Александр Павлович Романов, сидел за письменным столом и смотрел в окно. Там, за стеклом, среди густой черноты южной осенней ночи маленьким оранжевым солнышком качался уличный фонарь, то появляясь, то исчезая за ветками дерева. Что это было за дерево, Александр не знал, поскольку в темноте не разобрать, да оно и не важно. Думал он сейчас о том, что в Петербурге уже морозно, и с неба там сыплет мелкий колючий снег, ветер завывает в каминах Зимнего дворца, а Нева снова грозит выйти из берегов (ох, только бы не как в прошлом году, когда затопило почти весь город и смыло мелкие домишки на окраинах).
Ноутбук тихонько пискнул — пришло очередное сообщение, наверняка от Аракчеева (господи, как же он утомил уже своими подозрениями насчёт тайных обществ!), но Александр продолжал пялиться в черную пустоту, напоминающую космос. Выйти бы туда, да раствориться без остатка, оставив раз и навсегда свиту, двор, приёмы, смотры, указы, реформы, манифесты — все эти дела, которыми он занимался ежедневно и почти без выходных уже двадцать четыре года! Всё напрасно: дороги по-прежнему плохие, дураков немерено, пьяницы пьют, чиновники воруют, масоны интригуют, а народ всегда будет чем-нибудь недоволен, хоть без конституции, хоть с ней.
Зазвонил мобильник; Александр вздохнул, искоса взглянув на экранчик — брат Костя, наверняка снова напился… Александр подождал, когда звонки прекратятся, и перелистал журнал пропущенных: Константин, Николай, очередная позабытая фаворитка, председатель Комитета Министров Лопухин… Телефон снова завибрировал, заиграл марш Семёновского полка, на этот раз звонил Аракчеев.
— Да оставьте же вы меня в покое! — воскликнул император, яростно швырнув мобильник в угол.
Тотчас дверь отворилась, и в неё просунулась обеспокоенная физиономия таганрогского генерал-губернатора; за его спиной маячил флигель-адъютант. Александр скрипнул зубами и закатил глаза.
— Мне нездоровится, — проговорил он, наконец, словно извиняясь за произведённый шум, — голова болит.
— Прикажете позвать лейб-медика, ваше величество? — спросил флигель-адъютант.
— Нет, просто велите никого не пускать, — император поморщился, у него и в самом деле начинала болеть голова, — Я хочу отдохнуть.
Дверь затворилась, за ней послышались приглушённые голоса, щёлканье каблуков часовых, звон шпор, наконец, всё стихло. Александр выключил ноутбук, со вздохом поднял телефон (ни царапины! немецкое качество!) и, отключив, убрал в карман мундира. В натопленной комнате сделалось невыносимо душно, и рука как-то сама потянулась к оконной раме. Щелчок — и вот в лицо ударил порыв сырого прохладного воздуха. Тянуло водорослями и солью с побережья, прелыми листьями; откуда-то из порта доносился глухой шум и лязганье.
Так тянула эта ночь, так звала и манила, что не оставалось больше сил сопротивляться. Сейчас или никогда больше! Одним прыжком, как проказливый лицеист, император вскочил на подоконник, ребячески огляделся и спрыгнул вниз. Охнул от неожиданного щелчка в колене, потянулся изо всех сил, разминая сутулые плечи, и зашагал по безлюдной улице.
В маленьких провинциальных городках жители ложатся рано. Может быть, где-то и проходил светский вечер в салоне первой городской красавицы либо приём в дворянском собрании — его накануне звали куда-то, но Александр отказался идти. Более всего на свете он сейчас мечтал об одном — чтобы его никто не узнал. Прибавив шагу, император снял ордена с мундира и спрятал в бумажник. По пути до вокзала ему никто не встретился, однако, городовой на площади округлил глаза и вытянулся в струнку.
«Всё-таки узнают», — досадливо подумал Александр и огляделся, часы показывали без четверти десять, тускло мигала разноцветными огоньками вывеска привокзального кабака, а чуть подальше — надпись «Секонд Хэнд» кириллицей. Недолго думая, Александр вошёл в эту лавку старьёвщика, торговавшего поношенным платьем, привезённым из Пруссии и Австро-Венгрии. Подслеповатый старик его не узнал, хотя и забормотал испуганно что-то о том, что лицензия у него имеется, налоги он платит исправно — вероятно, принял за ревизора. Александр дал старьёвщику золотой и не без брезгливости вытащил из вороха вещей чёрные джинсы, кроссовки, пару футболок, зимнюю парку, отороченную волчьим мехом и спортивную сумку. Тут же и переоделся, спрятавшись за ширмой.
На вокзале, в ожидании электрички дремал на лавке какой-то мужичок в оранжевой специальной жилетке, Александр тронул его за плечо:
— Эй, любезный…
— Чего изволите, барин? — мужичок испуганно принялся протирать глаза.
— Скажи, паспорт у тебя имеется? — спросил император, радуясь, что работяга его не узнал.
— Имеется-имеется, ваше… ваше благородие, — мужичок достал из-за пазухи потрёпанный документ, глядя с недоуменной опаской, видимо, подозревая, что имеет дело с агентом тайной полиции.
Александр с улыбкой прочёл имя и поднял глаза на владельца паспорта:
— Кем работаешь, Фёдор Кузьмич, куда путь держишь?
— Путевым обходчиком в Сафьяново, вашбродь, туда и путь держу, у брата гостил.
— В общем, так, Фёдор Кузьмич, с этого дня ты жить станешь в Таганроге, жалую тебя губернским секретарём. Но зваться будешь Александровым, и паспорт новый получишь…
Мужичок испуганно хлопал глазами, соображая, не бредит ли чудной барин, а император вытащил из бумажника гербовый блокнот, черкнул карандашом несколько строк, расписался и вручил листок мужичку:
— Вот, в дом генерал губернатора отправляйся, там этот листок вручишь.
Вдобавок к рекомендательной записке император приложил несколько золотых монет, отчего глаза обходчика сделались ещё круглее. Паспорт же Фёдора Кузьмича перекочевал в карман к Александру, а оранжевый спецжилет — поверх парки.
К полутёмной платформе, сипло присвистнув, подкатила кругломордая электричка. В этот поздний час ехали в ней только припозднившиеся рабочие, несколько мелких чиновников, да какой-то смуглый помещик с бакенбардами, напомнивший Александру скандально известного в Петербурге стихотворца. На человека в спецжилете никто из пассажиров не обратил внимания.
Флигель-адъютанту беглый император написал в смс: «Я устал, я ухожу. Народу объявите, что я умер, и не вздумайте меня искать».
Прислонив голову к деревянной оконной раме, Александр некоторое время всматривался в огненные точки, проплывающие в густой черноте — не то огни города, не то далёкие звёзды посреди гигантского космического пространства. И будто бы не едет он в тряском вагоне, а летит в межпланетном корабле среди потока метеоритов. И так внезапно легко стало на душе, что сутулые плечи сами собой расправились, сбрасывая с себя тяжёлый груз управления огромной страной…