Чарли медленно закипал, как вода в чайнике, ещё немного и пар из ушей пойдёт. Присутствие отца и без того выводило из себя, а неудобные вопросы действовали как бензин, вылитый в ещё незатухший костёр. Чарли готов был взорваться, заорать и выставить отца за дверь, но голос разума заставлял оставаться в кресле и согласно кивать время от времени, уташая себя мыслями о том, что терпеть осталось недолго.

С последней встречи отец почти не изменился, такой же ублюдочный и злопамятный старик, каким был и до болезни, такой же худой и осунувшийся, каким был с начала химиотерапии. Только брови появились — волосы выпали ещё больше полугода назад, и парик отец носил с тех же пор, но что-то делать с исчезнувшими бровями он почему-то не стремился. Видимо, кто-то всё же смог уговорить его на татуаж, только непонятно, каким образом, если по мнению отца всё связанное с косметикой предназначалось либо для омег, либо для содомитов.

– Мог бы и посоветоватоваться с отцом, прежде чем выбирать омегу. – Продолжал мужчина, глядя в окно, а не на сына.

Когда-то давно такая манера общения раздражала Чарли, хотелось сделать что-нибудь даже самое глупое и опасное, лишь бы при разговоре отец наконец посмотрел ему в глаза. Уже годам к двенадцати Чарли перестал на это надеяться.

– Его выбирал не я, а Джеймс.

Лицо отца мгновенно перекосилось от презрения. Ещё бы, он к сыну не всегда относился снисходительно, что говорить про ненавистного племянника.

– Мне уже стоит переживать? – Спокойно спросил мужчина, но Чарли прекрасно читал гнев в каждом его движении, и едва подавил в себе желание закатить глаза.

– В Оливере нет ничего плохого. Здоровый, красивый и знает своё место. Не лезет куда не надо, не перечит, даже рот боится лишний раз открыть.

– Хорошо, – кивнул мужчина. – Не то что твой...

– Не будем о папе, – перебил Чарли. – Ты же не о нём говорить пришёл.

– Верно... С ним я всё равно ещё скоро увижусь. Но, так и быть, не будем о грустном. Скоро свадьба?

– Первого числа, всё почти готово, остались мелочи. Приглашение тебе прислать или...

– Обойдусь, – отмахнулся отец. – Ты же знаешь, мне сама свадьба не интересна, мне нужно, чтобы ты наконец женился.

Хоть одна хорошая новость — из списка гостей уже можно вычеркнуть одно имя. Папа будет счастлив, и дядя Джером обрадуется.

– Знаю, тебе нужно, чтобы я женился и завёл детей, чтобы не остаться без наследников.

– Верно. Я хочу успеть увидеть внуков, понятно? И не вздыхай. У меня в запасе есть года два. Три, если повезёт.

В руках Чарли сломался карандаш, альфа бросил обломки в корзину для мусора и сложил ладони в замок. Одна только беременность длится почти год, а ещё нужно время, чтобы омега привык к мужьям, добровольно согласился на секс. Не говоря уже о том, что рожать в таком юном возрасте — плохая идея.

Говорить такое отцу было равносильно самоубийству, но Чарли не собирался и пальцем трогать Оливера. Легко было строить планы насчёт неизвестного, эфемерного омеги, но не получалось с той же лёгкостью распоряжаться жизнью того парнишки, которого три недели назад забрали из интерната — настоящего, живого и, похоже, уже влюблённого в Джеймса.

Рушить жизнь брата Чарли не собирался, он изначально рассматривал вариант с тем, что омега не согласится быть с двумя альфами сразу, хотя Джеймс был согласен "делиться". И теперь, вспоминая застенчивого, робкого Оливера, который и впрямь ведёт себя так, как по мнению отца должны вести себя омеги, Чарли всё сильнее убеждался в том, что проще выдать ребёнка Джеймса за своего, чтобы не ссориться с отцом.

