Реслинг всегда был увлечением Рафа, но нельзя отрицать, что Донни он тоже нравится.
Зрелищность и драма его привлекают, и сами сражения ему нравятся, даже если их итог решен заранее. А с началом Либерти Лиги увеличивается поток свежих исторических анекдотов и отсылок, что ему крайне доставляет.
И даже если он не признает этого под угрозой смерти, реслинг по душе Донни, потому что им так горит Раф. Ему нравится, когда братья вовлекают его в свои хобби и увлечения. Как и ему нравится хвастаться им своими новейшими разработками.
Так что Донни не то чтобы не хочется находиться здесь прямо сейчас, на их обычном месте на экранах прямо над рингом.
Просто его голова сейчас расколется пополам.
Он должен был понять, что к этому идет. Надвигается грозовой фронт, и хоть дождь не разверзнется окончания сегодняшних ночных матчей, изменение давления уже портит ему жизнь. Он надеялся, что ситуацию спасут обезболивающие, но они уже, очевидно, выдыхаются. С каждой секундой становится всё яснее, что ему светит не просто головная боль, а полноценная мигрень.
Цвета, и свет, и дрожание, и вибрации, проходящие по металлу каждый раз, стоит кому-нибудь из них сдвинуться, и головокружительный угол для наблюдения… от всего становится только хуже. Перед глазами характерно кружится, и он почти уверен, что вот-вот отключится. Стоит надавить на веки — и перед глазами взрываются фейерверки.
Там, внизу, что-то происходит — он давно уже потерял нить происходящего — и Раф радостно поддерживает рев толпы, сотрясая опору под собой. Металлическая коробка ходит ходуном, и Донни качается вместе с ней. На мгновение ему кажется, что он сейчас свалится вниз, как однажды это случилось с Лео, и влипнет в ситуацию, на которую у него сейчас просто нет сил. Он вцепляется в края платформы так, что белеют костяшки.
Лео перегибается через него, говорит что-то Майки (смысл он не улавливает), и снова садится прямо. Мимо него передают ведро попкорна, и от запаха у него переворачивается желудок.
Пора уходить.
Только вот проблема: если он озвучит, что у него мигрень, вероятность того, что Раф раздует из мухи слона — сто процентов, и они все отправятся домой, и Раф раскомандуется и ни на шаг от него не отойдет. Донни это не нужно, ему нужно лишь, чтобы было тихо, обезболивающие и поспать.
Но снова-таки, у него нет способа добраться домой самому. Оставить их без танка он не может, и если совсем честно, сядь он сейчас за руль черепамота, он его расквасит. Из всех этих препон есть лишь один выход.
Он дожидается, пока Лео словит ртом весь попкорн, который ему подщелкивает в воздух Майки, и аккуратно касается его предплечья.
Три быстрых стука. Затем три медленных. И снова три быстрых.
Несложный код, который имеет особый смысл между ними: что Донни надо убраться отсюда, и задача осуществить это — на плечах Лео.
Тот быстро смотрит на него, но Донни не отводит глаз от происходящего внизу. И поэтому скорее чувствует, чем видит, как Лео встал.
— Вот черт, я совсем забыл. Сплинтер попросил меня заехать в аптеку, а они закрываются где-то через двадцать минут.
— Ась? — Раф отводит взгляд от ринга. — Мне он ничего не говорил.
— Полагаю, он просто считает меня самым ответственным! — самодовольно отвечает Лео. Не получив никакого ответа, он пробует снова: — Ну или пытается сделать меня более ответственным.
— Ладно, этому я поверю. Вернешься потом?
— Не, реслинг всё равно лажа, — и проигнорировав возмущенное фыркание Рафа, он легонько пинает его боевой панцирь. — Давай, Донни, подъем, время уходит!
Донни показательно выражает недовольство:
— Папá не меня просил зайти в аптеку.
— Работаем в парах, Ди, давай, погнали.
— Драматичный вздох, — озвучивает Донни и встает, разумеется, чуть не завалившись по дороге. Но Лео так быстро оказывается рядом и поддерживает его, что другие, кажется, ничего и не заметили.
— Расскажете потом, как прошло, — кидает Лео и открывает портал. Донни проходит через него с лишь легкой опаской.
Они выходят в туннеле где-то в минуте ходьбы от дома. Донни на мгновение прислоняется к бетонной стене, вжимаясь затылком в прохладную поверхность и испуская стон. Под веками пузырятся призрачные цвета, но тут хотя бы тихо и спокойно.
— Мигрень, а? — это Лео, и его голос непривычно тихий. — Хреново.
Донни отвечает ему утвердительным мычанием.
— На погоду, наверное? Моей голове тоже несладко.
Донни выдает еще один утвердительный хмык, не открывая глаз. Чужая рука задирает его маску, ему на лоб ложится ладонь.
— Температуры нет, но… черт возьми, Донни, почему ты не отстучался раньше, а дождался, пока всё дойдет до такой стадии?
Он глухо рычит, сбрасывает его руку и дергает маску на место. Она села криво, и он это чувствует, но прямо сейчас ему плевать.
— Идти можешь? — Лео уходит вперед. Кажется, раздражение Донни ни капли его не задело. — Или мне открыть портал прямо в твою комнату?
Лео стал довольно точно управляться со своими порталами (еще одна вещь, которую Донни никогда не признает вслух), но он до сих пор не может полностью довериться им и не опасаться, что на выходе его на разрежет надвое мебелью. Так что он заставляет себя разлепить веки и отлипнуть от стены.
— Дойду.
— Ладно, пошли.
Тут топать всего минуту, но Донни едва волочит ноги, и путь занимает вдвое больше времени. Пришлось сложить руки на груди и плотно прижать их к пластрону — такое чувство, что если он их сейчас расцепит, то попросту потеряет.
Они входят внутрь, и их приветствует шум одного из папиных телешоу на проекторе. Тот спит в кресле, но на звуки шагов просыпается.
— Синий? Фиолетовый? Я думал, вы пошли все вместе смотреть… бокс.
— Реслинг, пап, — на автомате поправляет Донни и морщится от звука собственного голоса. Он рад, что в каком-то смысле папа старается больше интересоваться, куда они вообще ходят, но прямо сейчас хотелось бы обойтись без этого.
Сплинтер, видимо, заметил, потому что он вскарабкивается на спинку кресла и всматривается в них внимательнее.
— Фиолетовый, тебе плохо?
Донни сутулится. Нет, у него нет сил.
Его легонько пихают в плечо:
— Ты иди устраивайся, а Леон обо всем позаботится.
Поверив ему на слово, он уходит в свою комнату так быстро, как только может. Он слышит голоса Лео и Сплинтера позади, и оба стараются говорить тише, спасибо им огромное.
Добравшись до своего вагона, он снимает боевой панцирь и откладывает в сторону — он слишком измотан, чтобы положить его на место. Маска с гогглами тоже отправляются просто на рабочий стол. Вскарабкавшись на свою кровать, он плюхается на живот, зарывается лицом в мягкую подушку и вдыхает аромат ополаскивателя.
Звон в голове задает четкий ритм, и он знает, что худшее еще только впереди. И очень надеется, что он успеет заснуть, прежде чем это худшее наступит.
Неизвестное количество времени спустя дверь в его комнату открывается, звучат шаги. Легкое касание на предплечье, и с ворчанием он приоткрывает один глаз.
— Не спи пока еще, совсем чуть-чуть, — говорит Лео совсем негромко. В одной руке у него изотоник, в другой баночка таблеток. — Тебя тошнит, или сможешь выпить обезбол?
В качестве ответа Донни приподымается на локте и протягивает руку, принимает от него напиток и таблетки и запивает их ровно тем количеством жидкости, которым Лео остался доволен. Вернув ему бутылку, он тут же падает обратно на подушку.
Мгновением позже на шею ложится что-то теплое и тяжелое: согретая подушка, только что из микроволновки. Мускулы плечей расслабляются, как будто из наконец открытой бутылки шампанского выходят воздух и жидкость.
— Утяжеленное одеяло или нет? — уточняет Лео, и Донни кивает. — Наушники? — на это следует отрицательный ответ; никакого дополнительного давления на голову ему сейчас не нужно, в логове и так довольно тихо.
На его панцирь ложится одеяло, и Донни выдыхает и расползается под ним как желе. Голова всё еще гудит, а в животе неспокойно, но боль понемногу уходит.
Он не может как следует поднять голову, да и говорить не может, так что приподымает одну руку и машет ею, надеясь, что Лео интерпретирует это как благодарность.
Очевидно, так он и понимает и отвечает тихим смешком.
— Я тебя попозже проверю. Поправляйся, бро.
Его руку оглаживает легкое касание, и Лео уходит.
_________________
— Ладно, ребята, куда дальше?
— Оо, оо, надо сходить на горки!
— Мне нравится этот аттракцион с глайдерами.
— Не, Раф слишком большой для них — идем на горки!
— Да, детка!
Донни телепается позади Эйприл, Майки и Лео рядом с Рафом, а тот вгрызается в свой кусок пирога, будто это последний пирог на земле. Сам он откусывает от своего куда спокойнее и маневрирует так, чтобы оставаться на расстоянии от Лео. Тот ранее заявил, что пирога не хочет, а значит, попытается отобрать его кусок, стоит подпустить его на расстояние вытянутой руки.
Уже темно, но парк развлечений открыт, и они берут всё от его свободы, сливаясь с толпой. После тех трех дней, когда они сражались сперва с Драксумом, а потом и со Шреддером, они впервые выбрались куда-то все вместе, и ночи лучше выбрать было невозможно.
