*Стих 24 из 4ой главы книги Притчи Соломона
Стоит признать, операция по устранению незаконного заведения на острове прошла вполне неплохо. На удачу в это же дело ввязался и граф Аверин — с его участием все в итоге и разрешилось, и весьма благополучно. Даже несмотря на разрушенную гостиницу, несколько погибших дивов и кучки пострадавших, в число которых не попал и Владимир.
Сергей успокоенно выдохнул в конце тяжелой ночи, когда осознал это — и невольно нервно передернул плечами. Все же хоть ему и казалось, что отношения у них потеплели, и напарниками они стали весьма неплохими, осознавать, что беспокоишься за дива, словно за хорошего друга оказалось тревожно. Ведь из каждого утюга — «они не люди». Впрочем, в этом Сергей и не сомневался: работает в Управлении хоть и не очень долго, но увидеть успел немало разного, особенно в последнее время. Зато крепко засомневался в том, что дивы ничего не чувствуют. И, пожалуй, сильнее всего на рождение сомнений повлияли не только и даже не столько отношения графа Аверина с Кузьмой, маячившие перед глазами, сколько работа с Владимиром.
Этот див, один из сильнейших в Управлении, хитрый и умный, из раза в раз выглядящий так, словно способен на все… Во время их операции казался уж слишком уязвимым. И хотя Сергей старательно убеждал себя в том, что это просто игра на публику, Владимир должен выглядеть как замученный пытками, каждый раз ему было почти физически тяжело возвращаться на остров ради продолжения операции.
Но, несмотря на свой весьма помятый вид в конце каждого из вечеров, Владимир не забывал поддержать Сергея. Напоминал, что он див и ничего ему не будет, хвалил — за то, что может держаться как положено; за то, что учится задавать правильные вопросы и смотреть куда нужно, пускай расследование и идет крайне медленно; и благодарил — за помощь после пыток, пускай и не слишком уверенно и легко, словно не умеет этого толком. Господи, да Сергей и подумать не мог, что Владимир чего-то не умеет! А, оказывается, ему тяжело искренне кого-то поблагодарить за помощь. Похоже, сильнейший див Управления не слишком привык показывать кому-то даже толику слабости.
Пожалуй, именно это сильнее всего Сергея и заставило задуматься: да, дивы не люди, но ведь они точно так же, как люди испытывают страх, боль, злость, смущение… возможно и ласку, и радость — абсолютно точно и любовь тоже?
Вот только моментов, когда Сергей видел подобные, добрые эмоции у Владимира, вспомнить никак не мог. И даже начал сомневаться, а не выдумки ли о дивах это все его собственные — пока не наткнулся на широко улыбающегося и, кажется, вполне искренне довольного Кузю, что встретил их на пороге дома Аверина. Конечно, Сергей не в первый раз видел Кузю в откровенно хорошем расположении духа, однако только теперь подумал: а способен ли Владимир на подобное, искренне-счастливое поведение? Или слишком насторожен и собран, чтобы открываться людям? Хоть кому-то из людей? Или уже слишком, хм, стар для такого? Ведь тот же Кузя совсем недавно попал в мир людей из Пустоши… с другой стороны, это не помешало ему уже не раз вляпаться в неприятности.
Но что насчет Владимира? Этот див для Сергея не просто тайна покрытая мраком, а загадка, равная едва ли не секрету возведению пирамид. И Сергей хотел бы, правда, хотел бы эту загадку разгадать, вот только понимал: сунется — и оно его сожрет. Вполне вероятно, не фигурально выражаясь.
Не то чтобы это Сергея теперь пугало. Скорее ему все больше, все сильнее хотелось эту загадку разгадать. Узнать: умеет ли Владимир, как Кузя — открыто и тепло вести себя рядом с хозяевами, чувствовать себя рядом… с ним самим, Сергеем?
От этой мысли мурашки бежали по спине, и Сергей невольно передергивал плечами. Узнай Владимир о подобных мыслях — насмешек не оберешься. Но и не думать Сергей не мог. И потому сдался натиску алкоголя в крови и роящихся в голове мыслей и вопросов под конец праздничного вечера в доме графа Аверина.
Улучив момент, когда гости почти разошлись, Кузя унесся убирать еду и посуду, а Владимир, немного помедлив, все же предложил ему свою помощь, Сергей неуверенно повернулся к Гермесу.
— Ты что-то хотел? — спросил тот, когда Сергей еще не успел и рта раскрыть. Из-за этого Сергей запнулся, нахмурился в попытке разобраться, что для него сейчас важнее и как это сформулировать. Потом все же кивнул.
— Спросить.
— Хм? — Аверин расслабленно откинулся на спинку кресла, и Сергей, опасливо покосившись на кухню, откуда доносилась радостная болтовня Кузи, понизил голос.
— Хотел спросить вашего мнения. Как думаете, дивы способны… на глубокие чувства?
