PovТимиэль

Селен, пусть и не сразу, но тоже смог перевоплотиться в человеческий облик. Сейчас, пока он ребёнок, личико ничем не отличимое от лица близнеца, потому и не могу сказать наверняка: омега он или альфа. Но больше меня беспокоит не это, а пара белоснежных локонов, прямо как у меня. Они даже расположены там же: виски и затылок. У меня они из-за благословения Аквы на, так сказать, возвратной основе. А у Селена почему? Гелосу же не передалось это. Так почему у Селена это есть?

Наверное, беспокоюсь даже слишком сильно, но ничего не могу поделать со своими переживаниями. Думаю об этом и днём, и ночью, забывая даже про изучение новых слов и про задания на вечер. В свободную минуту, естественно, хожу и сижу полностью вялый, а ведь ещё и убийцу Рэйхи надо прогонять подальше от детей. Ещё и Диора начала разговор о новой беременности, явно с подачи Мирона, так что отбиваюсь и от подобных разговоров. Близнецов родил — и достаточно, а если так и хочется ещё, то пусть идёт к гаремным омегам.

Жаль, что от супруга отбиться также не могу. Полностью поселившись в детской, думал, что смогу таким образом избегать совместных ночей с ним. Только вот я не учёл одного – Мирон такой же упёртый, как и я. Ему проще не звать меня, а приказать занести одну огромную кровать. И вот, которую ночь мы спим все вместе.

— Опять не спишь? — как бы невзначай спрашивает Мирон, сонно протягивая каждое слово.

— Скоро усну.

— Снова думаешь о белых локонах Селена?

— Снова,— соглашаюсь, поглаживая спящего Селена по волосам.

Благо не бужу его, маленький лишь сильнее прижимается ко мне, бурча что-то непонятное на своём, детском языке. Гелос тоже лежит между мной и Мироном, только, в отличие от своего брата-близнеца, он раскинул свои конечности в разные стороны, вновь выбравшись из-под одеяла. Ротик его приоткрыт, слюни стекают наружу. Эта картина стала такой привычной, что если убрать Мирона из неё, то она и вовсе станет идеальной.

— Если что-то будет не так, то мы обязательно узнаем и предотвратим последствия. Хорошо?

— И всё же… Я ещё не знаю, как это на мне отразится. А тут ребёнок… — Поздно понимаю, что проболтался. Да и Мирону о подобном знать нет нужды. Не было… Теперь из-за Селена придётся рассказать. Но точно не сегодня. Пока сам не готов говорить об этом.

— Ты о чём?

— Селену ведь уже можно пройти медосмотр, верно? — Мирон беспокоится, но ночь – не самое лучшее время, чтобы говорить о чём-то столь серьёзном. Так что и начинаю с безобидного. Всё равно, пока не узнаем наверняка, не поймём, что делать дальше.

— Как и Гелосу.

— Тогда давай проведём?

— Хорошо.

— Как можно скорее.

— Тогда утром попрошу об этом Диору. Она всё устроит.

Больше ничего не говорю. Мирону всё же удаётся меня успокоить, и даже его руки, поглаживающие меня, не нервируют, а запах – успокаивает. Глаза сами закрываются. Сильнее хватаюсь за ручку Гелоса, но он её выдёргивает и вроде как тянется в нашу с Селеном сторону. Чувствую двух детей сразу, и как-то спокойнее…

***

— Хочешь встретиться со своим другом? — спрашивает Мирон как-то неожиданно, пока наших детей осматривают в соседнем кабинете Диора с Леонием.

— Что? — Не сразу понимаю, что за друг такой. Тут я ни с кем близко не общаюсь, да и к речам Диоры стал куда осторожнее относиться. Всё-таки она делает всё ради счастья своего ребёнка и Мирона, которого воспитала. Теперь ещё и наших детей. Но никак не моего, хоть многим и помогает, и подсказывает, как вести себя.

— Ну… Помнишь парня со светлыми волосами, у которого ты жил немного? — киваю головой, стараясь не вспоминать ни Юнгина, ни ту проклятую ночь. — Он приплывёт ближе к вечеру. Подумал, что было бы неплохо встретить их и предоставить пирамиду для ночлега.

— «Их»? — Вся радость улетучивается от подобного уточнения. Элеонор навряд ли приплывёт со своею бабушкой или с моею матерью и Фиалкой, значит, это кто-то иной.

— Он будет под присмотром Эвана. — Одно только имя ворошит воспоминания о Лиле и о том, какой кошмар пережил остров со всеми жителями на нём.

— С тем, что был с тобою?

— С моим другом, если его можно так назвать, — с лёгкой заминкой проговаривает Мирон.

— Я могу гулять с Элеонором отдельно от вас двоих? — уточняю, чтобы потом не было такой ситуации, что меня или Элеонора кто-то выдернет из-за зачесавшейся промежности или ещё чего «неотложного». — Хотя бы у озера. И рядом с ним.

— Девушек оставь при себе и детях. И от занятий можешь пока быть свободен. А если будет что-то нужно, то просто скажи. Лодку там, ещё чего, — после небольшой паузы отвечает Мирон. — Распоряжусь и выполню.

