В Утёсную пещеру Киарах вернулся уже следующей ночью, когда покинул немногим до рассвета. К его удивлению самым сложным было выловить жреца — похоже, набеги Эолы вселили в его сердце страх, от чего имперец старался лишний раз не появляться в вверенном ему месте. Трус. Бесхребетный трус, которого оказалось достаточно лишь припугнуть под обещание сокровища, если будет вести себя смирно.

— Так ч-что я должен буду делать? — жрец рискнул заговорить лишь когда извилистый путь между скалами вдоль реки привёл к древней двери.

Киарах не ждал, что трясущийся слизняк вообще рискнёт к нему обратиться. И не только из-за угроз. Своего скверного настроения шаман не скрывал. Сказывалась усталость, двое суток не знавший сна организм требовал отдыха, а не очередного бодрящего зелья. А плечо болело всё сильнее, говоря, что незнакомое пойло не справилось с заразой до конца. Киарах почти не чувствовал руки и подозревал, что поспать удастся не скоро. Как только исполнит волю Королевы Духов, рванёт на поиски ведьмы или матриарха, что смыслят в целительстве лучше него.

— Идти вперёд. Открывай дверь, — отрывисто бросил Киарах, кивая на короткий тайный ход в святилище, что показала ему Эола.

Жрец открыл рот, чтобы спорить. Поздно решил показать свои мелкие зубы. Не желая тратить времени, Киарах ужалил его слабенькой молнией и снова кивнул на дверь. Мимолётную храбрость имперца как ветром сдуло.

Тишину уводящего вниз тоннеля нарушали лишь шумные шаги и нервное дыхание жреца, за которым терялась тихая поступь Изгоя. Вот и коридор-преддверие. Магический свет в этот раз не требовался — горели многочисленные свечи. Из трапезной доносились весёлые голоса и стук посуды. Жрец застыл испуганной овцой, на что снявший маску с капюшоном Киарах без церемоний толкнул его в спину и оскалился в лицо, едва имперец обернулся.

И тот, едва взглянув в чёрные глаза, рванул прочь с писком испуганной мыши. Киарах негромко хохотнул — небось, настолько паршиво выглядит, что одним видом людей пугает. Ему понравилось. Бежать за жрецом он не собирался — глупая овца бросилась прямо в стаю падальщиков, голодно затихших при виде дичи. И, когда Киарах ступил в трапезную, Эола уже занималась главным блюдом, околдовывала, внушала покой и доверие, чтобы жертвенный ягнёнок сам побежал навстречу алтарю. Не мешая ей, шаман встал по другую сторону от жреца, внимательно рассматривая новые лица.

Пятеро всего. Альтмера с босмеркой в грязных запылённых робах, сидевших ближе прочих к алтарю, Киарах лишь отметил. Больше внимания уделил ставшим неприятными сюрпризами нордам, что уставились на него с неожиданной доброжелательностью, пусть не без доли настороженности. Без шкур сочли его одним из оседлых предельцев, не иначе.

Вот жрец спешит к святилищу Намиры, а Эола кивает Киараху следом. Вместе они синхронным шагом ступают по разные стороны широкого каменного стола. Нога в ногу, под почтительное молчание чтящих Королеву Духов. Одновременно всходят по ступенькам. Одновременно застывают по разные стороны алтаря с разлёгшимся на камне имперским ягнёнком. Его глаза встретились с искажённым ликом святилища и закрылись под замедлившееся дыхание спящего.

Эола улыбалась торжественно, счастливо. Для неё больше чем пир. Она чувствовала, что нынешнее торжество особенное, даже не зная истинных целей своего нового собрата во мраке древней Тьмы. Когда она простирала руку к сопящему жрецу Аркея, пальцы в предвкушении дрожали, но голос был необычайно твёрд:

— Блюдо — на столе Намиры. Не отказывай себе. Режь!

Последний призыв прозвучал громовым раскатом, заставившим вздрогнуть пару пирующих. Киарах смотрел в глаз бретонки, чувствуя в груди растущее торжество, что теснило беспокойно заворочившуюся драконью душу. Да, этот пир будет для них всех особенным. Вне сомнений.

— Ты спрашивала, как мой народ почитает Намиру, — в руку лёг ритуальный кинжал, что отправил десятки душ на вечный гон Охотника и в тёмные объятия Королевы Духов. — Так смотри внимательно.

