tu me manques

Она, как всегда, внезапно к нему врывается,

Бросает небрежным жестом на стол ключи,

Садится напротив, загадочно улыбается,

Пронзительно смотрит в глаза его. И молчит.

Потом, проиграв минут десять вот так в гляделки,

Очнется: «Ты знаешь, у нас отключили свет,

И я не обедала, так что готовь тарелки.

Ах да, извини, я забыла сказать: «Привет!»

Рейнира врывается в их покои, подобно урагану. За ней следует шлейф из разнообразных ароматов специй и благовоний. Она даже не разменивается на приветствия — сразу начинает рассказывать про торговцев, шумные рынки и слишком волнующегося сира Ларджента.

— И потом — потехи ради!.. — Рейнира всплёскивает руками; её голос возмущенно взлетает на несколько октав: она не умеет злиться тихо, — решила послушать гадалку. Я дала ей целого дракона, надеясь услышать о том, как я прекрасна и что ждёт меня дом, семья, полная чаша! А эта карга старая!

Деймон ловит её за локоть, мягко и осторожно, притягивая в свои объятия. Видят боги, ещё немного — и от его мельтешений у него будет болеть голова. Рейнира вопросительно выгибает бровь, пытаясь разгадать его действия.

— Побереги силы, — просит он, опуская руки на округлившийся живот.

Рейнире пришлись по вкусу платья свободных городов. Летящие туники и платья из многослойного тюля и миррского шёлка, с рукавами-воланами или вообще без них. Деймон не уверен, когда в последний раз видел её в вестероской одежде. Рейнира жалуется, что тяжёлая парча раздражает её кожу, что из-за беременности её постоянно бросает то в жар, то в холод. Деймону даже нравятся её новые наряды. Ветер рисует завораживающие силуэты. Он смотрит на неё, и ему порой кажется, что она только вышла из спальни, прикрывшись шёлковой простынёй. Дело даже не в стыде, которого у неё давно нет, — Рейнире не нравятся кусачие солнце. Она недовольно морщится и прячется от него, балуя себя лучшими эссенциями и кремами, которые только можно найти в Эссосе.

Деймон рад наблюдать за этим.

Рейнира сбрасывает нравы дворца, как старую шкуру. Она бросается в яркие и шумные потоки людей, точно пытаясь избавиться от отмерших чешуек. Тётя Сейра говорит, что это чувство эйфории и неверия. Деймон знает это ощущение. Его хочется хлебать кувшинами, им не напьёшься, не насытишься, пока не найдёшь что-то важнее.

Деймон просто смотрит на Рейниру. Она улыбается, и солнце танцует в её золотистых волосах. Такой тёплый оттенок.

— Всё в порядке? — она прерывает своё возмущение, привычно отвлекаясь на него.

И он, к «тараканам» ее уж давно приученный,

Послушно идет на кухню и ставит чай,

Твердя про себя монолог наизусть заученный,

Про то, как он дико, безумно по ней скучал…

Но вместо того говорит ей какие-то глупости

О том, что на адской работе опять завал,

О том, что на днях наконец-то попробовал устрицы,

И проклял все в мире, пока эту дрянь жевал…

— Просто волнуюсь за нашего ребёнка, — качает головой Деймон.

Взгляд Рейниры теплеет. В нём проскальзывает что-то до боли знакомое, нервное. Они делят один ужас на двоих, и Деймон склоняется, касаясь её лба своим. Он не знает слов, которые могут укрыть её страхи или украсть ужас из глаз. Если быть совсем честным, то никто не знает.

Рейнира утирает влагу в уголках глаз. Он тоже чувствует себя застигнутым врасплох. Чем ближе срок — тем они оба всё больше не знают, что сказать. Деймону кажется, что все клятвы он дал ещё до свадьбы. Рейнира боится снова произнести всё вслух.

— Погода располагает к полётам, — предлагает Деймон, желая отвлечь её от любой тоски.

— Я ужасно выгляжу в костюме для верховой езды, — заявляет она уверенно и в чём-то обречённо.

Деймон смеётся от неожиданности: он в жизни не слышал большей глупости. Рейнира смотрит уязвлённо и недовольно пытается его отпихнуть. Деймон кается тут же, притягивая её ближе, улыбаясь и покрывая поцелуями открытые плечи, руки и скулы.