Донни бы наслаждался ею куда больше, если бы боевой панцирь под его худи так не натирал швы на его настоящем панцире, но он старается отогнать эти мысли. Еще парочку часов он вполне с этим справится.
Они встают в очередь на горки, и Лео уже пытается отщипнуть от пирога Эйприл, но она легко отбивает атаку. Донни практически уверен, что Лео больше привлекает задача урвать кусочек, чем сам пирог, так что морально готовится проткнуть его вилкой, если он только посмеет приблизиться.
В итоге Эйприл делает это за него, и Донни дает ей три/пять, пока Лео показательно баюкает пострадавшую руку.
Очередь на горки огромная, и когда они наконец приближаются ко входу, Донни приговаривает свой пирог и чувствует себя совсем некомфортно. Мысленно он делает пометку в блокноте проверить внутреннюю обшивку боевого панциря, когда они вернутся.
Майки утаскивает Эйприл вперед прежде, чем это успел сделать Донни, так что он присоединяется к Лео во втором ряду. Раф проходит к третьему ряду, и там происходит какая-то возня и переговоры, чтобы они поехали в одной вагонетке.
Лео убалтывает кого-то, чтобы им дали ехать вместе, и обращает свое внимание на него.
— Ты в норме, hermano?
— Ну да?.. — отвечает Донни, сам не понимая, откуда в его голосе полувопросительная интонация. Он не до конца уверен, что именно заставило Лео думать, что он не в порядке.
— Ты все потираешь свой панцирь.
А. Вот оно что. Он понимает, что и правда плотно прижал руки к себе и потирает место, где металл прилегает к коже, и шустро роняет руки.
— Просто задумался, как его улучшить, — быстро отвечает он.
Похоже, этот ответ вполне успокоил Лео, потому что он улыбается:
— Уверен, что ты не испугался?
Донни закатывает глаза.
— Умоляю. Думаю, наши повседневные приключения приносят нам куда больше адреналина, чем очевидно безопасные горки когда-либо могли бы.
— Справедливо. В таком случае тебе не составит никаких проблем за всю поездку ни разу не опустить рук.
— И зачем мне это делать?
— Я тоже буду держать их в воздухе. А когда ты опустишь их первым, то купишь мне в сувенирной лавке что угодно, что я захочу.
— Ага, а когда ты опустишь руки первым, ты не купишь мне ничего, потому что навряд ли у тебя есть деньги.
Лео притворно-оскорбленно ахает.
— Ты думаешь, я затеял бы пари, в котором не смог бы оплатить проигрыш?
— Да.
— Ну, это всё равно не имеет значения, потому что я выиграю, — ворота открываются, и Лео джентльменским жестом пропускает его вперед. — После тебя, брат.
— Пф, — проходя вперед, Донни поддает ему локтем, усмехается, когда тот мультяшно крякает, и усаживается на дальнюю сторону сидения. Лео забирается следом, Майки и Эйприл поворачиваются и улыбаются им спереди. Сразу за ними Раф занимает весь третий ряд, и работники пристегивают его особенно длинным ремнем безопасности.
Когда Лео и Донни синхронно подымают руки вверх, он говорит:
— Эй, ваши руки должны находиться в вагонетке!
— Падажжи, Раф, я тут пари выигрываю, — отвечает Лео через плечо.
— Он имел в виду, что проигрывает пари, — добавляет Донни. — Не беспокойся, Рафала, ничего с нашими руками не случится.
Поезд резко трогается, отчего его спину дергает болью. Быстро проглотив кряхтение, Донни надеется, то Лео этого не заметил. Он не оборачивается, чтобы проверить.
Еще даже ничего не произошло, а Майки и Эйприл уже воодушевленно вопят впереди. Раф стих; без сомнения, он вцепился в ручку безопасности так, что костяшки побелели. Вагончики, не рассчитанные на его размер, заставляют его нервничать. Лео рядом с ним самодовольно ухмыляется.
— Готов продуть, Донтон?
— Готов выиграть, Нардо.
Больше они ничего не говорят, и поезд начинает подъем, а затем срывается с места.
Первый ух вниз проходит нормально, в конце концов, Донни не бахвалился, когда говорил, что такие горки его совсем не пугают. Первые проблемы начинаются, когда вагончик заходит на спираль и его прижимает к боку сидения, вагонетка ходит ходуном, а спину пронзает болью.
Он не думал, что поездка выдастся настолько трясучей.
Он подтягивается к середине сидения как раз вовремя, потому что поезд заходит на новую горку и его резко впечатывает в твердый пластик. От толчка у него звезды из глаз сыплются, и тогда ему приходит в голову, что что-то может пойти совсем плохо.
Поезд срывается вниз и уходит в крутой поворот, и все мысли о пари с Лео вылетают из его головы, он хватается за ручку в отчаянной попытке предотвратить новые толчки. Это не помогает; панцирь будто горит, и смутно он чувствует, как по коже течет что-то влажное и липкое.
Лео рядом радостно улюлюкает, но Донни едва это замечает. Он закрывает глаза и старается глубоко дышать, несмотря на боль — непростая задача при таких порывах.
Остаток поездки невыносимо долгий, но наконец они останавливаются на станции. Лео скандирует собственное имя, пока поезд замедляется, и наконец опускает руки.
— Черт побери, ты сдался куда быстрее, чем я предполагал! Не могу дождаться увидеть, что же ты мне купишь… ээ, Донни?
Донни вслепую находит и стискивает его руку.
Три быстрых, три медленных, снова три быстрых.
— … Вот дерьмо, — выдыхает Лео и наклоняется поближе, понижая голос. — Встать можешь, или?..
Он заставляет себя открыть глаза, отпускает ручку, отстегивается и подымается. Заставляет себя делать вид, что всё нормально. Даже если его панцирь горит.
Майки и Эйприл уже ждут их, и Донни стоит прямо, как будто ничего не произошло, и старается не привлекать внимания. Судя по тому, как Эйприл на него смотрит, она что-то заподозрила, так что он вытягивает телефон и притворяется, что что-то ищет, чтобы аккуратно избежать зрительного контакта.
Раф наконец нагоняет их, и они все спускаются со станции.
— А теперь пошли на «чашки»! — предлагает Майки.
— Встретимся там, ребят, — заявляет Лео, отходя. — Перерыв на уборную.
— Ну Лео, — ноет Майки. — Ты же как раз ходил, когда мы брали пироги!
— Эй, я выпил газировку очень большого размера! — он отходит еще на пару шагов. — Я быстренько, просто оставьте мне место.
— А вообще, давай я тоже схожу, — говорит Донни. Вряд ли его голос звучит твердо, хотя он прикладывает все усилия. Он решает договорить быстрее, забыв про актерство: — Мы нагоним!
Прежде чем кто-либо успевает что-нибудь сказать, они уходят в направлении ближайшей уборной, и он благодарен, что никто больше за ними не пошел.
Вместо того, чтобы войти, Лео заводит его за здание — тут мусорка, темно. Едва они скрываются от толпы, он поворачивается к Донни.
— Что случилось?
— Так, только не паникуй, — говорит он, медленно вдыхая и выдыхая (прогулка тоже не далась легко). — Но, думаю, у меня разошлись швы.
— … Пицца в небесах, — Лео трет глаза, а потом машет ему. — Повернись и дай мне посмотреть.
Донни очень не хочет этого делать. Он стоит на месте и не делает этого.
Они играют в гляделки добрых тридцать секунд, прежде чем Донни сдается:
— Ладно, — он поворачивается и задирает худи. Конечно, всё, что он там может увидеть, это…
— Тебе придется снять и боевой панцирь тоже, Ди.
— Да знаю я, знаю, просто… — он скрежещет зубами и находит пальцами кнопку снятия. Шипит сквозь зубы, когда материал подшивки отлипает от его ран. Лео, наверное, словил панцирь, потому что звука удара об асфальт он не слышит.
— … Так, окей, — говорит он спустя неопределенное количество времени, — у тебя действительно разошлись швы.
— Я тебе уже это сказал, это было обязательно?
— Почему ты вообще пошел на горки? — вскидывается Лео в ответ. — Ты должен был понять, что это произойдет!
— Я думал, что оно достаточно зажило! — защищается он. — И вообще, это ты у нас самоназванный медик, почему ты меня не остановил?!
— … Да, ты прав, — отвечает Лео, и голос у него глухой. Донни чувствует… ну, не вину, определенно нет. Ему просто не нравится, когда Лео вот так сдается. Тогда они оба будто выпадают из колеи.
Неловкая тишина заполняет паузу, и Донни решает взять на себя задачу ее нарушить:
— Почему бы нам не прийти к обоюдному соглашению, что это непредвиденное обстоятельство и никого из нас винить нельзя?
Лео отвечает коротким смешком, но Донни этого достаточно.
— Ладно. Но придется вернуться домой и все зашить.
Он кивает и поворачивается, чтобы забрать боевой панцирь. Лео прижимает его к груди.
— Не думаю, что тебе стоит его надевать.
— А что еще мне с ним делать? Шляться тут с невероятно продвинутым высокотехнологичным доспехом в руках?
Лео корчит рожу, но отдает панцирь.
— Ладно. Это не я тут испытываю жуткую изнуряющую боль.
— Благодарю, — отвечает Донни и надевает панцирь обратно, стараясь не побледнеть на пять оттенков зеленого сразу. Лео достает свой телефон и открывает книгу контактов.
— Сказать остальным, что случилось?
— Нет, они тоже захотят уйти. Придумай отмазку, — он пристально щурится на Лео. — Только ничего позорного.
— Ой, ладно тебе, я хоть раз тебя позорил? — и подносит телефон к уху прежде, чем Донни успевает перечислить ему сокращенный список.
