним в конфликт из-за откровенных капризов сына.

      — Ты позоришь нас, — строго сказал отец. — Наследник нашей семьи должен вести себя достойно!

      Строгий взгляд и последовавшее за этим наказание немного остудили пыл, но почему-то с каждым днём в сердце нарастала обида. Господин Со, видел, как мучился, хмурился и всё чаще замыкался в себе его ученик, и решил, что в состоянии с этим бороться.

      — Сэр, — вспомнил Накамото спокойный голос старшего омеги. Он собирался уходить, и отец вышел к ним, чтобы проводить. — На днях мы с мужем организуем открытый тематический урок на свежем воздухе. Я хотел бы попросить вашего разрешения взять Юту на это мероприятие. Ему нужна практика, а новые знакомства благоприятно влияют на психику.

      Отец нахмурился, и Юта вспомнил, как внутри всё затрепетало. Ему действительно надоело сидеть в четырех стенах.

      — На мероприятие приглашены исключительно дети из близлежащих кварталов. Те, у которых я имею честь преподавать.

      — Только студенты?

      — И их родителей, если те выскажут желание проследить за учебным процессом своих чад. Вы, кстати, тоже можете нас навестить.

      — У меня нет на это времени, — равнодушно ответил альфа, а Юта почувствовал, как впервые что-то сжалось в груди. Ему почему-то вдруг стало очень стыдно перед Со, что натянул грустную улыбку. — А Юту возьмите, пусть развеется.

      Младший удивленно посмотрел на отца, а потом на улыбающегося Со, что выглядел сейчас очень довольным.

      — Но сами понимаете, что отвечаете за мальчика головой.

      — Всенеприменнейше, — поклонился омега и, попрощавшись, оставил отца и сына наедине.

      — Вытворишь что-нибудь неприемлемое, больше поблажек не жди.

      Омега закивал, как болванчик, сейчас он готов был на всё, лишь бы выбраться из своего заточения, хоть на пару дней.

      — Свободен.

      Мальчишка поклонился и побежал к себе в комнату, чтобы хорошенько обдумать происходящее.

      Дни тянулись. Юта с нетерпением ждал Мингю, что рассказывал ему всё новые и новые правила. Но теперь мальчик слушал с интересом, пытаясь заслужить уважение учителя, что единственный не смотрел на него, как на дорогую и очень хрупкую куклу, которую посадили на витрину, чтобы любоваться.

      — Ты же понимаешь, что мистер Со взял на себя большой риск, — говорил Юте папа. — Твой отец не просто так оберегает тебя. Наша семья очень известная, многие пытаются пробраться к власти за наш счёт. Тебе может показаться, что нашёл друзей, а на самом деле при первой возможности они продадут тебя, пользуясь твоей доверчивостью. Подставят подножку и боль будет сильна. Запомни это и хорошенько подумай, прежде чем что-то делать.

      Тогда Юта отмахнулся от слов родителя, даже не догадываясь, как часто он ещё будет вспоминать о них.

      Долгожданное приключение приближалось. Мингю улыбался, папа лишь качал головой, а отец… Отцу, похоже, вообще не было дела до возбужденного сына. Он был занят переговорами, инвестициями и торгами.

      Когда утром Юта впервые проснулся по звонку будильника, мир, казалось, приобрёл новые краски. Солнце вот-вот должно было показаться над горизонтом. Всё вокруг просыпалось вместе с ним. Весна вступала в свои права. Набухали почки на деревьях. Земля покрывалась зелёной травой. Ещё издалека Юта заметил приближающуюся машину профессора, поэтому стоило старшему войти, юный омега уже стоял перед ним с небольшой сумкой, перекинутой через плечо.

      — Смотрю, ты уже собрался, — улыбнулся Мингю. — Молодец. Сейчас я предупрежу твоего папу, и мы отправимся в путь.

      Район был Юте знаком, он каждый день ездил в школу здесь, вот только ощущения совершенно другие. Сегодня он чувствовал себя свободно.

      Светлый дом с газоном, беседкой и большим раскидистым деревом вызвал у омеги восхищение. Он, конечно, во многом уступал их собственному, но в нём было очень уютно и тепло. С заднего двора доносились радостные голоса

      — Эй, Марк, мелочь пузатая, смотри не свались! — прокричал кто-то.

      — Сам ты мелочь! — послышалось в ответ. — Я уже большой.