Тут же Сергей почувствовал себя совершенно глупо. Почувствовал, как уже совсем не от алкоголя краснеют лицо и шея, снова покосился в сторону кухни и окончательно смутился, когда Аверин издал странный звук, похожий на сдавленный смешок. А еще немного становилось дурно, потому что Сергей как будто уже видел доказательство, что да, дивы способны — только подтверждения в виде ответа на заданный тогда же вопрос от Владимира так и не дождался. Стоило ли и это расценивать как ответ?..
— К чему ты клонишь?
— Ну… Ваш Кузя ведет себя почти как ребенок, — помолчав несколько мгновений в попытке подобрать слова и хоть как-то сформулировать мысль, все же медленно начал Сергей. — Как обычный человеческий ребенок: не хочет делать уроки, спорит, мечтает о чем-то, дурачится… Но я ни разу не видел Владимира хотя бы в хорошем настроении…
— Так и не сказать, что Владимир похож на ребенка. Он див, который уже невесть сколько лет работает в Управлении, — Аверин снова издал смешок, но уже в задумчивости, серьезной и, пожалуй, даже глубокой склонил голову к плечу. Всмотрелся в лицо Сергея явно настороженно и хотел уже что-то сказать, но тот его опередил.
— Нет, конечно, не похож. Но я имею в виду хорошее настроение в обще… общеи… още… — он запнулся, пытаясь вспомнить слово. В нетрезвой голове мысль терялась, язык за ней не поспевал, и Сергей сдался: — В общем, в понятном всем смысле.
— Так и не у всех людей есть подобное состояние, — рассудительно заметил Аверин и задумчиво глянул в окно. — А Владимир — все же немолодой государственный див, у него много забот. И, наверное, не слишком много доверия к людям. И очень большое самомнение. Вряд ли у него в лексиконе есть слово «веселье», — он тихо хмыкнул. Почти сразу, впрочем, посерьезнел. — Знаешь, еще год назад я бы сказал тебе, что дивы в принципе не склонны к человеческим развлечениям, но Кузьма демонстрирует совершенно иное. Так что, полагаю, если дивы и способны на глубокие… на глубокие и глубокие теплые чувства, — Аверин хитро глянул на Сергея, и тот стыдливо поспешил отвести взгляд, — то спрашивать об этом нужно их самих. Но, в любом случае, если тебя беспокоит что-то в состоянии Владимира — проще спросить прямо. Однако мой тебе совет: будь осторожен.
Хитрый взгляд Аверина неуловимо, почти мгновенно стал внимательным и тяжелым. Сергей ощутил себя первогодкой в Академии, где ему старательно вбивают в голову: единственное глубокое и искреннее чувство дива — желание сожрать хозяина, да поскорее.
Захотелось испариться, провалиться сквозь землю… и к большому счастью Сергея, в дверях гостиной появился Владимир и на удивление мягко настоял, что молодому колдуну нужно отправиться домой. Так что уже через несколько минут они покинули столь гостеприимный в последнее время дом графа Аверина.
Первая ночь Владимира в доме Мончинских для Сергея прошла неспокойно. Хотя, пожалуй, куда больше подошли бы слова: тревожно, бессонно и очень, очень муторно и долго — даже несмотря на поздний час, в который они появились на пороге. Алкоголь выветрился довольно быстро, и в постель Сергей ложился уже с явным ощущением жажды, головокружения и тяжести во всем теле.
Однако сон не шёл. Мысли то и дело возвращались к разговору с Авериным и Владимиру в соседней комнате — тот если и не спал, то по крайней мере не издавал ни одного достаточно громкого звука для человеческого уха. Сергей, впрочем, надеялся, что Владимир все же предпочтет сон, оказавшись в доме хозяина-колдуна. В его голове даже мелькнула мысль, чтобы пойти и подсмотреть, однако Сергей почти тут же отмел ее, стыдливо залившись краской. Он и так сильнее необходимого — по убеждениям многих колдунов, во всяком случае — привязался к своему диву и беспокоится о нём. Ещё идти проверять, точно ли он спит, не хватало! Да он ведь умрет от неловкости на месте, если Владимир заметит его.«И что тогда? Оправдываться как? Не заявлять же, что пришел услышать ответ на вопрос про любовь дивов. Как это будет выглядеть? Как это все вообще будет выглядеть? — сердито подумал Сергей и побился головой о подушку. — Как у Гермеса Аркадьевича все просто — взять и спросить. Ха! Да ничего сложнее в жизни не придумать!»
Все эти мысли, однако, совсем не помешали Сергею уже через пару минут внутренней борьбы оказаться в коридоре.
Прохладный воздух вызывал по ногам неприятную ломоту, а вот табуны мурашек по спине — уже точно не от холода. Их вызывало неприятное, очень липкое ощущение, будто за ним кто-то наблюдает из темноты. Внимательно и цепко, этот кто-то всматривался в спину, буравил взглядом и заставлял шарахаться от каждого шороха.