— Дарова, Раф, мы с Ди решили отвалиться. … Не, тут один из его любимых диджеев устроил внезапный концерт, и он реально хочет туда пойти. Ты же знаешь, какой он, когда он в настроении потанцевать. … Да, мы возьмем черепамот. … Да, я тебе отпишусь, господи боже, — он кладет трубку и смотрит на Донни. — Готов?
— Да, давай.
Они выбираются из парка и направляются к танку. Донни подозревает, что остальные наверняка разочарованы, что они свалили, и решает потом рассказать Эйприл правду, но сейчас он вряд ли справится со всеми ними сразу. И более того, он просто не хочет портить им ночь.
Он уже испортил ночь Лео.
Хоть тот ничего не говорит об этом, как и всегда. Ни когда они садятся на черепамот, ни когда доезжают домой и крадутся мимо заснувшего папы, ни когда он промывает и заново накладывает швы на его раны.
Только когда они в его комнате смотрят глупые видосы, Лео легонько пихает его локтем и говорит:
— Эй, ты всё еще должен мне что угодно из сувенирной лавки. Я не забуду.
После этого Донни уже не так жалеет, что испортил ему ночь.
_________________
Донни никогда не был на музыкальном фестивале, и он решительно настроен насладиться своим первым.
Мероприятие состоится в Скрытом городе, так что они не заморачиваются с маскировкой. За последнее время Донни глубоко изучил тренды электронной танцевальной музыки/синтвейва/техно/дабстепа йокаев, так что знает почти все группы, которые будут выступать. Погода идеальная.
Плюс осознание, что это то, чего хотел он, поэтому все выбрались сюда для него, так же, как они выбираются на матчи по реслингу для Рафа или в Дом великой магии для Лео. Так что если всё пройдет ужасно, над ним будут подшучивать до скончания веков. Но если всё пройдет великолепно, когда-нибудь в будущем он вытащит всех сюда снова.
Поэтому он решительно настроен сделать эту ночь лучшей в их жизни, не для себя, но для своей семьи. Для своих братьев, для Эйприл и Суниты — она с радостью согласилась подтянуться. Донни собрал программку, так что они побывают только на лучших выступлениях, у него есть путеводитель, и маршруты на нем расчерчены с максимальной эффективностью, а над лучшими фудтраками несут вахту его дроны, отслеживая длину очередей. Он подготовился ко всему.
Ну, так он думал, когда они пришли.
Сейчас, три часа спустя, на пути к следующему исполнителю, он начинает думать, что просчитался.
Как и запланировано, вся его семья отлично проводит время. Донни вздохнул с облегчением, узнав, что Сунита уже знает многих исполнителей, на которых он хотел поглядеть вживую, плюс он засыпал Эйприл рекомендациями, так что она тоже знает, кого они будут слушать. Братьям в целом плевать на музыку, но они впитывают атмосферу и светятся от счастья просто потому что вышли в люди днем. Все получают удовольствие.
Все, кроме Донни. Донни не получает всего удовольствия, потому что он подготовился ко всему, но он не подготовился ко всему.
Проблема не в музыке. Музыка ему знакома, ее ритмы и тональности приятны, и это так, так прекрасно — слышать ее вживую, чувствовать, как басы вибрируют в твоей грудной клетке, а биты гудят в костях. Проблема в ощущениях, которые приходят вместе с музыкой: гвалт перекрикивающей саму себя толпы, запахи алкоголя, и еды, и мусорных корзин, блики на металлических ограждениях, усталость от того, сколько он провел на ногах, нажим тел, наступающих, теснящихся мимо, толкающихся, дышащих на него…
Ему уже доводилось чувствовать такое давление, он знает, что это значит, и от того, что это происходит сейчас, хочется кричать. Это должен быть его вечер, он так его ждал.
Его касается рука, и первый инстинктивный порыв в его голове —откусить ее.
— Ди, смотри! — он осознает, что это Майки, и радуется, что не последовал совету заднего мозга. — Переводные татушки!
— Чудесно, — отвечает он сухо и может лишь понадеяться, что никто не заметил, как вынужденно звучит его голос. Он меряет взглядом подставку с примерами татушек всех цветов и размеров и обклеенную ими стойку, где за них расплачиваются. Похоже, над дизайнами работали местные художники, так что ничего удивительного, что они привлекли внимание Майки.
— Пошли посмотрим! — восклицает тот, и его голос звенит так жизнерадостно, что Донни мысленно отмечает тест «говорить так, будто всё в порядке и ты не сорвешься с минуты на минуту» пройденным с успехом. Правда, времени на празднование нет.
— Ни в коем случае. У нас всего десять минут, чтобы добраться до следующего исполнителя по этой толукчке, мы не можем позволить себе остановки.
— Ой, ну ладно тебе, — произносит Лео, вставая рядом. — Нельзя разве сдвинуть твой строгий график на пару минут?
Донни с усилием смаргивает отчаянное, разочарованное жжение в глазах. Нет, он не начнет капризничать как ребенок. Он должен сделать так, чтобы всем было весело! Но во имя Пифагора, следующий исполнитель — один из его любимых, он всего лишь хочет дотерпеть хотя бы до этого, прежде чем неизбежно рассыпется в прах.
Он заставляет себя вдохнуть. Понимает, что теперь все на него смотрят, и что он этого не хочет, нет.
— Конечно, только постарайся побыстрее, — произносит он, надеясь, что это прозвучало максимум как раздражение на тот факт, что Майки нарушает график. Вроде как получилось, потому что Майки берет Суниту за руку (они уже очень сдружились, как он заметил) и тащит ее в сторону татушек, а Раф спешит за ними, крича, чтобы они не смели потеряться.
Лео не рванул за ними, как он предполагал, вместо этого он пристально смотрит на Донни. Эйприл тоже никуда не пошла, и он чувствует и ее взгляд на себе.
— Донни, — зовет она, и он решительно говорит себе, что нет, он не станет.
Он никому не скажет. Он точно не станет отстукиваться.
— Давайте уже. Чем скорее Майкл выберет, тем быстрее мы вернемся на маршрут, — твердо заявляет он, проталкивается мимо них и с облегчением вздыхает, когда они идут следом без всяких возражений.
В итоге они покидают стойку на три минуты позже. Майки красуется пестрым тигром на плече. Донни надеется, что не скрипит зубами слишком громко.
Они подходят к сцене, когда выступление уже началось, и Донни чувствует себя на последнем издыхании. Он обожает эту музыку, он хочет двигаться под нее, хочет танцевать, но вместо этого стоит столбом, плотно прижав руки к пластрону, запрещает себе чесаться.
Он выдерживает еще двадцать минут. Он едва слышит музыку, но он стоит, смотрит и не разваливается на кусочки.
А потом кто-то орет ему в ухо, резко толкает и проливает ему на живот напиток, и уши ему прорезает звук свистящего чайника — только этот звук исходит из его собственного рта.
Лео рядом. Он не знает, когда Лео оказался рядом, и ему плевать, он просто рвано дергается в его сторону и хватает его за плечо.
Три быстрых стука. На большее его не хватает.
Лео улавливает послание.
— Мы с Донни пойдем купим воды, — говорит он Эйприл и тянет его прочь отсюда, прочь от давки у самой сцены, в сторону, на газон на холме, всё еще на территории фестиваля, где многие сидят на пледах.
Лео выводит его на свободное пространство, и едва они останавливаются, Донни падает.
Он подтягивает колени ко лбу и обнимает их руками, расчесывая чешую на предплечьях. Он плотно сжимает веки, качаясь взад-вперед, желая, чтобы все ощущения просто испарились и просто оставили его в кармашке пустоты.
— Наушники? — спрашивает Лео, и как бы тихо он ни старался говорить, Донни всё равно дергается. Он дает команду механической лапке отрыть их в его боевом панцире, но функции надеть их всё равно нет; тут ему помогает Лео, и шум фестиваля наконец заменяется благословенной тишиной.
Мгновением позже что-то прикладывают к его ладони. Он приоткрывает глаз и видит один из своих кубиков-антистрессов. Взяв его, он опускает колени настолько, чтобы поднести игрушку к глазам и заняться ею и только ею. Он проводит неопределенное количество времени, давая мыслям прожужжать в своей голове, складывая и раскладывая кубик, пока наконец всё не становится просто немного меньше.
Когда ощущения приходят в относительную норму, он понимает, что Лео сидит перед ним, рядом, но достаточно далеко, чтобы можно было свободно дышать. Когда кто-то хочет пройти между ними, он прошивает беднягу таким злым взглядом, что тот понимает намек и обходит их стороной.
— Откуда он у тебя? — спрашивает Донни знаками и приподымает кубик. Этот вопрос, кажется, искренне смущает Лео.
— Ношу с собой, — показывает он в ответ и поддергивает подсумок на бедре. Донни думал, что у него там с собой разве что аптечка первой помощи и примочки ниндзя.
— Из-за меня? — спрашивает он снова знаками. И Лео отводит взгляд.
— На Майки он тоже иногда работает.
В этих словах всё равно слышно несказанное да, он держит его под рукой для Донни. Он не знает, этот факт его подкупает или раздражает.
Ну нет, последнее, чем он хочет сейчас заниматься — это разбираться в эмоциях.
— Хочешь пойти домой? — показывает Лео, не видя от него никакого ответа.
Хочет ли он? Как будто он когда-либо вообще захочет. Если он принимает, что это часть него, он вовсе не должен радоваться, когда это встает на пути того, чего он так хотел…
— Я хотел насладиться этим вечером, — показывает он.
И вот опять это жжение.