      — Ну да! А кто вчера соседского пса испугался?

      — Он злой! — показался из-за дома мальчишка лет пяти. Заметив старших, он слегка стушевался, а потом всё же подбежал к Мингю. — Папочка, Джонни меня снова обижает.

      Старший улыбнулся, подняв сына на руки.

      — Он не со зла, малыш. Ты же знаешь, что он тебя очень сильно любит.

      — Я тоже его люблю, — воскликнул мальчишка. — Но он говорит обидные вещи!

      — Потому что только так можно привлечь к себе твоё внимание, — показался высокий темноволосый альфа лет шестнадцати. — У тебя словно шило в одном месте. Только когда ты злишься, с тобой можно хоть о чём-то поговорить.

      Младший показал старшему язык, на что тот только рассмеялся.

      — Юта, познакомься, это Марк и Джонни — мои сыновья, — улыбнулся Мингю. — А это, мальчики, Юта, один из моих учеников. Я надеюсь, что вы сможете поладить и развлечь нашего гостя, пока мы ждём остальных.

      — Не беспокойся папа, сделаем всё в лучшем виде, — улыбнулся Джонни. — Идём, я покажу тебе дом.

      Накамото кивнул и направился следом за старшим. Когда в его ладони оказалась маленькая ладошка, омега вздрогнул и посмотрел на Марка, что деловито шёл рядом.

      — Вы слишком быстро ходите, — пояснил младший. — Я не хочу отставать.

      — Ты мог бы и вовсе отправиться в свою комнату, — заметил Джонни. — Тебя на лекцию всё равно не пустят.

      Марк фыркнул, но руку Юты не отпустил, за что тот был очень ему благодарен, ведь оставаться наедине со старшими не хотелось. Накамото не понимал, что с ним происходило. Он словно завороженный смотрел на альфу, даже не вслушиваясь в то, что тот говорит. Енхо был первым альфой ровесником, что оказался рядом с омегой, и от этого было немного не по себе. Вот только Юта понимал, что в обществе братьев ему было очень легко. Впервые он так открыто смеялся над шутками старшего и проказами младшего. Казалось, они устроили соревнования за внимание омеги, и никто не хотел уступать.

      Вскоре начали собираться люди, но Юта старался держаться рядом с Со. Джонни не понимал его страха, но и не высмеивал, ободряющие улыбаясь.

      — Кто все эти люди? — спросил Накамото, когда двор заполнился.

      — Студенты, школьники, что пришли послушать отца и папу. Они не первый раз здесь, поэтому знакомы между собой, — ответил Енхо, смахивая пылинки со старых качелей. — Садись, тебе почетное место.

      Юта смутился, но сел, а альфа устроился на газоне у его ног. Марк был отправлен с няньками в свою комнату.

      — Чтобы не мешался под ногами. Он милый, но от него очень много шума.

      Юта кивнул, а потом обратил внимание на темноволосого альфу, что двигался в их сторону. Сейчас омега думал о том, что лучше бы не делал этого, ведь уже тогда взгляд этого парня не сулил ничего хорошего. Чёрный, завистливый, он вызывал неприятные чувства.

      — Здорово, Джонни, как жизнь?

      — И тебе не хворать, Енмин, — отозвался Со. — У меня всё прекрасно, как сам? И чего ты здесь забыл? В прошлый раз говорил, что ноги твоей здесь больше не будет.

      — Говорил, — подтвердил Ли. — То я, а то убедительные доводы отца.

      — Опять попал под раздачу? — усмехнулся Со, а Енмин поморщился. — Зная твоего отца, легким испугом ты явно не отделался.

      — А тебе всё смешно, — фыркнул Ли, а потом бросил взгляд на притаившегося Юту. — А это кто? Твоя новая пассия? Не познакомишь?

      Омега почувствовал, как краснеют щёки.

      — Это Накамото Юта, — ответил Джонни. — Он ученик моего папы, а это, Юта, мой друг и сокурсник Ли Енмин.

      — Очень приятно, — сказал Ли, поклонившись, но омега успел заметить его жадный взгляд. — Наслышан о вашей семье.

      — Мне тоже очень приятно, — натянул улыбку омега. — Но мы отвлеклись. Лекция сейчас начнётся.

      Супруги вели себя слаженно, словно всю жизнь только и делали, что выступали на публику. Лекция была содержательной и интересной. Юта не представлял, что может так увлечься. Вот только одно не давало покоя — Енмин всю лекцию не сводил с него чёрных глаз. Только тогда, когда всё закончилось и он, попрощавшись, ушёл, омега смог выдохнуть спокойно.