Сергей судорожно выдохнул, останавливаясь посреди коридора. Пожалуй, он бы решил, что это Владимир, если бы не понимание: единственная гостевая комната следом за спальней самого Сергея. Так может, это странное, ледяное ощущение чужого взгляда на спине, которое ни с чем не перепутаешь, появляется просто из-за того, что в доме сильный див? Нет, Сергей ни разу о подобном не слышал…
— Что-то случилось? — раздался из темноты спокойный знакомый голос, и Сергей вздрогнул. Владимир говорил с порога гостевой спальни, а ощущение взгляда в спину мгновенно пропало.
— М… нет, — запнувшись, пробормотал Сергей. — Просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. И что ты… нормально устроился…
Он затих, смущенно отведя взгляд, пускай на самом деле в темноте ночи и не мог толком разобрать даже очертаний Владимира. Так что приходилось ориентироваться только на звуки.
Послышался тихий выдох, и Сергей совершенно четко представил, как Владимир по-птичьи склоняет голову к плечу.
— Я хорошо устроился, спасибо, — в негромком голосе Владимира Сергей услышал странную интонацию, определение которой дать не получалось. Озадаченность? Смущение? Недоумение? Насмешка? Этот сложный тон вызвал по спине Сергея новый табун мурашек.
— Ну… Это замечательно, — тряхнув головой в подобии кивка, натянул он улыбку.
Владимир тихо хмыкнул в темноту и, кажется, собрался добавить что-то еще, но Сергей раньше этого успел скрыться в своей спальне — хоть где-то он оказался ловчее и проворнее дива. Даром, что от страха — с колотящимся сердцем Сергей, пожалуй, слишком громко хлопнул дверью и тут же навалился на нее спиной, прикрывая глаза.
— Доброй ночи, — услышал он приглушенное и с протяжным выдохом опустился на пол.
Сердце продолжало колотиться как бешеное, и Сергей не понимал, что именно его так напугало.
Впрочем… напугало ли?
Алкоголь, кажется, окончательно выветрился, очистив разум, но в собственных чувствах и ощущениях молодой колдун по-прежнему терялся. Не сказать, однако, что хотел найтись… потому, заставив себя подняться, поплелся в постель и уснул, едва коснувшись головой подушки.
На утро Сергей проснулся от весьма аппетитного запаха омлета, а на кухне обнаружил восторженную «заботливым и очень талантливым дивом» мать и немного смущенного, но вполне довольного Владимира, что как раз раскладывал по тарелкам, кажется, собственноручно приготовленный завтрак.
Сердце на этот раз в груди колотилось в бешеном ритме вовсе не из-за стыда или страха.
Следующие несколько дней Сергей и Владимир провели в кропотливом, мучительном написании отчетов. Как бы Сергей ни надеялся, что расследования, наполненные острыми ощущениями, полностью от них избавят, пока выходило, что скорее только подкинут лишней работы. Потому что отчеты о повседневной рутине в Управлении никто не отменял, а отчеты о прогремевшем только что деле требовали сделать и сдать поскорее.
Так что написанию отчетов молодому колдуну и его диву пришлось посвятить несколько дней кряду и заниматься им почти безвылазно: даже рутину пришлось отложить, лишь бы подробно и четко составить текст рапорта.
Владимир, к слову, не помогал — по крайней мере не так, как Сергею хотелось. Впрочем, странно было бы ждать от него заботы… Зато вместо нее Владимир, читая написанное Сергеем, советовал и подсказывал, как исправить и написать, чтобы не прикопались, чтобы потом не пришлось переделывать или мучительно отчитываться на ковре у начальства. Сергей, конечно, злился — подсказывать-то легко, а написано все должно быть рукой колдуна. Послевкусие благодарности на дне утомления и усталости, однако, оставалось весьма стойкое, и Сергей не очень понимал, как его выразить. Да и стоит ли.
Окончательно завершили отчет они глубокой ночью третьих суток, когда глаза слипались, запястье ныло от изнурительно-долгого письма, а несколько исписанных листов хотелось не аккуратно сшить, а сжечь, и чтобы горели синим пламенем.
— Ну, что ж, могу вас поздравить с первым отчетом по первому серьезному делу, — без иронии произнес Владимир, пробегая глазами по последним строчкам — уже откровенно кривоватым, вымученным. Сам див, что совсем не удивительно, оставался весьма бодр и вполне мог бы пренебречь усталостью хозяина, однако тепло, хоть и едва заметно, только уголками губ, улыбнулся. Перевел взгляд на устало откинувшегося на стуле Сергея. — Сшить можно и завтра. Но самое важное закончили.
— Отлично. Значит, можно ложиться спать, — широко зевнув и прикрыв глаза, отозвался Сергей. Ему, честно говоря, хотелось просто лечь — сошел бы даже коврик у двери, лишь бы больше не требовали писать и не исправляли каждую мелочь.