Когда он наконец поднимает глаза на брата, рот у того сжат в тонкую линию, брови сведены домиком. Такое лицо он видит не часто, но ему всегда легче всего давалось читать эмоции Лео, так что он знает, что ему грустно. Грустно за него, и внутри у Донни всё переворачивается, потому что сегодня должно было пройти весело, но из-за него Лео расстроен.
— Я тоже хотел, чтобы ты насладился им, — показывает он в ответ.
Донни моргает. Раз, другой. Чувствует, как маска становится влажной.
А потом он подползает ближе и роняет голову ему на плечо. Лео, к счастью, его не касается, просто дает посидеть так пару минут.
Когда он отстраняется, он снимает наушники. Достаточно громкие звуки окружения долетают до него, но давки больше нет, и запах еды не кажется невыносимым. С этого невысокого холма всё еще слышно музыку.
— Хочешь пойти домой? — снова спрашивает Лео, теперь уже вслух.
— Нет, — отвечает он и поздравляет себя, что голос ровно такой, как он хотел. — Но я не могу вернуться туда.
— Ну, отсюда музыку тоже неплохо слышно, — Лео улыбается и раскидывает руки. — И тут полным-полно места, чтобы потанцевать.
Донни обрабатывает предложение. Если бы они были там, внизу, у самой сцены, музыка ощущалась бы лучше, но здесь тоже не так уж плохо. И Лео не то чтобы не прав насчет того, что места тут хватит для всех. Плюс он отбрасывает его следующую заботу прежде, чем Донни успевает ее озвучить.
— Никто не будет против остаться здесь. Рафу тут даже больше понравится, на самом деле. Уверен, что из всех нас только вы с Сунитой наслаждаетесь, когда из ушей кровь течет.
В ответ на это Донни насмешливо фыркает:
— На вкус и цвет товарища нет, я так полагаю.
В ответ Лео смеется, достает телефон, пишет в общий чат: «Мы с Донни нашли первоклассное местечко», — и скидывает туда же фотку сцены. Спустя минуту телефон Донни вибрирует, и он читает на нем ответ от Эйприл: «Уже идем!»
Донни быстро отирает глаза, чтобы выглядеть презентабельно. Лео показывает пальцы вверх, и даже если Донни не до конца ему верит, зеркала с собой нет, придется поверить. Он подымается, закрывает глаза и сосредотачивается на музыке, дает ей омыть себя.
Он улыбается. Начинает кивать в такт. Не так он себе это представлял, но это ничего. Так тоже неплохо.
К тому моменту, как остальные их находят, он чувствует себя лучше — настолько лучше, что тянет Эйприл за руку и кружит на месте.
— Воу, окей, — восклицает она со смехом, — ты готов потанцевать, Попотряс9000?
— Я всегда готов потанцевать, Эйприл О’Нил, — обещает он, отпуская ее руку и начиная двигаться в такт музыке. Сунита и Майки уже подходят, чтобы присоединиться к ним, образуя спонтанный танцевальный круг. Раф же падает на траву рядом с Лео, доказывая, что здесь ему и правда куда комфортнее.
Донни здесь тоже куда лучше.
_________________
Они играют в Героев и Злодеев, и в этот раз злодей Донни.
Его цель — украсть что-нибудь из их комнат прежде, чем «герои» его поймают. Он хотел воспользоваться новым прототипом своего боевого панциря, чтобы быстрее добраться до атриума, но его братья наложили вето на технику (нечестно!), так что ему приходится двигать ногами.
Всё не так плохо — Донни быстр. Только Лео так же быстр (он заявляет, что он быстрее, но Донни ставит это под сомнение), так что обогнать их — не такая уж и проблема.
Но их куда больше, и на выходе из комнаты Лео с комиксом в руках он видит, что «герои» блокируют ему пути к отступлению.
— Стой, злодей! — по-героически напыщенно окликает его Лео.
— Тебе некуда бежать, Дон-Разрушитель, — говорит Раф и двигается к нему, как будто собрался защекотать. Из-за его бока выглядывает Майки, готовый к внезапному наскоку.
Донни видит лишь один выход из ситуации.
Он спрыгивает с этажа атриума на рампу и съезжает вниз на панцире.
Он миллион раз видел, как это делают Майки и Лео — да они ей пользуются чаще, чем лестницей. Но панцири у Майки и Лео твердые, и скатывание по рампе для них безвредно. И напротив, на пути вниз футболка Донни задирается, и фанера неприятно обдирает кожаную поверхность его карапакса, да так, что у него сами сжимаются зубы. Под конец поездки ему кажется, что у него на панцире остались ссадины.
— Донни! — слышит он окрик Рафа. Героический персонаж позабыт и отброшен в пользу обеспокоенного старшего брата. Майки и Лео, куда более беззаботные, с гиканьем падают на рампу и катятся вниз. Их твердые панцири легко скользят по настилу, а эхо их воплей неприятно отдается у него в ушах.
Ему нужно убегать, но он не может заставить себя хоть шаг ступить. Майки падает на него и обвивает конечностями, Донни напрягается всем телом, и они опрокидываются навзничь.
— Мой комикс! — вскрикивает Лео, толкая их и вырывая бумажку из хватки Донни. Отойдя, он пролистывает страницы, удостоверяясь, что ни одна страница не замялась и не порвалась. Майки тем временем хихикает Донни прямо в ухо.
Внезапно это становится чересчур, и в груди у него начинает нагнетаться знакомое давление.
— Донни, ты в порядке? — Раф добрался до нижнего этажа и бежит прямо к нему и подталкивает, стараясь осмотреть его спину. — Как твой панцирь?
Чаще всего Донни приятна забота старшего брата. Изредка она кажется излишней. Сейчас один из таких случаев.
— Я в норме, — говорит он бесцветно, выворачивается из рук Рафа и одергивает футболку, стараясь забыть о том, как неприятно ткань скребет по свежим ранкам, и проигрывая.
Ему было весело играть с ними, но теперь он просто хочет отсюда убраться. Может, получится вернуться в лабораторию; неделю назад папа подарил им с Лео на девятый день рождения набор для химических опытов, и он едва успел к нему притронуться.
— Хватит красть мои комиксы! Вы их порвете! — голосит Лео.
— Теперь я хочу быть злодеем! — надрывается Майки.
— Донни, дай мне посмотреть твой панцирь, — настаивает Раф, снова надвигаясь.
Забудем набор опытов. Он просто хочет отсюда убраться.
— Я пойду в свою лабораторию, — говорит он, снова уворачиваясь от рук Рафа. Что, к сожалению, приводит его в область захвата Майки, и тот ловит его за руку прежде, чем он успевает сдвинуться.
— Нееееет! — ноет он и легонько тянет на себя. — Ты сказал, что сегодня поиграешь с нами!
Это правда, он сказал. И он с радостью играл. Ну, до этого.
Донни нравится думать, что у него иммунитет к щенячьим глазкам младшего брата, но правда такова, что иммунитета у него нет. И если он сейчас заупрямится, Раф начнет волноваться только больше и не даст ему уйти.
Он медленно глубоко вдыхает и старается забыть про неприятное давление под кожей. Кожа под пальцами Майки горит, а футболка царапает его ссадины тысячей иголок, но он сможет заставить себя забыть про это.
— Ладно. Майки злодей, — произносит он, и от радостного вопля Майки у него в голове начинает всё кружиться. Раф наконец прекращает попытки зайти к нему со спины и выглядит совсем неуверенно. Но Майки уже мчится к их комнатам, а значит, игра началась.
Майки младший, поэтому ему дают фору. Но едва фора иссякает, Раф бросается вперед, раздавая команды:
— Лео, не дай ему уйти с того выхода! Донни, ты с ним!
Донни пытается сдвинуться. Правда. Но его ноги будто вросли в землю, а тело не слушается. Он начинает почесывать локти. Что совсем не помогает беспокойной энергии, трескочущей внутри.
Он даже не понимает, что Лео тоже не сдвинулся с места, пока не слышит его голос:
— Ай, мне надоело. Давайте лучше в прятки!
— Нет! — Майки выщелкивается с верхнего этажа и надувает щеки. — Я хочу быть злодеем!
— Из тебя скучный злодей, мы тебя всегда ловим.
— Не в этот раз! Я поработал над своими навыками!
Он вперяет в Лео самые свои грустные щенячьи глазки, но в отличие от Донни у Лео на них действительно иммунитет.
— Прятки!
— Ну воооот…
Лео закрывает глаза и начинает считать:
— Шестьдесят… пятьдесят девять… пятьдесят восемь…
Раф и Майки срываются с места. Может, они и не соглашались на эту игру, но раз Лео начал считать, никто не хочет проиграть. Майки устремляется к зале с аркадами, а Раф исчезает в гостиной, оставляя их в атриуме вдвоем.
Донни даже не пытается спрятаться. Просто опускается на рампу и обхватывает колени руками.
Когда Лео доходит до сорока девяти, он подходит ближе, так, чтобы попасть в поле зрения Донни, сняв руки с глаз и глядя на него. Донни осознает, что качается взад-вперед, но не останавливается даже под его взглядом.
Лео отсчитывает тридцать два и присаживается на колени, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Можешь говорить? — спрашивает он. Донни морщится и закрывает руками уши. Следующий вопрос Лео показывает знаками. — Нужны наушники?
Он кивает, и Лео убегает в его комнату. Наушников там нет, но Донни не может ему сказать об этом, так что просто ждет. Водит взглядом по несовершенствам деревянной поверхности рампы и мычит себе под нос.
Лео возвращается быстрее, чем он ожидал, несет его наушники и любимое фиолетовое худи. Видимо, он не пошел в его комнату искать. Откуда-то он знал, где найти и то, и другое.
Донни быстро снимает футболку и хватает худи. Ткань у него на подложке куда более мягкая и гладкая, и после грубой футболки это как бальзам для его панциря. Следом он надевает наушники.
