Драксум трижды за свою жизнь становился отцом.
В первый раз, естественно, с Микеланджело. Мальчик очень помог ему (ну или взял его измором) в последние несколько месяцев, так что к этому моменту его визиты прочно вошли в график Драксума. И если быть честным с самим собой, Драксум их ждал за неделю до самого визита.
Это произошло как раз во время одного из его визитов — Микеланджело готовил блинчики на его крохотной кухоньке и без умолку болтал о том, чем они с братьями в последнее время занимались. В этот момент Драксум распознал это тепло в своей груди. Это не было просто его творение — это был его сын.
Во второй раз это произошло сразу после победы над Шреддером.
Он в присутствии Лу Джитсу признал детей «их мальчиками», но еще не установилось этого чувства отцовства по отношению к остальным троим. Несмотря на это он открыл им двери своей квартиры — они были вымотаны, а дыра, которую они называли домом, превратилась в свалку обломков и неприятных воспоминаний.
Остальные уже давно уснули, но Рафаэль не смыкал глаз. Он пристроился спиной к стене и поочередно сканировал взглядом то окно, то дверь. Когда Драксум спросил его, почему он не спит, он признался, что просто не может позволить себе заснуть — как будто в то мгновение, как он закроет глаза, что-нибудь придет навредить его семье.
Драксум не стал убеждать его поспать. Просто сел рядом и пообещал быть настороже. И когда вскоре мальчик начал клевать носом и его голова упала на плечо Драксуму, тот понял, что обрел еще одного сына.
Третий раз случился через пару месяцев. Микеланджело продолжал регулярно приходить к нему, чтобы тренировать свои мистические силы, и Донателло стал заходить за компанию. Сам он заявлял, что его ведет лишь интерес к алхимическим химикалиям, но у Драксума было чувство, что это не единственная причина. Они оба как будто старались сбежать от нарастающего напряжения дома.
Драксум не спрашивал. Он позволил Донателло на досуге штудировать свои книги и проводить алхимические опыты в ванной (под строгим запретом ничего не уничтожать).
И однажды мальчик пришел к нему показать результат успешного опыта и услышал, что он отлично справился. Впервые Донателло улыбнулся ему искренне, и хоть он быстро надел куда более нейтральное выражение лица, Драксум никогда не забудет выражения чистой радости на лице своего сына.
Из них четверых только Леонардо остался в напряженных отношениях с ним. Он не вел себя враждебно, без излишней натянутости принимал его место в семье, но держал на расстоянии, никогда не шел на откровенность, никогда не опускал защиты, никогда не предлагал ничего, выходящего за рамки формальности.
Остальные мальчики поменяли своё отношение, но Леонардо всё еще
упирается
рукам Драксума, скребет пятками по грязи и силится высвободиться. Ему удается выпростать руку, и он тянется к тлеющему обвалу туннеля и кричит изо всех сил:
— ПАПА!
— Леонардо, хватит, — приказывает он и отступает еще на два шага прочь, пока тот снова пытается вырваться. — В этом нет смысла.
— Мы не можем его там бросить! — настаивает Леонардо, вырываясь что есть мочи. — Папа! ПАПА!
— Если ты туда пойдешь, ты погибнешь! Именно этого Лу Джитсу вовсе не хотел.
— Мне плевать! Пусти меня! ПУСТИ МЕНЯ!
Он подымает мальчика в воздух и игнорирует его попытки вывернуться и пинаться. Если бы у того не была повреждена нога, он смог бы сбежать, но ему не хватает сил. Драксум понимает, что он сейчас держится на чистом адреналине. Хотя бы его мечи зажаты между его панцирем и грудью Драксума.
Он всё еще кричит, но Драксум не обращает на это внимания, вместо этого через плечо оглядывается на Рафаэля. Тот в обеих руках держит оставшихся братьев. Микеланджело полностью спрятался в панцирь, и оттуда слышны его рыдания. Донателло тих, но судя по виду, в мгновении от того, чтобы последовать примеру Леонардо и рвануть в обвал. Сам Рафаэль молчит и неверяще смотрит на руины туннеля.
Драксум гаркает по-командирски:
— Рафаэль! Забирай своих братьев и направляйтесь к убежищу! — он должен выдернуть детей из транса и вытащить их отсюда. В конце концов, об этом его попросил Лу Джитсу, и он это сделает.
— Но… но папа…
— Вашего отца больше нет, — без юления произносит Драксум, потому что им нужно это понять. Им придется это усвоить. Нет времени разводить слякоть.