— Думаю, в начале все же стоит доехать до дома, — голос Владимира показался слаще меда, а прикосновения к плечам, заставляющие все же подняться из-за стола, мягкими и бережными. — И лечь в постель.
— У меня даже на ноги нет сил подняться, — честно промычал Сергей. Манипуляциям Владимира он тоже поддавался с трудом.
— Придется найти. Поверьте, вести оперативную и розыскную деятельность с больной спиной — идея плохая.
Теперь в интонациях Владимира прорезалась знакомая насмешка. Это отрезвило звонкой пощечиной, и Сергей заставил себя подняться.
Хотелось, чтобы Владимир продолжил касаться — ласково и бережно. Хотелось, чтобы не прекращал заботу, чтобы перестал вести себя как… как див. Хотелось, чтобы был просто… ч е л о в е к о м. Чтобы Владимир не был обязан раз в год менять хозяина, перестал быть таким холодным и позволил себе хоть немного расслабиться. Хотелось самому, чувствуя с л и ш к о м сильную привязанность к этому диву, перестать ждать насмешек и бояться, что перейдет ту грань, после которой Владимир сможет беспрепятственно его сожрать при желании. Хотелось, чтобы у Владимира этого желания вообще не было.
Странные, сумбурные мысли перетекали в голове одна в другую так же вяло и медленно, как Сергей тащился по пустому коридору Управления вслед за Владимиром. Тот, подняв Сергея, накинув на его плечи пальто и заперев кабинет, направился на улицу и, убедившись, что колдун не уснул по пути, заставил сесть в машину, а сам сел за руль и завел двигатель. Тронулся лишь, проверив, что ремень безопасности точно пристегнут, и Сергей, невольно этому улыбнувшись, опустил голову на стекло. Прогулка по морозу, тем более такая короткая, совсем не взбодрила, и Сергей не заметил, как почти сразу провалился в сон.
А, проснувшись, обнаружил себя в собственной постели собственного дома, в пижаме и с зашторенными окнами, хотя точно помнил: прошлым утром шторы он раздвигал, а вот как они с Владимиром добрались до дома, и как Сергей переодевался и ложился в кровать — в памяти почему-то не отпечаталось.
Догадка, как именно он оказался в постели и далеко не в том, в чем выходил с работы, прошила Сергея молнией на чистом весеннем небе, и он, заливаясь краской, зарылся в одеяло с головой. И, пожалуй, его бы ничто оттуда не вытащило, если бы не осознание: работу никто не отменял, в отпуск никого не отпускали. А необходимость перепроверить, сшить и сдать отчет только напоминали, что расслабляться нельзя.
Со стоном заставив себя подняться, Сергей все же отправился приводить себя в порядок и собираться на работу. Выходило, однако, дергано и нервно: все утро он ждал, когда же Владимир наконец выдаст хотя бы одну насмешку-но-на-самом-деле-совет о том, что не стоит расслабляться рядом с дивом, тем более рядом с тем, которого не можешь до конца контролировать. Однако этого никак не происходило — и вообще Владимир вел себя… нет, назвать «как обычно» это поведение у Сергея язык не поворачивался.
Пожалуй, будь Сергей меньше знаком с Владимиром, не запомни он почти досконально каждое даже микро-выражение его лица, он бы точно сказал, что див ведет себя как обычно. Однако это совсем не так, хотя Сергей и затруднялся даже для себя определить его эмоции более четко, чем «как-то иначе». Возможно, его плечи опущены и расслаблены на самую каплю больше, чем обычно; возможно, взгляд, который Сергей перехватывал все утро, чуть теплее и мягче, чем все время их знакомства Владимир считал нужным дарить; возможно, Владимир — и так немногословный по утрам Владимир — сегодня тише привычного.
Возможно — только возможно — Владимир в целом вдруг показал Сергею, что он мягче и человечнее, чем сам див привык показывать, а его колдун — видеть.
Весь запал, который Сергей разжигал в себе все утро для разговора о том, как же он оказался в кровати, хотя заснул в машине, как-то мгновенно угас. Угас, стоило только Сергею разглядеть Владимира этим утром, и разжигать его вновь уже совсем не хотелось. Между ними вдруг повисло спокойное, приятное умиротворение, и нарушать его Сергей попросту боялся. Да и Владимир, что бы ни творилось в его душе и голове на самом деле, тоже не торопился этого делать.
Потому Сергей промолчал. И больше даже мыслями к этой ситуации старался не возвращаться.
Их отношения с тех пор, кажется, совсем не изменились. Только насмешек со стороны Владимира стало еще меньше; только отношение его к Сергею в целом стало едва заметно мягче и теплее; только сам Сергей позволил себе еще немного расслабиться и стал более внимательно приглядываться к Владимиру.