Проходит время. Он не может сказать точно, сколько. Когда он наконец отрывает взгляд от фанеры, обнаруживает Лео где-то на середине сборника комиксов.
Почувствовав его взгляд, он поднимает глаза, улыбается и машет. Донни в ответ кивает.
— Тебе лучше? — показывает он знаками. Донни обдумывает вопрос. Не зная жеста для этого слова, он использует пальцевую азбуку:
— Несущественно.
Лео склоняет голову набок. Донни пробует снова:
— Чуть-чуть.
Лео выдает «аа», которое он не слышит.
— Хочешь пойти в свою комнату?
Он снова обдумывает вопрос и наконец отвечает:
— Через пару минут.
Лео показывает «ок» и просто сидит. Донни тоже сидит, снова рассматривая фанеру. Он не знает, где сейчас их братья, ждут ли, что Лео пойдет их искать. Хотя бы вокруг всё спокойно.
Когда он снова смотрит на Лео, тот ерзает, а его пальцы выбивают ритм на коленках. Обычно, когда он так делает, это означает одно из двух: либо ему скучно, либо он хочет о чем-то поговорить. Донни не может сказать точно, что из этого происходит сейчас.
Звуки уже кажутся вполне приемлемыми, так что он снимает наушники:
— Что?
— Что что? — Лео осовело моргает.
— Почему ты перестукиваешь пальцами? Это всегда что-нибудь значит.
— Неправда! — его руки замирают, он хмурится. — … Ладно, я хотел спросить.
Он так и знал. Уголки его губ приподымаются в победной улыбке, и это подталкивает Лео продолжить:
— Почему ты не сказал, что тебе нужно притормозить?
Донни снова отводит взгляд, потому что не знает, что на это ответить. Сделать так было бы логично, но временами он не делает логичные вещи и не знает, почему. Когда он пишет программы на компьютере, всё всегда прямолинейно. Если так, делай это, если нет — делай то. Он не понимает, почему его тело не может слушаться точно так же.
— … Ты думаешь, мы бы разозлились? — тихо спрашивает Лео.
В ответ Донни мотает головой. Он знает точно, что они бы не разозлились. А если бы и разозлились, потом извинились бы. Так что это неверный ответ. Не подходит уравнению.
— Ты не хотел, чтобы они волновались?
Когда Лео говорит это вслух, это… больше похоже на правду. Раф обо всех них заботится, и Донни не хочет прибавлять к этой пачке тревог еще новые. А Майки младшенький, и какой тогда из него старший брат, если он заставит его волноваться?
— … я не хотел, чтобы они знали, — выговаривает он и надеется, что Лео понимает, что он имеет в виду, потому что лучшего способа выразить это он не знает. Что очень разочаровывает. Зачем он учит все эти большие слова, если всё равно не может их использовать?
— Окей, — отвечает Лео, и, возможно, он правда понимает. — Но… ты не против, если знаю я?
Донни размышляет. Почему с Лео всё иначе, чем с Майки и Рафом?
Они ведь не близнецы, он точно это знает. Папа дал им один день рождения лишь потому, что не знал, кто из них старше. Может, потому, что не хотел запоминать четыре разных дня рождения. Но и Донни не знает, кто из них старше. Он старался выяснить, но если они вылупились примерно в одно и то же время, узнать точно не представляется возможным.
Может, поэтому. Между ними нет отношений старший — младший. Они просто есть. Лео и Донни. Донни и Лео.
— … Наверное, — наконец отвечает он, и по лицу Лео немедленно расползается широченная улыбка от уха до уха. — Что?
— Ничего. Просто почему-то мне кажется, что я выиграл.
Донни прожигает его взглядом.
— Ты странный, — наконец заявляет он и с радостью наблюдает, как это сбивает с Лео всякую спесь, будто шарик лопнули.
— Ой, ладно тебе! Ты только что сказал, что я твой любимый брат!
— Я такого не говорил. Эти слова никогда не были произнесены вслух.
— Ты это подразумевал, — Лео подпрыгивает на месте, всё еще по-дурацки улыбаясь. — Иди в свою комнату, а я скажу остальным, что у нас будут посиделки только для близнецов.
— Разочарованный вздох, — Донни поднимается и мимолетно радуется тому, что твердо стоит на ногах. — Чтобы сказать им это, тебе сначала придется их найти.
— Ой, я тебя умоляю, — Лео подскакивает на ноги и хрустит костяшками. — Раф прячется за креслом папы, а Майки втиснулся между Пакманом и Диг Дагом. Они дибуданты.
— … Ты имеешь в виду дилетанты?
— Неважно. Иди давай! Я сейчас приду.
— Ты тоже собрался в мою комнату?
— Если мы хотим, чтобы нам поверили, мне придется, бро, — Лео салютует ему и направляется в зал с автоматами.
Вскоре они уже лежат на кровати Донни вдвоем. На коленках Донни книга, и он читает быстрее, так что ему приходится дожидаться, пока Лео не стукнет по странице, показывая, что можно листать дальше. Это спокойное, ритмичное времяпрепровождение очень помогло ему успокоиться, хоть он и не намерен говорить об этом Лео.
Они так прочитали уже две главы, когда на очередной странице Лео стукает по готовности и не прекращает. Приподняв нарисованную бровь, Донни переворачивает несколько страниц разом, и Лео хихикает.
— Нет-нет, извини, — он возвращается на нужную страницу, — я просто задумался.
— И стучал от того, что твой мозг начал дымиться?
— Ха, ха, — Лео бодает его плечом в плечо, и это не кажется неприятным. — Я подумал, что если бы у нас был тайный код? Ты бы мог его использовать, когда тебе нужно откуда-нибудь уйти и ты не знаешь, как это сказать.
Приходится признать, что это… довольно неплохая идея. Ему ненавистна мысль, что Лео лучше него в чем угодно, но Лео точно лучше врет. И хоть чаще всего Донни не так и сложно свернуть какую-нибудь общую деятельность, временами, как сегодня, это просто проблематично. Если бы Лео помогал ему с отмазками, он мог бы аккуратно решать возникшую проблему сам, не доставляя остальным неудобств.
— Ты же не будешь придумывать… постыдные отмазки, правда? — спрашивает он, пристально вглядываясь в Лео. Тот кладет руку на сердце.
— Я хоть раз тебя опозорил?
Донни смотрит на него не моргая.
— … уф, ладно, клянусь своей коллекцией комиксов про Юпитера Джима, что не стану позорить тебя намеренно, когда ты используешь секретный код!
— Просто помни, я знаю, где папа держит спички.
Лео вздрагивает, а потом переводит тему:
— Ладно, есть идеи, как должен выглядеть код?
— Хммм… — Донни размышляет. Смотрит на книгу, по которой Лео до сих пор перестукивает. Кладет руку поверх его и отстукивает пальцем: три быстрых, три медленных, и снова три быстрых. Лео с интересом за этим наблюдает.
— Это что?
— SOS на азбуке Морзе.
— Ооооо… — Лео повторяет последовательность на книге и кивает. — Окей! Если постучишь так по моей руке, я придумаю качественную отмазку, чтобы ты мог спокойно уйти откуда бы там ни было!
— Из любой ситуации?
— Любой!
— И это не будет неловко?
— Я же сказал уже, не будет!
Донни взвешивает всё. Взвешивает долго, просто чтобы заставить Лео понервничать. Затем кивает и протягивает ему руку.
— Ладно. Уговор.
Лео смеется, но пожимает его руку и трясет так, что Донни невольно клацает зубами.
— Уговор!
_________________
За последние шестнадцать лет Донни пережил много ужасающих вещей, много не поддающихся описанию, много таких, которые опустошали, выпивали из него всю душу. Но он никогда не подозревал, что к таким вещам могут относиться переговоры.
Вообще, он предполагал, что переговоры должны ему нравиться. Ну, раньше, когда он думал, что на переговорах интеллигентные личности с общими целями осуществляют эффективное и результативное сотрудничество, предлагают для решения вопроса свои уникальные навыки и решают комплексную проблему.
С тех пор он пережил много переговоров и понял то, что сказал бы ему любой, работавший в офисе во Времена До: переговоры — отстой, и многие из них можно было бы легко заменить письмами.
Он пытался устроить так, чтобы конкретно эти переговоры обошлись письмом. Лео расписал отчет и попросил Донни снабдить его спецификой техники и проектов, и он это сделал и отослал отчет другой стороне (одному из немногих анклавов человечества, которые остались кроме них самих) по текстовому каналу. И на него пришел угрожающий ответ: «Думаю, нам лучше обсудить это по связи».
Так что вот они скрючились в каморке, которая сходит за переговорную на их новой базе. Они с Лео нависают над голографическим экраном с именами людей другого лагеря и эквалайзерами громкости. Это довольно обеспеченная группка подонков, которые до этого не приняли в свои ряды ни одного бедствующего нечеловека, но (неохотно) были готовы пойти на сотрудничество. Это омерзительно и для них самих, для всех, кто давно сбросил всяческие шоры относительно разделения между людьми, мутантами и йокаями, но в апокалипсисе пригодится любая помощь.
Даже если они невыносимые ублюдки.
Донни давно отрешился от разговора и занялся проставлением галочек относительно необходимых обновлений в технической части базы и напоминаний о профилактическом ремонте в интерфейсе своего экрана. Каждый раз, когда разговор заходит об информации, которую он может предоставить, Лео, к счастью, формулирует вопросы так, чтобы Донни мог ответить сразу, например, «У нас есть материалы для противовоздушной обороны?» или «Какой максимальный срок службы батарей у наших дронов-разведчиков?». Он отвечает отрывисто и сухо, и остальные возвращаются к обсуждению всего, что его не касается.
