Они изначально познакомились в Академии и долго общались только в ее стенах. Хоть даже так, как говорили сокурсники Кавеха, у них были весьма близкие отношения.

На обеденном перерыве они часто делили еду на двоих, сначала Хайтам угощал забывчивого архитектора своей порцией, а со временем стал изначально готовить на двоих, что не укрывалось от насмешливых и завистливых взглядов.

Они даже почти жили вместе в Доме Даэны, аль-Хайтам любил наблюдать, как сеньор сосредоточенно выполняет, всегда впечатляющую, учебную работу, шурша карандашами, или увлеченно пишет очередные комментарии в томе по архитектуре, демонстрируя знания, которые были даже обширнее знаний некоторых авторов. Конечно, если бы не Кавех и его предложения составить ему компанию, Хайтам возвращался бы домой и читал там. В день, когда он сидел один, чем привлек внимание старшекурсника, он просто не хотел идти домой.

Начав общаться с Кавехом, аль-Хайтам все меньше хотел проводить свободное от занятий время в стенах Академии. Архитектор был слишком хорош. Будучи исключительно умным, красивым и добрым молодым человеком, он не мог не привлекать к себе внимание. Каждый день кто-то что-нибудь да спросит, непременно глупое, выступающее лишь поводом для диалога с сеньором Кавехом. Зазывая его куда-то, все упорно игнорируют вечно мешающегося, по их же мнению, спутника, иногда бросая на него недовольные взгляды. И все же, пусть фанаты Кавеха и не могли разлучить их, они мешали. Отвлекали на себя, мешая наслаждаться голосом и вниманием архитектора.

Поэтому у Хайтама давно возникла мысль предложить другу прийти к нему в гости. Но, так как их отношения не выходили за пределы Академии, младший считал это неуместным. Кавех же был инициатором в их отношениях. Однажды первым подойдя знакомиться, он предложил прогуляться вместе.

«В Саду Разан есть беседка, которая находится в глубине зелени и достаточно далеко от основной дорожки, из нее открывается прекрасный вид на закат! Тебе должно быть комфортно», – именно с такими словами, когда-то, в сопровождении лучезарной улыбки, родилась традиция вместе проводить время в беседках.

Хайтам хранил в памяти моменты, когда Кавех в расслабленной усталости опускал голову ему на плечо и дремал. В сад, что удивительно, людей ходило еще меньше, чем в библиотеку. Здесь Кавеха никто не донимал.

Позже добавились прогулки по не слишком шумным улицам города, а в одну из таких прогулок неожиданно начался дождь. Расставаться еще не хотелось и аль-Хайтам, наконец, предложил Кавеху зайти к нему в гости.

— Проходи, — младший попытался пропустить гостя вперед, но тот замялся у порога, будто хотел развернуться и уйти, хотя до этого на приглашение отреагировал вполне радостно. Кавех все же прошел внутрь, и очень вовремя, потому что в ту же секунду дождь превратился в ливень, и за стеной воды стало невозможно что-либо разглядеть.

Хозяин дома сразу же поспешил снять обувь и двинулся в свою комнату, чтобы переодеться в домашнее и выбрать одежду для Кавеха. Гость был выше и плечистей его самого, но туники точно должны были быть ему как раз.

Кавех в свою очередь стоял в коридоре и рассматривал убранство. Совершенно не удивляли стоящие в коридоре книжные стеллажи. Удивляло то, что в комнате рядом на стенах висело огромное количество рамок с грамотами, а на полках стояло множество сувениров. Вряд ли Хайтам ездил в Ли Юэ ради образца нефрита и увлекался эндемиками разных регионов. Или младший, не найдя времени, просто не рассказывал об этом Кавеху, учитывая, что тот обычно болтает о себе без умолку. Мысли о Хайтаме прервались им же.

— Возьми, можешь переодеться, где тебе будет удобно. А я пока приготовлю... Ты будешь чай или кофе?

Кавех взял из рук друга зеленую тунику и черные домашние штаны. Разумно было бы переодеться, они ведь попали под дождь и простыть совсем не хотелось, но брать одежду Хайтама было неловко. Как и неловко было умиляться из-за друга, который облачился в домашнюю одежду свободного кроя. В ней он выглядел... живее?

— Зачем? Я... Я же не буду оставаться надолго, моя сейчас сама высохнет. Тем более, если мы попьем чай, я точно согреюсь.

— Дождь не думает прекращаться в ближайшее время. Даже если твоя одежда будет сохнуть на тебе, этот процесс затянется надолго, а за это время ты наверняка простынешь. Мне кажется, это должно быть очевидно, — хмурому Хайтаму умиляться уже сложнее.