Так продолжалось… еще несколько месяцев? Стоит признать, Сергей не слишком следил за временем — боялся. Ведь момент, когда Владимир должен будет перейти к новому хозяину, неумолимо приближался. И это… тревожило, пугало, настораживало и расстраивало. Проще уж совсем не думать о грядущем дне прощания. Тем более, сам Владимир все это время вел себя лениво-флегматично — то ли не думал о смене хозяина вообще, то ли его это совсем не волновало. Это Сергея тоже нервировало.
От невеселых мыслей Сергей отвлекался работой и наблюдением за происходящими в обществе событиями — в первую очередь связанными с дивами. После того, как прикрыли лавочку Рождественского, и об этом случае писала каждая, даже самая маленькая газетенка, среди людей стала крепнуть мысль, что дивы, вообще-то, тоже живые существа. Да, все еще не люди, и они все еще могут быть чудовищно опасны — но они тоже умеют чувствовать и ощущать. И даже самые упрямые в своих убеждениях колдуны начали задумываться — это Сергей видел уже по некоторым, более старшим коллегам.
Сергей и сам все чаще стал задумываться о человечности дивов. И хотя при взгляде на Владимира раньше едва ли приходила в голову идея, что он мог бы быть неплохим человеком, теперь Сергей все чаще обращал внимание на его истинно человеческие повадки.
Что может быть человечнее привычек?
Раньше Сергей не замечал подобного за Владимиром, а если и замечал, то и списывал на педантичность и ответственность; как бы там ни было, но только теперь, глядя на то, как Владимир раз в несколько дней по утрам не забывает поливать цветы в кабинете, как каждый раз прежде, чем выйти из кабинета или из дома, поправляет ворот рубашки, даже если он выглядит идеально, как, закрыв машину на парковке, проверяет на всякий случай каждую дверь — теперь Сергей все больше видит во Владимире человека.
И все больше тонет. Не забывая, впрочем, корить себя за это и пытаясь из раза в раз, как мантру повторять: Владимир не человек. И он намного, намного старше. Опытнее. И уж точно не может быть заинтересован в человеке. Если он вообще может быть заинтересован в чем-то, кроме службы — и дело уже не в том, что он див.
Практика тем временем показывала, что из интересов у Владимира только служба. Он продолжал обучать Сергея, наставлять, «дрессировать» — пусть едва заметно мягче прежнего, зато ощутимо, что с большим энтузиазмом. Видимо, считал, что на случай нового опасного задания Сергей должен быть уже полностью готов. И, что ж, все же отрицать с такую необходимость тяжело. Сергей и сам остался не в восторге от почти полной своей беспомощности и бесполезности. А потому — ничего не оставалось, кроме как соглашаться (впрочем, как будто его спрашивали) на усложнение совместных тренировок и терпеть и запоминать все еще едкие, пусть уже и куда менее ядовитые комментарии и советы.
Апогеем всей этой странной, затяжной неопределенной — как виделось Сергею — ситуации между ними стало задержание сильной, кажется, сошедшей с ума дивы.
Вообще-то, они оказались там случайно: расследовали исчезновение графа Лазарева, что в последние несколько лет жил один, если не считать привязанную к нему диву первого класса пятого уровня.
Началось все, вообще-то, с того, что соседка — пожилая дама с безукоризненной выправкой и поистине шпионской наблюдательностью — пожаловалась на шум и потребовала прислать колдуна с дивом. А, в силу ее статуса и упорства во время звонка, отказать ей не смогли.
— Нет-нет-нет, не было никакой музыки! Молодой человек, я же говорю вам, там как будто дрались! — покачала головой женщина, когда Сергей уточнил, могла ли это быть обычная вечеринка. И хотя соседка пропавшего оставалась спокойной, а Владимир и вовсе их почти не слушал, со всей внимательностью рассматривая через забор дом Лазарева, Сергей почувствовал, что его за столь глупый вопрос готовы стукнуть. — Да и, тем более, Витенька никогда не любил шума! Он ведь только поэтому сюда и переехал: говорил, родственники его в городе уговаривали остаться, но бедняжка страдает от мигрени из-за того, что в городе постоянно машины под окнами ездят, музыка отовсюду, крики… они же в центре почти живут, а там постоянно что-то происходит, сами ведь понимаете…
Женщина махнула рукой, и Сергей протяжно вздохнул.
Да, он понимал. Понимал, что в городе действительно шумно и постоянно что-то происходит. Понимал, что сердобольная женщина и сама шум, похоже, не переносит. Но не понимал, что именно заставило старушку потребовать, чтобы приехал все проверить обязательно колдун с дивом — и почему именно Сергею с Владимиром посчастливилось отправиться на эту проверку, «несложную полевую работу, чтобы не расслаблялись», как высказался начальник.
— Понимаю, — вторя своим мыслям, покивал Сергей и как можно серьезнее посмотрел на собеседницу. — Так какого, вы говорите, характера был шум?