Возможно, он бы больше старался слушать, если бы они не выбрали худший день, чтобы испытывать его терпение.
Не то чтобы в апокалипсисе время вообще хоть что-то значит, но его изобретения добросовестно отсчитывают календари. Порой уверенное «сегодня третье октября» с утра — единственное, что не дает рассыпаться его ощущению реальности.
Правда, конкретно сегодня не подразумевает никакого чувства реальности. Каждый раз, как он цепляет взглядом дату на экране, он сбивается с мысли, и ему приходится заново перечитывать свои заметки, чтобы вернуться к делу. Спор искаженных помехами голосов тоже никак не помогает сосредоточиться, и он уже настолько взвинчен, что скоро дойдет до предела.
— Донни, какая максимальная дальность наших автоматических турелей? — спрашивает его Лео.
— В идеальных условиях — девятьсот тридцать семь метров, — отвечает он, не перепроверяя — ему это не нужно.
— Как видите… — дальше Лео уже обращается к голосам, так что Донни больше не слушает.
Обычно дата не имеет значения. Никто больше не отмечает праздники и дни рождения. В апокалипсисе остались лишь годовщины.
Он снова невольно бросает взгляд на дату, и ему становится жутко холодно. Сейчас лето, и в этой халтурной пародии на штаб нет никакой возможности отрегулировать температуру, а его до костей пробирает гребаный мороз.
Он напрочь забыл, какую мысль пытался зафиксировать. Мысли вообще остановились.
Они всё еще говорят. Вроде обсуждают обмен оружием. Как будто у этих подонков уже склады не забиты таким оружием, от которого у Донни слюнки потекли бы. Как будто небо не раскололи пополам и планета не умирает. Как будто они уже не проиграли…
Он осознает, что он творит, только уже наполовину закончив.
Три быстрых стука, три медленных, три быстрых.
Он отдергивается от руки Лео и сует ладонь между бедрами, желая провалиться сквозь землю. Он не помнит, когда он в последний раз отстукивался — не помнит, когда у него в последний раз возникала мысль отстучаться. Наверное, это было еще До, потому что с тех пор у него не было права на такую роскошь.
Поначалу Лео ничего не предпринимает, и Донни этого и не ожидает. Потому что они оба взрослые, потому что Лео — лидер целого сопротивления, потому что Донни — девяносто процентов всей системы разработки вооружения, обслуживания и транспортных коммуникаций этого сопротивления, потому что только идиот станет рисковать отношениями с одним из немногих союзников, которые у них остались, лишь потому, что Донни больше не может слушать эти бессмысленные переговоры.
И он знает, что он прав насчет последнего, потому что его брат, его нелепый, невыносимый, тупой брат начинает пшикать в микрофон.
— Простите, что, пшшпшш, вы прерываетесь… пшшпшш, я вам перезвопшшшшшш!
Донни его убьет. Он его придушит. Он вырвет ему его оставшуюся руку и забьет ею же до смерти.
Лео оканчивает звонок.
Донни подрывается и вылетает прочь.
Переговорная в двух минутах от его лаборатории, но он намерен преодолеть это расстояние за десять секунд. Какой-то горемыка окликает его: «Прошу прощения, Коммандер Донателло!» — и он топает мимо, не удостоив говорившего и взглядом. Ему плевать. За ним и без того закрепилась репутация за его вспыльчивость, за его эксцентричность, за то, что лишь избранные имеют право потревожить его и остаться с руками, и эта репутация ему вполне подходит.
Сегодня — худший день, чтобы к нему лезть.
Он влетает в лабораторию с и грохотом захлопывает за собой дверь, хватает ближайшую небьющуюся или не особо важную вещь (вроде один из его гаечных ключей) и швыряет через всю комнату. Лязг от удара о противоположную стену ни капли его не удовлетворяет, и он оседает на пол.
— Что случилось?
Это голос Майки за дверью. У Донни не было ни времени, ни ресурсов, чтобы звукоизолировать лабораторию. Хоть одну на прошлых трех базах. Может, четырех, зависит от точки отсчета.
— Ничего, всё нормально, — отвечает ему голос Лео. — Он просто отстучался.
— Отстучался?.. Аааа, эта штука, которую вы делали когда-то!
Донни испускает резкий гавкающий смех. Ну да. А они-то думали, что они такие скрытные и неуловимые.
— Ага, она, — Лео звучит слишком уж жизнерадостно. — Не волнуйся, Анджело, я обо всем позабочусь. Дай нам десять минут.
Донни не нужны никакие десять минут. Ему нужны десять лет и еще немного. Мгновение покоя за каждое украденное у него крэнгами.
Он подымает еще один гаечный ключ и швыряет. Ключ что-то сбивает, и это что-то шумно падает.
— Двадцать минут, — поправляется Лео и открывает дверь. Он входит и садится на пол напротив Донни. Молчит, просто смотрит. Донни бросает короткий взгляд из-за коленей.
— … Мне не стоило этого делать.
Лео качает головой.
— Тебе придется уточнить, о чем именно ты говоришь.
— Это было непрофессионально с моей стороны — сворачивать переговоры, просто потому что мне… — всего ничего до нервного срыва?. — … неспокойно.
— Мы тут не аттестацию сотрудников проводим, Ди, — отвечает Лео как-то слишком легкомысленно, на взгляд Донни, в сложившейся-то ситуации.
— А может, нам стоит ее провести! — он опускает колени и садится прямо. — Потому что мне есть что сказать насчет тебя. Ты лидер, ты не можешь просто беспричинно заканчивать переговоры, и плевать, насколько они нудные!
На слове «лидер» выражение лица Лео на мгновение срывается, но лишь на мгновение.
— Это было не беспричинно. Ты отстучался!
— И что? Ты должен был это проигнорировать! — Лео открывает рот, но прежде чем он успевает заговорить, Донни врывается в его личное пространство и тычет пальцем ему в грудь. — И более того! Пшикание в микрофон? Старое доброе «я в туннеле, не могу говорить»? Честное слово, Лео, я думал, твой творческий подход не настолько истощился!
У Лео хватает нахальства засмеяться.
— Так, видимо, это всё-таки аттестация.
— Именно, черт побери, так! И я аттестую тебя как отвратительного работника! Мне казалось, ты пообещал, что не станешь меня позорить!
— Ты прав, пообещал, — Лео ловит его руку и сжимает ее. Он явно пытается успокоить его, но Донни сопротивляется. — А еще я пообещал, что, если ты отстучишься, я сделаю всё что угодно, чтобы помочь тебе выпутаться из ситуации. У этого обещания не было срока годности. Никаких исключений.
— Но они есть, — шипит Донни. — Вряд ли у тебя найдется даже дерьмовая отмазка, чтобы выпутаться из этого, — он вскидывает руку, обозначая ею всю базу. — Я не могу отстучаться из войны, я не могу отстучаться из сегодня, я не могу отстучаться из этой жизни…
Он хочет загнать эти слова обратно себе в глотку, едва только произносит их. Улыбка Лео наконец гаснет, а после нее остается нечто настолько безвыходное и опустошенное, что Донни ненавидит себя за то, что просто сказал это вслух.
— Я… я не хотел, — выдавливает он.
— Я знаю, — отвечает Лео.
— Я не хотел, — настаивает он с бóльшим напором. — Просто… это сегодня, Лео, сегодня…
— Я знаю, — повторяет он. Всё еще держит его руку. — Мне тоже его не хватает.
Донни падает вперед, и Лео его ловит.
Он зарывается лицом в его шарф, а Лео хватается за него обеими руками — рукой Рафа. Той, которую Донни собрал в отчаянной попытке сохранить старшего брата рядом. Именно от этого что-то в нем срабатывает, и он рыдает — впервые за сам забыл сколько времени.
Лео не плачет; кажется, он не плакал с того момента, как они потеряли папу, ну, не при свидетелях. Но он хватается за Донни, и его колотит, и Донни обнимает его за плечо и тоже крепко его держит.
В голове проскальзывает мысль, что Майки придется ждать дольше, чем двадцать минут.
К тому моменту, как его слезы начинают иссыхать, он в настолько растрепанных чувствах, что от воспоминания о выходке Лео он начинает хихикать, смеяться и затем задыхаться, когда последние слезы скатываются с его лица и пропадают в воротнике.
— Ты… ты чего смеешься? — спрашивает Лео глухим голосом, в котором четко слышно замешательство.
— Просто… просто… — он шмыгает носом, отстраняется и рассеивает мистические очки, чтобы отереть глаза. — Я все думаю… ты и твои идиотские… гребаные… пшшшш.
На секунду Лео впадает в ступор, а потом фыркает, и мгновением позже уже он почти ложится на Донни, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех.
— Эй, это же классика!
— Ты просто… ты такой идиот! — Донни задыхается от смеха. Он почти уверен, что официально сошел с ума. — Пшшшш! В плане, серьезно? Поверить не могу, что мы родственники.
— Они наверняка вне себя от бешенства! Пфхихи!
— В ярости! О, хотел бы я посмотреть на их лица, когда ты просто бросил трубку!
Их снова размазывает от смеха, и проходит еще пара минут, прежде чем они приходят в себя. Это приятно. Когда наступают светлые моменты, Донни их принимает. Их так мало осталось.
— Так, в следующий раз, — начинает Лео, садясь и оправляя шарф, — отстукиваюсь я, и будет твой черед придумывать отмазку.
— Ни за что, — Донни складывает руки на груди. — Отстукивание работает в одну сторону. Ни на что большее я не подписывался.
— Ой ладно тебе. Ну хоть разочек, ради меня? Твоего любимого брата? — он хлопает ресницами.