Кинжал рассекал плоть привычным движением. Столько раз он шёл в ход, что ведущей руке не нужна была вторая. Киарах положил орудие на стол алтаря и просунул ладонь в разрез. Сквозь сон с губ имперца сорвался стон боли. Пальцы нащупали горячий ком, бьющийся размеренно, без страха, в полном покое неведения. Обхватили крепко и рванули прочь.

В этот миг ничтожный жрец Аркея получил своё сокровище — вместо бесполезного бога его в свои руки приняла Намира. Если будет её воля, в следующей жизни он получит побольше ума и смелости.

Шаг назад, чтобы полностью охватить взглядом святилище. Киарах протянул ещё бьющееся сердце искажённому лику, как протягивают кружку другу.

— Тебе, Королева Духов.

Зубы впились в склизкую плоть. Горячая кровь потекла по подбородку, шее, намочила затянувшую грудь кожу брони. Полная тишина, лишь звуки разрываемой плоти её наполняли. Методично, размеренно Изгой поглощал сердце, отрывая куски такие, чтобы сразу глотать без траты секунд на жевание.

Впервые он пожирает сердце в знак почтения, а не во имя превосходства или страха. И с каждым укусом теснее смыкаются на плечах объятия великого духа.

Зубы смяли сердечные трубки. Последний кусок, но не отравившийся сразу в глотку — в скоплении горячей плоти язык нащупал что-то твёрдое и холодное. Движение челюсти, зубы ухватили внезапный предмет, пальцы достали. Последний кусок ушёл в желудок, а собственное сердце пропустило удар, когда глазам предстало грубое кольцо, чей рисунок щерился жучиными жвалами.

Киарах чувствовал, как губы изгибаются в улыбке. В его руке материальная частица силы Намиры, к которой он стремился. Испытание завершено. Зубами шаман помог себе надеть желанную награду на палец.

Объятия ледяного мрака и ползущих под кожей опарышей укрыли его с головой.

— Моё верное чадо. Я наблюдала за тобой с твоего первого дара мне. Столько лет ты возносишь мне мольбы и просьбы, столько душ отправил в мои владения, а теперь приходишь в желании отдаться мне целиком. Мудрый выбор, мой Драконорожденный.

Потусторонний голос разносился отовсюду и изнутри. Киарах в почтении склонил голову и закрыл глаза, лучше сосредотачиваясь на голосе Королевы Духов. Услышать её честь для него.

— Приветствую тебя, Королева Духов. Я, Киарах Вороний Сын из клана Призрачных Когтей, благодарю тебя за твой дар мне. И я прошу твоей помощи в освобождении моей земли.

Бег опарышей дополнил перебор жучиных лапок, из-под кожи устремившийся дальше, глубже, наполняя собой раненое плечо.

— Носи моё кольцо с гордостью, дитя. Знай: оно всего лишь начало. Отдай мне всего себя, Драконорожденный. Вверь мне своё тело и свою душу, Служи мне, и я не оставлю тебя, куда бы ни завела дорога. Стань моим избранным чадом, и я благословлю твои плоть и дух. Тогда, гася ложный свет, неся мою тьму, ты исполнишь мечту о свободном Пределе.

Киарах крепко стиснул кулак, чьи пальцы ощущали холод кольца Намиры. Пошевелил второй рукой, в которой не осталось боли и заразы. Он знал — то была сила кольца, подстёгнутая благословением создательницы.

Ледяной мрак крепко держал тело и дух, без угрозы, но в обещании защиты и опоры. Киарах продолжал улыбаться. Он рассчитывал на силу, но также надеялся на то, что разовым даром всё не ограничится. Королева Духов услышала его неозвученные просьбы.

Цена приемлема. Быть может, для какого чужестранца она была бы слишком велика, но Киарах крови Предела. Как прочие сородичи в смерти он и так уйдёт в мир духов Госпожи Разложения, чтобы она по своему усмотрению вернула его в мир материальный вновь. И так раз за разом, пока душа не достигнет истинной мудрости. Всё, чего требует Намира сейчас — закрепления её права на душу человека драконьей крови, гарантий, что её не получит никто другой. Гарантий, что можно дать только добровольно.

Служба при жизни — разумная плата за силы. Чтобы что-то получать, надо что-то отдавать. Простой, но действенный принцип, работающий и для смертных, и для великих духов.

