Джон, наверное, раз эдак миллион повторял Каркату, что он «не гей». Каркату похуй, Каркат долго даже не знал что это такое, но ведь Джон повторял это и Дейву. Даже когда Каркат палил их, обменивающихся слюной в каком-нибудь закоулке — громко с красными щеками декларировал это, потом Дэйв начинал с ним спорить, потом это перерастало в срач.
То алые, то черные, Каркат в упор не может понять, какой у этих двоих идиотов квадрант, и это не только с толку сбивает, но и заставляет ненавидеть себя, жалеть, чувствовать в животе жжение неприятное — как кровотолкач болит.
Потому что он любит Дейва. И ненавидит Джона. Правда, иногда наоборот. А у этих двоих вообще непонятно что происходит.
***
Он вообще никогда не думал, что будет чувствовать что-то к людям. Таким бледным, хилым, слабым, без рогов и зубов, они вызывали жалость и отвращение. Но именно жалость и отвращение лежали в основе всего гребаного тролльского квадранта, и Каркат просто ненавидел то, насколько сильно эти двое являлись квинтэссенцией этих двух чувств. В конце концов, он даже не понял, когда начал испытывать всё это.
Он и не надеялся никогда на ответ. Будто бы он вообще кому-то нужен. Уж тем более крутому Страйдеру и не-гею Экберту. Но Дейв за каким-то хуем начинает общаться с ним, улыбается мило, ироничные комплименты шлет, и не иронично заявляет, что Каркат крут, и ему не нужно себя линчевать и ненавидеть.
Каркат плавится от алого и почти скулит Дейву в плечо, когда впервые его обнимает.
Джон тоже улыбчивый, до идиотичности наивный и вечно шутит приколы всякие, и он, кажется, душа компании, а с Дейвом они вообще «лучшие бро», и отвращение перерастает в ненависть. Улыбка Джона в любой подходящей и нет ситуации вызывает в нем такие же приливы раздражения, как и улыбка Дейва — любви. Каркат надеется, что, может, хотя бы тут у него получится что-то, но Джон только обижается, когда Каркат кричит на него. Сначала он винит себя в том, что не умеет строить черную романтику, а потом Роуз разбивает его кровотолкач — люди вообще не умеют чувствовать черное.
Каркат берет передышку, чтобы унять тупые идиотские чувства к людям, «почему черт возьми блять люди, что я за неудачник такой», и вновь проебывается, ведь именно в этот период у Дейва с Джоном начинает твориться то, чего он не может понять. Мейтсприт, кисмесис, колебание? Он не знает. Он не понимает и это сводит его с ума медленно и долго.
Однажды Каркат все же набирается смелости и спрашивает у Дейва, в каких он с Джоном отношениях. Дейв заявляет, что они даже не встречаются.
Джон на вопрос вновь отмахивается негейством.
Ни один, ни второй, не доверяют ему, ни один, ни второй, в нём не заинтересованы. Каркат хочет убиться из-за своей никчемности, и даже Дейва нет рядом с его тупыми, но такими нужными мотивирующе-подбадривающими речами, он вообще отдаляется от Карката, и Каркат думает, что это конец.
Ему то, в целом, всё равно — врёт он себе — может, всё бы это прошло — утешает он себя — и он оставил бы двух идиотов-людей вариться в котле собственной тупости, если бы не один случай. Дейв тогда, на вечеринке в честь дня рождения собаки Джейд, прилично напивается, хотя, может, и не так сильно, но определенно да, раз идея поцеловать Карката показалась ему удачной.
«Ты мне так нравишься, чел» — бормочет он полупьяно, вжимаясь в Каркатово плечо, пока они стоят на прокуренном холодном балконе. Каркату бы следовало оттолкнуть придурка, надавать ему по башке, он, черт возьми, не знал, что там между ним и Джоном, но там же точно что-то есть, но он настолько окрылен и черт возьми, даже боль заменилась колким теплом в животе, что просто не может. Он слушает бессвязное бормотание Дейва, ещё ощущает слабый вкус его крови из неосторожно задетой зубами губы, и думает, что Дейв облажался, но что это делает Карката чертовски счастливым.
А потом он облажался сам, когда после — Джон узнал, как он, блин, мог не узнать — срется в Эгбертом и в порыве всплеска ненависти тоже целует его.
А Джон внезапно отвечает, лишь на секунду, а потом открывается, смотрит тупо и бешено, и просто сматывается. Всё это превращается в какой-то сюр.
***
Каркату удаётся затащить их двоих на разговор далеко не сразу. Оба морозятся и, кажется, злы друг на друга, или просто они идиоты, что и так понятно. Но Каркату нужно понять, нужно установить, в каких они все квадрантах, нужно составить расписание встреч, и, может, тогда это не будет таким излишне абсурдным.
Джон говорит, что его идея излишне абсурдна и Дейв добавляет «не парься». Дейв вообще предлагает им всем втроем съехаться и нахуй квадранты, почему они просто не могут жить «как ёбанная шведская семья, чел, иди нахуй со своим расписанием и таблицами, это тупо».