— Буду иметь в виду.

Теперь жду не только когда нам выдадут детей обратно, но и вечера. Всё-таки я давно его не видел, не говоря уж о ком-то ещё с Лиля. А хотелось бы, наконец, не только увидеть, но и обнять родных. Хоть кого-то из них…

С детьми, к моему спокойствию, всё хорошо: с сердцем всё нормально, ритм хороший и соответствует их возрасту и весу; кровь циркулирует хорошо, движению ничего не мешает; давление в норме; всё согласно возрасту. Почки и прочие органы тоже в норме. Они здоровы. А волосы… Это назвали мутацией, сбоем в генетическом коде. Да и Диору больше беспокоит период какой-то линьки, нежели чем возможные последствия белых локонов, подобных моим.

— Это не принесёт никакого вреда здоровью, — пробует успокоить меня Диора, пока детей уносят в детскую их охранницы. Мы же с Мироном остаёмся у Диоры.

— Вы уверены в этом? — спрашиваю, пока супруг укладывает свои ладони на мои плечи. Он так успокаивает? Или что? Это никак не поддерживает меня и уж тем более никак не успокаивает. У него просто не получится сделать это для меня.

— Уверена. Это просто добавит красоты вашему ребёнку, — вполне спокойно замечает Диора.

— О какой красоте может идти речь? — Стараюсь не кричать, ведь Диора будет единственной, кто действительно сможет помочь детям, случись с их здоровьем чего. — Кому это вообще может понравиться?

— Вам они к лицу. Так с чего вы взяли, что Селену не пойдёт? — удивлённо спрашивает Диора, смотря на меня непонимающим взглядом. Бровь чуть вскинулась, вторая, наоборот, опустилась.

— Хотите сказать, что у меня тоже этот сбой? — Селен больше ни от кого не мог унаследовать подобные белые локоны. У Мирона, конечно, тоже волосы светлые, но не настолько, чтобы сравнивать со снегом.

— По всей видимости – да. Но если хочешь, то и тебя могу так же проверить.

— Давайте! — возможно, чересчур эмоционально выкрикиваю, но не могу отказаться от чего-то подобного, ведь это будет полное обследование, а не простая проверка да анализы, чтобы посмотреть, как развивается плод. — Прямо сейчас!

— Хорошо. Мирон, выйди.

Нехотя Мирон выходит, оставляя нас одних. Ему всё равно надо делать свою работу да с обращениями атлантов разобраться. А мне он сам разрешил пропускать занятия с сегодняшнего дня. Так что могу позволить… наверное… Нет, конечно, могу…

Осмотр закончили намного быстрее того, что устраивали детям, ведь я был один и куда послушнее. Выхожу из кабинета Диоры и не понимаю, куда шагаю, зачем делаю это. С волосами… Селен унаследовал их от меня, но это и так понятно было. А вот сердце… Сейчас всё, что я могу сделать, это понадеяться на мудрость Диоры, чтобы в случае чего она предотвратила неизбежное хотя бы для него.

— Тимиэль, в этом тоже нет ничего страшного. Сердечные клапаны можно подлечить. Да так хорошо, что болезнь не пойдёт дальше.

— Пойдёт… Обязательно пойдёт…

Вспоминаю, в каком состоянии была мама, когда наконец решилась рассказать мне правду. Её всю трясло, тогда как я совершенно не знал, почему подобное произошло только со мной. И если раньше я не понимал причины молчания своих родителей, то теперь понимаю… Хочу отгородить Селена от чего-то подобного настолько, насколько это будет возможно.

— Да с чего ты это взял?

— Моя жизнь… Я должен быть с Юном, чтобы жить… — бормочу словно умалишённый.

— Не думаю, что из-за этого. А вот как последствия после всего пережитого – вполне. Не будь дураком, хорошо? — Диора пробует хоть немного успокоить меня, пробует идти в такт со мною, но я упорно продолжаю шагать вперёд, бормоча обо всём и ни о чём одновременно.

— Богиня Аква вдохнула в меня жизнь в обмен на это. Моя жизнь в роли жреца Юнгина – условие её помощи. А выход к родителям в обмен на супружество – условие Юна.

— Не говори глупостей. Всё будет хорошо. — Несмотря на её слова, продолжаю идти куда глаза глядят. Копаясь в собственных мыслях, совершенно не замечаю, как Диора обгоняет меня быстрым шагом и, встав передо мной, наносит пощёчину. Сказать, что я ошарашен, значит ничего не сказать. Подняв на неё голову, уже хочу накричать, но и слова сказать не успеваю.

—Ты должен жить! Если не ради Мирона и себя, то ради ваших общих детей!

Диора впервые повысила голос на меня, не говоря уже о пощёчине. Впервые вижу в её глазах страх, смешанный со злобой. Но это не ненависть. Это что-то другое, чего пока понять не могу. Больше не хочу кричать на неё, не хочу высказывать всех тех обидных слов, что уже начинал подбирать. Теперь же мне немного стыдно.

— Что здесь происходит? — Всё произошло в коридоре, и в нём же встречаем Мирона, идущего обратно к нам. И судя по всему, он видел, как Диора ударила меня. Иначе зачем ему злиться, да так, что аж вены на шее вздулись? — Какой Алой бездны, Диора?

