Четырнадцатое февраля. День всех влюблëнных. Он уже который год вызывал у Мо Жань только горечь и раздражение. А ещё ощущение одиночества. О да, одиночество — вот что погано скрежетало когтями где-то за рëбрами, царапая органы, калеча сердце и добираясь прямиком до души. А душа кричала. Рыдала, из последних сил цепляясь за что-то, что называли надеждой. И Мо Жань надеялась. До последнего, правда!
Но в этот раз она уже не могла выносить всего этого показушно-романтического кошмара. Её душу жгло, словно к ней прикладывали раскалëнное клеймо с меткой, состоящей из одного слова: «одиночка».
Ещё за неделю до праздника Мо Жань заперлась у себя в мастерской, где создавала изделия из глины, и принялась за работу. Казалось, за эти дни она ни на шаг не отходила от своей работы, трудясь в поте лица и совершенно забыв про еду, воду и сон. Но это было и плюсом: она не видела этого нарастающего шквала романтической требухи, которая, словно по-волшебству, возникала на улицах, по телевизору и вообще везде. К тому же, Мо Жань безумно хотела закончить в срок. Она безумно не хотела оставаться одной в этот поганый день…
Мо Жань удалось закончить скульптуру в срок. Но от души полюбоваться она ей не успела, усталость сморила Мо Жань сразу же, как только она села на стул и облокотилась о стол. Она была вся перепачкана глиной, желудок требовательно урчал, недовольный теми крохами, что ему доставались, а веки предательски наливались свинцом всё сильнее с каждым мгновением… В конце концов Мо Жань всё же уснула прям так, как сидела.
Пришла в себя она только под вечер, когда желтоватый свет фонарей проник в мастерскую сквозь верхние окна, которые единственные остались не зашторены. Мо Жань слабо что-то промычала и несколько раз моргнула, силясь разлепить веки. Когда ей это удалось и она увидела, что мастерская погружена во тьму, сию секунду же вскочила на ноги. Последние минуты дня всех влюблëнных ускользали, словно песок между пальцев.
Мо Жань подорвалась с места и подскочила к глиняной скульптуре. Та всё также стояла там, где её оставили и бездушными серыми глазами смотрела куда-то в пустоту. Не на Мо Жань.
— Я так не хотела… — Мо Жань было заговорила, но поняла, что не может больше выдавить ни слова, ощущая, как её душат слëзы. И они, не медля ни мгновения, побежали по перепачканным глиной щекам.
Мо Жань быстро моргнула пару раз, пытаясь вернуть чëткость картинки, и только потом протянула чуть дрожащую руку к лицу скульптуры, медленно положила ладонь на щëку, провела большим пальцем по глиняной коже… Холодная. Даже слишком холодная. Что-то больно кольнуло где-то в центре груди, от чего из глотки Мо Жань вырвался тихий болезненный всхлип. Она ведь всего лишь хотела создать себе иллюзию того, что она была не одна, так почему же этот день так поглумился над ней? Разве она не могла бы выдержать ещё одного дня без сна?..
Зашторенное окно мастерской внезапно распахнулось, с громким стуком ударившись о стену, впуская внутрь морозный ночной воздух и свет ближайшего фонаря. Мо Жань вздрогнула, одёргивая руку от скульптуры, и тут же повернулась на шум. Ничего. Только пыль медленно плясала в желтоватом фонарном луче, представляя собой образец спокойствия и умиротворения. Ничего.
Мо Жань судорожно вздохнула и снова всхлипнула. А потом повернулась обратно к скульптуре. И застыла, как заворожённая. Скульптура. Она…
Вместо серой холодной скульптуры перед Мо Жань стояла девушка. С бледной кожей, аккуратными (даже чересчур идеальными!) чертами лица, тëмными волосами, заплетёнными в косу (Мо Жань помнила, как вылепила для скульптуры такую же причëску!) и… живыми серыми глазами, которыми она смотрела прямо перед собой. На Мо Жань.
