Пенакония, как заверяет база данных, планета чудес, где каждый день напоминает карнавал из тысячи грёз. Сияющие яркими красками небеса создают постоянное ощущение праздника, воздух здесь наполнен лёгкостью и ароматами уличной еды и алкоголя, а звуки музыки и смеха доносятся со всех сторон, заполняя пространство радостью и беззаботностью.
На Пенаконии никто не знает печали. Здесь мечты становятся реальностью: улицы полны танцоров, певцов и артистов, готовых дарить хорошее настроение каждому встречному.
Боль, страхи и болезни больше не тревожат умы гостей и жителей Пенаконии. Здесь неведомы страдания и тревоги, и даже самые мрачные воспоминания растворяются в атмосфере счастья и веселья. Люди на этой планете наслаждаются жизнью, погружаясь в миры своих фантазий, не зная границ и ограничений.
Келус не стал исключением, он был очарован блеском и сиянием неоновых огней, однако после он почувствовал себя дурно. Не столько потому, что заболел, сколько потому, что был искренне впечатлён многообразием событий. Они трагедией разворачивались каждый раз, стоило ему едва коснуться правды этой шикарной, праздничной планеты, что лопнула мыльным пузырём, окрасив пол серой краской, что переливалась ядовитыми бензиновыми кольцами.
Это походило на квесты повышенной сложности в РПГ-играх, которые Келус всей душой не любил. Ему словно бросали вызов, стремились оценить его способности, подкидывая всё больше загадок, от которых голова шла кругом.
Келусу некомфортно.
Сердце бешено колотится в груди испуганной птицей, не способное сбежать, запертое за грудной клеткой, и это серьёзно походило на анекдот. Келус чувствовал накатывающую с каждым разом всё сильнее тревогу, отчего думать становилось невероятно сложно. Но он шёл, двигался, путался всё сильнее в эту гламурную и блестящую паутину, что стискивалась плотным слоем на горле. Он словно пойман в ловушку: или Мира грёз, или собственного разума, или чьей-то запутанной игры.
Это походит на одержимость, когда он не способен контролировать собственное тело, но способен видеть и слышать то, что происходит извне. Словно он больше не хозяин собственных действий и решений, отчаянно проваливаясь в дыру под названием «Мир грёз».
Роскошный Авантюрин, небрежный Галлахер, странный Сампо, многоликая Искорка, бедная Светлячок, мягкая Робин, сияющий Сэм, загадочная Ахерон, всезнающая хранительница памяти и Сандэй, глава Клана Дубов.
Лживый, отталкивающий, двуличный; Келус ему фальшиво улыбается, благодаря за решение проблемы с заселением в номер. Он видит блики в жёлтых глазах, в которых спряталось ночное небо без звёзд, и уходит, борясь с желанием обернуться. Нутро кричало, что это будет ему дорого стоить.
Необорачивайсянеоборачивайсянеоборачивайся
НЕ СМЕЙ ОБОРАЧИВАТЬСЯ.
У лестницы Келус всё же обернулся, поймав прищур чужих глаз, и, почувствовав пробежавший по спине озноб, поспешил уйти.
Со временем он погружался в пучину сна глубже и глубже, застряв, словно в тине, не имея возможности выбраться, с каждым шагом утопая в грязи всё сильнее. Ему абсолютно точно не нравились эти бесконечные коридоры, странные картины, трёхмерные комнаты и истории, что хранили в себе Ходики Мира грёз. Подобно художнику, Пенакония окрашивала Келуса своими цветами, яркими мазками праздников и серыми, мрачными, даже чёрными, кляксами безумия, что хранилось в глазах погрязших в кошмаре жителей и созданий невероятной планеты.
Шло время. Келус носится по Миру грёз, как сумасшедший, ввязываясь в одну историю за другой, вынужденный нести волю Часика, приводя эмоционально нестабильных жителей в себя, решая проблемы каждого просящего, и, в конце концов, в отчаянии понимает весь ужас Пенаконии. Понимая трагедию столь яркой планеты, что лишь прикрывалась красивой обёрткой.
Осталось одиннадцать системных часов до катастрофы. Осталось сорок пять минут до грандиозного шоу Авантюрина.
Осталось тринадцать минут до исчезновения Келуса.
Келус сильно устал. Он подавлен, разочарован и разбит, ему страшно и он не понимает, что делать. Он искренне горит желанием помочь этой несчастной планете, но он так устал. Он забрался слишком далеко, чтобы развернуться и уйти, но поиск наследия Часовщика звучит как безумная авантюра, которая не обязательно увенчается успехом. У него болела голова, ему дали пятнадцать минут на передышку, но ограничение по времени давило, давило, давило… Келус был сыт чужими эмоциями, ему хотелось плакать и просто заснуть без сновидений, но он должен был докопаться до правды, должен был осветить то, что происходит на Пенаконии, должен был…
Он видит Сандэя в дверях своего номера в Отеле Мира грёз. Глава Клана Дубов изящен, одет с иголочки, выглядит подстать своему социальному статусу. В отличие от своей сестры, Робин, он не так отзывчив, не так открыт, не так простодушен и доброжелателен. Келус настораживается и весь подбирается, готовый дать отпор.
Сандэй улыбается, прищуривая глаза, словно был чем-то доволен; возможно встрече, возможно его поведением, Келус не знал и знать не хотел, но взгляд, ядовито-жёлтый, заставляет сидеть и чего-то ждать. Мышцы ноют от напряжения, а сердце гулко стучит в ушах, пульсацией отдавая в горло.
