глава 4: аппетит испортишь

водный встаёт с места:

— ну ладно...

— подожди! — антон хватает его за запястье.

очень не хочется, чтобы он уходил.

— ты можешь остаться? — антон поправляет себя. — тут оч скучно.

— тох, так займи себя, ты же в курсе, тебе можно делать с ними что захочется. — водный хлопает антона по спине и оставляет в руке оранжевую таблетку. — развлекайся.

антон остаётся с ней наедине. нет, как водный он быть не хочет. но и унижаться, умолять этого торчка остаться, тоже желанием не горит. хотя, водный навряд ли это завтра вспомнит.

водный был приятной компанией, правда, недолговременной.

вообще, он прав. у антона есть всё время для практики, чтобы не повторилось того провала в начале его инициации.

стены становились шире, больше. антон отчётливее слышал свои шаги. в нос пробивался настоящий обширный запах. зрение яснее. коридорный мрак оказался всего лишь неудачно выставленным освещением. антону всё было знакомо. и просто.

надо вырвать ксюшин глаз. глаза ведь не для продажи?

антон открывает замок и пинком распахивает дверь. ксюша просыпается, усаживаясь на матрасе. за руку он стягивает её на пол. ксюша начинает кричать:

— что ты делаешь?

до сих пор. как будто они здесь не одни. к кому она взывает?

антон замахивается. ксюша замолкает и зажмуривает глаза, она остаётся на месте. тихо:

— кто?..

ей прилетает по щеке. ксюша падает на руки за спиной. у неё сокращаются шансы. остаётся действовать, основываясь на последних, немногочисленных.

— кто заставляет тебя это делать?

громкий голос срывается. ксюша снова жмурится. но ничего не следует.

— мой отец.

антон растерял всю силу. налившаяся утомлением рука падает вниз, о его бедро. вена касается ремня, проезжаясь.

— я ненавижу своего отца.

антон опускается на пол. это вынуло жизнь. он не чувствует прежнего возбуждения, но и грусти не чувствует. это — просто факт, который антон знает о себе с малых лет: он ненавидит своего отца.

— я тоже своего ненавижу.

ксюша ведёт головой в его сторону. она наблюдает за каждым его движением. антон поднимает на неё взгляд. почему-то, ему интересно.

не то, чтобы когда-либо в этом амбаре ему было скучно. последние несколько дней он бы предпочёл, чтобы ему было скучно. что-то жрало его по частям. пальцы казались ненадёжными. обглоданными, гниющими. он ударил её и чувствовал в качестве последствия отпавшую кожу. насилие перестало бодрить. да всё перестало бодрить. а началось оно с этой ёбаной инициации.

ему был нужен ещё один испытательный срок. но каким-нибудь продавцом-консультантом в торговом центре.

антон усмехается её словам.

— за что? — ксюша неловко дополняет. — за что ты ненавидишь своего отца?

стараясь не раздражать, она подползает ближе, но держит дистанцию. она не знает, насколько много ей будет позволено.

— игроман. всё просрал.

— не справился с эмоциями?

антон хмурится. он не понимает куда она клонит.

— не. набрал долгов и останавливаться не собирался. его ходили, коллекторы искали.

— пугали тебя?

антон снова хмурится. что-то внутри него очень хочет оспорить её слова. но врать не хочется. да и смысла нет. что она сделает, расскажет всем в школе? не расскажет. в школу она не вернётся.

ксюша не отводит чистых глаз. блестят как у забитого животного. следят взглядом одомашненного.

— да достали. я решил, это больше продолжаться не может. и открыл одним.

ксюша ахает, активно слушая. в такой обстановке за ней интереснее наблюдать. антон не знает, как она вела себя обычно. он видел её только такой: испуганной им.

— да нет. они сразу подобрели, когда я предложил выдать им его.

ксюшины глаза округлились.

— и меня устроили в их сторонний бизнес.

— оо, — тянет ксюша. — я бы так не смогла.

антон поворачивается на неё и опирается рукой о матрас.

— не то чтобы это как-то аморально, просто не хочется жить в детдоме.

— твой отец играет?

— я не знаю. я знаю, что он об меня ноги вытирает, бьёт, когда выпьет, даже бьёт, когда не выпьет. я всё по дому делаю, в школе преуспеваю и всё равно умудряюсь заслужить.

антон в момент понимает, что должен это сказать:

— дело не в тебе.

рвётся наружу. антон всегда считал, что не умеет сочувствовать, утешать людей. где другие находили нужные слова? наверно, здесь. гнало вверх по горлу, огибало зубы, что-то от этого до сих пор осталось в челюсти.

— да я поняла вроде. — тихо и кротко, опускает глаза.

ксюша задумывается, но приоткрывает рот, поступающим воздухом сдувая обратно всё, что хочется сказать. поднимает взгляд.

— вот мне и хотелось вырваться: до 18 лет осталось совсем чуть-чуть, съедусь с подругами, разделим обязанности, я смогу бегать по утрам и запишусь на скалолазание, поступлю на бюджет, либо финансы, либо логистика, либо архитектура и проектирование (но я на это мало надеюсь, просто как вариант), я знаю подработки, на крайний случай, всегда можно раздавать листовки...

она уже где-то в своём мире. её глаза загораются, не видно тех мест, что были мокрыми после слёз.

сколько она планирует жить? и... зачем ей это?

антон чувствует свою совесть в желудке. всеобъемлющая, сосущая. мерзко. из-за себя. из-за ситуации. из-за новой красноватой отметины на её щеке. из-за старых синяков на её теле.

а вот что в его жизни произошло? его раздражал отец и стук в дверь? и теперь часть его раздражения на ней. на другом живом человеке.

отец не бил его до тех переливающихся следов, что он сам оставил на ксюше пару дней назад. мерзко, мерзко, мерзко.

— знаешь, ты мне тоже помог.

мозг цепляется за фразу.

— что?

не отпускает.

— влад ефтинов. ты избил его прямо в школьном коридоре, помнишь?

помнит. нет, у антона всё в порядке с хуем. петушиное зрение лучше человеческого, а он своим даже не пользовался. даже тогда антон знал, что перебарщивает. просто хотел напомнить, что два глаза — это временное явление.

антон кивает.

— я там тоже была. он был моим парнем. ты его из моей руки вырвал.

смутные голоса на фоне и пронзительный крик, за которым следуют... вопросы. этого антон раньше не замечал.

— я поняла, что он не такой уж большой и страшный.

— что он делал?

— много чего. как отец. — ксюша горько усмехается. — совсем как отец.

она светлеет, переводя внимание на антона.

— считай, благодаря тебе это закончилось раньше чем произошло бы... больше.

а с антоном после этого стали чаще за руку здороваться.

— ну... не за что?

ксюша проводит рукой по его плечу, улыбаясь. их словно закрыли в кабинете труда. высокие стены тёмного грязного помещения такие... школьные. это из-за разговора? антон выпал в другую реальность. он никогда никому не рассказывал про отца. ему казалось, остальные знали достаточно, они никогда не поднимали эту тему, а ему что, больше всех надо?

оказалось надо.

— ты будешь доедать? — антон указывает на тарелку с оставшейся морковкой.

— а? — ксюша оборачивается и тянется. — да.

она откусывает большой кусок и начинает усиленно жевать.

— ещё тошнит?

ксюша глотает, смотря куда-то в стену.

— да не.