Что-то сильно сжало горло изнутри, не давая ни одному звуку вырваться наружу, а эти звуки, в свою очередь не находя выхода, спускались куда-то вниз, заставляя органы гореть, как при пожаре. Лишь слëзы катились по щекам, будто бы пытаясь смыть следы глины.
Скульптура… нет. …Девушка медленно, словно на пробу, подняла руку и, продолжая смотреть на Мо Жань таким же спокойным взглядом, положила ей ладонь на щëку, как ранее это сделала сама Мо Жань. Тепло. Сердце зашлось в бешеном ритме. Тепло! Человеческая тëплая кожа! Мо Жань схватила девушку за запястье второй руки и поднесла его ближе к лицу, чтобы точно убедиться, что это реальность. Рука настоящая!
Внезапно в глазах Мо Жань промелькнула тень ужаса. Она быстро отпустила запястье девушки, отпрянув от неё на два шага назад, чуть не снеся стол с инструментами и подсохшими кусочками глины.
Это не возможно! Скульптуры не могут оживать сами по себе!
Это сон — Мо Жань, крепко зажмурившись, посильнее скрутила пальцами кожу на руке. Больно. А потом распахнула глаза. — или она сошла с ума. Ничего не изменилось. Девушка, опустив руки смотрела на Мо Жань с непониманием и некоторой обидой в глазах. Разве звëзды, когда открылось окно, ей ничего не объяснили?.. Ох… эта девушка же не слышит звëзды. Она человек…
— Я Чу Ваньнин. — Стоило девушке заговорить, как Мо Жань невольно дëрнулась от неожиданности, — Ты не слышишь звëзды, но они разрешили моей душе спуститься к тебе. Им стало жаль твоё сердце.
Мо Жань продолжала ошалело вглядываться в девушку, назвавшуюся Чу Ваньнин. Говорящие звëзды, данное душе разрешение, жалость к сердцу… что за ерунда?! Мо Жань колотила мелкая дрожь — не то от холодного воздуха из открытого окна, не то от непонимания происходящего.
Чу Ваньнин, видя, что ей не верят, покачала головой и попыталась сделать шаг вперёд. Вышло неловко, от чего Чу Ваньнин чуть не упала, покачнувшись на неокрепших ногах, но Мо Жань, больше рефлекторно, подлетела к ней и поддержала за плечи.
— Гм… спасибо. — Кивнула Чу Ваньнин, чуть нахмурив изящные брови, — Так давно не ходила на человеческих ногах…
Их взгляды снова пересеклись, но в этот раз Мо Жань не спешила опускать глаза. Неужели это всё действительно правда?.. Кожа Чу Ваньнин тëплая, как человеческая, она говорит, как человек, она, в конце концов, двигается, как человек!
— Ты уйдёшь? — прошелестела Мо Жань слабым голосом, всё ещё сжимая пальцы на плечах Чу Ваньнин.
— Я останусь. Я же сказала, звёзды разрешили моей душе к тебе спуститься. Теперь я… — Чу Ваньнин на мгновение задумалась и пожала плечами, — вроде как человек. В прошлой жизни я умерла в двадцать семь лет, так что моя душа вернулась к жизни в этом же возрасте.
Мо Жань ощутила, как внутри неё расцвело странное, не похожее ни на какое испытанное до этого, чувство. Её начали душить слëзы и одновременно с этим тело охватило ощущение лëгкости. В голове, словно набатом билась одна единственная фраза: «не одна».
Не одна.
Она теперь не одна.
Чу Ваньнин, видя, как на лице Мо Жань сменяются разнообразные эмоции, неловко приподняла руки и притянула её к себе в объятия.
Им ещё многое придётся узнать друг о друге, но сейчас их заботило только то, как долго они могут простоять вот так в объятиях, пока окно открыто и комнату заполняет холодный ночной воздух…
Кажется, ненависть ко дню всех влюблëнных начинает утихать.