Его хвосты уже начали появляться, пугая не только чешуёй, но и перьями, что заострились ничуть не хуже острых игл. Естественно, я понимаю, что именно сейчас произойдёт. Сделав пару шагов, полностью прикрываю собой Диору, чтобы и она не попала под удар. Достаточно и того, что он побьёт меня. Я выдержу, не впервой. А вот выживет ли Диора после подобного? Она дама в возрасте, а хвосты Мирона тяжелы.

— Не смей трогать её! — кричу на Мирона, ведь его хвосты совсем рядом.

— Тимиэль, отойди.

— Не трогай её.

— Я сказал — отойди! — Мирон тоже не сдерживается, срывается на крик.

— Нет.

— Не вынуждай меня!

— Убери хвосты, — продолжаю стоять на своём, не отойдя ни на шаг.

— Тимиэль. — Диора сама отходит в сторону, потрепав меня по плечу. — Достаточно. Я совершила ужасный проступок, подняв руку на тебя, на своего младшего повелителя. И должна понести наказание.

— Ты привела меня в чувства. Какое наказание? — протестую, ведь не считаю её виноватой.

— Ни у кого нет прав бить тебя, — тут же шипит Мирон так, как будто сам этого не делал.

— Ни у кого? — Естественно, что его слова для меня — как красная тряпка для быка. — Значит, и у тебя их не было? Что-то я не припомню, чтобы тебя хоть кто-то наказал за это.

— Это сделал ты, когда прилюдно опозорил.

— Это капля в море.

Не знаю, насколько он успокаивается, но хвосты убирает. Диора немного удивляется, только я не прекращаю нервничать да переживать, всё жду удара об стену и в свою сторону. Это же Мирон. Что ему стоит убить нас тут? Ничего. Ещё и сожрёт, даже глазом не моргнув. По-другому и быть не может. Только не с Мироном.

— Иди к детям, — но Мирон лишь рычит.

— А ты?

— Поговорю с Диорой по поводу твоего обследования. — Уже хочу поспорить, но Мирон перебивает: — Иди и не беспокойся по пустякам. Не трону.

— У меня нет веры тебе.

— Иди, пока не передумал.

Понимаю, что если сейчас останусь, то Мирон может не сдержаться и ударить. Но также понимаю и то, что он может ударить, пока я не вижу. Сложный выбор. И оставить не могу, и уйти должен. В итоге думаю, как же остаться, но так, чтобы никого не ударили и не избили. И выход только один. Придётся сделать то, что был не готов сделать буквально этой ночью.

— Мне тоже есть, что сказать. Так что… мне лучше остаться.

— Речь пойдёт о том, что тебя беспокоило последние дни? — уже спокойнее спрашивает Мирон, хоть он и до сих пор кипит.

— Да… Именно об этом.

— Пойдём. Не в коридоре же всё обсуждать. — Мирон сам берёт мои руки, несильно сжимая. А я всё равно трясусь всем телом, зачем-то вспоминая свою первую зиму в Атлантиде и праздник первого снегопада. Ещё и шрамы отдаются тупой болью, особенно когда снова прокручиваю тот злосчастный день. — Тимиэль?

Вроде не тронул, не стукнул, не ударил. А мне всё ещё страшно. Да так, как будто он всё же избил кого-то прямо тут, при мне, если не меня самого. Но он ничего не сделал… Так почему же я готов упасть на колени, трясясь от страха?

— Ты прав. Пойдём в кабинет Диоры. Там всё и обсудим. — Это самое оптимальное, что могу сказать ему в данный момент, при этом не зля.

До сегодняшнего дня я даже и не думал о том, что мне придётся делиться чем-то столь сокровенным, тем более с Мироном, ещё и при Диоре. Наверное, так и унёс бы с собой в море, так и не рассказал бы никому, если бы не Селен. Лишь только из-за того, что и над ним может нависнуть такая же беда, поделюсь причиной, почему я жив. И только поэтому.

— Никогда не поверю в такую чушь! — всё, что отвечает Мирон, как только я заканчиваю рассказ о своём рождении. Как минимум то, что рассказывала мне матушка и Юнгин. — Ещё и этого приплёл! Так нравится злить меня?

— Но я говорю правду! — кричу в ответ, негодуя. Я рассказал правду! Так почему мне не верят? — Именно Аква оживила меня, когда я оказался на последнем издыхании.

— Послушай, — Мирон даже за голову хватается, пока в его глазах прекрасно вижу себя, но только себя – глупого. Он думает, что всё, что я рассказал – ерунда. — Я понимаю, ты с Лиля, ты привык верить во что-то подобное. Но это всё не так работает. И технологии Атлантиды ничуть не хуже, возможно, даже лучше. И это единственное, что ты должен знать! То, что у тебя, легко лечится. Так что не разводи тут истерику. А если так хочется, то беспокойся о детях, а не о себе.