— Прости, прости, — его голос звенит от едва сдерживаемого восторга.

Деймон не может ничего с собой поделать. Конечно, она полнеет, её талия и бёдра приобретают новые объёмы, походка теряет прежнюю лёгкость, смещается центр тяжести, а грудь тяжелеет, наливается, как спелые фрукты. Тело не девушки, молодой матери.

Он не знает, как объяснить ей всю гамму своих чувств, а ещё — как перестать смотреть.

На первой свадьбе Деймона королева Алисанна читала клятвы за новобрачных. Одного этого было бы достаточно, чтобы признать брак недействительным, но слово королевы — закон. Он упился до свиноподобного состояния на банкете, чтобы на церемонии постельного белья отключиться, упав рядом с кроватью. Леди Ройс пнула его под рёбра, переступила и забралась в постель, устраиваясь для сна. Ещё один повод для аннулирования, но… финал этой истории известен.

Он даже готов признать сейчас, годы спустя, что дело было не в ненависти. Она пришла с годами. В самом начале они просто были… озлоблены? Они смотрели на королеву и лорда Ройса, которые заковывали их в кандалы, и не хотели ненавидеть свою семью. Проще было плеваться ядом друг в друга.

Ему было шестнадцать, когда Деймон смирился, что у него не будет детей и своей семьи.

Девятнадцать лет спустя он смотрит на Рейниру, беременную их ребёнком. Деймон видит женщину, которую любит, и не может отвести восхищённого взгляда. Он летает на драконе, орудует мечом из валирийской стали… Рейнира беременна — и все чудеса бледнеют на фоне этого. Вот так просто.

Деймону хочется сказать, что он готов поклоняться каждому изменению в её теле, каждому свидетельству её положения, но он молчит. Такой сражённый, впервые столкнувшийся с этими чувствами. Рейнира дарует ему… счастье. Тихое, спокойное и такое ранее ему незнакомое, как будто пожар утихает, оставляя за собой только уютное потрескивание поленьев и тепло от камина.

Его всё ещё бросает в холодный пот от мысли о рисках. Он смутно помнит облик своей матери и не может забыть бледное, измученное лицо Эйммы. Деймон старается не оглядываться на их призраки. Они тянут к нему свои холодные руки, мучают Рейниру ночами. Он отчаянно сопротивляется собственной памяти.

— Ты прекрасна. Единственная услада для принца-разбойника, — шепчет Деймон, целуя Рейниру в макушку. — Как беременность моим ребёнком может сделать тебя некрасивой?

Она залезает с ногами на подоконник:

Привычка из детства — смотреть на восход луны.

«А мне нынче снились крылатые белые кони…

Я с ними летела… Мне странные снятся сны».

«Скажи мне, ты счастлива?»

«Счастлива, мой хороший.

Мне очень спокойно, внутри меня — чистый свет.

И я наконец-то сумела проститься с прошлым.

Тебе, кстати, тоже пора бы — даю совет».

Рейнира фыркает, но расслабляется в его объятиях, позволяя осыпать себя комплиментами.

— Подхалим, — она хихикает.

Деймон кивает, просто радуясь, что поднял ей настроение. Рейнира уходит переодеваться.

На галечном пляже Сиракс лениво лежит на берегу, позволяя приливу едва касаться своей чешуи. Караксес вьётся вокруг неё клокочущим и ворчащим клубком, терпит беспокойный золотой хвост и всё равно прижимается ближе.

Деймон смотрит на них, стоя у начала лестницы, ведущей на пляж. Сиракс больше нравятся пещеры, и подношения, которые приносит ей Караксес или Деймон, но она точно чувствует, что её всаднице не просто ходить так далеко, по опасным камням, поэтому она выходит, повинуясь безмолвному зову, и ожидает у самого дома, почти у порога.

— Думаешь, нам стоит ждать ещё пополнения? — спрашивает Рейнира, подходя к нему.

Кожаный костюм плотно облегает её, не скрывая налитой живот и все изменения в её теле. Наверное, так и должна выглядеть валирийская богиня. Воплощение женственности и красоты, готовое обуздать дракона. Деймон подаёт ей руку, и они неспешно начинают свой спуск.

