Черт возьми

– Скажите, что вы делали вчера с Евгением Мотиным в его кабинете?

– Ну, я его поздравить хотела, – спокойно объясняла девушка, – по-женски, – доверительно сказала она. – Ну, понимаете? – скорее утвердительно, нежели со знаком вопроса уточнила свидетельница.

– Понимаю. Что Вы имеете в виду – я понимаю, а вот такое искреннее желание это сделать – не очень, – высказалась Власова и резко сменила тему. – И много было таких желающих?

– В смысле желающих?

– Желающих поздравить его таким образом, – умело скрыла раздражение капитан: вот, вроде, не самая глупая у неё сейчас собеседница, а элементарных вопросов не понимает.

– Мм… хватало.

– Молодец, какой, а, – не могла удержаться от иронии Маргарита. – На всех-то его хватало, – прямо какое-то криво отзеркаленное дежавю, чёрт возьми. – Интересно, как к этому относилась его жена.

– А что жена? – пренебрежение в каждом звуке. – Она вообще должна быть рада, что он на ней женился, – свидетельница чуть дёрнулась всем лицом. – Кто его только не пытался охомутать. Честно говоря, она ему вообще случайно подвернулась.

Чёрт возьми. 

Власова выпрямилась.

– И много было таких случайных?

– Нет, я не в этом смысле. Дело в том, что у нас бухгалтером работает её сестра, Ольга Артемьева…. Так что его жена всё прекрасно знала.

– И когда выходила замуж, знала?

– Конечно, – блондинка усмехнулась, – это ж невооружённым взглядом видно, что за мужик.

Чёрт возьми.

– Слушай, – Рита глубоко вздохнула, настраиваясь, – не для протокола: если ты вот такая вот глазастая и невооружённым взглядом видишь мужика, что ж ты себе нормального-то не нашла? Зачем ты с таким крутила?

В глазах свидетельницы будто бы мелькнуло понимание, она чуть наклонилась ближе:

– Не для протокола: скажи, а ты сама много других видишь?

Браво. Усмешка Власовой непроизвольно переросла в улыбку.

– У вас же вроде тут, – продолжила девушка, – ну, мужики-то должны быть, такие прям, настоящие. И как у тебя с ними? – в яблочко. – Я же и баб тоже вижу – одна она или есть кто.

Капитан даже расслабилась немного:

– Ну, знаешь, я – это отдельная история. – Толстого переплюнет в масштабах. – Давай дальше.

– Да если б я нашла бы нормального, я, естественно, сразу послала бы этого кобеля.

– А на работе это бы не сказалось?

– Ой, нет. В этом отношении Женька, он понятливый был, – вздохнула. – Да я думаю, он и сам понимал, что без денег он никому не нужен. Ну, если только совсем какой-нибудь дуре.

– А совсем дура, я так понимаю, его, конечно же, не устраивала. – Ну, с Мотиным этим, предположим, всё ясно. А вот с другим отдельно взятым представителем мужской половины человечества….

– Ну, конечно же. Ему же нужно было и поговорить как-то. Да вообще с ним весело, легко, – поменялась в лице. – Было.

Чёрт возьми. Последние слова свидетельницы накрепко засели в голове. Вроде и люди другие, и ситуации разные, а дежавю. Кривое, что ещё больше усложняет и без того отнюдь не радужные перспективы.

С ним действительно было весело. До поры до времени.

Близка неизбежность.

Так мало любви, так много слов.

Совершенная нежность

Превращается в совершенное зло.

Бесконечно нежным он мог быть только в одной ситуации и в одном месте – в постели. И неважно, что их первый раз был на крайне пьяные головы. Рита помнила всё, до мельчайших подробностей. И, что добивало, воспоминания, как нарочно, воспроизводились исключительно в замедленной съёмке. 

Маргарита пыталась не думать, забыть, переключиться – тщетно: как только они снова виделись – память не могла угомониться.

Отвергая законы природы

Стоит у перил моста,

Безумно глядя на воду

Совершенная красота.

Когда они проснулись, он, впервые на её памяти, выглядел недоумённо-испуганным. Даже похмелья не было:

– Рита, – обеспокоенные глаза пристально изучали Власову, прикрывшуюся одеялом. – Я плохо помню…. Я не хотел, – понял, что ляпнул что-то не то. – Точнее, я хотел сказать, – совершенно не свойственно себе мямлил он.

– Помолчи, а. И так башка раскалывается, – протянула Марго. – Какая разница уже теперь: было – и было, – тогда она действительно так думала. 

– А, – хотел что-то сказать мужчина, но Власова его перебила:

– Успокойся: я пью таблетки.