Смотрю на Мирона, а после и на Диору. Она, как и Мирон, считает меня дураком. Уже и я сам начинаю считать себя идиотом, но настойчиво вбиваю в свою голову то, что родители не прятали бы меня просто так и к водам Спокойного моря бы пускали мирно. Они бы не делали этого просто так… Уже жалею, что вообще завёл речь об этом. Лучше бы молчал… Отправил бы близнецов — и всё на этом…

— Пожалуй, разговор окончен, — это всё, что я могу сказать сейчас. Меня всё равно не слушают и не хотят понимать. Значит, и мне больше не о чем с ними беседовать.

— Тимиэль! — кричит Мирон, да так громко, что, мне кажется, я снова начинаю дрожать.

— Сам отправлял меня в детскую, потому что надо детей покормить. А то потом от Элеонора не оторвусь, либо поздно вернусь в детскую, — такое себе оправдание, но всё же мямлю его, опустив голову вниз.

— Разве я отпускал тебя?

— Могу уйти к детям? — Понимаю, что просто так уже не уйду, так что спрашиваю разрешения, терпя подобное отношение к себе.

Подойдя ко мне впритык, Мирон разворачивает к себе, тут же больно сжав мою челюсть. Заставляя смотреть ему прямо в глаза, старший супруг подбирает слова. Вижу, что его кулак свободной руки без конца сжимается и разжимается. Естественно, ожидаю удара, даже не думая о том, что буду нетронут. Всё-таки уже второй раз за последние полчаса разозлил его.

— Будешь чувствовать себя хуже – Диора тут же исправит это. Тебе нужно лишь вовремя сообщить. Запомнил? — по-звериному рычит Мирон, наконец сжав свою руку в неподвижный кулак.

— Запомнил. — Невольно ещё и головой киваю, лишь бы только отстал от меня. —Теперь могу уйти к детям?

— Пойдём вместе. А то кто знает, что ещё взбредёт в твою головушку.

Челюсть всё же отпускает, но тут же подхватывает под ягодицы, поднимая на своих руках. В таком положении наши лица практически рядом, благо что ноги расставлены не в разные стороны, а прижаты коленками друг к другу. Чтобы больше не смотреть на альфу, отворачиваюсь в противоположную сторону. Мирон же совершенно непринуждённо укладывает мою голову на своё плечо. Я для своего же удобства правой рукой хватаюсь за плечо супруга, а левую прячу между собой и ключицей Мирона. Он всё равно не против.

Так и уходим от Диоры, смотрящей нам вслед.

PovТимиэль

Я привык к мысли о том, что вот так встречать буду только Мирона, но вот, я стою у причала и жду появления своего старого друга. В голове столько вопросов, которые хочется задать в дикой спешке, что, боюсь, не дам Элеонору сегодня уснуть.

Корабль, как назло, медленно поднимается из-под воды. И почему он не мог приплыть на простом? Жду, пока опускаются все защитные едва видимые купола. Жду, когда появится столь родная светлая макушка. И совершенно не жду черноволосого альфу, но именно его голова и выходит первой на свет. За ним ступает Элеонор, с совершенно пустыми глазами и явными следами насилия на теле. Естественно, я думаю на Эвана. Кроме него и некому. На Лиле его, конечно, многие обходили стороной, обсуждали за спиной, но никогда не причиняли физического насилия.

Почти несусь к Элеонору, но Мирон останавливает, удерживает своими пернатыми хвостами. Дети на его руках не понимают, что не так, тогда как я успеваю лишь голову поднять, чтобы потребовать отпустить. Не успеваю озвучить свой вопрос — Мирон перебивает:

— Веди себя подобающе. Элеонор тебе не старший супруг, чтобы так встречать его.

— Неужели обиделся?

— Ко мне ты ни разу так не бежал.

— Быть может, потому что Элеонор не убивал с особой жестокостью моих родных?

Больше ничего не говоря, молча ждём, когда же эти двое наконец-то подойдут к нам. И вот, они уже совсем близко, и лишь сейчас замечаю, что и Элеонора обвили, только чёрными ниточками, которые едва заметны в вечернем полумраке. Но чем ближе они к нам подходят, тем отчётливее нити бросаются в глаза.

Нас всё же отпускают, и мы кидаемся друг к дружке. Сейчас даже странно немного вот так вот обнимать того, кого давно не видел. И в то же время — это так правильно, так привычно. Стараюсь несильно сжимать, ведь кто знает, сколько ещё синяков под его одеждой. А вот Элеонор не сдерживается, сжимает так, как будто лет сто не виделись. Я и не против, наоборот, отбрасываю чёрные нити от него, чтобы занять всего друга только самим собой.

— Пройдём внутрь. Для вас двоих уже всё приготовлено, — вполне спокойно проговаривает Мирон, делая приглашающий жест хвостом.

— Неужели будем спать в царских покоях? — с лёгкой насмешкой спрашивает Эван.

— На этаже для гостей. — Уже побаиваться начал, всё-таки Мирона лишний раз лучше не задевать, но супруг всё так же спокойно отвечает альфе. И от этого тоже страшно.

— Тоже неплохо. Элеонору понравится вид из окна.

— Элеонору понравится, когда его никто не будет трогать, — всё же не выдерживаю и вставляю своё слово. Да и как тут промолчать, когда куда глаза не брось — везде сиреневато-синие пятна, где-то уже пожелтевшие.