— Как будто кто-то громил дом! — тут же переключилась от причитаний старушка и вцепилась в руку Сергея. Владимир, наконец повернувшийся к ним, перехватил этот жест взглядом, мрачно свел брови к переносице, но не прокомментировал. — Как будто кто-то что-то искал… или дрался!
— А свет в окнах горел? — уточнил Владимир, складывая руки на груди.
— Не горел. Уже несколько вечеров как свет в окнах не горит! Я сначала думала, может, Витенька со своей дивой уехали куда — да хоть в город, с родственниками повидаться, а вчера вот как…
Женщина всплеснула руками и удрученно покачала головой. Сергей поднял на Владимира страдальческий взгляд.
— Может, просто кража?
— Может, — не стал спорить див, но в его голосе сквозили собранность и напряжение, а потому и надежды Сергея, что они отделаются сегодня обычной беседой с соседкой, стремительно таяли. — А может, и нет. Когда вы видели господина Лазарева в последний раз? Он был с дивой?
— Так перед прошлыми выходными и видела. Дива его цветочки поливала, сам Витенька в гамаке отдыхал, — женщина задумалась. — Они поужинали там же, в саду, мы через забор даже парой слов перекинулись. Ну, знаете, о погоде — больно уж весна теплая в этом году выдалась, даже удивительно… А утром я их уже не видела.
Сергей снова тяжело вздохнул и поднял к небу усталый взгляд. Манера свидетельницы углубляться в детали, где в этом нет необходимости, утомляла. Зато более важные и ценные детали она старательно, словно специально, упускала.
— Скажите, было что-то странное в их общении? В самом ужине? Возможно, в их разговоре? Вы ведь слышали наверняка, о чем они говорили? — Владимир обаятельно улыбнулся, всем своим видом демонстрируя искреннее желание разобраться. — Ну, может, господин Лазарев ругался на диву? Или они были напряжены?
— И вовсе нет! — горячо возразила женщина. — Ужинали, как обычно, спокойно и мирно за одним столом…
— Простите, за одним столом? — перебил Сергей женщину и успел еще до того, как сильнее нахмурившийся Владимир что-то сказал. Переглянувшись с ним, Сергей облизал губы и уточнил осторожно: — А как давно они едят за одним столом, вы не знаете?
— Да сколько я с ними знакома…
Женщина пожала плечами и сама теперь нахмурилась. Кажется, начала что-то понимать, но Владимиру и Сергею было уже не до этого. Потому они, наскоро попрощавшись с вызвавшей их женщиной, поспешно покинули ее участок, чтобы затем озадаченно остановиться под дверью на участок Лазарева.
Сергей мялся у припаркованной совсем рядом машины, пока Владимир, сложив руки на груди, к чему-то внимательно прислушивался. Мешать ему не хотелось, но все происходящее Сергею совершенно не нравилось, потому и промолчать у него не получалось.
— Мы ведь должны это все проверить, да? — вздохнул он, подходя и становясь рядом с Владимиром. Покосился на дива, и тот криво усмехнулся, кивая. — Мы не можем просто… уехать.
— Конечно. Вам ведь известны предписания.
Теперь Владимир скосил на него осуждающий взгляд, от которого у Сергея по спине побежал холодок. Не то чтобы он планировал поступить как-то иначе, однако ярого желания влезать в неприятности не возникало. Приключений на много месяцев вперед ему хватило еще зимой. Как, к слову, и впечатлений.
— Ну… ломиться без приглашения идея так себе… — вздохнул Сергей, собираясь с мыслями. Получив одобрительный кивок Владимира и его выжидающий взгляд, продолжил: — Наверное, будет лучше, если ты превратишься в птицу, например, и осмотришься во дворе, пока я попробую позвонить в дверь и поговорить… Если кто-то все же откроет. Если же нет…
— Мы все равно должны отреагировать на заявление свидетельницы, — прервал Владимир, закатывая рукава рубашки. Несколько секунд он возился с ними, и Сергей никак не мог оторвать взгляда от рук Владимира.
Что-то внутри сворачивалось тугой спиралью, но понять, что это — смутная, но сильная тревога или смущение вперемешку с уже ставшим привычным желанием — он не мог. Да и не знал, что лучше, если уж совсем честно.
Прежде чем обратиться птицей, Владимир глянул на Сергея и коротко кивнул — и лишь после этого вспорхнул в небо, меняясь на ходу. Сергей провожал его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за кронами деревьев, и двинулся к воротам. Вот только звонить не пришлось — при ближайшем рассмотрении оказалось, что дверь не заперта, и чтобы попасть на участок, стало достаточным лишь дернуть за ручку.
Сергей не нашел ничего лучше, чем, подобравшись и выхватив колдовское оружие, крадучись войти на чужую территорию.