      — Твой друг странный, — сказал омега, когда они сидели в просторной гостиной и ждали пока Мингю проводит оставшихся гостей.

      — Почему это? — спросил Джонни, внимательно посмотрев на омегу. От этого взгляда внутри всё трепетало, а окружившим запахом хотелось дышать полной грудью.

      — Всю лекцию он смотрел только на меня. И мне очень не понравился его взгляд.

      — Забей, — улыбнулся Енхо. — Просто твоя фамилия слишком известна. Многие альфы нашего района мечтают о том, чтобы породниться с вашей семьей. Влияние твоего отца открывает многие двери.

      — А ты? Ты тоже мечтаешь? — спросил Юта, несмело глядя на старшего.

      — Я? — удивился Джонни. — Никогда не задумывался об этом. К тому же, я считаю, что в таком деле важны чувства. Вот ты сам чего хочешь?

      Накамото задумался, ведь до недавнего времени окружающие выполняли любой его каприз. Только об отношениях и свадьбе он как-то совсем не задумывался. Он знал, что папа и отец не были истинной парой, да и любовью там не пахло, вот только они уважали друг друга, и казалось, это было правильно. Сейчас Юта почему-то вспомнил семью своего дяди, где царила любовь, и вдруг стало завидно. Он тоже хотел так, но тут же вспомнилось, как папа рассказывал о том, что дедушка просто выгнал старшего сына из дома за его возвышенные чувства.

      В их мире всё было неоднозначно, он решил, что как только вернется домой поговорит с папой об этом. Он должен был знать, что готовила ему судьба, одно было точно ясно — пускать всё на самотёк он не хотел.

      Накамото усмехнулся своим воспоминаниям. Тогда он ещё думал, что может всё. Взгляд скользнул по белым стенам больницы, на койке напротив спал человек, что был дороже всего на свете. После процедуры переливания Енхо нужно было восстановить силы. Доён выделил им одну из палат класса люкс. Она состояла из двух помещений: реанимации, где все еще подключенный к разным прибором лежал Донхёк, и зоны отдыха, где сейчас спал Енхо и предавался воспоминаниям Накамото. Аппараты тихо шуршали, а Юта вытирал слёзы, что снова покатились по щекам. Вспомнились слова папы:

      — Отец подберет достойного. Тебе не нужно беспокоиться по этому поводу.

      — Но любовь…

      — Любовь — удел слабых, сынок.

      И сейчас, здесь, в больнице, между двумя самыми родными людьми на свете, Юта понимал, насколько папа был прав. Любовь делала его слабым, именно из-за неё он оказался в таком положении. Но он ни о чём не жалел.

      Не жалел, что выпросил у отца разрешение навещать дом учителя чаще, не жалел, что наладил отношения с семьей дяди, познакомился с соседским мальчишкой Лукасом, что стал для него жилеткой.

      Вспомнился его пронзительный взгляд. Глаза человека, пережившего много боли. Лукас предостерегал, но рядом с Джонни было тепло.

      Омега вспомнил тот день, когда в дом вошли Енмин и его отец — высокий альфа с хищным взглядом.

      — Познакомься, сын, — сказал тогда отец. — Это господин Ли и его сын. Они пришли просить твоей руки.

      Юта лишь фыркнул, вежливо поклонившись. Он знал, что так будет. Он всё слышал. Отец просто продал его за немаленький прирост инвестиций в компанию. Свадьба была обговорена и назначена на день рождения омеги. На восемнадцатилетие он должен был стать мужем Енмина. Доверять было никому нельзя. Лукас уехал куда-то, а в голове омеги зрел план. Он решил, что непременно сбежит вместе с Енхо.

      Мингю заметил беспокойство ученика, а ещё он видел то, что происходило между ним и его сыном, и не мог оставаться в стороне.

      — Что случилось? Ты сам не свой. Скажи мне, я не желаю тебе зла.

      И Юта рассказал о планах отца и своей любви к Джонни.

      — Вы должны взять Марка и уехать, чтобы ни мой отец, ни отец Енмина не навредил вам, — говорил Юта. — Я должен быть уверен, что вы в безопасности. Джонни будет сопротивляться, но Вы должны убедить его, а потом я сбегу, найду вас, и мы с ним поженимся.

