Ладно, ни для кого не секрет — друзья целуются. В щеки, в лоб, в шею, в губы… Куда угодно целуются, если для них, для этих самых друзей, это нормально, если нет потом неловкости, странных снов и желаний.
Сан долгое время не целуется. Ни с Ёсаном, ни с Юнхо, ни с кем бы то ни было, потому что неловко и странно, потому что не настолько близки, потому что зачем и для чего. Если уж на то пошло, никто из них не целуется.
Кроме Уёна.
Уён целует первым, смеется, лезет обниматься, потирается носом о чужие щеки и шеи, смеется снова и убегает. Его мягкие волосы мажут по коже, липкий след от помады горит до конца дня, а аромат очередного сладкого парфюма остается на рецепторах будто бы навсегда. Сан не знает, у одного ли него или у других парней тоже, но молчит и отшатывается. Не всегда, но чаще всего.
Уён, кажется, не обижается: ни когда Чонхо кривит губы от очередного объятия, ни когда Минги смеется, но не отвечает на поцелуи в щеку, ни когда Сан нервно отшатывается. Уён, кажется, просто не умеет обижаться по-настоящему или очень хорошо делает вид, что это так.
— Сан-ааа, не хочешь поиграть?
Уёну не то чтобы нужен ответ: он тащит Сана к приставке, раскладывает вокруг них тонну снэков и газировки, такой же сладкой, как и он сам, и садится близко-близко. На полу удобно, но не то чтобы очень. Сан облокачивается о диван и чувствует, что Уён облокачивается о него самого.
Смотреть на экран и держать джойстик становится труднее, но не то чтобы очень, ага.
— Тебе, — неожиданно спрашивает Сан, набравшись храбрости, — нравится обниматься?
Он не спрашивает про поцелуи, потому что, очевидно, что если Уён ответит “да” на объятия, то и поцелуи, и вообще всё, что он делает, нравится ему.
— А кому не нравится? — без задней мысли отвечает Уён, попутно заставляя своего персонажа на экране взбираться выше. Сану, кажется, его уже не догнать.
— Я имею в виду, ты делаешь это из-за камер или…
Уён, который уже некоторое время назад сполз на чужую грудь, запрокидывает голову и смотрит на Сана снизу вверх. Лисьи глаза сужаются и сверкают.
— Вы — моя семья, — отвечает он. — Я делаю это искренне. Я вас всех очень люблю.
— Ладно, — отвечает Сан, и это, в принципе, всё, что он может ответить на чистосердечное признание своего друга.
И “ладно”, в итоге, становится его девизом.
Ладно — если Уёну нравится обниматься, то он не против, даже если придется делать это до странного долго. Ладно — если Уёну хочется всех этих чмоков и поцелуев, то он не будет отшатываться и кривиться, как делают это Чонхо и Сонхва. Ладно — если Уён хочет на этот раз заменить его обнимательную игрушку в постели, то пусть ложится, ничего в этом такого нет. Сан обнимет, даст себя поцеловать, пустит в постель. Если для Уёна всё это — норма, то почему для Сана нет? Потому что его школьные друзья так не делали? Потому что остальные участники тоже не особо тактильные? Потому что в любой момент они могут попасть на камеру?
Да пофиг на всё это, если Уён действительно рад.
Если уж совсем честно, Сан приходит к этому не сразу. Он переваривает это один день, второй, третий, пока, наконец-то, не проходит несколько месяцев, в течение которых он становится всё мягче и податливее. Не только к Уёну, но и к остальным мемберам. В конце концов, они действительно день ото дня всё ближе друг к другу.
Они ведь семья, Уён всё правильно тогда сказал.
И в какой-то момент он целует первым. Чмокает в щеку, улыбается, отстраняется и смотрит на счастливое лицо Уёна, который чуть ли не подпрыгивает на месте, потому что не ожидал, потому что нет камер, потому что Сан выглядит так, как будто сам этого хотел.
В тот день они шатаются по парку далеко от города, на дворе раннее утро, а Уён всё никак не может прекратить шутить глупые, но очень смешные шутки. Вот Сан и целует. Потому что в тот момент ну очень хочется.
Ёсан в какой-то момент спрашивает у него, не покусал ли его Уён. Сан фыркает и демонстративно кусает Уёна, жующего очередной хотток, за плечо.
— Это я его покусал.
