Се Ляню уже не больно. Раны затянулись давным-давно, а болевой порог заметно поднялся. Порой он мог даже не заметить, как получил очередную ссадину или синяк. Хотя, учитывая то, через что он прошёл, это не удивительно. Тело уже скорее всего просто привыкло к боли.
Се Лянь почти ничего не чувствовал. Ни вкусов, ни запахов. Он не заметил, когда это началось. Просто в один день понял, что еда перестала горчить на языке. Зато теперь он мог есть что угодно. А запахи… ну и гуль с ними.
Се Ляню немного одиноко. С людьми он не общался, так как кочевал с места на место, да и не хотел с ним говорить никто. Кому нужен бродячий монах с тотальной неудачей в собеседники?
Се Лянь потерял счёт времени. Он уже и не помнил, сколько лет или даже веков ходит по свету, даже не думая, куда.
Се Ляню немного страшно. Страшно потерять себя. Всякие эмоции притупились настолько, что он иногда чувствовал себя никем иным, как живой куклой. Ест, спит, работает, но внутри пусто.
Се Лянь утратил веру в людей. Нет, он ни в коем случае не ненавидит их, порой ему встречались добряки, которые иногда даже делились с ним чем-нибудь… Но их было очень мало. Пинков и оскорблений было намного больше, как и побоев. А Се Лянь к ним просто привык.
Се Ляня достал Безликий Бай. Столько лет прошло, а тот, как назойливая муха, всё ходит да бродит рядом. И не только. Иногда Се Лянь просыпается и видит у себя на лбу рисунок — простенькое заклинание для стирание памяти (хотя он не смог бы применить даже его). А ещё у него тогда болит там. Не нужно быть великим божеством, чтобы понять, что это значит. Надоедливый шут, любящий тыкать своими мечами в других, во всех смыслах, видимо, решил осквернить его полностью, раз уж Се Лянь уже успел попробовать вино. Причём он ещё решил прямо указать на это Се Ляню, раз не стёр чернила с кожи. И Его бывшее Высочество готов поставить на это всё.
Се Лянь разучился плакать.
Сначала слёз было много, даже очень (особенно после первых следов заклинания на лбу), но однажды они иссякли. Похоже, Се Лянь исчерпал свой запас.
Се Ляню не хочется жить. Он даже пытался свести счёты со своим существованием, но его ничего не брало (кроме Безликого Бая, разумеется). Лишь только духовных оружий насоздавал ещё три штуки. Меч, шнурок и камень, которым он пытался размозжить себе голову во время очередного срыва, лет сорок, может, назад.
Се Лянь повзрослел. Мир перестал быть чёрным и белым, появились другие цвета. Только вот глаза теперь иногда болят от вида происходящего.
Но и это пройдёт. Всё проходит.