      Кто же знал, что возмущение Со будет настолько серьезным? Кто знал, что он поделится им с Енмином, а тот… Тот в свою очередь решит избавиться от проблемы.

      Уже позже Юта пожалеет о том, что в своё время не назвал Со имя своего жениха. Возможно, тогда бы у них был шанс.

      Новость об аварии стала шоком. Накамото даже подумать не мог, что всё так обернётся. Он помнил, как крепко сжимал в объятиях любимого. Он тоже должен был быть в той машине, но в последний момент решил ещё раз поговорить со своим омегой. Он был не уверен в плане, и это спасло ему жизнь, а потом… Бессонные ночи в больнице, хитрый взгляд Енмина и предложение, что винивший себя во всём омега принял как кару.

      — Вы снова себя накручивайте? — вырвал из воспоминаний приятный голос, а перед глазами возникла чашка с ароматным кофе. — Доён-ши разрешил похозяйничать у себя в кабинете.

      Юта поднял взгляд на грустно улыбающегося мальчишку, что поправил на себе слегка помятую футболку. Он не слишком изменился, вырос только, да шкодливые когда-то глаза приобрели печать печали.

      — Не вините себя ни в чём, — сказал Минхён. — Не нужно. Мы обязательно справимся. Непременно победим. Он обязательно получит по заслугам. Сам Бог покарает его.

      Юта забрал из рук мальчишки кофе, поставил его на небольшую тумбочку, а потом крепко обнял Минхёна, что уткнулся ему в грудь, скрывая покатившиеся по щекам слёзы. В голове всё ещё звучал голос Енмина, что вылетел из клиники, как ошпаренный, выкрикивая проклятия.

      — Вы все сдохнете! Все! Один за другим, как тараканы!

      Юта вообще не понял мотивов, что толкнули мужа приехать в больницу. Ему наплевать было на Донхёка, он пекся о своей репутации, хотя должен был понимать, что Юте тоже совсем не нужно было то, чтобы общественность знала о том, как их сын оказался на пороге смерти.

      Когда Енмин влетел в холл, на мгновение он замер, встречаясь взглядом с четырьмя парами глаз. Доён смотрел строго, Марк с ненавистью, Лукас равнодушно, а Юта… В тот момент он чувствовал только боль.

      — Что с Донхёком? — спросил не церемонясь Енмин.

      — Отравление, — спокойно ответил Доён.

      — Чем?

      — Это допрос? — вскинул брови Ким.

      — Я отец этого ребёнка!

      — Да что вы говорите? — усмехнулся Лукас. — Как-то поздно вы вспомнили об этом. Если мне не изменяет память, вы лично контролируете досуг мальчика. Так объясните нам, чем ваши прихвостни накачали омегу?

      — На что ты намекаешь? — прорычал министр.

      — Я сам лично видел, как ваши люди гнались за Хёком. Может пойдём спросим их, что они так тщательно вгоняли в кровь мальчишки, что он так просто забывал всё происходящее с ним за ночь? — сказал Марк, а Юта крепче сжал руку младшего, ведь тот был готов наброситься на Енмина с кулаками.

      — А это что ещё за сосунок? И вообще что вы здесь устроили? Я хочу видеть заключение врача!

      — Это не сосунок, — подал голос Юта. — Это Минхён — альфа моего сына.

      Накамото вспомнил, как слегка растерялся муж.

      — И раз он утверждает, что тебе известна причина такого состояния моего мальчика, я склонен ему верить.

      — А тебе вообще никто не дал права слова, — возмутился Енмин.

      — А ты не имеешь права меня затыкать. Из-за тебя мой ребёнок чуть не умер. Я добьюсь справедливости, а виновные будут наказаны.

      — Ты мне угрожаешь? Ты? Да кто ты такой? Одно моё слово раздавит тебя в лепёшку. Один звонок и вы все окажетесь за решёткой! Вы покрываете наркомана, а значит, покрываете террористов! Вы…

      — Покрывали, — заметил Юта. — Но больше не намерены. Я расскажу всё. Главный министр очень удивится тому, с кем очень близко общается его подчиненный. Лао Вон, например, очень интересная личность.

      — Тварь! — прорычал Енмин, занося руку для удара. Юта зажмурился, но боли не последовало. Открыв глаза, омега сразу увидел руку Ли, что была перехвачена ладонью бледного Енхо, смотревшего на министра слишком равнодушно, но от этого взгляда Накамото было не по себе.