– Чарли, я не собираюсь тратить всю оставшуюся жизнь на бессмысленное ожидание. Если через три месяца после свадьбы омега не забеременеет, я вычеркну тебя из завещания. И денег на генетический тест я не пожалею, если первенец окажется от Джеймса, обоих вычеркну. Понятно?

Сукин сын. Впрочем, стоило догадаться, каким бы козлом отец ни был, характер сына он знал не плохо и мог предугадать ход его мыслей. Соревнование в том, кто кого выгоднее использует, началось лет двадцать назад и не прекращалось до сих пор, и оба не были уверены, кто всё же победит.

– Угрожаешь? У тебя есть сыновья кроме меня? – Усмехнулся Чарли. – Кому ты собираешься оставить компанию, если не мне?

– Всего лишь предупреждаю. Оставлю всё наследство внукам Альфреда, они меня в этой жизни разочаровали гораздо меньше, чем ты.

Отец ничуть не изменился в лице, он явно уже хорошо обдумал это решение и готов был выполнить угрозу, если Чарли не станет действовать, как ему хочется. В этой битве без сомнений победил он.

– Я понял. – Выдохнул альфа.

Раньше болезнь отца воспринималась как освобождение, но теперь стала похожа на бомбу замедленного действия, взрыв которой может уничтожить жизнь всей семьи. Имеющихся акций и недвижимости хватит на безбедное существование, но всё же сбережения не тянут и на одну двадцатую долю наследства. Больше половины имущества придётся продать, чтобы были деньги на содержание оставшегося...

Три месяца, к первому ноября Оливер уже должен быть в положении. Две недели до свадьбы и два месяца после, не больше, чтобы к ноябрю тест уже показал две полоски. И за это короткое время надо успеть расположить к себе Оливера, чтобы он добровольно лёг с альфой. Насиловать супруга Чарли не собирался даже под угрозой нищеты, пусть родственники и говорили, что характером он весь в отца.

***

Подготовка к свадьбе шла своим чередом. Все хлопоты взял на себя мистер Аддамс, но для него они были скорее в радость — Оливер пару раз слышал, как братья шептались между собой, что этот праздник только папе и нужен.

В самом начале мистер Аддамс спрашивал мнение Оливера, но быстро понял, что толку от этого нет и отстал от юноши, оставив за ним только свободу в выборе платья.

В детстве Оливер мечтал о свадьбе, перед сном представлял своих будущих мужей в безупречных чёрных костюмах и себя в белоснежном пышном платье, представлял, как выйдет к ним, как с него снимут фату и поцелуют... В фантазиях всё было идеально, их не портила даже первая брачная ночь — в те годы Оливер наивно полагал, что альфы просто спят с омегой в одной постели и всё, а беременность просто возникает как-то сама по себе — не зря же говорили, что детей бог даёт. Детей в интернате жалели и позволяли им жить грёзами о прекрасной замужней жизни, но с двенадцати лет, когда организм омег начинает готовиться к первой течке, наставники начинали объяснять, как всё обстоит на самом деле.

После лекций наставников о сексе и сцепке Оливер — как и большинство воспитанников интерната — начал бояться свадьбы. Церемония стала не более чем напоминанием о дальнейшей жизни с мужьями, чётко очерченная граница, за которой омегу не ждёт ничего хорошего. В первый раз больно, а если на простыни не окажется крови, альфы могут вернуть супруга обратно в интернат, справедливо усомнившись в его невинности. И если боль Оливер научился терпеть, то ублажать альф иными способами... От одной мысли тошнить начинало. В первую брачную ночь вообще придётся принять обоих мужей сразу и вполне возможно, не по одному разу, в разных позах и разными способами — вдруг альфы захотят проверить, чему омегу научили в интернате. Про узел юноша и думать не хотел, как и о том, что в первую брачную ночь его повяжут оба альфы. Сидеть после такого будет больно ещё неделю...

И дальше всё будет так же, каждую ночь ублажать кого-то из альф или обоих сразу, имитировать удовольствие, улыбаться и терпеть боль. Захотелось вернуться в интернат — наставники не обрадуются этому и точно накажут, но со временем смирятся, успокоятся, зато можно будет жить спокойной жизнью, работать в интернате хоть уборщиком, хоть наставником, если получится отучиться — в университеты отпускали не всех.