— Что? — с вызовом спрашивает Эван, готовый бросить в меня свои нити. На удивление, Мирон, продолжая сохранять всё то же спокойное лицо, выпускает больше своих хвостов, готовых вот-вот броситься на мою защиту.

— Это не Эван, — безэмоционально говорит Элеонор, крепче сжав свои пальцы на моей одежде.

— Ты теперь защищаешь его? — спрашиваю и сам не верю в то, что говорим мы с ним.

— Давай поговорим наедине? Обещаю, я всё расскажу… Только не при всех… — Элеонор, словно малое дитя, вцепился в мои руки, готовый заплакать. И где же тот светлый и чистый паренёк, которого я запомнил? Не могу бросить его такого.

— Хорошо. Пойдём. Я провожу тебя. И с детьми познакомлю.

— Де-детьми? — Элеонор переспрашивает так, будто я не о детях заговорил, а о чём-то страшном. Даже глаза чуть опустели, тогда как по телу пробежалась очередная волна дрожи.

— Гелос и Селен. — Так как дети на руках супруга, то он их и представляет, поочерёдно чуть приподнимая на локтях. — Я говорил про них, на Лиле.

— На Мирона похожи, — произносит свой вердикт Элеонор, стараясь отойти от моих близнецов за мою же спину.

— У тебя ещё будет время рассмотреть их. Пойдём.

Стараюсь утянуть его за собой, чтобы побыстрее накормить его да уже уединиться в саду. Хочется и просто поговорить, и просто посидеть, и с детьми познакомить. Просто побыть рядом…

Ужин проходит сносно. Разговаривают в основном Мирон с Эваном, распивая чего покрепче. А вот мы с Элеонором практически молчим. Друг то и дело косится на моих детей, и они разглядывают его в ответ с куда большим интересом, чем его спутника. На удивление, сегодня близнецы молчаливы.

Как только заканчиваем с ужином, торопливо увожу Элеонора с детьми к саду. Привычные девушки-охранницы идут следом, но так, чтобы мы их не заметили, ведь это была моя личная просьба. Не думаю, что друг сможет расслабиться, когда рядом с нами будет кто-то ещё.

Отвожу его к маленькому озеру, что успело полюбиться мне. Сейчас, ночью, оно по-особенному прекрасно. Звёзды, успевшие взойти на ночное небо, отражаются на гладкой водной поверхности, а с ними и луна. Вся зелень чуть потемнела, тогда как редкие цветы ещё не закрылись от мира, освещённые приглушённым светом. Беседка стоит на своём месте, к ней и идём. Хоть и хочу быть поближе к Элеонору, но дети облепили меня так, что я не сдвинусь с места. Их крепкие объятья передаются не только через их маленькие ручки, но и хвосты. И что на них только нашло?

— Здесь неплохо.

— Атланты стараются сохранять природу, несмотря на то, до чего додумался их ум.

Небольшая пауза затягивается из-за того, что мы, по всей видимости, оба не знаем с чего начать. В голове столько всего, а стоило встретиться, как все мысли перемешались. Мы просто смотрим друг на друга. Не знаю, о чём думает друг, а я вспоминаю родной остров. Сейчас, ничем себя не занимающий, ещё сильнее тоскую по дому и родным, по Лильцам.

— У Лори атлант поселился, — Элеонор начинает первый. — Имя длинное, так что мы прозвали его Тионом. И сын у него родился от… — Мне не нужно уточнять, от кого именно, ведь на моей свадьбе Лори уже был в положении от своего альфы. — Снегаль, потому что снега было столько, сколько за последние десять лет не было. А ещё он так похож на своего родного отца, что мы боялись, как бы атлант не прибил. А он, наоборот, все дела по дому взял, с ребёнком помогает, за живностью присматривает. Даже странно немного.

— И Лори не обижал?

— Даже терпит все удары по голове, когда Лори нужно спустить пар.

— А ты? — спрашиваю то, что одновременно хочется и боязно узнать.

— Что «я»?

— Откуда синяки? Да и вообще, как ты жил все эти годы, пока мы не виделись? Как твоя бабушка? Как там мои? Матушка с сестрой держатся? Где они живут? — тараторю все вопросы, не желая выпрашивать по одному. Да и боюсь, что забуду, о чём ещё хотел спросить, если не выдам всё одним потоком.

— С госпожой Ханди и Фиалкой я давно не общался. Но они в порядке. А я с бабушкой… В общем… Её больше нет… И Закария тоже… — Хочу уже спросить, кто такой Закарий и почему его нет, но не решаюсь перебить друга. — Помнишь трёх дочерей мясника? Ли, Эли и распутную младшую? Так вот… Бабушка заплатила их младшей сестре, чтобы та убила моего ребёнка от Эвана. Она выполнила свою работу, и за это Эван убил её. А это… — Элеонору с трудом даются слова, ещё сложнее раскрыть рукава и выставить напоказ свои синяки. — Это её старшие сёстры так выплёскивали своё недовольство… Я пережил, а вот бабушка… Её уже как месяц нет… И сестёр тех тоже… Эван расправился с ними… — Всё же опустив одежду, Элеонор пытается закрыться в ней, но у него ничего не получается. — Мне больше некуда идти… На Лиле я теперь нежеланный гость… Быть может… Ты бы мог приютить меня? Хоть как слугу или раба? Я на всё согласен! Буду выполнять любую работу…

— Элеонор… — Естественно, я не дам ему статус слуги или раба, но Элеонор не даёт мне договорить, перебивает:

— Прошу…

— Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

Видя слёзы омеги, тянусь к Элеонору не только я, но и дети тоже. Своеобразной кучкой и обнимаем. Ну вот как я могу бросить Элеонора, когда он в таком состоянии? Никак. Просто никак.

