Конечно, ехать в электричке с пыльной, покрытой мхом обувной коробкой было не очень комфортно. В конце концов, грязный, уставший и пристыженный Ода вернулся в собственную съёмную квартирку. Он нашёл в себе силы вернуться к коробке только к вечеру. В том же жёлтом свете лампы Сакуноске стал вынимать её содержимое и раскладывать на столе.
Саму рукопись представляли три исписанные тетради. Сакуноске незамедлительно погрузился в чтение, да так и просидел с ними до рассвета.
В тетрадях от первого лица были описаны этапы жизни некоего человека. Человека совершенно запутавшегося и недоверчивого. Он с детства привык врать и притворяться оттого, что не мог довериться людям. Он научился угождать и улыбаться, вот только это мало чем помогло в жизни. И человек этот оставался закрытой ракушкой - в детстве, в отрочестве, в юности. По ходу жизни (довольно насыщенной событиями) он всё старался получше понять людей, которые так и тянулись к нему, но, как бы ни старался, чувствовал себя совершенно лишним в обществе. И оттого, что в общество не вписывался, он ощущал свою порочность - свою неполноценность. Тетради в полной мере описывали переживания героя, струна терпения которого в конце концов лопнула, а всякая воля угасла.
Простой язык воспринимался легко, повествование увлекало, да и написано было грамотно - нечего и редактировать. Да, хорошее произведение, которое наверняка примет не один журнал. Сакуноске не знал, сначала похвалить Дазая или задать вопросы для обсуждения прочитанного, как вдруг голос Осаму произнёс:
- В коробке осталось ещё кое-что.
Там лежали фотографии. Пара из них была посвежее, и с них на Сакуноске смотрел парень лет двадцати пяти. Тёмные волосы, обрамляющие лицо, и чем-то знакомые черты. Юноша мягко улыбался, и всё же даже на фотографиях в его взгляде читалась глубокая печаль.
Сглотнув, Ода посмотрел на последнюю фотографию. Старая и выцветающая, она показывала двух мальчиков. Подростки практически одного роста. Первый - задумчивый с рыжеватыми волосами. А вот его темноволосый друг беззаботно улыбался: лицо ребёнка ещё не было обременено проблемами и тяготами жизни. На обратной стороне была полустёртая подпись детским почерком: «Одасаку и Сюдзи. 19..».
Взгляд на эту фотографию пробудил смутные воспоминания. И тогда у Сакуноске в голове сложился пазл. Конечно, как он не догадался раньше? Этот голос с усмешкой, эти дурачества, эта лёгкая манера общения и в конце концов это прозвище. Ода выдохнул:
- Какой необычный псевдоним ты взял себе, Сюдзи Цусима.
- Как поздно ты узнал меня, Одасаку.
- Так значит, ты тоже не отказался от мечты стать писателем после того, как мы окончили школу и потеряли контакты друг друга.
- Вот только эта мечта свела меня в могилу. И, что хуже того, не даёт покоя даже после смерти.
- Зачем же было врать? Ты пришёл ко мне только потому что знал меня при жизни.
- Я не врал - всего лишь не сказал всей правды. Мне ведь действительно хотелось помочь тебе выйти из кризиса, причём не только творческого, но и финансового. Тебе уже нечем платить даже за эту убогую комнату... А ведь твои новеллы хорошо печатаются - проблема в том, что идеи иссякают. Остальное - правда: я думаю, что моя рукопись заслуживает публикации. И на самом деле не важно, под чьим именем. Можешь отредактировать её и опубликовать как свою работу, чтобы не бедствовать как я в своё время.
- Ты ведь знаешь, что я не поступлю так.
- Мне уже всё равно. Просто хочу опубликовать её. А если этим ещё и можно помочь старому другу - так даже лучше.
***
Сакуноске довольно долго ждал ответ от издательства, и за это время многое успел обсудить с Осаму. Оказалось, вскоре после их с Сакуноске расставания у Дазая умерла мать, и он остался совсем один. Пока Ода был одним из лучших студентов в своём институте, Дазай забросил учёбу и в конце концов отчислился. Он решил больше не поступать и просто стал писать рассказы под псевдонимом "Дазай Осаму". Поначалу дела даже шли неплохо, но в люди он так и не выбился. Терпя неудачи, Дазай ещё некоторое время искал смысл своей жизни, перепробовав много дел - от выпивания и увлечения женщинами до садоводства. Но в конце концов отчаялся и обозначил свой конец, бросившись с моста.
- Всё ещё считаешь меня слабым человеком, Одасаку?
Подумав немного, Сакуноске ответил:
- Не столько слабым, сколько потерянным. Ты не нашёл своего места в жизни и быстро опустил руки. Стоило найти меня раньше, я мог бы помочь тебе...
- Может быть, для "потерянных" людей есть только один выход. Тот, который нашёл я.
Помимо разговоров, Ода наконец вспомнил своё призвание и вернулся к активному писательству. Писал он в соавторстве с Осаму. У Дазая были десятки идей для больших и маленьких рассказов разных жанров, которые он озвучивал без умолку, а Ода записывал их размашистым почерком в потрёпанный блокнот.
Всё-таки Дазай был прав насчёт моды на подобные рассказы. Спустя пару недель крупное издательство ответило в письме, что согласно напечатать предложенное произведение. И вскоре повесть за авторством некоего Дазая Осаму увидела свет.
После подписания договора с издательством весенним вечером Сакуноске возвращался домой. И тогда он вновь услышал в своей голове голос друга:
- Спасибо, Одасаку. Гудбай.
Последние слова, произнесённые Дазаем мягко и тепло, блеснули в разуме, как молния среди туч. "Прощай" - гласил их перевод.
- Осаму? - вслух позвал Сакуноске несмело и не получил ответа.
Что ж, этого и следовало ожидать. Последняя воля души была исполнена, и Дазай наконец может обрести покой. А Одасаку с остаточным чувством печали на душе осталось только вернуться в тесную съёмную комнату.