Оливер взглянул на время в углу экрана — совсем раннее утро ещё, никто в доме кроме него самого и не проснулся, даже прислуга. На всякий случай поставил будильник и лёг обратно в постель. Часы и будильник были единственными полезными функциями в телефоне, фотографировать было нечего, звонить некому и самому Оливеру никто не звонил. Если бы только можно было узнать номер телефона наставника Олафа, юноша бы тут же позвонил, но у наставников нет ни телефонов, ни чего-либо другого для связи, так что Оливер легко обошёлся бы наручными часами или хотя бы настенными, чтобы ориентироваться во времени не по солнцу, но альфы решили иначе, Чарли в один из дней просто принёс коробочку с подарком, а Джеймс помог разобраться в интерфейсе и подключил к местному вайфаю.

Будильник не сработал или Оливер слишком крепко спал, чтобы его услышать.

– Вставай, соня, уже полдень!

Юноша резко сел на постели, сердце бешено колотилось в груди — за слишком долгий сон можно угодить в комнату наказаний, если у наставника плохое настроение. Спустя несколько секунд пришло осознание, что перед глазами не наставник, а Лили, и находятся они не в интернате.

Девушка придирчиво осмотрела содержимое шкафа и вытащила на свет одно из платьев, чуть ниже колена, но с открытыми плечами, светло-голубое в белый горошек.

– Дориант скоро приедет, давай, живо в душ и платье с собой возьми, сразу наденешь. Завтрак сюда принесу, чтоб ты время не тратил.

Оливер молча взял наряд, к которому Лили уже успела подобрать босоножки и серьги-гвоздики, и направился к ванной, сон как рукой сняло, но почему-то постоянно хотелось зевнуть.

Две ванных комнаты на первом этаже были отведены для прислуги и сильно уступали ванным комнатам на верхних этажах как в размерах, так и в устройстве, но зато располагались ближе к комнате и не вынуждали юношу подниматься по лестнице, чтобы умыться.

Оливер нервничал от того, что Лили не потрудилась уточнить, когда приедет мистер Аддамс — "скоро" слишком растяжимое понятие и может занять как пять минут, так и час. Информацию из неё всегда клещами приходилось вытаскивать, слово за словом, объяснить сразу она не умела или не хотела. В Лили вообще было много странного и кроме этого. Оливер до сих пор толком не понимал её положение в этом доме: для простой горничной она была чересчур дерзкой и слишком многое себе позволяла, особенно рядом с господами. Мистера Аддамса она звала по имени, а с Чарли и Джеймсом говорила как со старыми друзьями, но больше удивляло то, что все трое ей это позволяли и даже поддерживали.

Оливер не понимал, что чувствует по этому поводу. Что-то тянуло в груди, стоило только вспомнить, как Джеймс смеялся над шутками Лили, и как вечно хмурый Чарли улыбался, обнимая её. Наверное, это то, что наставник Олаф называл завистью. Оливер сильно сомневался, что к нему альфы хоть когда-нибудь станут относиться так же тепло, как относились к простой горничной, хоть десяток сыновей им роди, не поможет. Чарли почти не обращал внимания на будущего супруга, здоровался, прощался, дарил подарки, исключительно в рамках приличия и в основном чтобы не получить нагоняй от папы, а Джеймс... Лучше бы тоже не обращал внимание. Невозможно было не замечать его возбуждение, особенно по вечерам, оставаясь с ним в одной комнате. Каждый вечер Оливер всерьёз боялся, что альфа не выдержит и нарушит обещание не торопить омегу с близостью. До первой брачной ночи Джеймс, наверное, всё же дотерпит, но точно не дольше...

Вытерев слёзы и умывшись, Оливер вышел на встречу с Лили, надеясь, что покрасневшие глаза получится списать на то, что гель для умывания на слизистую попал.