— Но мне все еще неловко, — Кавех все же сдвинулся с места, проходя мимо Хайтама и принимая его правила.

— Свою повесь сушиться!

— Хорошо-хорошо, Тами! — услышал он уже вдалеке. Похоже, Кавех пошел в ванную комнату.

Улыбка тронула губы «Тами». Было приятно от этого обращения, каждый раз оно вызывало в его сердце особый трепет, хоть сейчас и было произнесено с легким раздражением в голосе.

Пройдя на кухню, Хайтам начал думать, что бы предложить гостю к чаю. Очень кстати внимание привлекли сушеные персики зайтун, Кавех ведь очень любит фрукты. К тому моменту, как чайник вскипел, и он уже хотел помещать травы в заварочник, сзади послышался голос.

— Что за чай? Пахнет вкусно, — Кавех встал сбоку, наклоняясь к баночке с чаем, его волосы были все еще заплетены, но уже не так аккуратно, видимо растрепались, пока он переодевался. Коса практически не пострадала, но вот заколки съехали, уже не так хорошо держа челку. Кажется, он стал от этого еще красивее.

— вроде бы с фиалковый дыней и сумерской розой, — собственный голос стал от чего-то слишком тихим.

— Фиолетовый чай выходит, — даже его смех был красивым. — Мне, кстати, почему-то сумерские розы тебя напоминают, сам не знаю почему.

Сердце пропустило удар. Слов для ответа не находилось, да и неясно, нужны ли они сейчас. Хайтам уже хотел спросить, какая кружка из тех, что были дома, больше Кавеху по нраву, но тот уже снова ушел из комнаты. Пришлось догонять.

Стоя у дверного косяка, Хайтам смотрел на Кавеха, который увлеченно разглядывал комнату бабушки. В ней были ее грамоты и памятные вещи из путешествий в молодости. Хайтама они тоже впечатляли раньше, сейчас же навевали тоску. Но, смотря на то, как горят глаза Кавеха, свет подавлял тьму в его душе.

— Архитектура? — Кавех подошел к стеллажу, он был похож на те, что стояли в коридоре, но был полностью заполнен книгами по архитектуре и механике — профилю Кавеха. Естественно, это не могло его не привлечь.

— Это все принадлежит бабушке, она была из Кшахревара. Если что-то понравится, можешь взять. Я все уже давно прочитал.

Кавех опешил.

— Как взять? — он моментально повернул голову, его глаза стали цвета спелых гранатов. Хайтам уже не раз замечал, что чем ярче эмоция, тем алее становятся глаза Кавеха. — В любом случае взять я ничего не смогу, как же я понесу одну из дорогих тебе книг, когда на улице дождь?

Оба замолчали.

— Ты всё же хочешь уйти?

— не бойся, я же уже переоделся, — настала очередь Кавеха быть тихим.

— Но ты бы сейчас выпил со мной чай и потом всё равно начал переживать и пытаться сбежать? — руки сами собой скрестились на груди.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — Кавех отвел взгляд и плотно сжал губы.

— Я всё ещё не знаю, из какой кружки бы ты хотел пить «фиолетовый» чай, — Кавех дернулся, когда Хайтам взял его за запястье, снова отводя на кухню.

В итоге Кавех выбрал красную кружку с узорами, она и правда ему подходила, будто ждала его все это время. В целом, было так спокойно и хорошо, будто Кавеха ждал весь этот дом. Позже он, конечно, все же попытался объяснить причину, почему ему нельзя оставаться, но как можно серьезно воспринимать фразу «я буду тебе мешать», когда сердце говорит обратное. Хотя Кавех и правда начал мешать, когда уже ночью стал ворочаться и слишком громко думать. Не то что бы он раздражал, просто если Кавеха что-то тревожит, то и Хайтаму становится неспокойно.

Они лежали в комнате Хайтама. Напротив кровати стоял диван, на нем хозяин дома и расположился, не смотря на то, что пришлось сражаться с «ты что, я не могу, давай я буду спать на диване!» и «если ты так хочешь уложить меня на кровать, мы могли бы лечь на неё вместе!». Кавеха видимо не смущала перспектива лежать рядом. Но вот Хайтаму что-то мешало. А сейчас мешает Кавех. Тем, что никак не может уснуть.

— Кавех, ты громко думаешь.

— А? Я тебя разбудил? Извини... Бездна, ну вот я же говорил, что...

— Я рад, что ты сегодня здесь. И не хотел бы, чтобы ты уходил.

