Жан прошмыгнул за угол столовой, отчаянно желая побыть в одиночестве и успокоиться. Зачем мать вообще зашла внутрь, почему не подождала, например, снаружи? К тому же, он ведь сам собирался к ней зайти, просто не сейчас, а потом. Позже. "Жанчик", серьезно! Она б его еще "малышом" при всех назвала, черт, как же унизительно. И Микаса все слышала, и Эрен тоже… Вот этот ему теперь точно прохода не даст, придется терпеть как минимум две недели издевательского "Жанчика" и глумливых ухмылок, если не больше.
Жан раздраженно стукнул о каменную плитку материнским кульком с какой-то коробочкой и взъерошил волосы, стараясь остыть. Что-нибудь съедобное, наверное, как обычно. Она еще и сержанта напрягла, заставив этот кулек тащить. Но, наверное, кричать на мать не надо было, особенно при всех. С другой стороны, ну сколько можно его позорить, в самом деле! Он надеялся хоть в кадетке этого избежать, думал, она наконец поняла, что теперь Жан уже достаточно взрослый для сюсюканий, ага, рано радовался. Еще и кулинарный поединок этот дурацкий, который ему теперь ни за что не выиграть – было бы глупо пытаться пробраться на склад за мясом во второй раз. Что ж за день-то такой.
Жан собрался нецензурно и в красках поведать освещенным закатным солнцем камням о том, что он думает об этом дне в целом и о совершенно неуместном визите матери в частности, но вдруг заметил торчащие из-за колонны мыски чьих-то сапог. Не дай бог снова кто из командования, но не могли же они заметить отсутствие ключа от склада так скоро… Хотя, учитывая хреновость дня, Жан бы совсем не удивился.
Но это оказался Йегер, который, понурившись, сидел в тени и, кажется, ел принесенное матерью яблоко.
– Эй? – окликнул Жан.
Эрен поднял голову. Выражение лица у него было серьезное и… грустное? Жан опешил. Он уже внутренне приготовился к первому раунду подколок, а тут вдруг этот унылый вид.
– Ты чего здесь сидишь?
– Да так, – он неопределенно мотнул головой. И протянул яблоко, которое оказалось целым. - Держи. Прости, что взял.
У Жана округлились глаза.
- Извиняешься? Ничего себе, вот уж не знал, что ты умеешь! А за что?
- Завались, - беззлобно отмахнулся Эрен. - За то, что оставил его себе. Тебе ведь мама принесла.
Жан растерянно взял яблоко. Фруктами их, конечно, кормили, но нечасто. Он бы совсем не удивился и тем более не обиделся, если бы Йегер после скудного ужина схавал свой трофей сразу.
- А ты повел себя как говнюк, - вдруг отчитал его Эрен. - Нельзя с матерью так. И вообще сядь, у меня шея болит на тебя, каланча, голову задирать.
Он, конечно, совсем охренел так разговаривать. Какое право Йегер имел его тут отчитывать, как несмышленого ребенка? Голову ему задирать тяжело, ишь ты, его бы пнуть хорошенько, а не компанию по просьбе составлять. И все же Жан сел рядом. Слишком уж у Эрена был потерянный и тусклый взгляд. Тем более, здравое зерно в его словах было.
- Да знаю я, - вздохнул он.
Настала очередь Йегера удивляться.
- Признаешь свои ошибки? Вау, не знал, что ты умеешь!
Жан только фыркнул в ответ и отвел взгляд. Они сидели рядом, почти соприкасаясь локтями. Камни под поясницей уже начинали остывать после жаркого дня, но вставать не хотелось, пусть воцарившееся молчание и было малость неловким. Жан заметил, что сапоги Эрена оказались не в пример чище его, надо будет потом их протереть, что он, хуже, что ли. Недалеко гомоном голосов шумела улица, но в закутке было тихо. Жан принялся нервно вертеть яблоко в руках, выворачивая слишком длинный черешок.
- За что ты вообще с ней так? - вдруг спросил Эрен.
- А ты будто не слышал. Она ко мне так лет с пяти относится и все перестать не может.
- Она ведь не со зла.
- Это понятно, но не при всех же так меня позорить!
- Да уж, ты и сам с этим прекрасно справляешься, - усмешка Эрена снова была какой-то вялой, и из-за этого желание дать ему подзатыльник отпало на корню. - Неужели ты поэтому не хотел к ней идти?
- С чего ты взял, что не хотел? Я зашел бы, просто попозже.
- Мы же завтра днем уходим. Джек вот сразу к своим побежал.
Жан фыркнул и отвернулся. Вот же пристал. Какое ему дело до Джека и его, вероятно, более здоровых семейных отношений.
- Вот значит утром и пойду! Просто раздражает уже эта ее гиперзабота, нигде от нее не скрыться, блин. Тебе не понять, - сердито сказал он.
Эрен нахмурился и поджал губы. Жан проклял свой длинный язык и захотел ударить себя по лбу, осознав наконец, кому все это говорит. Тому, кто остался сиротой и потерял свой дом в десять лет, у кого нет и больше никогда не будет возможности в короткой увольнительной забежать проведать маму утром.
Жан бы не удивился, если бы по лбу его сейчас ударил Эрен. Это было бы заслуженно, и он приготовился защищаться. Но Эрен не ударил, просто продолжил невидяще смотреть на свои сложенные на коленях руки.
- Прости, - запоздало и неловко извинился Жан. - Я не должен был тебе ныть, зная, что твоя мать, ну…
- Забей, - сказал Эрен таким тоном, что, возможно, лучше бы врезал, и встал.
- Стой! - окликнул его Жан и вскочил следом, зачем-то начиная оправдываться. - Слушай, правда, извини, я просто…
- Сказал же, отвали, - огрызнулся тот и толкнул его плечом, стараясь пройти мимо.