Когда их — тактильных и гиперактивных — становится двое, мемберы сдаются один за другим. Больше на камеру, но всё же, теперь Уён не единственный, кто лезет за объятиями и поцелуями, а Сан чувствует, что да, это нормально. Это ничего. Чувствуют и остальные.
Потом, правда, всплывает небольшое “но”.
Это “но” появляется, когда цвет помады Уёна кажется слишком соблазнительным, его талия — слишком тонкой, чтобы быть настоящей, а его голос столь сладким, что в голове крутятся не свои партии, а его. Сан напевает, пока стоит в душе, пока учит новую танцевальную партию, пока играет в дурацкую игру на смартфоне. “Но” его сперва не пугает, потому что всё это отправляется на задворки сознания, туда же, куда не так давно в ссылку отправилась его интровертная натура. “Ну её” — думает Сан, хотя экстравертом становиться тоже не собирается.
— Ты красивый, — мурлычет Уён ему на ухо, когда до выхода остается три-два-один, мягко касается чуть ниже талии и улыбается, но почему-то совсем не так, как в те моменты, когда шутит. Хонджун уже выходит на сцену, Сан слышит его голос, а сам тормозит, пока думает, что сказать. Что ответить.
— Ты тоже.
Уён щурит глаза, и его довольная ухмылка неожиданно освещает закуток за кулисами. Он тянет Сана за собой, туда где любимые крики эйтини и да-да-да, они танцуют, а Сан думает где-то там, очень глубоко: “он ведь правда красивый”.
Ни для кого не секрет, что друзья могут носить парные вещи, потому что окей, чем друзья хуже парочек? Сан считает, что ничем, поэтому когда они с Уёном приходят к парной татуировке, в его груди только желание сделать это. И полное принятие. Он уверен, что чтобы не случилось, они с Уёном останутся семьей. Аmicus ad aras, вот как.
— Вы… — Ёсан долго не может найти слов, пока остальные ахают и восхищаются. Он смотрит и смотрит: то на Уёна, то на Сана, но, в итоге, так ничего и не говорит, как и эти двое не сказали сразу про то, что сделали. Они действительно начали бояться уже после того, как на их коже появилась нерушимая клятва. Молчали и надевали шорты подлиннее, пока сценические костюмы не развязали им язык.
Вообще, Сан не знает, нормально ли это, но его руки сами ищут чужое тату, стоит им с Уёном остаться вдвоём.
— Ты тоже чувствуешь? — спрашивает у него как-то Уён и сразу тянется в ответ. Его изящные пальцы скользят по бедру Сана и легонько щипают за кожу.
— Чувствую что? — глупо сопротивляется Сан. Он не уверен, что стоит отвечать честно.
Уён фыркает, но не настаивает. И не настаивает ещё очень и очень долго, потому что Сан пусть и открывается рядом с ним, пусть становится всё податливее и мягче, он всё такой же пугливый, как и раньше, когда дело касается чувств.
Они переживают многое и вместе, и по отдельности, но, в конце концов, когда их очередная маленькая шалость заканчивается безобидным спаррингом на кровати, когда Уён с его блеском для губ смотрит снизу слишком хитро и радостно, когда в горле перехватывает от всего и сразу, Сан целует Уёна в губы, и это так сладко, что стоит чужим губам дрогнуть в ответ, Сан целует снова. И глубже. Целует жарче. Он совсем не в себе, когда этот бесконечный поцелуй заканчивается, а Уён загнанно дышит под ним, хватая воздух своими опухшими губами. Сану хочется убежать, хочется сказать, что это была ошибка, хочется забиться в угол или выпить море соджу, потому что страшно.
Страшно целовать того, в кого влюблен.
Страшно, что этот порыв разрушит не только карьеру, но и дружбу. Ту самую дружбу, ради которой Сан может вытерпеть всё и даже больше.
Уёну стоит только попросить.
Уён не просит. Знакомым жестом облизывает губы и стонет:
— Сан-ааа…
— Ч-что?
— Так хорошо.
Они целуются редко, потому что страшно теперь им обоим, потому что Уён не хочет потерять то, что есть у них всех: не только у него и Сана, но и у всей группы. Они не говорят о любви вслух, не строят планы на будущее и даже не обозначают свои отношения каким-либо словом, потому что... зачем?
Ни для кого не секрет, что Сан и Уён без ума друг от друга.
Как просто и как хорошо ❤
Спасибо вам большое ❤🔥