Рафаэль вздрагивает. Рыдания Микеланджело становятся громче, и Донателло оседает, по его лицу устремляются ручьи слез.
Леонардо в его руках воет.
— Он хотел, чтобы вы были в безопасности, и я не допущу иного, — Драксум резко мотает головой. — А теперь идите! Мы будем сразу за вами.
Мгновение ему кажется, что Рафаэль тоже воспротивится, и Драксум не уверен, что ему делать в таком случае, потому что всех их он не удержит. Но Рафаэль уступает, крепче перехватывает Донателло и Микеланджело и уходит прочь, оставляя Леонардо на его попечение.
Тот внезапно обмякает в его руках. Драксум ни на мгновение ему не верит, так что не отпускает его, хоть и держит так, чтобы его ноги касались земли.
— Мои братья ушли, — говорит он, — можешь меня отпустить.
— Чтобы ты отправился прямо туда и убился? — фыркает Драксум. — Нет.
Он делает еще шаг назад и тащит Леонардо за собой, но мальчик всё еще сопротивляется. Он пытается упираться пятками в землю, но Драксум чувствует, что его нога начинает болеть слишком сильно, чтобы его усилия имели какой-то вес.
— Да не умру я, — рявкает он, изворачиваясь, силясь выкрутиться. — Я спасу папу.
— Если бы ты меня слушал, — шипит Драксум, оттаскивая его еще на несколько шагов, — ты бы понял, что твоего отца уже не спасти. И мы к нему присоединимся, если не уйдем отсюда сейчас же.
— А тебе небось радости полные штаны, — произносит Леонардо, и его слова жгут как кислота. — Вы ведь никогда не ладили, да? Тебе всегда было на него наплевать, — его голос становится громче, уже близок к крику. — Тебе всегда было на нас на всех наплевать!
— Вы все очень мне дороги! — спорит Драксум, встряхивая его. Он впервые говорит ему нечто подобное и даже не чувствует смущения, потому что ему нужно, чтобы Леонардо образумился. — В противном случае я бы бросил тебя прямо здесь, и дело с концом!
— Ну так брось! — он пинается в последний раз. — Пусти меня! Папа! ПАПА!
Драксум не хочет этого делать, но звуки этих монстров приближаются. Время, которое им подарил Лу Джитсу ценой своей жизни, заканчивается. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, и до сих пор ситуация никогда не была такой отчаянной.
Он заряжает удар в открытую глубокую рану на его голени, и Леонардо вскрикивает от внезапности и боли, сгибается, налегая на его руки.
Большего ему и не нужно — он подымает Леонардо, пока тот обмяк, разворачивается и припускает прочь.
Леонардо осознает, что происходит, и старается вывернуться, но Драксум накрепко прижал его к груди и обездвижил руки. Не имея возможности больше ничего сделать. Леонардо подымает глаза на него и рычит гнусные, гнусные слова:
— Тебе плевать… Ты дал ему умереть! Я тебя ненавижу! Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
— Значит, живи с этой ненавистью, — рявкает на его Драксум и больше ни слова не говорит, унося его прочь от обвалившегося туннеля так быстро, как только может.
Мальчик в его руках кричит, и кричит, и кричит, пока в его голос не прокрадывается сипение, пока крик не становится едва ли громче шепота, и наконец он сдается.
_________________
Когда они добираются до убежища — старого подвала в убежище от штормов рядом с руинами их дома, — миссис О’Нил уже их ждет.
— Ох, малыш, — тихо говорит она, кладя ладонь на лоб Леонардо. Тот никак не реагирует — он уже минут десять ни на что особо не реагирует, только сверлит пустым взглядом алое небо.
— Его ранило в ногу, — сообщает Драксум, и она хмурится.
— Это были крэнги, не так ли? — спрашивает она. Если это так, мальчика придется поместить в изолятор, чтобы убедиться, что рана не заражена. Для него это сейчас, в самый горестный момент скорби, едва ли хорошее решение.
К счастью, это не понадобится.
— Нет, во время взрыва его ранило осколком.
— Ох, сладкий, — она оглаживает его лоб. — Мы тебя залатаем, — она переводит взгляд на Драксума. — Остальные мальчики сейчас с Эйприл.
Драксум опускает Леонардо вниз и убеждается, что тот твердо стоит на ногах, прежде чем убрать руки. Тот ничего не говорит, только опирается на миссис О’Нил и уходит с ней. На его лице застыло всё то же потрясенное выражение.