Несмотря на их вечные перебранки и попытки подколоть друг друга, эта тема негласно считалась запретной. Издеваться над смертью, особенно над смертью близких, было отвратительно и недостойно. Он не хотел действительно ранить Эрена так глубоко и больно, никогда не хотел. Жан быстро сунул яблоко в нагрудный карман и схватил его за руку, не придумав толком, что вообще собирается сказать. И неожиданно для себя выдал:
- Давай вместе поедим?
- Чего? - недоуменно переспросил Эрен, от удивления даже прекратив вырываться.
- Еду, гений, - буркнул Жан, чувствуя, как щекам становится горячо. Потому что жара под вечер еще не спала, конечно, все из-за нее. - Которую мать принесла.
Он отпустил чужую теплую руку и демонстративно помахал поднятым кульком. Однако Эрен смотрел не на еду, а ему в глаза, принимая решение. Потом его взгляд потеплел на пару градусов.
- Ладно уж. Что там?
- Черт знает, сейчас посмотрим.
Жан снова сел на землю, разматывая неброскую ткань. Внутри оказались какая-то записка, которую он спрятал во внутренний карман, не желая показывать Эрену – мало ли, что там, наверняка опять материнские глупости! - и простая коробочка с овощами и омлетом. В груди потеплело. В детстве он очень любил материнскую стряпню, а такой омлет с подливой считался чуть ли не лекарством от всех проблем. Самое то для установления перемирия. Однако проблема заключалась в том, что вилка была одна. Он посмотрел на Эрена. Эрен плюхнулся рядом и пожал плечами. В тренировочных походах им случалось не раз и не два есть из одной тарелки и пить из одной кружки, было не до брезгливости. Жан кивнул, разрезал омлет вилкой ровно напополам и передал коробку Эрену. Пусть он как пострадавшая сторона пробует первым. Сам Жан пока стащил помидорку и закинул в рот, смотря, как Эрен осторожно отламывает кусочек омлета.
- Здорово! - восхищенно выдохнул тот, прожевав, и передал Жану вилку. - Твоя мама замечательно готовит.
Жан угукнул и тоже съел кусочек. Правда как в детстве.
- Я тоже, кстати, такой омлет делать умею, - похвастался он.
- Врешь!
- А вот и не вру. Когда я дома готовил, матери нравилось.
Эрен недоверчиво покачал головой, но спорить дальше не стал, просто забрал вилку и отломил себе еще кусочек. Теперь тишина была почти уютной. Они ели омлет и овощи, передавая коробочку друг другу. Жану вдруг неуместно пришла в голову мысль о том, что это может считаться непрямым поцелуем, как около недели назад шутила Саша. Она тогда уронила ложку и поленилась идти за чистой, как ее просила сделать Микаса, так что они, придя к компромиссу, ели суп из одной. Непрямой, значит, поцелуй... Зачем только вспомнил? Жан попытался быстро прогнать эту бредовую мысль, но она прогоняться отказалась. И привела за собой не менее дурацкие мысли о том, что теперь они сидели ближе - потому что так удобнее было брать еду, только поэтому - и их плечи соприкасались, когда Жан двигал рукой с вилкой. Что на плече у Эрена сидел солнечный зайчик, перескакивающий на мягкую щеку, когда он наклонялся ближе к коробочке, чтобы ничего не уронить. Что его губы чуть блестели от масла с омлета, и не смотреть на них становилось все труднее. Какого же черта он об этом думает?!
Эрен, который, очевидно, не тратил время на рефлексию, уже успел доесть свою половину омлета и облокотился на стену с блаженной улыбкой. Кажется, ему наконец полегчало. Материна еда все еще оставалась решением всех проблем.
- Как же все-таки вкусно… Думаю, тебе стоит приготовить такой омлет на кулинарный поединок, если правда умеешь.
Жан был очень благодарен за возможность вывести мысли из этого странного и опасного русла.
- Ты дурак совсем? - резонно поинтересовался он. - Саша этого своего вепря зажарит, и все, победа у нее в кармане. Это же мясо.
- Не скажи. У мяса вкус мяса, круто, да. А у этого омлета вкус дома. - Эрен снова отвернулся и добавил: - Моя мама готовила почти так же. Я до сих пор помню.
Жан так и не нашелся с ответом, и Эрен продолжил.
- Может, командующий Пиксис тоже нечасто видит свою семью, а ты ему напомнишь, что это значит.
- Думаешь, я так правда смогу победить?
- Возможно, - ответил Эрен и ухмыльнулся, - Если твои кривые руки умудрятся все не запороть!
Он точно наконец вернулся в свое привычное язвительное состояние. И Жан соврал бы, если б сказал, что его это не обрадовало.
- Чего?! - возмутился он. - Мои руки уж точно попрямее твоих будут. Ты хоть раз в жизни сам чего-то готовил, а не только картошку на кухне чистил, еще и хреново?
- Нормально я чищу!
- Ты полкартофелины с кожурой срезаешь, придурок!
Эрен вежливо выразил свое глубокое и искреннее несогласие. Жан отметил, что он ошибается, считая свои навыки готовки лучше, и оное категорическое несогласие означает только признаки низких интеллектуальных способностей и отсутствие достаточной кулинарной компетенции. Эрен сказал, что подобные реплики со стороны Жана непростительны, и он чувствует себя оскорбленным до глубины души. Говорил он все это, впрочем, помогая заворачивать пустую коробочку обратно.
К облегчению Жана, все вернулось на круги своя. Пусть лучше Эрен называет его криворуким (все равно он в корне не прав, как обычно), чем сидит один и потерянно смотрит на принесенное чужой матерью яблоко.
А про свои странные мысли можно будет подумать и позже.