      — Омег бьют только трусы, а чужих омег — самоубийцы. Надоело жить, господин министр? За последние сутки вы трижды перешли мне дорогу, и думаю, что пришло время платить по счетам.

      — Енхо-ши. Какими судьбами? — хмыкнул Енмин, пытаясь освободиться.

      — Джонни, мой дорогой друг. Джонни Со. Помнишь такого? Вон как глаза забегали, явно помнишь. Вот и я не забыл, так что если жизнь дорога, проваливай отсюда.

      — Страх потеряли? — вырвался из цепких рук Енмин. — Но я вам покажу, вы у меня ещё попляшете. Я вам покажу, что со мной шутки плохи. Вы сдохнете, все сдохните! Будете умолять о пощаде, но не дождётесь. Вы ещё не знаете, на что способен Ли Енмин!

      Альфа пулей вылетел из коридора.

      — И это министр? — хмыкнул Со. — Неуравновешеная истеричка! Потрепала его жизнь, однако. Я это… Пожалуй пойду вздремну немного.

      Альфу слегка повело. Марк и Юта тут же оказались рядом.

      — Брат…

      — Енхо…

      Со повернулся к омеге и улыбнулся.

      — Со мной всё хорошо. Вы тоже отдохните, ладно? Нам предстоит настоящая война. Мы должны быть сильными.

      Альфа склонился к Юте, касаясь губами его лба, а потом пошёл к выделенной ему палате.

      Вот и сейчас Юта с Марком сидели, крепко обнявшись напротив спящего, и с трепетом ждали утра, ведь впереди было новое противостояние.

      — Вы уверены, что хотите покинуть Академию? Лукас предложил лишь варианты, мы можем…

      — Мы ничего не можем, пока Академия находится под попечительством министерства внутренних дел. Пока там управляет Енмин, мне не будет там покоя.

      — Вы думаете, что он так просто подпишет все бумаги?

      — Не думаю, но у него будет выбор отпустить меня по-хорошему или со скандалом, что привлечёт внимание общественности.

      — Но он может обернуть всё в свою пользу, сделать себя обманутой жертвой.

      — Он может всё, но он не Бог, — грустно улыбнулся Юта. — Почти семнадцать лет я терпел унижения и оскорбления, был подстилкой у его ног, пока он строил свою империю. Я молча терпел, наблюдал, плакал, унижался, но искал. Искал всё, за что можно зацепиться. Мой муж считает, что у него нет врагов, но он заблуждается. Сейсен и Дракон не единственные, кто жаждут мести. Я говорил об этом Лукасу не раз, но он лишь отмахивался. Вот только сегодняшний случай многое доказал. Кто-то уже до нас подписал моему мужу смертный приговор. Его уничтожат…

      — Главное, чтобы нас взрывной волной не зацепило. Хватит с нас Хёка, — выдохнул Минхён, сжимая кулаки и глядя, как за прочной стеклянной стеной спит его мальчик. Бледный, словно фарфоровая кукла, но живой, что позволяет пламени разгораться в юном сердце храброго альфы.

      В тишине, царившей в палате, было спокойно, тревоги постепенно отступали и хотелось верить, что всё ещё обязательно будет хорошо. Юта откинулся на стену и сделал глоток кофе, теплом разлившийся по напряжённому телу. День был тяжёлым, после того, как Донхёк покинул кабинет, Накамото не находил себе места, если бы не Джисон… Воспоминания о младшем заставили губы растянуться в грустной улыбке.

      Юта не думал, я что всё так выйдет, но Пак спасал его от самого себя, помогал верить в лучшее. Он был спасательным кругом, что бросила ему жизнь, когда Юта был готов идти ко дну. Омега вспомнил косые взгляды, что бросал на него Юкхей, знал ли он о том, что происходит? Может и не знал, но догадывался, и Юта был очень благодарен другу за то, что тот не вмешивался. Они должны были всё закончить сами, и Джисон оказался прав, отрубая все концы разом. Юта должен быть с семьей, а его семья вот она, здесь.

      Марк дремал, свернувшись в кресле, а Накамото не мог заснуть, прокручивая в голове произошедшее. Он думал о том, чью сторону в итоге примет тот, что словно тень ходит за Енмином, почему-то не было уверенности в его лояльности, почему-то стало страшно, вдруг этот человек хочет избавиться не только от министра, но и от всех, кто имеет отношение к «Лекарству...». Всех, кто хоть что-то знает о его производстве.

