— Сейчас даже туалетная бумага попадается бракованной, Дженсен. Покупаешь четырёхслойные рулоны, а в итоге среди них прячутся ячейки в два слоя.
В звучание голоса вплетается низкий глухой гул, доносящийся из полупрозрачных шкафов. Те выстроены в два ряда, и внутри каждого спрятаны сервера и блоки, защищающие кабели, и микросхемные панели, идентификаторы которых всё время светятся то зелёным, то жёлтым. Иногда красным — огоньки отражаются на поверхности оптических имплантов Дженсена, придавая взгляду некоторую мистичность. Находясь посреди тёмной комнаты, Адам иллюзорно растворяется в ней, становясь полноценной частью систем, за которыми тщательно следит Фрэнсис Притчард.
— Поэтому лучше всегда всё и всех ставить под сомнение, чтобы не быть в пролёте. Не только красивый глянец полон лжи. Наивно думать, что это же не касается чего-то более приземлённого.
— Чего-то вроде сгнившей под дождём газеты?
— Вроде сгнившей под дождём газеты.
Но показывает Фрэнсис лишь намёк на ухмылку; с тем и откидывает голову назад, упираясь затылком в один из шкафов. Будучи сидящим прямо на полу, вытягивает ногу, подносит в очередной раз ко рту банку горячего американо и после глотка продолжает смотреть в чёрный глянцевый потолок. Дженсен, понаблюдав за этим с несколько секунд, опускает взгляд. И наоборот сгибает ноги, чуть соскальзывая спиной по вертикали оргстекла, вытягивает киберпротезы рук, устраивая их на коленях.
Оба сегодня — вне фальши и удобных щитов. Устали. Кажется, до бесконечности, хотя пока не готовы вовсе растянуться на полу и погрузиться в сон до следующей весны.
— Ты выбрал Дэвида и его идеалы, но это не значит, что нас впереди ждёт только хорошее.
— Хочешь сказать, моё решение было неправильным?
— Нет. Не в этом дело. — Зажмурившись и едва слышно застонав, Фрэнсис сжал переносицу двумя пальцами, затем потёр крайними сгибами. Веки снова разомкнулись, обнажая болезненные покраснения белков. Из-за непрекращающейся работы сразу после вакханалии, устроенной Хью Дэрроу, они всё никак не могут сойти. — Просто не нужно надеяться на что-то светлое и уж тем более святое. Всё вокруг тебя с самого начала было подставой. Таким же и останется.
— Сколько драматизма, Притчард.
Тот отрывает голову от шкафа, чтобы посмотреть на усмехнувшегося Адама.
— «Наши сомнения — это наши предатели. Они заставляют нас терять то, что мы, возможно, могли бы выиграть». — В аугментических пальцах вертится точно такая же банка с точно таким же американо, до сих пор не открытая, будто для этого нужно получить особое разрешение. — Теперь моя цель — это нечто большее, чем приказы нашего большого босса и виляние хвостом перед не менее весомой… другой фигурой. Я и не надеюсь на хорошее. Я даже полностью уверен, что манипулятивная игра со всеми нами продолжится, но это как раз меня мотивирует. Начинай смеяться.
— Начну, как только обнаружу в твоём компьютеризированном мозге возможность подключаться к глобальной сети. Потому что я не верю, что ты так просто взял и запомнил слова Шекспира, когда учился в школе.
— Я очень умный на самом деле.
— Побудь ещё немного очаровательным, а не умным.
Дженсен прыщет сразу. Грудь распирает от бесконтрольного эмоционального всплеска. Ехидство и комплимент — странная коктейльная смесь, но именно Фрэнсис подаёт её мастерски. Последний, как становится заметно краем глаза, не отстаёт в веселье — уголки губ держатся довольно долго в приподнятом положении. Наконец, звучит щелчок наклоняемого алюминиевого язычка, лёгкое и быстро сходящее шипение напитка. Американо оказывается каким-то не своим на вкус, сильно отстающим в крепости. Адам, один раз причмокнув, поворачивает банку так, чтобы прочитать строки состава, а тем временем:
— Не думай, что меня совсем не беспокоит то, что сказал Дэрроу, — нарочитое равнодушие в жестах и мимике как раз перечёркивается тоном голоса, — и будто не волнуют живущие прямо под боком люди, которые могут сделать с нами что угодно, когда им вздумается. Просто это не настолько поразительная и пугающая новость, как ты, возможно, думал.
— Возможно.
— О, — тянет Фрэнк, прибавляя большего сарказма, — так значит, я уже становлюсь настолько очевидным и предсказуемым? Книгой, которую не нужно больше открывать, а на страницах оставлять закладки?
Обоюдные смешки и обоюдная проба напитка, в то время как где-то пищат показатели токового напряжения. Индикаторы ближайших серверов играют всеми своими четырьмя цветами: зелёным, желтым, красным и синим. Но затем всё снова приходит в размеренную норму.
— Не хочу признавать, что я состарился.