***

Пышные юбки свадебных платьев выглядели отвратительно, но мистеру Аддамсу они почему-то нравились: он радостно кивал консультантам, те откладывали выбранные наряды и несли на примерку новые.

Чарли и Джеймс стояли в сторонке, разговаривая с кем-то на громкой связи, но они стояли слишком далеко, чтобы хоть что-то услышать. Каким образом мистер Аддамс заставил их приехать, Оливер не представлял.

– Красота! – Не переставал восхищаться мистер Аддамс.

Сам он был одет в чёрный брючный костюм, хотя по настроению траурный цвет больше подходил Оливеру.

– Подожди, я скоро вернусь. – Мистер Аддамс развернулся на каблуках и ушёл куда-то вслед за консультантом.

Юноша тяжело вздохнул — в туго затянутом корсете дышать было сложно и без волнений. На плечо легла рука, Оливер дёрнулся от неожиданности и едва не упал, не удержав равновесие на каблуках — мистер Аддамс заставил надеть их, чтобы выгоднее смотреться. Чарли успел подхватить будущего супруга, не позволив рухнуть на пол.

– Похоже, каблуки — это не твоё, – вздохнул альфа. – Как и такие платья...

Оливер едва сдержал слёзы. Всё тело уже давно болело от напряжения, от каблуков и вынужденного стояния на ногах — в пышной юбке нормально сесть не получалось, а теперь ещё и будущий муж издевается. Уж лучше бы продолжал игнорировать.

– Я так ужасно выгляжу?

– Ты — нет, платье — да. – Спокойно ответил Чарли. – Выбери что-нибудь, что понравится тебе, а не папе. Видно же, как ты мечтаешь снять это кружевное убожество.

Он улыбнулся и явно хотел ещё что-то сказать, но телефон в кармане забибрировал, и альфа вновь отошёл в сторону. Оливер проводил его взглядом, не понимая, как на это реагировать. Ещё ни разу не случалось такого чуда, чтобы Чарли сам, без наставлений папы или брата заговорил с будущим супругом, а уж улыбаться его не мог заставить ни один, ни второй. Что с ним такое сегодня?

Но к совету выбрать наряд на свой вкус, юноша прислушался. На свадебное платье было похоже разве что белым цветом, узкая юбка чуть ниже колена, рукав три четверти, никакого декольте. В таком можно и в ресторан выйти и просто на прогулку. Мистер Аддамс возмущался, что не хватает украшений, кружев, страз, но Оливер был доволен, а братья единогласно поддержали супруга, Джеймс даже принёс босоножки на невысокой платформе, в которых ноги не болели как в тисках и не подворачивались на каждом шагу.

В автомобиле, сев на заднее сиденье, Оливер уже по привычке прижался к Джеймсу — альфа никогда не был против объятий и других прикосновений, не давил с близостью, не заставлял, но радовался каждый раз, когда омега делал небольшой шаг навстречу.

Мистер Аддамс и Чарли уехали в разные стороны, Чарли на работу, а мистер Аддамс "на встречу с дьяволом", как он сам сказал, такой злой и нервный, что переспрашивать Оливер не решился, не его дело, в конце концов.

Джеймс уложил омегу головой себе на колени и гладил по волосам, Оливер смущённо улыбался, искренне наслаждаясь своим положением. Может, эти альфы не на столько страшны, как рассказывали в интернате? Наставнику Олафу не повезло с мужем, но, может, его воспитаннику повезло?

***

– Три месяца? – Переспросил Джеймс, всё ещё надеясь, что это глупая шутка. Но Чарли не шутил. – Папа нас убьёт за такое!

– Уж лучше разозлить папу, чем моего отца.

– Справедливо, – вздохнул Джеймс.

Дядя Чак всегда отличался отвратительным характером, который даже родной брат терпел с трудом. Единственным рычагом влияния на семью были деньги, и дядя Чак пользовался этим рычагом без зазрения совести.