Каркат посылает его нахуй в ответ и сваливает. Картина мира, точнее, отношений и квадрантов, в его голове рушится. Это выглядит неправильным и дебильным, это так быть не должно. И ему похуй, что Джон и Дейв всё же съезжаются, ему похуй, что они скачут из алого в черный как оголтелые и ему определенно должно быть похуй на эту сучью ревность к ним обоим сразу.
Ему похуй целых три недели, а потом он появляется на пороге их дома, промокший от дождя, жалкий от своих мыслей и морально забитый от грусти. Его встречает один Дейв, обещает напоить чаем и согреть, а через четырнадцать минут и тринадцать секунд они уже трахаются.
Когда возвращается Джон, они проводят «важный разговор х2», от которого — да от всего — у Карката голова идет кругом и тело горит, зудит и чешется, черт возьми, Дейв говорит, что Каркат ему нравится, что ему нравится Каркат. Конечно, он говорит ещё что «Джон, блять, ты был моей первой любовью, ты тоже мне нравишься и я не хочу разбираться в этом, я просто хочу чтобы вы оба были тут», но Каркату, в целом, насрать, тем более после того как из него выдавили чуть ли не полное ведро генмата.
Джон с неохотой соглашается. Хмурится, пыхтит, пытается возразить что-то, но соглашается, и Карката это бесит, это так бесит — эта Джонова мягкотелость и податливость, лишь бы всем угодить и ни с кем не ссорится, хотя смотрит он при этом щенячьими глазами, гребанный маленький я-типа-невинный манипулятор. Дейв, видимо, уже просто привык, а Каркат злорадно игнорирует его манипулятивные замашки, но на что-то более черное его у него пока что нет сил.
С горем пополам все вместе они уживаются.
Каркат не знает, как к Джону подступиться, а троллья необходимость заполнять чем больше квадрантов, тем лучше, не дает ему просто забить. Дейв говорит, что Эгдербу просто нужно время и чуть больше настойчивости, к тому же, он недалёкий малый и понять черные заморочки ему достаточно трудно. Так что Каркат долго, понемногу и тщательно сам подогревал то черное, что между ними есть. А оно, очевидно, есть. Черт, от того, как Джон прожигает его взглядом, когда Каркат сидит у Дейва на коленях или целуется с ним, становилось дурно.
Хотя это и не то, что до́лжно чувствовать в черном квадранте, но за неимением лучшего сойдет и эта грубая, молчаливая ревность. Что поделать, если люди такие примитивные и всему их нужно учить. Со временем Каркат втягивается и учит уже лениво и медленно, выводя Эгберта на эмоции всякий раз, как представится возможность, и давая ему затем время отдохнуть с Дейвом. Его уже мало волновало, что у них там какая-то мейтсприт-мойроловская шняга, тем более тогда, когда Дейв, чувствуя себя виноватым, «извиняется» перед Каркатом за мало проведенное вместе время. Извиняется мучительно-долго и безумно сладко, и Карката, наконец-то, всё абсолютно устраивает.
Джон, как выясняется, вообще слаб на либидо. И это было раньше частой причиной ссор в их с Дейвом «это-были-не-отношения-я-не-гей». В какой-то момент Эгберту просто пришлось принять тот факт, что наличие Карката в их нынешних «это-тоже-не-отношения-что-вообще-за-отношения-на-троих!» — отличный способ сделать лучше всем. Джон мог наслаждаться бледными посиделками с Дейвом хоть сколько угодно, не боясь его алого напора, и Каркат получал всё, что ему необходимо. Ну, почти. В конце концов, Эгберт действительно был чертовски трудным, когда речь заходила о развитии отношений. Дейв говорил, что добивался его без малого семь лет.
Правда, когда Джон в очереной раз рапсаляется на ревность и проваливает попытку поманипулировать Страйдером, который в итоге просто свалил гулять с Дирком и Рокси, всё выходит даже слишком резко. Каркат весь вечер лип к Страйдеру и в открытую наслаждался пыхтением Джона, всем своим видом показывая, что он прекрасно видит жалкие потуги Джона обратить на себя внимание. И потом, когда они остались один на один, что-то в милом пай-мальчике надломилось — или он всегда был таким? — когда он с высокомерием в глазах выдал «неплохо, что у Дейва появилась игрушка для дрочки, нам с ним так даже спокойнее».
Карката это выбесило. А Джон уже был выбешен и довольно давно.
Дейв, забывший телефон, застал их, когда они в состоянии борьбы разносили кухонную столешницу в хлам. Тактично промолчал и вновь скрылся, но занервничавшего Джона Каркат отпускать не собирался. В тот вечер они оба отделались кучей грубых укусов и засосов, впрочем, оставив тролля неудовлетворенным, потому что «Каркат, черт, стой, я так не могу, что за херня у тебя в штанах, отпусти меня».
Но сомнений в том, что Джон может в самый что ни на есть черный, отпали. Вы вообще видели как он искусал Каркатов бок и рудименты лапок, пока тот скулил и стонал, пытаясь вырваться и ответить тем же? То-то же.
