Снова вечер, снова чай, снова пустая квартира. Опять. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Да уже и не грустно, на самом-то деле. Привыкла.

Галя сидела в старом, но очень мягком кресле, которое совсем не вписывалось в общий интерьер квартиры. Но женщину это не волновало. На этом кресле любила сидеть её мама. А маленькой Галинке, как тогда её называли, очень хотелось быть похожей на мать. Во всём. Поэтому и кресло было горячо любимо Рогозиной-младшей ещё тогда.

Да…. Галя всегда добивалась своего. Она хотела быть похожей на маму Аню – она такой стала. По крайней мере, так говорил отец. После гибели Анны малышка совсем замкнулась в себе. Было невыносимо больно для десятилетнего ребёнка. Но время вступает в свои права – боль поутихла, часть воспоминаний стёрлась, а часть – видоизменилось. Такова человеческая природа, иначе было, видимо, нельзя. 

Спустя три года после трагедии Галина помнила только глаза матери, а всё остальное, как ни старалась, воспроизвести в памяти не могла. Своеобразная защитная реакция. Не могла запомнить даже фотоизображения, каждый раз смотрела на них как в первый. Вот и оставалось рассматривать фотографии и верить папе, который с каждым годом говорил о сходстве мамы с дочкой всё чаще и чаще.

Сейчас утверждать или опровергать что-либо сложно, так как Анна не дожила и до тридцати, в то время как Галя недавно разделила пятый десяток. Но Николай Николаевич был непоколебим и любил дочь с каждым днём всё сильнее. Только вот Галинкой не называл с тех самых пор, как овдовел.

Сорок лет. Галя усмехнулась. «Могла бы я тогда понять, что сорок лет – это не старость? Мне и двадцать-то казалось много. А тут – целых сорок! Или всего лишь сорок. Забавная дата – кто-то уже бабушкой становится, а кто-то – только мамой. Мне ведь ещё можно родить. Было бы, от кого….».

Мужа она любила до безумия. До какой-то абсолютной нереальности происходящего. До слёз радости от того, что он просто рядом. До мурашек. Всегда спокойная и уравновешенная, со Славой она превращалась в невероятно эмоциональную, взбалмошную, способную на безумства, иногда даже капризную девушку. И это будущий хирург!

Когда муж собрался в Чечню, Рогозина готова была стоять перед мужчиной на коленях, лишь бы он не уезжал. У Славы был выбор, и он имел полное право остаться. Но поехал. И Галя собралась с ним. Тогда уже Вячеслав, стоя на коленях, умолял жену не делать глупостей. Но она была непреклонна. 

Наконец, он не выдержал:

– Как мне заставить тебя остаться?! 

– Убить.

Так и поехали, пожив лишь три года в браке. Потом было ещё столько же – под пулями, взрывами, рядом с многочисленными ранеными и ещё более многочисленными трупами.

Всё закончилось неожиданно быстро, в один момент. Бомба попала в здание, рядом с которым они стояли. Слава не думал – не было времени – накрыл жену собой. Рогозина и понять-то ничего не успела. А как пришла в себя – чуть с ума не сошла, в буквальном смысле. Сама не помнила, как выкарабкалась, и долгое время не понимала, зачем.

Осознание пришло в один момент, спустя год по возвращении в Москву. Галина проснулась в холодном поту, от того, что ей первый раз за всё это время приснился муж. Точнее, его глаза за секунду до того, как он спас её и погиб сам. В них отразилось всё то, что Слава так и не сказал. Не только признание в любви, но и понимание того, что без Галины он не сможет жить. Галя не знала, насколько правдив этот сон, но он расставил всё по местам. Она должна жить, потому что так хотел муж.

Вячеслав бы не смог жить без жены, а она? Оказалось, что может, хотя всегда была уверена в обратном. 

Потом были другие мужчины. С кем-то роман затягивался на месяц, с кем-то на полгода, а кто-то был практически минутной мимолётностью. Любви не было. Да её и не хотелось. Она думала родить для себя, но всё не складывалось, хотя Галина была полностью здорова. 

Рогозина не делала из этого трагедию, хотя и было несколько обидно, просто жила и делала, что было в её силах. А это уже весьма немало.

По большей части её всё устраивало – свободная, красивая, умная, со сложившейся карьерой. Слава мог бы гордиться своей Галей. А она всё ещё его любила. 

Но потом в жизни Рогозиной появился человек, из-за которого всё пошло наперекосяк. Она разлюбила мужа. Нет, не так. Она переболела Вячеславом и любила его, но не как мужчину, а как близкого и родного человека. Наверное, просто глупо было в её возрасте сходить с ума по тридцатилетнему. 

Но точкой отсчёта стал именно Круглов. Нет, Галя его не любила…. Тогда, по крайней мере изначально. Но почему-то стала влипать в истории по причине собственной рассеянности, придираться к Николаю на работе и неосознанно заставлять мужчину ревновать. Было неосознанно, пока Галина не словила себя на мысли о том, что получает моральное удовлетворение от ревности собственного зама. Докатилась….

Женщина видела, какие взгляды он на неё бросает, замечала любые смены интонации в голосе, оттенки эмоций на его лице и любые проявления заботы. Понимала, что нравится. Осознавала, что, скорее всего, взаимно. Но сделать первый шаг не могла. Не боялась, что Коля оттолкнёт, не боялась мнения начальства и прочих обстоятельств. Боялась того, что, если с Кругловым что-то случится, то она не переживёт. Потому что знала – стоит им только попытаться быть вместе, как она влюбится так же сильно, как и в мужа. 

У них так ничего и не было, за пять лет службы. Ничего, кроме прозрачных взглядов, тонких намёков, заботы, доверия и одного-единственного объятия после слов Круглова о том, что, кроме Рогозиной, у него никого нет.

Трель мобильного телефона ворвалась в мысли полковника крайне неожиданно. Внутренне напрягшись, та быстро глянула на экран и нажала «ответить»:

– Что случилось, Коля?! – и сама испугалась ноток истерики в голосе, не говоря уж о Круглове.

– Галя, ты в порядке?

– Я – да. А ты? – сердце колотилось, как бешеное.

– Да и я в порядке, – несколько удивлённо произнёс Николай Петрович.

– А что звонишь? – нарочито-строго поинтересовалась Рогозина. – Отгул взять хочешь?

– Нет. Я тут просто мимо проходил….

– И вляпался в новое дело?

– Да нет, – фыркнул мужчина, – мимо твоего дома. Дай, думаю, обнаглею, позвоню, на чай попрошусь. Да не один, а с тортом, который я уже купил.