Расчеты Дагмара не содержали непреднамеренного убийства главы дома Орсис. По воле какого-то прыткого кретина, которого Энвер даже уволить не мог, вся затея оказалась под угрозой провала. Но желание получить невозможное было настолько сильным, что в голове Дагмара, подстегиваемого страхом остаться без вожделенного приза, уже смутно вырисовывался новый план. Он сильно зависел от всяких «если», но у Дагмара не было времени думать: медноволосое воплощенное солнце теперь стало главой семьи, а значит, ему отвечать за отца. Через несколько дней юноша навсегда уплывет из рук Энвера, а последнему только и останется кусать локти. 

Дагмару потребовалось немало смелости, чтобы заявиться к лорду Морета и, встав на колени, униженно молить о невозможном, о таком, о чем запрещалось даже думать… Он просил отдать ему пленника, для которого любое унижение будет слишком маленьким, кроме как служить самому ничтожному слуге. Он покусился на неприкосновенность найдазе. 

Лорд Морета хмурился. Сложно было сказать, хорошо это или плохо, он хмурился по любому поводу. Взявшись за подбородок, он думал. 

— Ты желаешь посягнуть на найдазе, Энвер? На аристократа-найдазе? — повторил он, словно не веря. 

Дагмар понимал, что его просьба граничит с наглостью, даже с неуважением. Морета ведь и сам был найдазе. Но сила страсти Энвера была слишком велика: он хотел владеть Язетом безраздельно, и он хотел владеть им первым.

— Ничто не унизит этого мальчишку больше, а вы ведь хотите, чтобы его пример стал хорошим уроком остальным… Что может оказаться для аристократа хуже, чем служить слуге?

Однако Дьюлу сложно было провести.

— Ты его хочешь, не так ли? — резко и прямо спросил он. — Не ради наказания, а ради него самого. А где один крамольник, там и другие. Найдазе неприкосновенны. Ты или дурак, или потрясающе смелый наглец, — Дьюла задумался, лицо его презрительно кривилось.

Дагмар ждал примерно чего-то в этом роде, но пока еще не услышал резкого отказа, и в нем теплилась надежда. Однажды он смог преодолеть барьеры кастовой системы — он получил практически ничем не ограниченное доверие лорда Морета. Почему бы не попытаться еще раз? В конце концов, ничего не получает только тот, кто ни к чему не стремится.

Лорд негромко пробормотал, скорее сам для себя. 

— Ты чересчур высоко метишь… 

Снова повисла тишина, и Дагмар, не справившийся со своими нервами, осмелился ее нарушить.

— Я меньше всего, милорд, желал бы оскорбить вас своей просьбой… 

— Цыц! — рявкнул Дьюла. Он думал, уставившись в пустоту и потирая подбородок. 

Дьюла был деспотичен и властолюбив, но никогда не был дураком. Прим-лорд оказался перед интересным выбором, ни один из вариантов которого ему не нравился. Дагмар был предан лорду и поразительно скромен. Он никогда и ничего не просил за свою службу. Однако Морета понимал, что даже фанатизм иногда нужно подогревать верной мотивацией. К тому же, со стороны Дагмара подобная преданность объяснялась очень просто — кто еще мог бы дать ему так много и имел при этом возможность дать еще больше, если не первый лорд среди равных?

С другой стороны Дагмар попросил, что называется, луну с неба. Морета мог ее ему дать, и ему уже приходила в голову мысль сделать из мальчика раба для своих слуг, но его останавливало то, что будет нарушено табу. Аристократы, единственная каста владевшая магией на крови, всегда оставались неприкосновенными для всех остальных, во всех смыслах. В какой-то степени это было основой их власти: непонятное и неизведанное порождает опасения, а опасения при должном подогреве быстро превращаются в страх.

— Значит, ты его хочешь… — задумчиво повторил лорд, прошив Энвера долгим внимательным и тяжелым взглядом. 

Дагмар молчал, на всякий случай. Молчал и Дьюла. Пауза затягивалась, взгляд лорда становился все тяжелее. Потом Морета фыркнул и резко отвернулся, как будто что-то для себя решив.

— Забирай! Но у меня есть условия, которые ты будешь неукоснительно соблюдать по отношению к мальчишке. Первое: к нему больше никто не должен прикасаться. Увези его подальше от замка, в свое поместье, например, и держи там. Ограничь число слуг, выбери тех, кого можно будет устранить позже, тщательно подбери охрану. Второе: не говори о нем никому, и не показывай его. Мальчишке и его семье это будет хорошим уроком послушания. В случае чего немедленно докладывай мне. Это все, иди. 

Дагмар тщательно поклонился, молчаливо выражая высшую степень признательности, и вышел, едва сдерживая радость. Даже не радость — ликование. Он получил невозможное — то, что не получал и не получит больше никто! Мальчик-аристократ с солнечно-медными волосами — Язет — теперь безраздельно принадлежал ему. 

Найдазе никогда не опускались до того, чтобы одаривать своей привязанностью Детей Истинных. Бывали редкие исключения, но, как правило, аристократы считали их такими же недостойными, как и людей. Как часто отдельные представители его племени получали возможность стать доверенным лицом какого-нибудь дворянского отродья, знать почти все его секреты, находиться к нему ближе остальных, но при этом никогда по-настоящему к нему не приблизиться. Это ли не самая утонченная из пыток? Никто из вампиров-аристократов никогда не ответил бы на любовь такого, как он. К тому же, само понятие любви найдазе отрицали. Они любили только свою семью по крови. 

Иногда случалось такое, что аристократы вдруг становились рабами, но только для вампиров своего круга. И это было событием исключительной редкости. И если уж подобный раб выставлялся на аукцион, что бывало еще реже, он стоил таких баснословных денег, которые не мог позволить себе ни один даже самый привилегированный из Детей Истинных, да и сами аристократы далеко не всегда могли похвастаться таким состоянием. И никогда не случалось такого, чтобы Дитя Истинных распоряжался жизнью и смертью знатного гордого найдазе, лишенного даже возможности убить себя в качестве альтернативы позорной участи. А Дагмар сделал невозможное. И уже сам факт того, что он это смог, наполнял его эйфорией. Он боялся подумать о том, что с ним будет, когда он, наконец, коснется волос, аромат которых преследовал его даже во сне.

Впрочем, ликование Дагмара было отравлено одной маленькой, но коварной мыслишкой, точнее фразой лорда: слуги, которых можно убрать. Говорят, незаменимых не бывает. Станет ли он сам тем, кого можно будет убрать? Он переступил все мыслимые и немыслимые границы, за что других казнили без промедления и возможности обжаловать приговор. Размышляя над этим, Дагмар Энвер уже прикидывал, как стать тем, без кого Морета не сможет спокойно даже питаться.