Донни отталкивает его рожу, сбрасывает его с себя и подымается на ноги.
— И так я тебя тоже никогда не называл. А теперь пошли, Майки и так ждет уже больше, чем нужно.
Это помогает Лео встать и пойти за ним. Донни подозревал, что Майки там, снаружи, подслушивает, и оказывается неправ, но он появляется рядом так быстро, что у него определенно был какой-то способ узнать, что они готовы.
— Хей, — говорит он тихо, устало, но добродушно — так, как умеет только Майки. — Эйприл и Кейси-младший уже там. Вы готовы?
Донни не готов. Но из этого он не отстучится. Он бы ни за что не стал.
— Да, мы всё, — отвечает Лео за них обоих удивительно твердым и спокойным голосом — учитывая всё произошедшее. — Пойдем.
Майки улыбается. Эта улыбка крохотная, будто истончается от взгляда. Донни приобнимает своего младшего брата за плечи, и Майки к нему прижимается.
Они вместе идут к мемориальной стене — единственному в их сопротивлении, что со временем лишь растет.
В апокалипсисе остались только годовщины. Пока рядом его семья, Донни сможет пройти до конца.
_________________
Нью-Йорку понадобилось несколько месяцев, чтобы восстановиться. Его семье понадобится еще больше.
Но как тараканы и налоги, культура нердов не умрет никогда, и вот они вчетвером собираются на первый после столь близкого знакомства со смертельной опасностью научно-фантастический конвент. Как всегда, наряжаются черепахами-инопланетянами из Юпитера Джима — по факту, практически не наряжаются.
Здесь на удивление оживленно — куда оживленнее, чем раньше. Донни предполагает, что причиной этому — недавнее открытие для кучи людей факта, что пришельцы, оказывается, вполне реальны. Вокруг течет знакомый гам продажи комиксов, пестрят деланные на коленке косплеи и гремят споры о лоре малоизвестных фильмов. Порядок. Доказательство того, что мир спасен и продолжает вращаться.
Донни сегодня очень хорошо, на самом деле. Толпы не причиняют ему неудобства — он к этому готов. Они заранее распланировали, на какие лекции хотят пойти и за какими автографами отстоять очередь, и настолько успешно придерживались графика по большей части, что он вполне спокойно перенес, когда с маршрута сойти все-таки пришлось. В торговом зале ему попалась и уже надежно спрятана в черепашьем танке, прочь от загребущих ручек, редкая фигурка Атомной детки в отличном состоянии. И, разумеется, они купили пиццы. День проходил по высшему классу.
Ну, мог бы проходить так, вот только кое-что было не в порядке с самого обеда. Не с ним, но с Лео.
Донни всегда знал, что Лео мастер в сокрытии своих настоящих чувств за всего лишь улыбкой и шуткой, но никогда по-настоящему не понимал глубины этого, пока не случилось Всё. Лео страдал от ужасных кошмаров, острых приступов паники, а в самые первые дни — от аудиальных галлюцинаций; и не стоит забывать об изнурительной боли от его травм. И он из кожи вон лез, чтобы от них это скрыть. Пытался справиться сам, пока этот груз практически не убил его.
После множества проникновенных слов, пролитых слез и теплых объятий раны, разумеется, не зажили. Донни сомневается, что заживут хоть когда-нибудь. Но… стало лучше. И как бы он ни ратовал за подход «всё или ничего», здесь он готов смириться с промежуточными результатами.
Так что заметив, что Лео сыпет шутками куда активнее обычного, Донни решает присмотреться к нему внимательнее. Что-то накаляется, закручивается, и когда они вернутся домой, он намерен выяснить, что.
Они стоят в очереди за автографами. Майки взгромоздился на плечи Рафа и радостно листает артбук, который урвал в торговом зале. Лео стоит рядом с Рафом и по делу комментирует каждую сунутую ему под нос страницу, а Донни просто позади, уткнулся в телефон.
Он пролистывает один из многих своих игровых форумов на реддите, когда на его предплечье ложится чужая ладонь.
Три быстрых стука. Три медленных. Три быстрых.
Донни цепенеет.
Когда он поднимает взгляд от телефона, Лео успел уже убрать руку и отпускает остроту, контекст которой Донни упустил. Он выглядит нормально. Или выглядит как кто-то, кто очень старается выглядеть нормально.
Но он отстучался, и это значит, что вообще ничего не нормально.
Лео никогда раньше этого не делал. Отстукивание всегда работало в одну сторону — Донни совсем не умеет врать, и едва он попытается, все мгновенно поймут, что что-то не так. Если Лео нужна отговорка, чтобы уйти, он сам бы придумал что-нибудь получше, чем стал бы полагаться в этом вопросе на Донни.
Вот только не в отмазках дело, правда?
Дело всегда было в просьбе помочь, направленной тому, кто прямо сейчас может помочь лучше всего. И он не знает, почему именно он сейчас наилучшая помощь для Лео, но вот что он знает точно. Если прямо сейчас он ничего не предпримет, Лео никогда больше даже не попытается открыться. А Донни с ним так не поступит.
Если один из его братьев нуждается в нем, он всегда откликнется.
— А вообще, — говорит он, вклиниваясь в беседу с плавностью и маневренностью тарана, — через пять минут начнется панель о создании искусственных шумовых эффектов, и я очень хотел бы туда попасть.
— А? — Раф оглядывается на него. — Я не помню этого в расписании?
— Я не включал ее туда, потому что думал, что к этому моменту мы уже встанем в очередь на конкурс «Угадай саундтрек из Юпитера Джима», но поскольку эта очередь едва движется, к тому моменту, как вы тут разберетесь, она уже закончится.
— А. Вот оно что, — Раф все еще напряжен — он боится выпускать хоть кого-то из поля зрения с того момента, как всё случилось. (Даже если параллельно с этим он слишком боится подпускать их ближе. Но это другая проблема, они над ней работают.) — Но ты уверен, что хочешь пойти один?..
Донни решает использовать его слова себе на пользу в своем дерзновенном начинании.
— Ну, если так тебе будет спокойнее… — он хлопает Лео по плечу. — Давай, Лео, пошли.
— Что? Почему я? — тот надувает губы и отлично отыгрывает недовольство. — Не сдалась мне твоя нердская фигня.
— Ты слышал нашего дорогого старшего брата. Работаем парами, — он делает пару шагов назад, задавая направление. — У нас осталось всего три минуты! Давай, я хочу занять хорошие места.
— Уверен, там будет полно свободных мест, — бурчит тот в ответ, но, как и ожидалось, идет за ним.
— Мы вам потом отпишемся, — говорит Донни, а Лео нагоняет его и перекидывает руку через плечо. Это могла быть попытка выглядеть нормально, но теперь Донни чувствует, как он дрожит, как спазмы колотящей дрожи прошивают его всё чаще и чаще, и, наверное, причина еще и в том, что Лео просто не был уверен, сколько еще сможет устоять на своих двоих.
Он оказывается прав — они выходят из центра, находят удачно безлюдное место за ним, и Лео приваливается к стене, изо всех сил хватаясь за кирпич.
— Похоже… — он закрывает глаза и сглатывает. — Похоже, эта будет мощная.
— Понятно, — Донни перебирает пальцами — в основном потому, что не знает, куда деть руки. — Тебе нужно, чтобы я задал ритм дыханию?
— Просто… — Лео сползает по стене, и Донни опускается следом. — Если я начну говорить всякое, просто… напомни мне, где я сейчас?
Сердце Донни уже несколько месяцев как разбито вдребезги, но прямо сейчас он понимает — осколки всегда можно раздробить еще мельче.
— Конечно, — его голос звучит куда увереннее, чем он сам себя чувствует, а его руки наконец находят покой на плечах Лео. Тот сворачивается в тугой комочек, и Донни его не останавливает, но и не разрывает физический контакт. — Ты в Нью-Йорке. Мы на улице перед конвентом. Раф и Майки внутри, а мы с тобой снаружи. Сейчас солнечно. Двадцать пять градусов, — он сглатывает, хотя горло у него туго сжалось. — Ты в безопасности, Лео, ты здесь, с нами, и ты в безопасности.
Он повторяет это как мантру каждый раз, когда Лео начинает колотить сильнее, каждый раз, когда он скулит или резко втягивает воздух. Накидывает ощущения: бетон, на котором они сидят, шум проезжающих машин. Старается пересилить все голоса в голове Лео, которые говорят ему, что он совершенно один.
Он не один.
Наконец Лео поднимает голову. Глаза у него сплошь красные и стеклянные, он выглядит таким измученным. Донни на мгновение задумывается, спал ли он вообще прошлую ночь. Похоже, приступ еще не полностью прошел, но он вернулся в настоящее настолько, чтобы установить зрительный контакт.
— Лео? Ты меня слышишь? — кивок. — Ты знаешь, где мы? — менее уверенно, но он снова кивает. — Можешь сказать мне?
— … Спейскон…?
— Да, очень хорошо. Что чувствуешь?
— Кирпичи… бетон…
— А запахи?
— Мусорка…?
— А что ты слышишь?
— Машины, тебя.
— Превосходно.
Он выдает искреннюю улыбку, крохотную и кривую, но настоящую.
— Я прошел тест?
— С отличием, — Донни перекатывается на подошвах, начинает снимать руки с его плеч, но потом передумывает. — А физически ты как себя чувствуешь?
Лео медленно выдыхает.
— Голова кружится и болит. Тошнит, но вряд ли меня вырвет.
— Хорошо, — Донни отмечает все это в четком мысленном списке. — Что-нибудь мешает тебе дышать? Стеснение в груди?
— Нет и немного, — он пожимает плечами. — Оно всегда так.