Он, чувствуя за собой вину, готовил завтрак. Капитан же, не найдя в себе сил по-человечески одеться, отжала его рубашку и, завернувшись в покрывало, прошлёпала на кухню. 

Мужчина, глубоко уйдя в свои мысли, шибанул ножом по пальцу. Рита сориентировалась моментально: подскочила, промыла, перевязала. И только потом заметила вновь взгляд случайного любовника.

– Рит, ты такая красивая.

– Ты только сейчас это заметил? – с трудом скрыла смущение она, желая вернуться к сброшенному у стула покрывалу. Да, рубашка прикрывала то, что прикрывать положено, но на ноги это не распространялось.

Широкая мужская ладонь перехватила её на половине пути.

– Рита, – мужчина наклонился к её лицу. 

Она до сих пор не знала, откуда взяла силы его оттолкнуть:

– Как ты там говорил? «Я не хотел»? Вот и я – не хотела. 

Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный.

Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно,

Но ошибся дорогой и не рассчитал траекторий полёта,

И мне снова приходится быть для тебя этим «кто-то».

С самого утра ей было плохо. Не физически. Скорее, она почувствовала какую-то надвигающуюся гадость, хотя раньше в интуицию верила слабо. С трудом заставила пойти себя на работу, где и узнала, что у него погибла сестра. Младшая, двоюродная, в которой он души не чаял. 

Власова не помнила, что, как и с какими глазами она объясняла начальству, но Рогозина отпустила быстро и без комментариев. Ехала на запредельной скорости, отгоняя мысли о том, что его сестра погибла именно из-за того, что ехала слишком быстро.

Он сидел в незапертой квартире и гипнотизировал пустым взглядом так и неоткрытую бутыль с пойлом. Она, не зная, что сделать и как помочь, нерешительно обняла. Впервые в её жизни взрослый и серьёзный мужик, повидавший множество смертей, рыдал. Молча, беззвучно, не двигаясь. Если бы не её промокшая кофта, Маргарита даже не поняла бы, что он плачет.

А потом… потом события первой ночи повторились. За тем исключением, что оба были трезвы. Он пытался забыться, а она… просто не смогла отказать.

Любить – это так глупо.

Всё получилось не так, как хочется.

Лезут холодные

Скользкие щупальца в мир одиночества,

Калечат и ранят, и сердце сжимают вежливой ложью,

Но мы же не станем холодными, скользкими тоже.

Особенно любить его: бесцеремонного холостяка, убеждённого бабника, постоянно врывающегося в более или менее устаканенный ход её жизни.

Сколько раз она пыталась вырвать его из скользких лап депрессии – уговорами, убеждениями, криками, постелью. Не сосчитать. А потом собирала себя по кусочкам, пытаясь хотя бы перед сыном делать вид, что всё в порядке. На работе даже не спрашивали – сразу поняли, что бесполезно.

А холодным он не был даже тогда, когда она уходила. В очередной, не сосчитать какой, раз. Надеясь, что навсегда, но понимая, что вряд ли. А он, казалось, ничего не замечал: использовал её, когда была нужна, не забывая регулярно обращаться к другим.

Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный.

Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно,

Но ошибся дорогой и не рассчитал траекторий полёта,

И мне снова приходится быть для тебя этим «кто-то».

Сколько раз он шёл напролом, осознавая, что его шансы выжить в той или иной ситуации далеко не велики. 

У Риты не было выбора: срывалась с выходных, оставляя ни в чём не виновного ребёнка на своих родителей; нарушала приказы начальства; плевала на собственное здоровье – всё, чтобы спасти. Не могла иначе. 

А для него это было уже практически в порядке вещей. А она всё чаще ощущала себя собакой, которую чудом приручил нерадивый хозяин.

Так хочется остановиться,

Сказать своим светлым порывам «хватит».

Легко заблудиться

В мире хитрых стратегий и тактик.

Душа трепещет и плачет

От того, что творится в уме,

Но я твержу, что всё будет иначе,

А кто бы твердил это мне!?

Власова верила. Не в них, не в него. В себя. Точнее в то, что она сможет его вытащить. Так верила, что далеко не сразу заметила, что давно уже вытащила, что стала для него привычкой. Кто ещё кого приручил….

Когда поняла – стало легче. Капитально. 

Она спала, когда телефон запищал. С трудом приоткрыла один глаз и глянула на циферблат – три ночи. «Убью» – пронеслось в голове. Сбросила. Звонок повторился. Пришлось ответить.

– Ритусь, ты можешь приехать?

– Не могу, Майский. Иди спать.

– А….

– Спать иди.

В какой момент перегорает лампочка? В какой момент люди перегорают? (с)