      Юта вдруг почувствовал страшную дрожь, а потом, резко поднявшись и оставив стаканчик на столе, помчался к выходу. Ему почему-то вдруг стало очень страшно за Доёна, что занимался изучением данного препарата не один год.

      Доён неторопливо шел по коридорам клиники, улыбался пациентам, строго следил за персоналом. Омега любил это место. Он всегда считал, что в его жизни было две отдушины: сын и работа. Муж относился к нему тепло, но между ними никогда не было той любви, что должна быть между супругами. Кибом относится к Доёну, как к равному, но в то же время всегда указывал ему на его происхождение. Незаконнорожденный. Странно было понимать, что альфам в их общине прощали многое. Измены не считались грехом, если в них был уличен глава семьи. Омеги же не имели права даже смотреть на сторону, а уж если попадались на чём-то горячем, до конца жизни считались изгоями.

      Доён помнил эти истины, и когда увидел Тэиля, едва не сошёл с ума. С большим трудом ему удавалось держать себя в руках, но к его удивлению муж внезапно начал поощрять эту тягу.

      — Мне пока нужен этот человек. Ты же хочешь помочь семье выжить? Мун Тэиль должен быть зависим от тебя.

      Доёну было страшно, но он беспрекословно подчинялся Кибому и благодарил Бога за то, что Тэиль не входил в число подонков, готовых воспользоваться ситуацией. Рядом с Муном Доён впервые почувствовал себя живым, нужным и любимым. Тэиль любил его так сильно, что Киму иногда казалось, что его ломает от этих чувств. Он снова и снова думал о том, что не заслужил. Он снова и снова корил себя за эти чувства, за мечты, что иногда заполняли его разум. Самым страшным грехом по мнению Кима было его желание снова и снова находиться рядом с Муном, любить его и навсегда забыть о Кибоме. Тогда, когда такие мысли посещали его головушку, он наказывал себя. Придумывал наказание с каждым разом всё опаснее и только мысли о сыне не давали окончательно сгинуть.

      С другой стороны омеге хотелось верить, что он всё же заслужил хоть немного счастья. Только страх путал все карты.

      Доён знал в каких кругах вертелся его муж, когда они жили в общине. Он был самым старшим из всех, поэтому успел посетить занятия, которые устраивал негласный Лидер. Омеги общины говорили о том, что на тех страшных собраниях их сыновей учили убивать. Кто-то сопротивлялся до последнего, кто-то попадал под влияние неконтролируемого азарта. Что выбрал Кибом, омеге было неизвестно. Они пытались начать всё сначала. Вот только иногда Доён все же видел в глазах своего мужа какой-то безумный огонь и очень боялся, что пострадает от него.

      Смерть Кибома стала ударом. Доён и не догадывался, что одно мгновение перевернет жизнь. Ещё утром живой улыбающийся чему-то своему муж, поцеловал его в щеку, прощаясь, а ночью Доён уже плакал у закрытого гроба. Ему даже не дали увидеть родного человека в последний раз. Какой бы странной ни была его жизнь, Кибом был его защитой. Он не дал ему сгинуть в неизвестности.

      В те дни никого не хотелось видеть, но люди всё приходили и приходили. В их словах было столько фальши. Хотелось смеяться в лицо. Но он держался, веря, что каждый обязательно получит по заслугам. Пришли все кроме тех, кому, действительно, было что сказать. Лукас и Джехён не смели показаться Доёну на глаза, и были правы. В тот момент омега, действительно, мог разрушить их столько лет разрабатываемый план. Он мог раскрыть все карты, разоблачить все связи, обвинив друзей в бездействии, но что они могли, ведь Кибом сам… «Сам!» — снова и снова повторял себе Доён. Он сам выбрал свою судьбу, вот только как это объяснить ребёнку, что с такой ненавистью смотрел на того, из-за кого это всё началось.

      Ли Енмин — крупная шишка или чья-то шестёрка, так и осталось загадкой.

      В ту ночь Доён много кричал. Тэиль принимал все его обвинения, низко склонив голову. Омега понимал, что вины Муна в произошедшем не было, вот только он был командующим особого отряда президента, и это его люди должны были следить за его безопасностью. Они, а не Кибом.