— Ясно, — одна из лапок боевого панциря показывается с бутылкой воды. Донни рад, что принес парочку с собой. — Вот, только не спеши.
Лео берет ее и с первым же глотком опустошает наполовину — скорее для того, чтобы подействовать ему на нервы. Пусть только попробует на него стошнить, а так Донни решает закрыть на это глаза.
Он медленно отпускает его плечи, следя за отсутствием негативной реакции. Таковой не следует, так что Донни пододвигается, тоже прислоняется спиной к стене и ничего не говорит, когда Лео роняет голову на его плечо.
— Есть предположения, из-за чего она произошла? — спрашивает Донни. Возможно, это слишком строгий клинический способ решения проблемы. Но Лео попросил его о помощи, и это его способ эту помощь предоставить.
— … Я не всегда знаю точно, — отвечает он медленно, что означает, что в этот раз он знает, просто не особенно хочет говорить.
— И не всегда причина одна, верно?
— Хех… — звук смятой бутылки. — Психотерапевт озолотился бы на нас, знаешь?
— Это означало бы передачу средств коррумпированной системе здравоохранения Америки, построенной для наживания на деньгах простых граждан, — беззаботно отвечает Донни и хвалит себя, когда Лео тихо смеется.
— … у кого-то был постер, — признает он, и Донни деревенеет.
— Постер?
— Ага, — ребра бутылки ломаются громче. — Он был… смазанный и не в фокусе, но, видно, кто-то сфоткал его на телефон, и… я не знаю, кто станет продавать постеры с этим, но… короче, я увидел его, когда мы ели, и просто… я не мог перестать думать об этом с того момента.
Донни омывает жаркая ярость. Он не может этого понять, он отказывается понимать. Как другие могут взять событие, так последовательно разрушившее их жизни, ранившее их так глубоко, и сделать из этого дешевый сувенир… Что-то внутри него срабатывает. Что-то, что хочет отыскать и уничтожить.
Им даже не нужна маскировка, чтобы прийти сюда. На таких мероприятиях они чувствуют себя в безопасности. И крэнги должны были испортить и это. Крэнги должны были забрать у Лео еще что-то дорогое, когда он только начал снова чувствовать себя частью этого мира.
Если он когда-нибудь найдет способ, Донни навестит Тюремное измерение и разорвет Крэнга на куски голыми руками.
Наверное, он излучает гнев слишком очевидно, потому что слышит хруст безжалостно сминаемой бутылки и голос Лео:
— Воу, воу, Ди. Не надо откусывать им головы.
Он медленно вдыхает и выдыхает — он не хочет заставлять его переживать еще больше. Собственными чувствами он озаботится позднее. Сейчас нужно сосредоточиться на Лео.
— Ну хотя бы полусмертельными мерами можно обойтись? — спрашивает он, и Лео снова смеется.
Они сидят так, пока Лео не сплющивает пустую бутылку и не выкидывает ее в ближайшую мусорку.
— Хочешь пойти назад? — он мотает головой. — Хочешь пойти домой? — на это следует кивок. — Стоит сказать Рафу и Майки или…
— Нет, — он ляпает пальцами по коленям. — Я… я скажу им позже. Правда. Просто… сначала хочу вздремнуть.
Донни считает, что это справедливо. Он подымается, предлагает Лео руку, и тот ее принимает. Он всё еще дрожит, но уже не так сильно.
Выудив телефон и открыв переписку с Рафом, он видит несколько сообщений — Раф пытался узнать, как у них дела, и сообщил, что они уже получили свои автографы.
Донни в паре слов отвечает ему, что Сплинтер позвал их с Лео обратно, что микроволновка снова обрела самосознание и ему нужна их помощь. Желает хорошо провести время и что они оставят им танк.
Ему сложно оценить, насколько это правдоподобно, но Раф просто отвечает, чтобы сообщили, когда будут дома.
Они берут черепамот — после Всего порталы Лео стали не такими устойчивыми, так что Донни их даже не упоминает. Когда они добираются домой, Сплинтер как раз доедает поздний обед на кухне.
— Вы рано, — здоровается он.
— А, в этом году кон просто лажа, — отвечает Лео, направляясь в свою комнату. — Они даже не зазвали никого из оригинального актерского состава Юпитера Джима.
Сплинтер смотрит ему в спину и переводит взгляд на Донни.
— Я сделаю чаю, — решает он.
Донни кивает и следует за Лео.
Тот обнаруживается на своей кровати лицом в подушку, и Донни задерживается на входе. С того момента, как его принесли домой полумертвым, неприкосновенность личного пространства Лео нарушалась постоянно, а Донни понимает ценность своего угла. Даже если прямо сейчас не готов его в этом углу оставить.
— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает он.
Лео пожимает плечами.
Донни отходит, перебирая в голове варианты, что помогает ему почувствовать себя лучше. Лео очень хорош в том, чтобы помогать ему, и он решительно настроен хотя бы выдержать тот же уровень.
Он возвращается в свою комнату, находит утяжеленное одеяло и планшет. Заходит в медотсек за обезболивающими. По дороге улавливает запах чая и топает напрямик на кухню, а там сразу подходит к шкафчику за одной из синих кружек Лео.
Хвост Сплинтера забирает ее из его пальцев и ставит на столешницу.
— Чай еще не готов.
Донни неловко переминается, не зная, чем себя занять. Он пытается вспомнить еще средства, но в голове пусто.
— Ты в порядке, Фиолетовый? — спрашивает отец, и этот вопрос выдергивает его из мыслей.
— Да, — и, поскольку он в принципе уверен, что папа знает, что Лео делает так для него, он добавляет: — В этот раз это для Лео.
— Так и подумал, — Сплинтер подтягивает кружку ближе и начинает наполнять. — Поэтому ты такой задумчивый?
Донни очень хочет куда-нибудь деть руки и начинает барабанить по столешнице.
— … Я не совсем понимаю, почему он попросил о помощи меня, — наконец говорит он.
— А почему нет? Вам всегда удавалось успокоить друг друга, — хвостом он тянется мимо Донни и выуживает еще одну кружку — в этот раз фиолетовую. — Когда вы были маленькими и он не мог заснуть, мне было достаточно положить его на твой панцирь — и пуф! Оба спите без задних ног.
Донни приподымает бровь.
— Серьезно? Мы с Лео?
— Ну да! — он тихо смеется. — Вы тогда были два сапога пара. Поэтому я и дал вам общий день рождения.
— … Я предполагал, что ты просто хотел запомнить три даты, а не четыре.
— О, ну… — Сплинтер торопливо пододвигает кружки в его сторону. — Как бы то ни было. Если я вам понадоблюсь, я здесь, — и Донни знает, что сейчас эти слова от него значат куда больше, чем раньше. — Но мне кажется, у тебя всё схвачено.
Донни берет кружки, а механические лапки подбирают таблетки, планшет и одеяло.
— Я постараюсь.
Отец показывает ему пальцы вверх, и он торопливым шагом возвращается к Лео и стучит на входе.
— Можно войти? — в ответ следует кивок. — Папа сделал чаю, — эти слова заставляют Лео пошевелиться; он садится, тянется за своей кружкой и просто держит ее в руках, и Донни задается вопросом, не холодно ли ему.
— Я принес свое одеяло и планшет… о, и вот, — он вытряхивает парочку таблеток в крышечку и протягивает ему. Лео проглатывает их и запивает чаем. Донни нерешительно перебирает доступные варианты.
— Мы… разговорились на кухне, и папá упомянул, что в детстве кое-что помогало тебе успокоиться. И я подумал… в плане, если ты думаешь, что это поможет, и если тебе комфортно, мы могли бы попробовать, и…
Донни переводит дыхание и переходит к сути.
— Хочешь полежать на моем панцире?
Лео недоуменно смотрит на него поверх своей кружки.
— На твоем… боевом панцире?
А, точно.
Донни нажимает кнопку снятия.
— О, — Лео отпивает из кружки. — Ты мне не позволял этого с тех пор, как мы были маленькими.
Донни не знал, что он помнит. Он точно не помнит.
— Ну, считай, что это специальное предложение. Акция по случаю твоего возвращения, если хочешь, — Донни складывает руки на груди. — Да или нет?
Лео фыркает в чай и садится.
— Да, почему бы и нет. Давай попробуем.
Донни передает ему утяжеленное одеяло и планшет, взбирается на кровать и ложится на живот. После мгновения нерешительности Лео сворачивается поверх, ногами на кровати, головой и грудью на его панцире.
— Тебе же не больно? — уточняет он, видно, помня о перекрестьях свежих рубцов, что остались на его панцире после Шреддера, после Технодрома.
— Не больно, — уверяет Донни, и это правда так. На самом деле, ему даже комфортно. Почти как под утяжеленным одеялом.
Которое Лео натягивает на них обоих. Удобно до безобразия. Донни не особо устал, но он мог бы даже заснуть. Он ставит планшет так, чтобы тот опирался на подушку и им обоим было хорошо видно.
— Нетфликс или Ютуб?
— Ютуб.
Донни открывает приложение.
— Твои рекомендации — скука смертная, — сообщает Лео, и он цокает:
— С моими рекомендациями всё в порядке. Я видел твои, и они прокляты, — Донни бездумно пролистывает ниже. — Как насчет этого восьмичасового эссе про подротсковый ситком из ранних 2010-х?
— Давай, — Лео смеется, и Донни открывает видео, устраивается на подушке и старается дышать размеренно.
Лео всё еще дрожит, но дрожь постепенно сходит на нет. Через поразительно короткое время он засыпает, и Донни забирает его пустую кружку и отставляет в сторону.
Возможно, отстукивание всё-таки может работать в обе стороны.