— Ты не состарился, Притчард.
— Если бы учёные нашлись раньше, — внезапно роняя себя до серьёзности, произносит тот и смотрит на Адама прямо, пристально, — если бы не пришлось так долго бежать по следу, ты сейчас говорил то же самое? У тебя была причина действовать до несколько часового апокалипсиса. У тебя был веский повод и спасать, и…
«Убивать».
— Но теперь? — Глаза Фрэнсиса раскрываются чуть шире, зрачок уменьшается, из-за чего радужки кажутся до поразительного светлее. — Извращённая натура Дэрроу не могла тебя настолько задеть за живое. Я не верю в это. Подожди, — поднятие руки при попытке Адама перебить, — я видел вас двоих там, в башне. И прекрасно слышал всю ту ораторскую чушь, которую ублюдок исполнил. Его волновали не иллюминаты, Дженсен. Сам Хью Дэрроу любил и боялся только себя, и только ради себя он едва не погубил всех.
— Очень мило с твоей стороны, что ты подговариваешь меня сдаться.
— Я не…
— Но куда ценнее будет, если ты мне просто продолжишь помогать. Вопреки тому, кем я, скорее всего, являюсь.
Подавшийся было вперёд Фрэнсис замирает, после чего медленно возвращается в прежнее положение. Прорезается осанка, плечи в секундном напряжении поднимаются, двигаются желваки. Он отводит взор, покачивая в пальцах банку американо, затем допивает всё до финальной капли, резво вздёрнув подбородок. Адам смиренно и тихо дожидается полного успокоения. Принятия. Почти благословения. На дальнейший путь, должный пролегать не только от дома до здания «Шариф Индастриз», не только вдоль всех этажей двух небоскрёбов и вне блистательных стен, куда босс вздумает отправить. Новый звук врывается в пространство — некое оповещение из портативного оборудования. Фрэнсис не спешит подняться, чтобы посмотреть, что там, и ему за это очень сильно благодарны.
— Возможно, я здесь даже не останусь, — Адам произносит это негромко, аккуратно подбирается к чужому спектру восприятия слов. — Прямо сейчас происходит что-то, напрямую меня касающееся. И Дэвид со своими фееричными затеями может лишь помешать расследовать.
Фрэнсис не отвечает, уставившись куда-то вперёд.
— Дело не в Дэрроу и дело не в том же Дэвиде, который первым озвучил все названия тайного общества. Не в Таггарте, который точно является подконтрольной пешкой иллюминатов — достаточно вслушаться в его риторику. Я хочу знать, кто я и зачем существую, и как связана с этим программа «Элиза Кассан», чьё поведение выходит за рамки стандартной ИИ-коммуникативности. Кто я и зачем, и как этим могут воспользоваться снова, обманув или подчинив ещё какую-нибудь Меган Рид.
— …это тебе поможет предотвратить множество новых смертей?
— Ты должен добавить: «Как наивно».
— Да. Должен, — каменная непрошибаемость Адама мигом перечёркнута, как только он слышит неподдельную грусть, — если бы не уважал тебя за стремление что-то делать бескорыстно. Удивительная черта, Дженсен. Очень ценная и прекрасная. Я ею не обладаю.
Между ними вновь возникает тишина, нарушаемая лишь техническими шумами серверной комнаты. Ненавязчивым треском и жужжанием под потолком — лампочка в одном из точечных светильников вот-вот сгорит. Вакуумная дверь позволяет не слышать топота в коридоре, а его явно много, ведь вся корпорация поставлена на уши после Инцидента и обеления доброго имени Дэвида Шарифа по всем статьям. Надо срочно вставать на производство! Адам вслушивается, с какой частотой и ритмом бьётся сердце Притчарда. Это позволит ему хотя бы на малую долю понять, о чём тот думает и какой вердикт ему объявит.
— Что ты хочешь за роль куратора? С учётом того, что скоро я перестану питаться местными дивидендами.
Фрэнсис снова смотрит прямо в лицо, выразительно изогнув бровь.
— Тогда тебе это будет не по карману, Дженсен. Я очень дорого стою.
— Обсуждение скидок не рассматривается?
— Рассматривается, — раздаётся с фирменной хлёсткостью, дерзким шармом, — но сильно падать я точно не буду, даже в угоду нынешним законам рынка.
Адам улыбается. Фрэнсис, заметив это, тут же отворачивается. Смущён? Не так важно, когда он произносит, что цена за услугу может быть не только в денежном эквиваленте. Есть вещи и явления, которые не купишь ни за какие кредиты. И тот, кто сумеет их достать…
— Ты в деле, Фрэнк. Просто признай это, и я перестану тебе докучать до самого конца рабочего дня.
…чужая внезапная теплота слишком быстро оказывается на поверхности. Фрэнсис не успевает подчинить губы и держать их в неприступности.
— Ну уж нет, Дженсен. Лучше докучай и будь перед глазами. Но перед этим таки метнись в кафе и возьми мне сэндвичи.