Позже он, конечно, объяснил краснеющему Эгберту, что кусать не стоит, а что очень даже стоит. Попытка Джона сбежать с этого разговора снова закончилась укусами — и позже Каркат ещё долго ухмылялся, ведь укусы были в нужных местах. Джон был способным учеником, пусть с виду и глуповатым.
В общем, многое он в этих отношениях тянул на себе. И стаскивать всех троих на откровенные разговоры вечером два раза в месяц стало для него обычной практикой. Было над чем работать и с Дейвом — этот болван ну вот совсем не умел показывать, что он чувствует. На пятый раз они на пару с Джоном уговорили его остаток вечера провести без очков. На восьмой они все втроём наконец высказали, что каждый думает насчет их отношений — ничего криминального, Дейва вообще устраивало абсолютно всё и он был рад, что «тролльская муть» у Карката и Джона тоже налаживается, и Джон тоже привык и ему было окей. А на десятый Дейв предложил им всем вместе переспать.
Точнее как. «Мы уже почти год все тусим на одной хате, а так и не испробовали главную прелесть шведской семьи и не поебались втроём, что за нахрен».
Стоит ли говорить, что ожидание растянулось ещё на месяц, прежде чем Джон соизволил притащить свою тощую задницу в комнату после ну уж слишком громких стонов из неё? По крайней мере, оно того стоило.
Горячий и ловкий язык Дейва куда приятнее любых рук, и как кстати Стайдер имеет до странного навязчивый фетиш на генмат Карката и «ксенофильские штуки». Джон же куда более традиционный в этих отношениях и, ебанный свет, как он был удивлен и обрадован, когда понял, что Каркат, в целом то, не считая щупальце — которое и так не видно из-за кое-чьего невыносимого рта — похож на девушку. «Страйдер, я тебя к своей заднице больше не подпушу» — говорит он тогда, пока с трудом сдерживает дыхание, глубже погружаясь в Карката. А сам Каркат для себя неожиданно и крайне приятно обнаруживает, что твердое и горячее внутри себя — это не так пугающе, как ему казалось поначалу. В целом, это скорее охуеть как приятно, особенно когда эти два идиота прислушиваются к его желаниям и не устраивают норматив «толчков за минуту».
У него и самого были сомнения насчёт этой тройной затеи именно в постели, но всё внезапно оказалось совсем не таким уж ужасным, как ему представлялось, и стало куда проще жить и даже думать, когда они просто начали трахаться втроём. Хотя Каркат всё ещё иногда мучается от мыслей о неправильности происходящего, скорее, на инстинктивном уровне…
Но из него это оперативно выдавливали.
Дейв почти всегда спереди и почти всегда весь оказывается в красном. И пока Джон до раздражения предсказуем, Дейв — до мурашек внезапен. Как когда он просто вдруг обнял Карката спереди, укусил его за рог и попытался пропихнуть свой член в уже и так занятого Джоном Карката. Получилось, к слову, не очень, коротко и не сказать чтобы приятно, скорее больно, но Карката всегда накрывало чуть ли не до обморока, когда они оба дышали ему почти в ухо, прижимались горячими мокрыми телами, и руки — нежные и шершавые — были просто везде. Каркат выстанывал-вырыкивал тонко-тонко, так, что стыдно становилось, когда Джон замирал в нём, пульсируя, а Дейв сжимал щупальце на грани боли.
Дейв и один был тем ещё наказанием, а когда и у Джона раз в месяц стукало желание — эти двое просто изводили его, а Каркат и не против. Дейв несдержанный, резковатый, но он всегда так мило, ласково и сладко извинялся, что топкая алая нежность к нему плавила Карката изнутри. Также, как вымораживал его Джон, который тоже втянулся со временем, и делал всё почти всегда правильно, ошибался намеренно и очевидно, выводя Карката из себя.
Конечно, иногда роли менялись, особенно когда Эгберт выводил и Дейва тоже. Так Каркату тоже нравится, даже если Дейв немного грубоват и даже если не мог обойтись без резких толчков, но внутри Джона так дурно-тесно, а он так извивается, что вообще похуй. Серьёзно. И его кидает из квадранта в квадрант в такие моменты, а потом они просто перестают иметь значение, потом, когда всё белыми искрами взрывается и в голове только шум крови и чужие стоны. Когда Дейв сжимает до синяков сзади его бедра, надрывно хрипя в затылок, а Джон бормочет «пожалуйстапожалуйстапожалуйста» под ним, царапая ногтями плечи.
И плевать ему на правильность и неправильность, плевать на квадранты, чувства, таблицы, правила, ему просто хорошо, и им хорошо, и вообще ничего кроме этого не имеет никакого значения.
Если бы ему кто-то когда-то сказал, что самое охуенное, что будет в его жизни — это два идиота-человека в постели по обе стороны от него, то Каркат бы послал беднягу одой в трёх томах на всех языках мира. Но он и с самом деле не может представить ничего лучше, чем это.
Каркат любит Дейва. Каркат ненавидит Джона. Иногда — наоборот. И у них всё прекрасно.