Драксум смотрит им вслед, пока за ними не закрываются двери их маленького медпункта, и идет в жилой блок проверить остальных своих сыновей.
Благодаря росту Рафаэля среди прочих людей их заметить несложно. Он сидит на полу, откинувшись на стену и уперев взгляд в потолок. По его щекам скатываются слезы и капают на шею. К себе он прижимает Микеланджело — тот всё еще прячется в панцире. Эйприл сидит у него под боком и обвивает руками Донателло — того колотит от рыданий. Даже отсюда Драксуму слышно, что они плачут.
Он садится рядом с Рафаэлем и устраивает ладонь на панцире Микеланджело. Тот высовывает голову — глаза у него совсем опухли, щеки испещрены дорожками слез. Увидев, кто пришел, он показывается целиком, перебирается к Драксуму на колени и прячет лицо в складках его халата. Секундой позже его пробивает новая волна рыданий, и Драксум никак не сопротивляется его прилипчивости.
Рафаэль шмыгает носом и начинает всхлипывать громче. Эйприл подымает взгляд, мягко пихает Донателло. После некоторой возни они перебираются в объятия Рафа, и тот стискивает их крепче, пока они плачут в его пластрон.
Драксум приходит к осознанию, что теперь эти дети — его ответственность. Лу Джитсу больше нет рядом.
«Позаботься о наших мальчиках», — сказал он и вытолкнул их в туннель мистической силой. И говорил не только о сегодня.
Они — его, и он позаботится о них.
Обо всех четверых.
_________________
Дети наконец засыпают, а Леонардо так и не вернулся. Чтобы его пропажу не заметили, Драксум осторожно перекладывает Микеланджело обратно к Рафаэлю, и тот полусонно переплетается с Эйприл. После чего Драксум отбывает на поиски своего запропастившегося творения.
Миссис О’Нил не видела его с тех пор, как обработала его ногу, значит, нужно отправляться на поиски. Здесь еще прячутся несколько человек — по большей части жители этого квартала, чьи дома тоже были разрушены. Ни мутанты, ни йокаи уже не производят на них впечатления, и все они знают Леонардо, но никто его не видел. Его нет ни в походной кухне, ни в области, предназначенной для приема пищи, а если бы он направился в жилой блок, Драксум бы заметил.
Этот пустоголовый не ушел бы, правда?
«Ну разумеется он ушел бы», — думает Драксум и спешит к выходу.
К счастью, он не пошел далеко — Драксум замечает фигуру в тени, едва только выходит на холодный ночной воздух. Леонардо забился под руины того, что когда-то было соседним домом. Хотя бы ему хватило ума спрятаться под навесом и оттуда глядеть на руины города, который всегда был его домом.
Драксуму приходится вскарабкаться по обсыпающемуся склону обломков. Прежде чем он забирается наверх, он успевает тысячу раз проклясть способность мальчишки телепортироваться. Он осторожно приближается, наполовину ожидая, что Леонардо сбежит, но, похоже, желание цапаться сошло на нет.
И хоть для Драксума это несомненно плюс, это заметно утяжеляет нависшее в воздухе уныние.
— Ты же знаешь, что тебе не стоит быть здесь, — просто говорит он. Леонардо даже не смотрит в его сторону. — … Как твоя нога?
На это ему в ответ пожимают плечами. Леонардо всё еще на него не смотрит.
— Ты голоден? На кухне осталось немного супа, — он пытался заставить остальных поесть, но никто не высказал желания. Так что он совсем не удивляется, когда Леонардо мотает головой. — И всё-таки тебе стоит пойти внутрь, оставаться снаружи долго небезопасно.
Леонардо никак не отвечает. Просто смотрит на город.
Драксум складывает руки, стараясь не раздражаться и не пустить это раздражение в свой голос, куда оно всё-таки просачивается:
— Ты намерен объявить мне бойкот на всю ночь? Я пытаюсь помочь тебе.
Леонардо пристально щурится на него и медленно, долго выдыхает через нос. Наконец он приподымает руку, пробуждает на запястье коммуникатор, который ему сделал Донни (единственный способ держать связь с тех пор, как сотовая связь приказала долго жить), и набирает сообщение на голографическом экране, которое затем показывает Драксуму.
горло болит не могу говорить
Драксум вспоминает, как мальчик кричал и кричал, пока больше не мог, и всё встает на свои места. Ну конечно ему будет болеть горло. Повезет, если он не повредил свои голосовые связки всерьез.
«Я тебя ненавижу!»
