О грязи и блеске

     Стерильность Нёвиллетовой квартиры порой поражала. Ризли хаотичен до безобразия, и комнаты у него соответствующие: и горы одежды, и уже даром никому не нужные документы за прошлые несколько лет, и грязные чашки чая. Сколько бы Сиджвин ни отчитывала его — нельзя так просто переучить небрежного человека стать мало-мальски ответственным. Хоть Ризли и пытался.

      Другое дело да. Господин Верховный судья. Отглаженный до последней ниточки костюм. Нарочито небрежно собранные волосы — хотя на эту небрежность уходит не один час. Макияж. Стерильная квартира, выглядящая как только что отремонтированная. Четкие графики, расписание, тайминг.

      Инь и Ян. Противоположности притягиваются. Но в жизни все не так радужно, как на словах: в квартире Нёвиллета Ризли ощущал себя перепачканным слоями грязи, оставляющим за собой неминуемые следы присутствия. В комнатах Ризли Нёвиллет смотрелся чужеродно, как случайно выброшенный на свалку редчайший музейный экспонат.

      И все же. Все же им нравилось. Может и не быть в гостях друг у друга — но быть вместе. Дополнять друг друга. Сливаться в единении.

***

      — Нёви. Зачем... ох, святые архонты, зачем вы меня мучаете?.. — Ризли извелся под касаниями ладоней и губ. Покрывшись испариной, стонал, теряя привычный самоконтроль. — Вы только делаете вид, что вы такой серьёзный, но на самом деле вам нравится меня мучать.

      — Нравится, — он кивает. Царапает ноготками кожу, разводит ноги Ризли в стороны, целует под коленкой и скользит вниз, щекоча носом. Ризли тяжело выдыхает, ерзает на месте, но Нёвиллет не даёт уходить от очередных нежных касаний. Упорные. — Пытаюсь насладиться тобой целиком.

      — Перенасытитесь и больше не захотите меня в один момент, — скороговоркой бросает Ризли. Нёвиллет прикусывает его, хмыкая.

      — Не говорите так, — поцелуй. — Вы мой первый, — еще один, на внутренней стороне бедра. — Мой единственный,— Ризли сходит с ума от этих слов. — Мой истинный.

      Нёвиллет приподнимает его за бедра. Любуется. Его человеком. Самым красивым. Самым важным. Единственным, кто видел господина судью таким: возбужденным, раскрасневшимся, открытым, дрожащим от нетерпения. Ризли для него был источнику кристальной воды подобен: идеальный. Что бы он ни надумал в своей голове, Нёвиллет наслаждался каждой секундой — и ему было все мало.

      Он наклоняется, целует головку члена. Ризли скулит и подаётся вперёд, но крепкие руки не дают. Всему свое время, а Нёвиллет еще не успел насытиться — совсем не успел.

      Скользит языком вниз, прислушиваясь к тяжёлому дыханию партнера под ним. Гладит тонкими пальцами, помогая языку. Наконец, берет в рот полностью, заставляя Ризли разом задохнуться, сжаться в комочек; и качает головой то медленно, то быстро, стараясь менять ритм, чтобы оплоту хаоса в лице Ризли не было скучно, чтобы ему тоже нравилось, хотя...

      Хотя, судя по тому, как громко и несдержанно тот стонет — нравилось ему ничуть не меньше, чем Нёвиллету; что бы тот ни говорил.

      Нёвиллет отстраняется. Вытирает с губ слюни тыльной стороной ладони. Ризли глядит на него помутненным взглядом; его и без того серые глаза словно заволокло густым туманом. Нёвиллет растирает пальцы; на подушечках волею элементов появляется влажная вязкая смазка. Он касается ими между бедер, гладит ласково, входит медленно.

      Доводить Ризли до оргазмов одними только пальцами было особенной формой удовольствия. Обычным сексом такого не достичь — как ни старайся, все равно срываешься, теряешь потребность в медлительности, вдумчивости; в противовес — каждое движение пальцами несло за собой определённую цель, как мазок кистью на картине.

      Форма искусства.

      О себе Нёвиллет не беспокоился: отличающаяся физиология, контролируемые оргазмы; он мог по своему желанию как подавить возбуждение, свести его на нет, так и кончить до себя даже не касаясь— просто от того, как Ризли красив, как стонет, как извивается.

      Просто от того, как они любят.

      — Нравится? — Нёвиллет сжимает пальцы внутри, то и дело касаясь простаты. Ризли мычит что-то похожее на "Да, кончай болтать". Нёвиллет смеется хрипло. — Еще не моя очередь.

      Ризли бросает на него раздражённо возбужденый взгляд. По затылку бегут мурашки. Ризли несдержанно насаживается на пальцы сам; второй рукой Нёвиллет гладит его член — и так, пока наконец тело Ризли не сведёт судорогой в предстоящем оргазме; Невиллет наклоняется, вновь беря его в рот, и проглатывает все до последней капельки.