Рин Окумура никогда не считался прилежным учеником: на лекциях он попросту засыпал, игнорируя все правила приличия и попытки учителей достучаться до его совести. Не было предмета, где он мог отличиться умом или талантом; нет, Рин был простым бездельником, которому, однако, на практике не было равных. Такому некогда кого-либо слушать, учить молитвы, растения и прочее важное, такое ненужное и нагруженное. Он всегда куда-то спешит, торопится, везде-везде ему нужно побывать, только бы успеть, вдохнуть, жить. Он сын Сатаны, за ним глаз да глаз, ни минуты покоя. Он просто не успевает адаптироваться, события летят как серебряные пули в пистолете Юкио, и…
Ах, точно, Юкио.
Своего брата Рин слушал, но не слушался. Может, он просто безрассудный, но в погоне за свободой, за стремлением доказать что-то кому-то, Юкио всегда был рядом. Незримо, едва ли можно заметить угол чёрного плаща под тенью высоких зданий, но рядом. Рин старался приносить меньше проблем, реже влезать в авантюры и позорить имя младшего брата, но ему не хватало воздуха. А Юкио рядом, со своим строгим-строгим взглядом, тяжёлыми вздохами и мягким голосом.
Наверное, урок Юкио был единственным, который проходил без раздражённого выкрика его фамилии. Что более важно, он весь обращался во слух, сидел неподвижно и даже боялся оторвать взгляд от статной фигуры брата, что объяснял принципы изгнания демона из живых людей. На мгновение, кажется, Рин делает глубокий вдох и не может надышаться.
Рин не понимает.
Брат всегда такой родной, близкий, любить его — нормально. Но как любит Рин? Его любовь душила, сдавливала горло и жидким огнём текла по венам. Помимо свободы он лишился покоя, скованный цепями, многие из которых он сам на себя и повесил.
Иногда ему думалось: а не пошло ли оно всё? Отец умер, — Рин сглатывает горечь, продолжая мысль, — не проще ли уйти? Он приносит одни сплошные неприятности не только брату, но и всему миру. Он — опасность, дьявольское отродье. В конце концов, именно из-за него в мире творится хаос, давящий железными тисками на его сердце, делая косвенно виноватым. Не проще ли… опустить руки? Сдаться? Да, так будет лучше. Для всех. И, чтобы мир пришёл в норму, ему просто следует умереть. Несложно, правда же?
Рин крепче обнимает колени, давя всхлипы. Горячие слёзы обжигали руки и щёки, капали на бетон и остывали на ветру. Холодный воздух ничуть не помогал, только заставлял дрожать и жаться в оголённый комок хрустальных нервов. Только тронь — пойдёт трещинами, звонко разбиваясь о бетон. Сломается.
А вдруг он не справится? С чего он вообще взял, что сможет одолеть Сатану? Чем? Синим пламенем, что он же и породил? Бред. Тогда им вели подростковый максимализм и отчаяние. Он правда думал, что сможет стать экзорцистом? Он, сын Сатаны? Глупец. Какой же он глупец… не в состоянии защитить даже себя, а сам поклялся защитить всю Ассию. А Юкио? Он ведь не заслужил всех этих проблем и подозрений на свой счёт, а тут Рин ещё своей ненормальной привязанностью отравить собрался… прав был отец, когда говорил Юкио защищать его. Сам он ни на что не годен.
— На крыше холодно, — Рин не оборачивается, сильнее стискивая пальцами ткань школьных брюк. — Рин, спускайся.
Это так… бессмысленно. Неправильно. Юкио должен уйти, махнув на него рукой, верно? Но он спиной чувствует обеспокоенный взгляд. От этого становится так паршиво, что всхлип выходит неприлично громким.
— Рин…
Разве не иронично выходит: он, демон с синим пламенем, перегорел. Весь запал бороться погас, а чувство вины захлестнуло как шторм. Юкио наверняка сейчас думает, что он безнадёжен, да? И не то чтобы он окажется неправ, скорее наоборот, но как же будет обидно.
— Рин, иди ко мне, — мягкий голос, такой уверенный, что Рин послушается. Как глупо. Как надоело. Он утирает слёзы и встаёт, отряхивая брюки. Ветер пробирает аж до костей, но он хлюпает носом и подходит к краю крыши, встречаясь с серьёзным взглядом брата. — Прыгай.
Он действительно прыгает, тут же оказываясь в надёжных руках Юкио. Уткнувшись лбом куда в плечо, как только ботинки коснулись твёрдой поверхности, Рин сжал ткань домашней кофты на спине брата. Тот только придерживал его, поглаживая по волосам. И свободы у него нет. Это так глупо, честное слово. Как ему теперь тянуть губы в улыбке? Как нелепо, он здесь старший, а его успокаивают.
— Пошли в комнату? — Рин молчит, крепче прижимаясь к тёплому телу. Он замёрз, а внутренний огонь затух. — Рин?
— …ещё немного, — он не узнаёт своего голоса: слишком надломленный, слишком уязвимый, слишком потерянный. Слишком.
Юкио, кажется, вздыхает.
— Всё в порядке, — и вновь этот мягкий тон, ах. Но Рин так устал, что уже как-то всё равно на все эти нюансы. Он просто хочет побыть не демоном. Хотя бы немного. Дышать полной грудью, не боясь ошибиться. Получать больше ласки, а не ударов и пощёчин. Побыть человеком, в конце концов, слабым и беззащитным, чтобы… чтобы… — Рин, всё в порядке.
И Рин плачет навзрыд, глуша вой где-то в чужих объятиях, и от нежных поглаживаний ничерта не легче. Они садятся на холодный бетон, а руки у Юкио такие тёплые и всё это так навалилось…
— Помнится, в детстве ты также меня успокаивал, — Юкио говорит с улыбкой в голосе, не прекращая перебирать чёрные волосы пальцами. — А ведь тогда, детьми, всё казалось таким простым.
Рин просто слушал, всхлипывая время от времени. А затем он решился.
— …я люблю тебя.
— Ах, что? Рин, ты бубнишь, скажи чётче, пожалуйста, — Юкио растрепал его волосы, но не тянул, чтобы оторвать от себя. Он только помотал головой, шумно вдыхая запах брата. — Ах, ладно… пошли в комнату? Здесь действительно холодно.
Рин отстранённо отметил, что так оно и есть. Ну, не суть.
— Рин! Неужели ты хочешь, чтобы я отнёс тебя на руках? Если ты заболеешь — лечиться будешь сам, — не страшно, на самом деле. Кто станет бояться лжи? Юкио не бросит его с температурой выше тридцати семи, уж он-то знает. Внезапно земля уходит из-под ног, и Рин почти вскрикивает испуганно уставившись в глаза брата, но тот лишь перехватывает его поудобнее и заносит в общежитие. — Все глаза покраснели, что утром будешь делать, если голова разболится? Ужасно, Рин, ужасно.
А глаза, напротив, тепло блестят.
— Отпусти, я сам пойду, — он пытается вырваться, но Юкио лишь насмешливо фыркает. Это что ещё за шутки…
— Дойдём до комнаты — отпущу, — обаятельная улыбка и прищур бирюзовых глаз делают из Юкио демона.
— Твою мать…
— У нас одна мать, дорогой старший брат, — Рин с обречённым стоном утыкается в плечо Юкио, хлюпнув носом напоследок.
И вправду — ужасно.