      — Президент отослал нас, — ответил спокойно Мун. — Говорил, что у них с Кибомом в машине будет разговор, не требующий чужих ушей.

      И Доён знал, о чём хотел поговорить с президентом муж, но с каждым годом почему-то уверенность в этом таяла.

      Омега огляделся по сторонам, пациенты расходились по своим палатам. В больнице становилось тихо. Его шаги эхом отражались от стен. Тревога не покидала. Произошедшее днём не давало покоя. Ким и не думал, что однажды столкнется с новой вариаций давно забытого препарата, но Доёну казалось, что и этот вариант он уже где-то встречал. Нужно было во всём разобраться. Он уже оставил образец крови Донхёка для полного анализа, и сейчас специальный реагент должен был разложить его на компоненты. Разгадка была близка.

      У своего кабинета Доён заметил знакомую фигуру. Тэиль сложил руки на колени и опустил на них голову. Он выглядел каким-то разбитым. В душе омеги что-то сжалось, он опустился рядом со старшим.

      Тэиль поднял взгляд на подошедшего, его губы расплылись в грустной улыбке.

      — Привет, — сказал Мун.

      — Привет. Какими судьбами? — ответил улыбкой Доён.

      — Честно? — хмыкнул Тэиль. — Или можно сослаться на банальное соскучился?

      — Мы договорились, что будем честны друг с другом, помнишь?

      Тэиль вздохнул и потер виски.

      — Меня прислал Хэкдже. Он по своим внутренним каналам узнал о том, что в твою больницу поступил человек с передозировкой. Это…

      — Я не буду об этом говорить. Это же не допрос?

      — Ты покрываешь преступника?

      — Этот человек не преступник, он жертва! — сказал сдержанно Ким. — Прости, но я останусь при своем праве не разглашать имена своих пациентов. Енмин был здесь, мы ввели его в курс происходящего, так что…

      — Ты же знаешь, что Енмин не тот человек, к которому будет прислушиваться главный министр, а сигнал был…

      — Иль, — перебил старшего Ким. — Я понимаю, что Хэкдже наша последняя надежда на справедливость, но тот человек… Он, действительно, ни в чём не виноват.

      — Я верю тебе, но…

      — Тебе нужно отчитаться, — улыбнулся Ким. — Скажи ему, что сигнал был в корне неверным. В нашу больницу попал ребёнок не с передозировкой, а с отравлением. Это было покушение на убийство, но мальчик пострадал по ошибке, целью был другой человек…

      — Кто?

      Доён посмотрел в глаза альфы, что сейчас выглядел сосредоточено. В них омега не видел приказа. Тэиль, действительно, интересовался происходящим.

      — Не знаю, — ответил Доён. — У Лукаса много вариантов, но ты же знаешь, что он не тот человек, что расскажет о них, пока не разберется сам.

      — Я хочу поговорить с ним. Он должен принимать, что его самодеятельность ни к чему хорошему не приведёт.

      — Я передам ему, — ответил Ким. — И сообщу тебе его ответ, а сейчас…

      Он бросил взгляд в сторону своего кабинета.

      — У меня есть ещё дела сегодня.

      Тэиль грустно улыбнулся.

      — Ты снова меня выпроваживаешь, — ответил альфа. — А я хотел предложить тебе провести вечер вместе. Я, действительно, очень скучаю.

      — Иль, — растерялся Доён. — Я… Мы… Думаю, что это не слишком хорошая идея. Мой сын…

      — Взрослый альфа. Он всё поймёт. Скажи, что ты сам не хочешь быть со мной. Я не обижаюсь, просто….

      Альфа поднялся и направился к выходу.

      — Просто я думал, что когда-нибудь мы сможем начать всё сначала. Ты один, и я один. Вот только я не вправе тебе указывать.

      Ким смотрел на удаляющегося альфу, и сердце сжималось от тоски. Он очень любил этого человека, но почему-то до сих пор не мог почувствовать себя свободным. Тень мужа висела над ним и не давала погрузиться в эту любовь. И нужно было что-то с этим делать. Доён хотел жить.

      — Илли, — всё-таки сорвался с губ омеги. — Я освобожусь через полчаса. На улице уже темно, а свою машину я отдал в ремонт. Ты не мог бы…

      Омеге не дали закончить теплые нежные губы, что коснулись его собственных. Тэиль крепко прижимал Доёна к себе, и омеге вдруг показалось, что всё вокруг начало расцветать.