PovМирон

Эван был весёлым ровно до того момента, пока наши омеги не покинули нас. Но стоило Элеонору ступить за дверь, как он поник. Чересчур заметно для чужих глаз.

— И что не так? — беспокоюсь за друга. Он ни разу так быстро не менялся на глазах.

— Можешь смеяться надо мною сколько угодно, но я беспокоюсь за Элеонора, — честно признаётся Эван, опустив голову вниз.

— Есть причина?

— Ты сказал, что я не пойму, пока у самого не появятся дети. Но у нас был. Закарий. Люди убили его, и Элеонор до сих пор переживает его смерть. Тут ещё и бабка померла. И если сначала он храбрился, то теперь явно сдаёт позиции. Если Элеонор останется совсем один, без меня, то точно пропадёт.

— Так бери под своё крыло. В чём проблема?

— Он не хочет. Я предложил ему, думая, что будет правильно сначала предупредить. А он заплакал. Но сейчас, смотря на твоего Тимиэля, думаю, что и Элеонор переживёт. Даже если не передумает, заберу в Эребсию, как и хотел первоначально. Переживёт так же, как и твой омега. И родит ещё, даже если не сейчас.

— Ты называл меня дураком, а сам ничуть не лучше. Такой же идиот. — Не смеюсь над ним. Лишь слегка подтруниваю. Да и бесполезно смеяться. Сейчас ему нужна поддержка. Мне ли этого не знать.

— Ты прав… Я такой же идиот…

Очередной бокал, и я понимаю, что не смогу сдержать слово и что сегодня мы с Эваном нарушим идиллию Тимиэля и его друга.

Ухожу в сад уже поздней ночью. Детям давно пора спать, как и Тимиэлю. Эван плетётся рядом, держась на ногах из последних сил. Впрочем, я иду ничуть не лучше. Надо будет запомнить, что столько пить – не дело.

На удивление, спят все. Тимиэль словно центр всего, а наши дети и Элеонор окружили его, вцепившись руками. Даже жаль прогонять их сон, но ночи холодны, чтобы вот так вот спать не укрывшись. Мне кажется, что я аккуратно забираю Тимиэля и детей, но они просыпаются. С ними и Элеонор, поднятый на чёрных нитях.

— Это ещё что такое? — сонно возмущается Тимиэль.

— Чего-чего? Спать надо в супружеской постели, а не на улице, — бурчу, хоть и не хочу отчитывать Тимиэля. — Надо отнести тебя и детей.

— Самого себя отнеси, — в ответ бурчит Тимиэль, боясь даже шелохнуться лишний раз, чтобы не упасть самому и детей не увалить. Но о них и не нужно беспокоиться, ведь они уже обвили своими хвостами и меня, и Тимиэля.

— Нет. Я ведь альфа, — говорю как можно чётче, хоть и медленнее по сравнению с обычным темпом моей речи. — Твой альфа.

— Да ты же на ногах еле-еле стоишь! Отпусти!

— Своя ноша не тяжела.

— Меня уронишь – ещё ладно, но если детей – не прощу, — грозно шепчет Тимиэль, и я верю ему. Верю, что омега действительно не просто не простит, но ещё и убьёт самым жестоким образом, до какого только додумается.

— Понял-принял.

Более не препираемся и не спорим. Элеонор так и вовсе практически засыпает обратно, будучи на руках у Эвана. Друг, как и я, помогает себе своими же силами. По итогу они и вовсе укладываются на сотканные нити, словно на плед. И я делаю нечто похожее, только из своих хвостов.

До пирамиды идём тихо, как и внутри неё. Сначала провожаю Эвана с Элеонором, а после отношу и своих в детскую. Уже и я сам привык спать там, хоть и хочется уже уединиться с Тимиэлем не просто в отдельную постель, но ещё и выполнять супружеский долг. И хочется только Тимиэля, а не кого-либо ещё хоть из того же гарема. Успокаиваю себя тем, что так тоже неплохо, ведь могу тискать не только младшего супруга, но и детей.

Это и делаю, стоит только упасть на постель. И даже переодеваться в пижаму лень, так что просто снимаем все украшения, и я укутываю нашу большую кучку одеялом. Всё-таки столь долгое нахождение у воды ночью немного вредно. Тимиэль чуть прохладен, но в моих руках, ещё и под одеялом, он согревается.