Папа был единственным человеком, на которого угрозы пустить по миру не действовали — он уже один раз ушёл от мужей босиком, с двумя детьми на руках и без денег. Все понимали, что стоит его попрекнуть деньгами и он снова уйдёт с высоко поднятой головой, тем более, что теперь идти было куда и уже не давила ответственность за маленьких детей.

Так что между злостью папы и дяди безопаснее выбрать первое — Джеймс не питал иллюзий по поводу собственной храбрости, роскошно жить исключительно на прибыль издательства невозможно, а привыкать к другому уровню жизни придётся годами, если привыкнуть вообще получится.

– Я не хочу мешать вашим отношениям, честно, – Чарли взглянул в кружку с нетронутым кофе, – но другого выхода у меня нет. В восемнадцать омеги легко беременеют, так что достаточно будет всего одного раза в течку. Больше я Оливера трогать не стану. И на право первенства не претендую.

Если только он сам не захочет, – мысленно добавил Джеймс. В восемнадцать легко не только забеременеть, но и влюбиться, а в постели у Чарли несомненное преимущество перед братом независимо от того, кто у омеги будет первым.

– И когда ты расскажешь Оливеру, что в ближайшие три месяца он должен забеременеть?

– Не знаю. – Вздохнул Чарли. В его голосе сквозило такое отчаяние, что Джеймсу почти было жаль брата, но злость оказалась сильнее. –Наверное, честнее будет рассказать перед свадьбой, чтобы ему было проще отказаться. Всё-таки не выйти замуж и развестись — обстоятельства разные.

– Думаешь, он откажется? – Хмыкнул Джеймс.

– А мне откуда знать? Ты с ним больше времени проводишь.

– Не откажется, – уверенно заявил Джеймс. – Он детей хочет и совсем не против родить в первый же год после свадьбы.

– Одной проблемой меньше...

– А есть другие проблемы? – Фыркнул Джеймс и забрал кружку у брата — всё равно ж не пьёт, а кофе стынет.

Чарли улыбнулся, как взрослые улыбаются детям. Джеймс вырос с мыслью о том, что для старшего брата он навсегда останется ребёнком, но почему-то теперь эта улыбка бесила, так и тянуло смыть её с помощью кофе. Альфа отставил кружку в сторону, чтобы не было такого искушения.

– Есть. – Согласился Чарли, забрав кружку. – Ты. Даже не пытайся делать вид, что тебе всё равно. Я тебя насквозь вижу — ещё немного и плеснёшь мне этот кофе в лицо, а мне шрамов от кипятка и без того хватает, на лице я их ничем не скрою. Мне твой омега не нужен, и за одну ночь он не влюбится. Вряд-ли он предпочтёт альфу со шрамами на пол тела, да и на лицо ты красивее.

– Влюбляются не во внешность, сам говорил.

– Любят не за внешность, а влюбляются обычно именно в неё. – Поправил Чарли. – Но тебе правда не за что переживать, Оливер уже на тебя смотрит влюблёнными глазами, а меня он скорее боится. А когда шрамы увидит... Ты бы знал, как обычно на них люди реагируют. Так что не ревнуй, это бессмысленно.

Чарли ушёл, пожелав спокойной ночи и не забыв забрать кофе, а Джеймс так и остался сидеть в столовой — спать ещё не хотелось, хотя все домашние уже легли. Оливер вообще вырубился ещё в автомобиле, вымотался до предела, пока перемерял свадебные платья.

Ревность не отпускала. Может, Оливер и не влюбится в Чарли, может, они останутся друзьями так же как папа с отцом — Джеймс вообще не понимал, как они умудрились завести ребёнка, если у обоих одна только мысль о поцелуе вызывала отвращение. И всё же не получалось не представлять Оливера в одной постели с братом.

Спустя полчаса Джеймс уже не был уверен, кто из них троих больше достоин презрения — дядя Чак за то, что вообще поставил сына перед подобным выбором, Чарли за то, что так легко этот выбор сделал, или сам Джеймс за то, что духу не хватало, чтобы противостоять этим двоим. Только Оливера в этой ситуации было жаль — не повезло ему с мужьями.