      — Я подожду, иди. Я пока поговорю с Хэкдже. Объясню ему ситуацию.

      Ким кивнул и отстранился, проводя ладонью по щеке старшего и поспешил в кабинет, где его уже дожидался анализ крови Донхёка.

      — Я буду на стоянке, — сказал Мун, и уловив кивок омеги, направился к выходу.

      Переступив порог кабинета, Доён замер, его нос уловил такой знакомый запах. Он был немного замаскирован резкими химикатами, но Доён был врачом и учился отличать любые изменения в запахе у своих пациентов. Любой другой не выделил бы в летающей в воздухе смеси ничего особенного, но Доён чувствовал. Он понимал, что сейчас его тело дрожит, когда он снова и снова вдыхает воздух, пропитанный ароматом хвои. Так пах когда-то Кибом. Но его же не может быть здесь?

      Доён сглотнул и сделал шаг в помещение, прикрывая дверь. Полумрак кабинета тревожил, и лишь свет, льющиеся из приоткрытой двери лаборатории, указывал напуганному омеге путь. Стараясь не шуметь, Доён пробрался ближе, заглядывая в щель и замечая фигуру в капюшоне, склонившуюся над лабораторным столом. Высокий, в черных одеждах незнакомец, казалось, не замечая ничего вокруг, что-то разглядывал в микроскопе. Сердце громко застучало в груди, когда Доён понял над чем сейчас работал таинственный гость. Он изучал образцы крови Донхёка, в которых Ким хотел найти ответы на свои вопросы. Любое неверное движение могло разрушить всё, что омега собирал многие годы.

      Когда незнакомец потянулся к полке с реагентами, Доён встрепенулся. Он не мог допустить уничтожения своих исследований.

      — Кто вы? Что вы здесь делаете? — резко сказал омега, обращая на себя внимание.

      Гость нервно обернулся. Его лицо было закрыто шарфом, но глаза… Доёну слишком знакомы были эти глаза.

      — Как вы здесь оказались? Я сейчас вызову охрану!

      Омега потянулся к тревожной кнопке, но оказался прижат к стене сильной хваткой. Чужая рука надавила на горло, лишая возможности дышать.

      — Ты совсем не вовремя, малыш, — прохрипел знакомый голос. — У меня не было цели трогать тебя. Мне нужны лишь образцы. Мне необходимо их уничтожить. Я один смог добиться идеального сочетания, и это тайна останется только со мной. Новый компонент. Я хотел испытать препарат на этой твари Енмине, но его сосунок опередил меня. Я создал лучшую вариацию «Лекарства…». Скоро именно она наполнит карманы дилеров Енмина, и Сейсен нанесет ответный удар.

      — Ты создал яд, — прохрипел Доён, чувствуя, как дрожит его тело. Встречи с покойным мужем он никак не ожидал. — Вспомни, когда-то ты сам говорил, что Сейсен не нужны невинные жертвы.

      — Увы, мой дорогой, тех, кто вкусил прелести «Лекарства…» невинными уже не назовёшь. Формула этого препарата должна была исчезнуть ещё тогда. Все должны были забыть о ней, а теперь они все будут уничтожены. Прости, милый, мне очень не хочется оставлять нашего сына сиротой, но ты уже подобрался достаточно близко к разгадке. Ты увидел меня, поэтому мне придётся прервать твою жизнь столь негуманным способом.

      — За меня отомстят! — хмыкнул Доён. — Тэиль найдет тебя, он…

      — Да, уж, и как я забыл о твоём истинном, что всегда оказывался не к месту. Он будет следующим, а за ним пойдут твои дружки, что так просто предали идеалы Сейсен, попав под чары бесполезного омеги. Никого не останется. Сейсен исчезнет навсегда, снова!

      — Кибом, пожалуйста, одумайся, — прохрипел Ким, чувствуя, как хватка на шее становиться сильнее. Дышать становилось труднее, а перед глазами постепенно темнело. Доён попытался вырваться, но старший был крупнее и сильнее.

      — Одуматься? — засмеялся мужчина. — Одуматься? Когда эти твари на моих глазах растерзали мою семью.

      — Я тоже… Я тоже твоя семья!

      — Ты приблудыш! Ты ублюдок, что когда-то нагулял отец, но ты был хорошим прикрытием, милый. Прощай.

      Доён чувствовал, что ноги уже не держат. Бороться с тьмой не было больше сил.

 Редактировать часть