Потому ответ может быть лишь один:

— Я твой, Королева Духов.

— Ты мой, Драконорожденный, — тьма напоследок сильнее сжала Изгоя в объятиях. Но несущих не холод смерти, а тепло ещё не остывшего тела. Не великая богиня обнимала избранника, но строгая заботливая мать своё дитя. — Никогда не забывай об этом. Насладись пиром, раздели плоть и желчь слуги Аркея с новыми братьями и сёстрами. Потом иди в Маркарт. Найди раба серебра и крови и распорядись его судьбой с умом. Когда придёт срок, ты своей рукой направишь его в мои владения, моё избранное чадо.

Договор заключён.

Киарах открыл глаза, чтобы встретиться с сияющим взором Эолы, что стояла у алтаря, торжественно простирая к Изгою руки.

— Храм очищен, а кольцо Намиры получило нового хранителя. Всё, на что я надеялась, сбылось! — её громкий голос эхом разносился по тихой трапезной, отталкивался от стен, достигал ушей сидящих. — Слава тебе, Хранитель кольца! Да здравствует избранное чадо Намиры!

— Да здравствует избранное чадо Намиры! — в тон ей рявкнули пирующие, вскидывая кружки и кубки.

Эола опустила руки и указала на стол.

— Прошу, окажи нам честь. Раздели с нами трапезу, Хранитель кольца.

Сидящий с краю альтмер немедля подвинулся, позволяя избранному чаду Намиры сесть ближе к святилищу повелительницы. Киарах воспользовался обоими приглашениями, внимательно наблюдая за каждым из собравшихся и прислушиваясь к себе. Опарыши взора Королевы Духов оставили его, но её тьма цепким жуком обхватывала палец, пронзала нутро человека, наполняя желанной силой, милостивым благословением. Киарах подвигал ставшей здоровой рукой, коснулся плеча. От раны остался лишь очередной шрам.

Эола тем временем сноровисто срезала одежду с тела блюда и кивнула альтмеру. Тот встал, взмахнул рукой, притягивая невидимое. Мёртвый жрец перелетел с алтаря в центр стола, где на него немедля набросились последователи Королевы Духов, кинжалами и вилками отрывая в свои тарелки куски посочнее. Один из нордов вовсе впился в бок зубами оголодавшим псом. Киарах отметил, как при виде такого на лице альтмера поселилось снисходительно-сочувствующее выражение. Сам эльф отрезал куски манерно и чисто, как, небось, резали мясо на приёме, куда проникала Дельфина.

Альтмер заметил интерес к себе и доброжелательно представился: Санион. После представил прочих. Сидящую напротив босмерку Нимфанет, что наливала в кружку кровь из рассечённого запястья жреца. Лисбет, что-то говорившую голодному псу Бенингу. И лысоватого Хогни, который пересел к Нимфанет и пялился на Киараха. Изгой уставился в ответ. Если норду есть, что сказать, пусть говорит. Но тот лишь отсалютовал кружкой и набросился на человечину в своей тарелке.

Вообще все последователи Королевы Духов кинулись на плоть жреца Аркея с редкой жадностью, словно голодали недели две. Чавканье шести ртов слышалось, будто в трапезной сидело не менее полутора десятков голодных людей. Дети Намиры поглощали всё, до чего дотягивались, будь то сырое мясо, жир, кровь, желчь, вгрызались в кости. Эола с упоением высасывала костный мозг. Санион расколол череп невесть откуда вытащенным молоточком, и Лисбет с Нимфанет поделили по тарелкам мозг головной. Бенинг обгладывал мясо с отломанного ребра. Хогни примеривался к органам живота в муках выбора, откуда начать.

Киарах не особо налегал на пищу, сердце выдалось сытным, потому шаман из почтения к пиру Королевы Духов лишь лениво грыз жреческий палец, запивая разбавленным кровью элем. Он больше наблюдал за обжорством детей Намиры, ловя себя на мысли, что это зрелище… умиротворяет. Изгой чувствовал себя бывалым вороном, что взирает на птенцов, заклёвывающих добытую родителем дичь.

Взгляд напротив. Эола сыто развалилась на скамье и, как и он, то и дело посматривает на прочих пирующих. Не мать-птица, но старший птенец предыдущего выводка. Больше опыта, но которой всё ещё предстоит многому учиться.