Дети быстро засыпают. В отличие от Тимиэля. Он смотрит на меня, желая что-то сказать, но почему-то молчит. Не выдерживаю столь пристальный взгляд, хоть мне и лестно.

— Давай ты будешь ругаться утром? Или днём? Только не сейчас.

— Элеонор ведь может быть ещё одним учителем для наших близнецов? — с некой надеждой спрашивает Тимиэль, тут же отвечая на мой вопрос. — Или няней. Или ещё кем-нибудь, кто мог бы находиться поближе ко мне и детям.

Оставить Элеонора здесь – значит пойти против Эвана. Не выполнить просьбу Тимиэля – значит обидеть младшего супруга. В первом случае я не знаю наверняка, как отреагирует Эван: войной или простой дуэлью. Во втором же случае Тимиэль будет молчать и снова давить на жалость.

— Нет. — Думаю, что так будет правильно.

Элеонор не мой омега, а Эвана. И только моему другу решать, что с ним делать. А с Тимиэлем я как-нибудь договорюсь. Да и как я могу решать, когда лично ничего не слышал от Элеонора? Решать, исходя из слов, не прозвучавших лично при мне от самого Элеонора — неправильно.

— Причина.

— У наших детей и без него подобраны лучшие из лучших. А Элеонор — омега Эвана, я не могу отнять того, на кого даже не хочу предъявлять свои права.

— Даже если я прошу тебя?

—Это не то, что я могу выполнить.

— Ясно…

Ничего не отвечаю. И Тимиэль больше ничего не говорит. Только детей прижимает ближе к себе. А я — их, сильнее сгребая в кучу. Не желаю думать о том, как сильно это отразится на мне завтра. Да и о таком лучше думать на трезвую голову, как и обговаривать нечто столь серьёзное. Будет лучше, если сначала спрошу мнения самого Элеонора, а после оставлю выбор за Эваном.

Его омега, ему и решать.

PovТимиэль

Даже не представляю, как спал Элеонор. Спал ли вообще. В их спальне одна кровать, так что вариантов немного. Возможно, сужу по себе, но ведь наши ситуации немного схожи. Оба переживаем насилие, оба терпим альф. Как же уснуть надолго рядом с таким? Если только на часок, на два. Не больше. И то — когда совсем вымотаешься. А когда не устал или же успел подремать до этого? Тут точно не до сна.

Проследив, чтобы детям помогли с утренними процедурами, несусь к другу. Самостоятельно открываю двери – имею на это право. Это ведь и моя пирамида тоже. Но я вижу не то, что ожидал. Элеонор один спит в постели, тогда как Эван нависает сверху, устроившись в непонятном чёрном веществе. Я бы сравнил это с паутиной, но нити слишком чёрные. Интересно, и почему Мирон так не может?

— Какой Белой бездны ты врываешься с утра пораньше? — ворчит Эван, чуть поднявшись на локтях. — Дай ещё немного поспать.

Нити не успевают достать до меня. Мирон мигом поднимает на руки и уносит прочь, прежде чем чёрные нити пытаются вытолкнуть «незваных гостей» из спальни и закрыть за нами дверь. Я, мягко сказать, ошарашен подобным, тогда как Мирон, кажется, не удивлён.

— И что это было…

— Эван так идёт на уступки. По-своему, как умеет.

Ничего не отвечаю. Этот Эван и тот, которого я запомнил, – разные личности. Да сравнить хотя бы со вчерашним! Никогда бы не подумал, что он может вот так уступить омеге хоть в чём-то. Мирон для меня и этого не делает. Впрочем…

— Это никак его не оправдывает. — К тому же, небольшие уступки никогда не покроют совершённые злодеяния.

— Конечно, нет… Но и это нельзя обесценивать.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я не буду забирать Элеонора, если Эван будет против. Он и без этого делает то, что ему не свойственно.

— А омегам, значит, можно и потерпеть? — Пусть и выходит грубо, но я не пожалею о своих словах, даже если получу оплеуху.

— Не при детях. Ты же не хочешь, чтобы они устроили нам тут крики и плач с самого раннего утра?

Мирон уже привычно выходит на балкон. Вид отсюда прекрасен. Жаль, что компанию сменить нельзя. Да и дети кушают в детской, ведь им ещё рано выходить на балконы. Одно и утешает – как только их хвосты окрепнут, так и им можно будет трапезничать со мною где угодно. А пока только ненавистный супруг.

Завтракаем молча. По сути, если бы не дети и моё обучение, нам бы и вовсе было не о чем нормально поговорить. На остальные темы я готов взорваться, что не сулит ничего хорошего. Для меня. Мирону всё нипочём.

***

Примерно неделю наблюдаю за тем, как Эван обходится с Элеонором. На душе неспокойно. При мне никто не бьёт Элеонора, и его старые синяки проходят с завидной скоростью, особенно после лечения Диоры. На мне так быстро раны на спине не затягивались. Да и альфа не стесняется сжимать его руки, чтобы насильно удержать рядом с собой. Синяков не остаётся, а всё равно не могу спокойно на это смотреть. И я ничего не могу поделать, ведь либо нити Эвана, либо Мирон не дают с места сдвинуться, а то и слова сказать.