Через густо засаженный сад вела выложенная из камней и заросшая травой тропинка. Впрочем, несмотря на мягкость дорожки, что заглушала шаги, Сергей все равно старался ступать как можно осторожнее и бесшумнее, при этом не забывая прислушиваться к тишине и внимательно всматриваться в зелень вокруг.
Ничего и никого, однако, он обнаружить не смог.
Продолжая осторожно ступать по тропинке, меньше чем через минуту он вышел к крыльцу дома и замер, всматриваясь в темные окна — света в них не горело, никаких звуков оттуда тоже не доносилось. Движений не улавливалось. И Владимира тоже, почему-то, видно не было.
У самого крыльца Сергей замер в нерешительности. Соваться в чужой дом без приглашения — преступление. Но дверь на участок открыта чуть ли не настежь, соседка жаловалась на шум и подозрительное затишье…
И Владимира не видно и не слышно. Это тревожило.
Конечно, Сергей не сомневался в его способностях и умении верно действовать в случае чего, вовсе нет — уже не раз имел честь убедиться, что сомневаться не в чем. Но что-то все же беспокоило.
Тихо вздохнув, Сергей на всякий случай оглянулся и неслышно поднялся на крыльцо. Помялся пару секунд в нерешительности, занес руку, чтобы постучать в дверь…
И именно в этот момент услышал грохот из глубины дома. Успел схватиться за оружие, но не успел даже дверь распахнуть, как по всем законам историй про детективов и шпионов, что сейчас стремительно набирали популярность, окно рядом с крыльцом разбилось. На траву с диким грохотом, звоном битого стекла и воем вывалилась пара дерущихся дивов — Владимир и девушка в рваном платье, с измочаленными волосами и с босых ног до головы измазанная кровью. Они сцепились в один плотный рычащий клубок, прокатились по земле и отскочили друг от друга, как ошпаренные.
Владимир оказался у самого крыльца, по-звериному опустившись на четыре конечности, дива — скрылась в тени деревьев, но бежать не торопилась.
— Какая мерзость, — процедил Владимир, выпрямляясь. Взгляда от дивы он не отводил, на Сергея — едва отреагировал, когда он соскочил с крыльца и оказался рядом, выхватив колдовское оружие.
— Что произошло?! — выпалил он, но и на вопрос Владимир не ответил, прожигая диву взглядом.
— Я не хотела! — совсем по-человечески прорыдала та, припадая к земле и, кажется, даже не собираясь защищаться. — Не хотела его!..
— Хотела, — холодно отозвался Владимир, перебивая.
— Нет!
— Кому ты врешь?
Он презрительно скривился, давя ледяным спокойствием, а дива испуганно завыла, отползая. Ее взгляд метался из стороны в сторону, словно дива лишь выглядела разбитой, но на самом деле старательно искала пути отступления.
«Впрочем, почему «словно»? — мысленно укорил себя Сергей, удобнее перехватывая оружие в руке и готовясь к схватке. Если Владимир с ней еще не разобрался, значит, дива достаточно опасна даже для него. — У них слишком сильны инстинкты, чтобы сдаться так просто».
Сергей оказался прав: сделав ложный выпад в сторону, дива прыгнула. Владимир успел отреагировать, дернулся следом, но не успел ее перехватить, и дива, сцепившись теперь с Сергеем, повалила наземь. Его бок, где-то в районе ребер, тут же обожгло болью, полилось что-то горячее, Сергей зашипел, извиваясь, покатился с дивой по траве и наугад взмахнул оружием. Теперь заверещала дива. Метнулась было в сторону, но ее перехватил Владимир.
Он не церемонился — конечно, знал, что может вовсе этого не делать за нападение на служащего и, насколько мог судить Сергей, за убийство собственного хозяина.
Владимир вздернул диву за шкирку, отбросил в сторону, словно специально подальше от кряхтящего на земле и хватающегося за рану Сергея, и стремительно двинулся следом. Дива снова взвыла, волком взглянула на Владимира, и ее губы вдруг изогнулись в ломанной, издевательской ухмылке. Из горла вырвался смешок, и прежде чем Владимир оказался совсем рядом, успела язвительно протянуть:
— Ты тоже своего сожрешь. Теперь точно сожрешь…
Сергей не видел лица Владимира, но зато видел, как уголки губ дивы подрагивают, словно она изо всех сил пытается до последнего удержать маску самоуверенности и контроля, но все это сыпется под натиском страха и боли.
Потом, кажется, Сергей на несколько мгновений потерял сознание, но по ощущениям как будто всего лишь моргнул: увидел, как Владимир раскидывает черные, как ночь, крылья, и сразу после этого — уже сидит рядом на корточках, склонившись над ним в своем вполне человеческом, привычном облике.
— Вам нужно в больницу, — выдохнул он, цепко хватая Сергея за плечо и уверенно, но бережно заставляя подняться.