Он стряхивает эти слова, сосредотачивается на происходящем. Может, он никак не может помочь с ужасом этого дня, но для этого у него есть решение.
— Не уходи дальше в город один, — говорит он и спускается.
Он находит свои вещи — в схроне под защитой заклинания, чтобы всякие доставучие люди не вертелись поблизости. Порывшись, он выуживает искомое и направляется на кухню — закипятить воду.
Уже скоро он возвращается к Леонардо со старой кружкой со множеством сколов в руках. Не так-то и просто вскарабкаться к нему на верхотуру и ничего не пролить, но ему удается.
Леонардо, похоже, удивлен его возвращению, но, как и ожидалось, ничего не говорит, снова отворачивается и устремляет взгляд в небо.
Драксум тоже ничего не говорит, вместо этого подходит ближе и садится рядом. Леонардо никак не реагирует, и он предпочитает расценивать это как положительную реакцию.
— Вот, — произносит он, протягивая кружку. — Выпей это.
Секунду Леонардо просто смотрит на нее, но потом медленно берет в руки. Понюхав, он неприязненно морщит нос.
— Это лечебный травяной чай из Скрытого города, — поясняет драксум. — Для ран, как твоя нога, бесполезен, но помогает снять боль в мышцах, в голове… в содранном горле.
Леонардо смотрит на него округлившимися лазами, потом отворачивается и протягивает кружку обратно. Драксум забирает ее, пока он не уронил, и задавливает возражение, когда видит, что мальчик снова что-то печатает.
В этот раз сообщение гласит: дай его кого-нибудь кому он нужен
— И я даю, — произносит Драксум и прижимает теплую кружку к его несомненно холодной коже. — Он нужен тебе, и я его тебе даю.
Мальчик сомневается еще мгновение. Но затем, похоже, усталость наваливается на него разом, он просто горбится и дрожит. Он поворачивается и снова берет кружку в руки, долгое время просто грея руки.
Потом он отпивает совсем немножко, и Драксуму становится легче на душе.
Леонардо тут же кривится, и Драксум не сдерживает смешка.
— Вкус, может, и не очень хорош, но это куда лучше дурацких заменителей, которые используют люди.
Леонардо издает удивленно-смеющийся звук и жестом показывает «возможно». Он отпивает еще, и еще, и понемногу дрожь сходит на нет, а его поза становится все более расслабленной.
Они сидят в приятной тишине и наблюдают за непривычно тихим Нью-Йорком. Луны больше не видно, не за непроглядным слоем облаков пыли, но к тому моменту, как Леонардо отставляет в сторону кружку, уже довольно поздно.
— Пока тебе лучше не говорить, — уточняет Драксум, — но тебе лучше?
Леонардо медленно кивает, легонько трет горло пальцами. Затем набирает сообщение:
пить это было противно
Драксум снова тихо смеется.
— Мне казалось, тебе нравится чай.
Леонардо кривит рожу.
не такой чай. этот был чайдовищный
— Уф, это что, каламбур? Вот что чудовищно.
Леонардо усмехается. Едва заметно, но по-настоящему.
Пользуясь тем, как улучшилось его настроение, Драксум спрашивает:
— И какой же чай ты любишь? Не обещаю, что раздобуду его, но я постараюсь.
Улыбка пропадает с его лица. Он колеблется, потом пожимает плечами, едва заметно мотая головой.
— Ты не знаешь? — предполагает Драксум, и Леонардо кивает. Он снова колеблется, пальцы замирают и вздрагивают над клавиатурой, прежде чем он наконец набирает сообщение:
мне его всегда делал папа
Драксум читает эти слова. Потом поворачивается и взглядывает Леонардо в лицо. Глаза у того влажные, губы дрожат, и он сам дрожит, правда, в этот раз не от холода.
Драксум тихо придвигается и обнимает его за панцирь рукой.
Дитя ломается — слезы перерастают в сорванные вздохи и затем в срывающиеся всхлипы. Он сворачивается калачиком, пытается плакать тихо, и Драксум прижимает его крепче, без слов говоря, что всё хорошо, что он не один.
Здесь, на краю умирающего мира, Леонардо выплакивается до изнеможения, и Драксум становится отцом в четвертый раз.
Примечание
Примечание автора: Сплинтер умирает. Смерть за кадром, но в фанфике описаны непосредственные последствия этого.
Я сейчас слишком сонная чтобы сказать что-либо еще об том кроме того, что мне нравится папа-Драксум.
Примечание переводчика: как кофеман ответственно заявляю, что нет ничего лучше чашечки ангста с утра.