— Будь добр, сотрудничай со мной.
Келус не хотел быть добрым и не хотел сотрудничать, но кивнул, чувствуя себя натянутой тетивой, что вот-вот пустит стрелу прямо в голову главе Клана Дубов. Сандэй был таким же жителем Пенаконии, у которого был абсолютно беспорядочный заводной механизм. Келус одёргивает себя, привыкнув понимать людей как то, что можно починить, и не сводит взгляда со статной фигуры галовианца, что гордо прошёл в номер, закрыв за собой дверь.
— Ты являешься сосудом стелларона?
Келус чувствовал, как в голове начинало гудеть, будто где-то далеко раздавался монотонный гул, раздражая слух. Он нахмурился, когда виски пронзила резкая, незнакомая боль. Спазм стиснул голову, словно невидимая рука схватила его за череп и начала сдавливать с нечеловеческой силой. Под выжидающим взглядом молчание стало невыносимым бременем, которое углубляло каждое болезненное ощущение. Как бы он ни хотел промолчать, он понимал, что нужно что-то сказать, но каждое слово казалось непреодолимым препятствием. Наконец, сквозь зубы, он с усилием выдохнул тихое «да». Звук собственного голоса казался оглушительным в сравнении с неприятным гулом в голове. Келус стоял, осознавая, что всё окружающее затихло, но гул в голове продолжал нарастать, как зловещий фон, от которого некуда было скрыться. На губах Сандэя покоилась лёгкая, ничего не выражающая улыбка, но в глазах скрывались сложные эмоции.
— Ты узнал о тайне Пенаконии?
Келус качает головой в отрицании, отодвигаясь и всеми силами стараясь сбежать, но это лишь усугубляло его состояние. Внезапный приступ тошноты схватил его за горло, сдавливая его так, что он не смог сделать ни шага. Он замер, чувствуя, как по спине скатывается холодный пот, впитываясь в одежду. Пристальный взгляд жёлтых глаз парализовал его, сковывая каждую мышцу. Ноги стали тяжёлыми, как свинец, и дыхание учащалось, превращаясь в мучительное хрипение. Преодолев себя, он снова выдавил из себя тихое «да», будто этот простой ответ мог разорвать ему глотку. Его голос звучал приглушённо, как через ватный фильтр. Он знал, что бежать уже некуда. Ему казалось, что окружающий мир рушится под его ногами, кусочек за кусочком, осколок за осколком.
— Ты меня боишься?
Келус вскидывается, достигнув грани. Словно уколовшись, он игнорировал цветные разводы по краю зрения. Он был готов вступить в битву в любой момент, даже если это означало объявить войну Семье. Внутреннее напряжение кипело, и он осознал, что готов отказаться от билета на Звёздный экспресс, несмотря на то, как сильно ему хотелось остаться там ещё немного. Решение созрело мгновенно, с ясностью, которую он в данной ситуации не смог бы испытать: он перестанет быть безымянным первопроходцем, станет тем, кто сражается за свою правду, даже если лишится собственного имени. Быстрым, привычным движением он достал биту. В его глазах горел огонь решимости, несмотря на пульсирующую боль в висках, когда он сопротивлялся влиянию силы главы Клана Дубов.
— Очень хорошо.
Сандэй странно улыбается, его губы изгибаются в неестественной, почти зловещей улыбке. Келус внезапно падает, его тело сжимается от невыносимой боли, словно его пронзили насквозь. Он ощущает, как внутренние органы скручиваются от спазма, и все силы покидают его. Бита выскальзывает из ослабевших пальцев и откатывается на пару метров, громко звякнув об пол.
Сквозь звон в ушах Келус улавливает неспешные шаги, которые эхом отражаются от пола отельного номера. Келус знал, что ему конец. Он не мог противостоять силе Гармонии, что вовсе и не походила на Гармонию.
Он поднимает слезившиеся от пронзившей боли глаза и встречается с горящим синим огнём в чужих зрачках. Взгляд, полный непреклонной воли, окончательно ломает его сопротивление. Его сознание меркнет, словно погружаясь в тёмную бездну, и всё вокруг становится размытым и неясным.
Сандэй мягко подхватывает Келуса, поднимая его безвольное тело и прижимая к своей груди. В его глазах мерцает синий огонь, но улыбка на лице стала самой мягкой, какой только могла быть. Однако в этой улыбке скрывалось нечто тёмное, как будто в глубине Сандэй готов был в один укус поглотить стелларон, спрятанный в груди первопроходца.
Каждое движение было плавным и почти нежным, словно галовианец обнимал спящего возлюбленного. Он тихо подавлял внутренний жадный шёпот, который твердил ему об использовании силы, скрытой в Келусе. Этот шёпот был настойчивым, стремясь взять верх, но Сандэй убеждал себя, что теперь Келус всё равно принадлежал ему и торопиться некуда. Везде должен быть порядок.
Он склонился ближе, шепча слова, которые сливались с тишиной ночи. Словно охотник, поймавший живую добычу, он обвил Келуса своими тёмными мыслями и чувствами. Мир вокруг казался застывшим, и только они вдвоём сейчас были реальными, существующими в настоящем. Сандэй плавно исчез в тени, унося Келуса с собой, оставляя лишь эхо их присутствия в пустом отельном номере.
Осталось тридцать две минуты до грандиозного шоу Авантюрина.
***
Все умерли. Сандэй победил.
Келус, пробудившись, зарыдал.