Сергей закряхтел, вставая на ноги, но тут же покачнулся и едва не упал. И упал бы, если бы Владимир не поддержал его. А затем, сжав зубы и шумно выдохнув, подтолкнул к выходу с участка. Сергей поддался, но успел обернуться, чтобы убедиться — диву Владимир сожрал. В отличие от самого Сергея. Он тихо хмыкнул себе под нос.
Вместе они добрались до машины, где Владимир помог Сергею забраться на пассажирское кресло и пристегнуться, а затем сам сел за руль. И Сергей, пожалуй, решил бы, что Владимир просто обожрался дивой до такой степени, что у него нет даже желания угоститься заодно и своим колдуном, если бы не видел, как перед тем, как сесть в машину, Владимир замер у двери. Несколько мгновений он внимательно смотрел на свои ладони, измазанные кровью — непонятно только, чьей, — затем облизал пересохшие губы, пару раз сжал ладони в кулаки, тяжело сглотнул и, небрежно вытерев кровь об одежду, сел на водительское сиденье и едва заметно дрожащими пальцами вставил ключ в замок зажигания.
Сергей тихо хмыкнул, наблюдая за ним из-под полуприкрытых век. Что ж, если у Владимира и есть желание сожрать и его заодно, он удивительно хорошо держится. Не то чтобы Сергей в нем сомневался, конечно.
— Не закрывайте глаза, — процедил Владимир, трогаясь с места. Сергей поморщился — рану прострелило болью от резкого движения. — Вы и так уже потеряли достаточно крови, так что спать плохая идея.
— Предпочитаешь ужинать, когда еда в сознании? — кисло хмыкнул Сергей. Владимир едва заметно поморщился, крепче сжимая руль.
Некоторое время они так и молчали: Сергей послушно пытался не потерять сознание, глядя прямо перед собой и решив полностью довериться Владимиру — а тот вел машину, сконцентрировав все возможное внимание на дороге.
— Значит, это она… эта дива убила графа Лазарева? — через несколько минут выдавил из себя Сергей, жмурясь от боли и пытаясь не сползти по сиденью ниже в попытке лечь.
Владимир, не отрывая взгляда от дороги, кивнул. На Сергея он старался не смотреть. И, кажется, даже пытался не дышать.
— Почему? Он что, побрился неудачно? — колдун криво улыбнулся.
Сам он смотрел на Владимира, максимально внимательно для его состояния пытаясь уловить даже самые мелкие изменения в эмоциях. Сделать это, однако, не получалось, не в полной мере — ничего, кроме напряжения, из сложной гримасы эмоций на лице своего дива Сергей определить не смог.
Владимир на это лишь головой неопределенно дернул.
— Дива любила графа Лазарева. Думала, что любила.
— И поэтому сожрала? — Сергей недоуменно поднял брови и, кажется, даже на мгновение немного пришел в себя. — Сожрала из-за любви?
Владимир в очередной раз молча кивнул. Его окаменевшие плечи и руки, крепко держащие руль, с головой выдавали напряжение. Сергей сглотнул, все не отводя от него взгляда. Интересно, что до сих пор удерживает Владимира от того, чтобы сожрать его? Слишком держится за пост? Пытается что-то кому-то доказать? Откладывает ужин на потом? Вряд ли дива кто-то осудит за то, что сожрал хозяина, истекающего кровью. В конце концов, это в их природе.
Сергей криво усмехнулся и тут же глухо застонал, когда машина подскочила на неровной проселочной дороге. Владимир скосил на него взгляд, бегло осмотрел и тут же отвернулся, не сказав ни слова. Сергей тихо вздохнул. Молчать было страшно. Но и говорить с ним явно не желали.
Поджав губы, Сергей отвернулся и некоторое время наблюдал за полоской деревьев, мельтешащей за окном. Надолго его, впрочем, не хватило — теперь, когда до него вдруг дошел смысл слов Владимира, к страху молчания примешалось и любопытство.
— Так… значит, дивы все же умеют… любить? — спросил Сергей и вновь поднял на своего дива взгляд.
Владимир шумно выдохнул, крепче — хотя казалось бы, куда еще, но див бил все рекорды — хватаясь за руль, стиснул зубы. Искоса глянул на Сергея на пассажирском кресле. Окинул внимательным взглядом, словно пытаясь что-то для себя то ли понять, то ли решить; столкнулся с мутным, но удивительно внимательным для его состояния взглядом колдуна. Вновь отвернулся к дороге.
— Умеют, — кивнул все же. А потом печально, как-то изломано усмехнулся. — Только вам, людям, это знание не нужно.
Теперь настала очередь Сергея шумно втягивать воздух. Рана отозвалась болью, Сергей зажмурился — и понял, что сделал это зря. Губительная темнота тут же раскинула объятия, приглашая в них Сергея, и противиться ей сил просто не нашлось. Потому Сергей все же потерял сознание — еще до того, как понял, что имел в виду Владимир.
Лишь где-то на краю сознания в последний момент мелькнула мысль:
«Теперь меня точно сожрут».