— Надеюсь, не хочется снова прокрадываться в Хранилище и воровать яйцо, — отвечает Деймон, понимая, что ради своей маленькой семьи он готов вновь вернуться в Вестерос.

— Будет удобнее, если их всё-таки перевезут на Драконий камень, как я приказывала перед побегом.

Они оба стараются обходить тему Вестероса. Там есть открытая, всё ещё гноящаяся рана. Болезненные воспоминания, что скручивают их порой до самой сути, впиваются острыми когтями в душу и рвут мягкую тушу.

Деймон иногда думает, что слишком много не сказал Визерису. Маленькая его часть с горечью признаёт, что брат и не поверил бы его словам. Слишком давно между ними рухнули связи. Любовь въелась в кровь, но доверия давно уж истлело. Деймон с этим почти смирился.

Рейнира не столько скучает по отцу, сколько мучается от тех же чувств в сторону Хайтауровской девчонки. Он видит только знакомую до зубного скрежета историю непокорного принца и леди из Долины. Проще ненавидеть друг друга, чем обратить взоры на членов семьи.

Деймон знает.

Рейнира вдруг улыбается.

— Я слышала, Алисента снова беременна, надеюсь, в этот раз будет девочка. Она всегда хотела девочку, которую могла бы одевать в прелестные платья и учить вышивке.

Деймон непонимающе смотрит на неё — Рейнира светится изнутри. Это немного тускло, тоскливо, но мягко. Он этого не понимает. Рейнира кладёт руку на свой живот и ласково поглаживает его.

— Я её отпустила, — шепчет она и пожимает плечами. — Я счастлива, Деймон.

Рейнира поднимает взгляд, и у него перехватывает дыхание. Что-то болезненно тянет в груди.

«Брат?» — «Где ты был, Деймон? Мама так волновалась!»

Деймон хочет сказать то же самое, но прошлое куёт слишком крепкие цепи.

Под ногами шуршит галька, и Сиракс спихивает с себя Караксеса, устремляясь к своей всаднице. Рейнира сбрасывает его руки и стремится прижаться в ответ к большой золотой морде.

И снова молчит. Закуривает сигару,

Задумчиво глядя за сумрачный горизонт.

Он тихо подходит к ней, подает гитару:

«Споешь? Ну, пожалуйста, спой мне…» Она поет,

И нежный, волнующий голос ее наполняет

Звенящим теплом каждый атом его существа,

И лед, изболевшее сердце сковавший, тает,

И словно под действием тайного колдовства,

Теряет он чувство времени и пространства,

Уносится вольным ветром в далекий край,

Как будто душа после долгих и горьких странствий

Нашла, наконец, тот завещанный кем-то рай.

Они гоняются, позволяя морским брызгам кусать их лица. Его длинные волосы легко путаются, и Деймон обещает себе больше не забывать, что они снова отросли до прежней длины. Рейнира будет опять ворчать, распутывая колтуны и угрожая остричь его.

Деймон знает множество способов заплести косы. Наверное, больше, чем любой из ныне живущих Таргариенов. Ему нравится чувствовать осторожные касания Рейниры в волосах, нравится, что она всегда вначале массирует его голову и добавляет бальзам, чтобы пряди были послушны. От него остаётся немного пряный аромат, и Деймон ходит потом, благоухая, как торговка специй.

Рейнире нравится. Её тянет на острое последний месяц. Деймону нравится быть её искушением.

Они летают наперегонки до ближайшей гряды крошечных островков. Их драконам едва хватает места приземлиться на самом большом. Деймону кажется, что Караксес подсуживает. Видят Четырнадцать, этот дракон абсолютно точно использует вторую пару крыльев, чтобы притормаживать перед самым финишем.

Сиракс вырывается вперёд, закладывая оглушительный вираж, чтобы резко приземлиться на острове. От её когтей остаются борозды на сырой земле. Рейнира заливисто смеётся и свистит. Деймон думает, что она никогда не позволяла себе быть такой свободной и не элегантной раньше.

Караксес приземляется рядом, и Деймон ловко спрыгивает на землю, позволяя своему зверю снова отправиться в полёт. Он помогает Рейнире спуститься, и Сиракс взмывает следом. Деймон стелет свой плащ, и они валятся на траву, жмурясь от яркого солнца.