— Так тебя впрямь Киарахом звать? — наконец решился говорить обожравшийся Хогни после того, как уже через силу покончил с желудком. Норд грудью развалился на столе, пялясь на шамана с настороженным интересом. — Вот уж не думал сидеть за одним столом с вождём Изгоев. Намира способна свести даже таких разных людей, да?

Воистину, Киарах сам не ждал есть совместно с нордами. Но он смог примириться с мыслью, что во тьме Королевы Духов они почти равны. Куда больше его заинтересовали иные слова Хогни.

— Откуда ты меня знаешь?

— Так с розыскного листа, — как само собой разумеющееся пояснил норд, но под требовательным взглядом дополнил: — У нас в Маркарте стоит доска с объявлениями. Там вешают, в основном, объявления о пропаже чего-то, мелкие поручения по доставке, но больше награды за головы ворожей и вождей Изгоев. Вот там я твоё имя и видел, уже лет шесть не снимают или семь, только награду накручивают. Ты стоишь, как небольшой дом где-нибудь в верхнем районе! Это же чем можно так себя… хе-хе… зарекомендовать?

— Убийства, поджоги, грабежи, даэдра, жертвоприношения. Много больше каких-то семи лет. Вы измеряете свой страх перед нами в деньгах, и будь уверен — каждая монета оправдана кровью, — Киарах зловеще оскалился, от чего Хогни на миг напрягся, но тут же взял себя в руки, вспомнив, где они и под чьим взором. Шаман убрал оскал и обвёл взглядом каждого из пирующих. Разговоры притихли, чавканье тоже — наелись. — Не бойтесь. Пока Намира зовёт вас своими детьми, первым я никого из вас не трону. Но не ждите, что мой нейтралитет распространяется на остальных Изгоев.

Ни слова лжи. Киарах их не тронет не только из-за Королевы Духов, он не хочет трогать этих людей и эльфов сам. Даже нордов, во что ему с трудом верилось. Сейчас, сидя под перекрестьями взглядов детей Намиры, Киарах испытывал странное чувство… не единства, нет. Но чего-то близкого. Волей Королевы Духов он повязан с этими чужаками жертвенной душой, пожранной плотью и одной богиней, хоть понимаемой ими по-разному. Намира свела в одной трапезной смертных столь разных, но столь одинаковых в отверженности, своей у каждого.

Только в глазах Киараха все шестеро, включая Эолу, всё равно не больше, чем едва раскрывшие глаза детёныши.

Изгой слушал каждый разговор, каждый короткий обмен впечатлениями или комментарий во славу Намиры. Помнил речи Эолы и её короткие пояснения веры. Отверженные, отрекшиеся, наделённые тем, что зовут уродством — голодом по плоти себе подобных. Эти люди и эльфы приняли своё уродство, перестали отделять, полюбили, отдались ему. Скинули шелуху и не испугались быть такими, какими их породила природа. Этим они заслужили милость Королевы Духов.

Но это лишь одна из граней понимания Намиры, самая явная. Чего ещё ожидать от чужаков, что едва осмелились отречься от своих бесполезных богов? Они ещё не понимают, что она много больше, чем повелительница уродства, разложения и мерзких гадов.

Она тьма, что стоит у истоков мира.

Та, кто учит, что уродство в любой его форме — это естественный порядок вещей. Если что-то существует, значит, оно таким задумано, и не смертным это оспаривать. Живые пожирают мёртвых, чтобы жить. Гниение питает землю и даёт всходы урожаям. Смерть и жизнь, как они есть. Это есть Намира, та тьма, которая даёт и забирает жизнь, из которой в мир приходят, и в которую уходят. Истинное лицо жестокого мира, которое не желают видеть слепые трусы, погрязшие в своих искажённых образах красивого окружения, боящихся принимать его таким, каким он существует.

Вот, что за правду впитывают дети Предела с молоком матерей и историями сказителей. Вот, чего не понимают эти всего лишь личинки, едва выползшие из яиц. Но даже такие личинки угодны Королеве Духов. И потому Киарах не будет их переучивать, ведь Королева Духов того не требует. Кто захочет познать Намиру глубже, тот спросит его сам.

А пока шаман приготовился дальше смотреть, слушать и говорить. Пир ещё не окончен.