Кавех замолчал, Хайтам будто слышал, как у того краснеют щеки.

— Так что же тебя беспокоит? — было темно, и он не видит Кавеха, но все равно переворачивается на бок, что бы начать полноценный диалог.

— Да ничего конкретно, на самом деле, я всегда плохо сплю, — звучало обреченно.

— И как ты справляешься с этим?

— Да как тут справишься, — до ушей долетел совсем уж грустный смешок. — Правда, не бери в голову, я усну как-нибудь.

— Я могу сделать что-то для этого?

Глаза привыкли к темноте, поэтому сейчас можно было разглядеть, как голова напротив тоже повернулась на бок.

— Может тебе важно услышать какие-то слова, чтобы успокоить мысли? Или действия? — ему этого не хватало в свое время. Хайтам знает, о чем говорит. До уха долетел неровный вдох.

— Тебе хотелось бы объятий?

Ещё один, показалось, что даже со всхлипом. Во тьме было видно, как Кавех снова поворачивает лицо к потолку и накрывает его ладонью.

Хоть касания и близость с Кавехом всё ещё приносит Хайтаму странный дискомфорт, если это поможет им обоим заснуть, он не против сесть на край кровати и коснуться руки товарища. Может даже... податься на молчаливую просьбу, когда протянутые руки просят всё же лечь рядом и обняться.

Он ложится и сразу же чувствует, как его спины касаются холодные ладони, а в макушку утыкается нос. Рёбра болят от ударов сердца, руки Кавеха, кажется, одновременно и давят, и ощущаются недостаточно осязаемо. Хочется то ли сказать: «обними нормально», то ли отстраниться, прижимаясь ближе к груди, но ближе уже некуда.

Кавех чуткий, жаль не к себе, он будто услышал мысли, поэтому обнимает увереннее, а сам издаёт более отчётливый всхлип, который Кавех видимо не собирался выпускать. После всхлипа можно было услышать раздражённый стон.

Собственные ощущения отходят на второй план. Всё внимание приковывает голос. Его едва слышно из-за слёз в горле, Кавех произносит очередные извинения. Хайтам пытается отговорить его это делать. Поднимает голову, смотрит в глаза, собственная ладонь увереннее сжимает плечо старшего.

Тот же бормочет о том, что обычно не может уснуть из-за воспоминаний, от снов великая Кусанали их освободила, но мысли перед сном никуда не делись, мать уехала, а тишина осталась.

А сегодня Кавех всё ещё испытывает неловкость и... вину. За то, что остался, мешается и якобы заставляет себя успокаивать. Хотя не достоин этого. Он так говорит. Он так считает.

Пока Кавех это говорил, его голос срывался, а с ним и сам Кавех окончательно сорвался на слёзы, которые поочерёдно приходилось вытирать ладонями. Было больно.

Хайтам не такой эмпатичный, как Кавех, но сейчас он чувствовал чужие эмоции как свои. Казалось необходимым крепче обнять, это можно было сделать, так что он обнял старшего, хотелось зацеловать его заплаканное лицо, как когда-то в детстве это делала бабушка, когда её любимый внук плакал, но вот этого делать уже было нельзя, хоть и очень хотелось. Объятий не хватало, чтобы выразить весь напор одолевших его чувств.

Ему легче выражать свои чувства действиями, но Кавеху сейчас нужны слова. Пришлось говорить шёпотом, через сжимающееся горло, что он рад тому, что Кавех с ним, что он рад ему. Всегда. Любому. Что Кавех не должен извиняться так часто.

Кавех молчит, слёзы сохнут, его дыхание становится ровнее. Как же всё же хорошо, что слёзы — естественное успокоительное и лучшее снотворное. Хайтам гладит щёки, вытирая последние слёзы, пока Свет Кшахревара не засыпает.

Кавех спит, сопя рядом, а Хайтам половину ночи думает о том, что ему... открылись сегодня. Он много слышал о выдающемся студенте, лучшем в Кшахреваре, видел издали, слышал, как по нему вздыхали и девушки и парни, для всех он был идеалом.

Становится ясно, почему Кавех так мялся, хотел сбежать... видимо знал, что ночью его может одолеть бездна собственного разума. Хайтам погружается в бездну тоже, думая о том, что искренность Кавеха делает их связь ещё более особенной, чем нежные прозвища.

Он думает о том, что у него появилась ещё одна родная душа, раньше этого звания была удостоена только бабушка.

Он был бы счастлив иметь возможность их познакомить. Даже жаль, что жителям Сумеру не снятся сны.