Оно приятно греет, и они просто на какое-то время замолкают, прижимаясь друг другу плечами, переплетая пальцы. У него грубые руки. Мозоли от меча, скитаний и поводьев седла. У Караксеса дурной и сложный нрав. В самом начале их пути он любил дёргать поводья, закладывать такие кульбиты в воздухе, что даже у Деймона перехватывало дыхание. Ладонь Рейниры в его руке нежная, бархатная и мягкая.

Ему кажется, что это многое говорит о них.

Рейнира создана для роскошной жизни, в которой даже полёты на драконе не могут огрубить её руки. Сиракс отражает эту особенность своей всадницы: она не умеет охотиться сама. Её всегда обеспечивает Караксес, притаскивая для неё лесную дичь, которую поймать сложнее всего из-за верхушек деревьев. Сиракс любит зажаристых оленей больше всего прочего и считает, что заслуживает только лучшего.

Деймону хочется смеяться от того, насколько драконица и её всадница похожи. Ироничное замечание часто вертится у него на языке, но он никогда ничего не говорит. В конце концов, это работает в обе стороны.

— Деймон, — Рейнира тихо зовёт его, неловко переворачиваясь на бок.

Деймон повторяет за ней и открывает глаза. Солнце всё ещё немного слепит его, но оно меркнет на фоне нежного взгляда Рейниры.

— Чувствуешь? — зачарованно шепчет она, прикладывая руку Деймона к своему животу.

Он чувствует. Слабый толчок. Чудо.

Что-то замирает в груди, прежде чем сердце бросается вскачь. Деймон поглаживает налитой живот, его руки дрожат, когда малыш снова толкается, заявляя о своём присутствие. Его первый ребёнок. Их семья.

Деймон не думал, что судьба позволит ему обрести это.

Он прикрывает глаза, повторяя про себя молитву Четырнадцати. Он никогда не молился, не приклонял коленей, считая себя слишком гордым и непобедимым. Эта бравада кажется теперь такой глупостью, одарком беспокойной юности, полной гнева, горя, любви и неясных эмоций.

Ветер доносит до него запах моря и приятный морской бриз. Теперь всё хорошо. Он больше не один и никогда не будет.

И больше уже ничего для него не значат

Пустые шаблоны, такие как гордость и стыд,

И он забывает о том, что мужчины не плачут,

И в первый раз в жизни рыдает почти навзрыд.

Бросается к ней и, колени ее обнимая,

В безумии шепчет: «Довольно, не надо лжи!

Я знаю все, знаю! Родная моя, родная…

Но я без тебя не могу, не умею жить!

Во всех незнакомых, серых, чужих мне лицах

Ищу тебя, жадно ищу, но они — не те.

И знаешь, я вряд ли когда-то смогу жениться –

Я только с тобою хотел бы растить детей,

Я только с тобою хотел бы делить секреты,

И радость, и грусть, благодарности не тая.

Я знаю давно наизусть все твои сюжеты

И даже смирился почти, что герой — не я.

Я все твои родинки болью на сердце выжег

Ты лучше, светлее всех тех, кого я встречал!

Я каждое утро встаю и пытаюсь выжить…

Прости, что так долго, так долго об этом молчал!..»

Он больше сказал бы, но только уже не в силах…

Он плачет. Она его гладит по волосам.

«Я знаю, хороший, знаю. Давно простила».

Мерцающий свет ударяет ему в глаза.

Деймон просыпается. Комната залита ярким солнечным светом. Он инстинктивно тянется ко второй стороне кровати, шарит руками, жмурясь, отчаянно желая найти родную, маленькую ладонь.

Пустота.

У него сводит горло, он молча толкает себя вперёд. Встаёт с кровати, зовёт слуг, одевается, закрепляя Тёмную сестру на поясе. На эфесе меча болтается рубин в обрамлении валирийской стали. Самая крупная часть её ожерелья.

Жизнь продолжается. Рейнира мертва.

И он просыпается. Пусто. Сценарий старый:

За окнами белым саваном снег лежит.

Скучают и мерзнут нетронутые сигары,

Которые он до сих пор для нее хранит.

Он встанет с постели, и сердце потуже свяжет,

И снова он — непробиваемая скала.

Но он никогда уже ей ничего не скажет.

Уже больше года прошло, как она умерла.