Единственное, что напрягло меня сильнее последнего, так это то, что я спутал его с Элом. Гаремный омега шёл по своим делам, а я окликнул его чужим именем. Теперь весь гарем только и шушукается о том, что я падок на светловолосых вне зависимости от пола. Меня бы это не волновало, если бы Мирон всё правильно понял, а не решил бы отращивать волосы. Мне всё равно на его внешность, пока он может причинить вред хоть кому-нибудь. А волосы… Боюсь, что они и без этого мешали ему, а теперь, когда это будет длинный хвост, так и вовсе тяжело представить.

***

— Думаю, мы уплывём через пару дней, — неожиданно произносит Эван за очередным ужином.

— Как это? — Даже ложку откладываю в сторону, чтобы не только переспросить, но и начать снова молить ненавистного супруга о милости.

— Обычно, Тимиэль. Просто возьмём и уплывём. Нам с Элеонором давно пора в Эребсию.

Эван отвечает, на удивление, спокойно. Но его тон, лишённый враждебности, не способен усыпить мою бдительность. Точно не после того, как я слушал и ничего не мог поделать, пока этот урод насиловал Элеонора в соседней палатке. А сколько ещё было, пока меня не было в Лиле? По себе знаю, омеге даже одного раза более чем достаточно, чтобы полностью переломить взгляд на мир.

— Мирон… — почти хриплю, думая, какие же слова подобрать. Всё-таки язык атлантов для меня чужой, могу и сказать то, чего не следует. Да и когда это альфа слушал чужого омегу? Точно не Эван.

— Думаю, будет лучше, если Элеонор скажет это сам. А после ты, Эван, решишь, что делать. Будешь против — и я ничего не предприму. Не будешь — устрою его хотя бы помощником на кухню. Или ещё куда. Пока не думал об этом всерьёз.

— О чём вы, ради Чёрной бездны, говорите? — раздражённо спрашивает Эван, никого не стесняясь. И Элеонор молчит, опустив голову вниз. — Только не говори мне, что хочешь остаться в Атлантиде?

Эван хочет стукнуть по столу, сжав для этого кулаки, пока кричит на моего друга. Или мне так кажется. Элеонор же, всё так же не поднимая головы, едва заметно кивает головой. От этого жеста кулаки на стол не падают и тени не выходят на свет. Только глаза Эвана выдают его недовольство. Белок полностью чернеет, а янтарные глаза алеют.

— Я правда хочу остаться. На Лиль всё равно не вернусь, там никто и не ждёт. А тут хотя бы Тимиэль есть. Могу и на кухне пригодиться, и с травами помочь, и с детьми могу сидеть.

— Замолчи! — Эван не выдерживает и всё же срывается с места. Слишком быстро, чтобы остановить его. Слишком быстро, чтобы я мог хоть как-то отреагировать, кроме как замереть на месте. — Что, так нравится выводить меня из себя?

Эван не бьёт Элеонора, но трясёт его за воротник рубашки, и этого вполне достаточно. У меня от таких резких движений голова точно бы с шеи отлетела. Как держится Элеонор – непонятно. И понимать не хочу. Всё же отмираю, уже рвусь к другу, но дети и Мирон удерживают, крепко ухватившись за меня. Маленькие боятся страшного дядю, а вот Мирон… Мирон точно не боится его.

— Не трогай его! — Только и выходит вскрикнуть, ведь мне не дают и с места двинуться. — Ты что творишь? Ещё и на глазах моих детей?

— Мирон, заткни свою сучку. А я пошёл со своей разбираться.

— Нет! НЕТ! НЕ СМЕЙ!!! — кричу во всю глотку, не стесняясь присутствия своих же детей, хотя сам упрекал в этом Эвана буквально только что. — Мирон! Либо отпусти меня, либо сделай хоть что-нибудь!

— Как я уже и говорил, Элеонор — омега Эвана. И я не хочу вмешиваться в их отношения.

Слова Мирона — острые ножи. И я бы так не злился на самого себя и ненавистного супруга, если бы прямо сейчас судьба Элеонора не зависела бы от этого. Прямо как и в ночь моей свадьбы на Лиле… Снова ничего не могу сделать для своего единственного друга…

— Мирон…

— М?

— Чтобы твоя смерть была такой же ужасной, как и мои страдания, — чётко произношу на языке Атлантов. Дети ещё слишком малы, чтобы понять смысл проклятия, а вот Мирон поймёт всё правильно.

— Еда стынет.

Мирон продолжает уплетать еду, а вот я не могу так. Даже когда Мирон передвигает мою тарелку ближе к нам, ведь я так и остался на его коленях, не могу и кусочка в пальцы взять. Да и как вообще можно думать про еду, когда кого-то мучают буквально через пару комнат от нас?

К тому же, я слышу их ругань. О том, что же происходит за закрытыми дверями, а то и не очень закрытыми, даже подумать страшно.

Неожиданно в голову приходит мысль, что раз альфы ничего не делают, то что-то должен сделать я. Даже если это будет небольшой шаг, внушу Гелосу, что так будет правильно. И уже он продолжит, если Мирон снова откажет. Больше чем уверен, что именно это и сделает ненавистный супруг.