В каплях битума горят разбитые коленки матовой бронзой,
Дальше в палевой дали умри, но догори, там катится солнце.
(прыгай и лови)
Усталый жгучий шар по старым этажам, кустам и колодцам,
(двигай и беги)
Отсюда втихаря, там не было тебя, там катится солнце.
Последнее лето детства-Краснознаменная дивизия имени моей бабушки.
Солнце, кажется, никогда не светило так ярко, как сегодня. Его лучистые, веснушчатые длинные отсветы струились через оконную решетку, высветляя темное дерево. Садились они еще дальше: расползались по каменному полу небогатого поместья, почти освещая все помещение. В скромно-убранном поместье, на деревянном столе, расположились жестяная тарелка и высокая кружка с недопитым пивом. Рядом утаился кожаный пояс, настолько темный, что ночным пятном уживался на столе. Царила полная тишина, но сохраниться ей надолго было не суждено. Из комнаты, находившиеся за стеной, вылетел молодой, с виду, воин. Белокурые волосы его, в моменте подхваченные воздухом, расплескались морской пеной по его плечам, лицу и, позже, полу. Парень, несмотря на боль от соприкосновения с холодным полом, улыбался, сверкая зелеными, как травяное поле, глазами. В длинных пальцах его ютились серебряные браслеты, доставшиеся в наследство от предков. Они, еще ни разу им не ношенные, были покрыты пылью, которая была быстро убрана. Убедившись, что украшения выглядят презентабельно, Роза наконец поднялся и подставил лицо светлому солнечному лучу. Желтый свет расползался по его светлым волосам, впитывался в них, превращая в более теплый оттенок. И он бы так и стоял под его теплыми волнами, если бы не отвлекшее его ржание проходящих лошадей. Белокурый моментально забывает про утренние радости и всматривается в улицу. По дороге, проходившей по улице мимо его дома, стекались различные воины, со всех уголков их королевства. Роза успел заметить и магов с магическими посохами, и рыцарей в доспехах, все они стремились к центру королевства. И только сейчас парень вспомнил, что король созывал всех воинов, кому не страшны опасности, к своему замку до полудня. Без объяснения причины, передали лишь то, что дело государственной важности и объявлять его будет сам монарх. Не теряя ни мгновения, Роза схватил с кровати черный, с алыми, почти багровыми, вставками, плащ и вылетел из двери. Внутреннюю часть ладони приятным холодком встретила железная ручка меча, торчащая из ножен, которые парень впопыхах кинул через плечо. На запястьях сверкали в солнечных лучах браслеты, моментально закинутые на руки.
Дверь поместья громко хлопнула, закрытая сквозняком, но ее голос утонул в шумной улице перед городской деревней. Ветер развевал белокурые локоны воина, бегущего по оживленной мостовой. Над головой проживало голубое, необычайно чистое небо, без единого пышного белого облачка. К нему, к нежно-голубому небесному озеру, снизу тянулись высочайшие деревья с зелеными, пышными макушками, усыпанные тысячами различных листочков. Тянулись и были обласканы теплым желтым светом, который осветил сотни лиц воинов и простых горожан, хлопочущих на своих дворах. Все они, жители этой деревни, поворачивались к проезжающим мимо странникам, радостно приветствовали, размахивая руками и присвистывая вслед. Юные дети выбегали на улицу, поглазеть на знаменитых защитников их дома и светло смеялись, когда какой-либо добрый воин потреплет их светлые, еще пока малые головы, оставляя незабываемый отпечаток в их сознании. Один такой несмышленый ребятенок уцепился за длинный плащ белокурого, почти становясь его спутником. Сумел он это провернуть только по той причине, что Роза, пробежав почти до центра мостовой, решил сбавить темп. Когда идти в своем довольно быстром темпе шага не получалось, воин стал осматриваться и заметил этого непутевого, круглолицего юнца.
— Приглянулся же тебе подол моего плаща. Не хочешь отпустить его? Ведь не опасных он зверь, чтобы держать под строгим контролем, — проговаривает Роза, остановившись. Он уже был почти полностью развернут к ребенку лицом, только черная ткань, тянувшая его назад, мешала ровно стоять. Хоть и по большим, невинным глазам малыша было видно, что он самую малость побаивается воина перед собой, но все же любопытство было сильнее и тот только больше вглядывался в лицо белокурого, не в силах оторвать взгляд. Именно в эти молодые, мальчишеские глаза Роза улыбнулся, прогоняя из них оставшийся страх.
— А возьмите меня с собой. Я буду вашим оруженосцем! — выкрикнул мальчишка, взмахивая руками и выпуская из маленьких пальчиков черный подол.
— Мал ты еще, чтобы в походы ходить. Но когда будешь в подходящих летах, то с радостью, мне бы он не помешал, черт его дери, — улыбается Роза, трепля светлые волосы на голове юнца. Тот только улыбался ярко-ярко, по-ребячески, хватаясь за руку воина.
Но не успел мальчишка и слова сказать, как к нему подлетела молодая девушка, подбирая его на руки. Вид у нее был серьезный и раздраженный, побегом ее чада, но только ее глаза обратились к белокурому, то сразу смягчилась. Даже легкая улыбка появилась на ее губах.
— Простите его, он не хотел вас потревожить, — девушка говорила быстро, почти скороговоркой, словно стараясь быстрее оправдаться до того, как на нее посыпятся удары. Даже жмурилась.
— И не потревожил он меня совсем, только лишь в оруженосцы записался, — проговорил Роза, последний раз мигая глазами перед уходом. Он слышал, как девушка отчитывала мальчишку, все больше и больше пропадая в гомоне толпы.
Вновь возвратясь в темп толпы, белокурый внимательно рассматривал природу своего края. Хоть и видел он ее много раз за свои годы, но она все так же обвораживала его. Рядом, почти возле его ног, пробежала черная, грациозная кошка. Она глянула на него огромными желтыми глазами и тут же обратилась в девочку, провожающую толпу из деревни. Над головой пролетали певчие птицы, чирикающие на своем языке песни и отправляя их далеко за горизонт. Дети играли огоньком, перекидывая его из рук в руки, оживляя его. Он, хоть и падал порой на землю, но ничего не поджигал, ведь был ручной, сделанный самими детьми. Маги, кто был помоложе, пускали к детям сделанные посохом водяных и электрических зверей. Как же было приятно наблюдать за этим, пока к белокурому не обратился смазливый мужской голос.
— Эй, зеленоглазая девица, куда с тяжелым мечом направляешься? Не нужно ли тебе хозяйство свое стеречь, мужа ждать с полевых работ? — смеясь, проговорил проезжающий верхом парень в латах. — И усы отрастила. Не боишься, что муж сбежит от тебя?
— Кто это здесь девица? — пробасил белокурый, оборачиваясь на голос. Как же было смешно наблюдать за тем, как в глазах незнакомого юноши проносятся сотни ругательств, которые разъедали пространство вокруг и возвращались в него обратно. Во взгляде его читалось сожаление о том, что вообще смел заговорить с незнакомым человеком, так еще и оскорбил, как казалось, достоинство воина. Роза, яростно мигая травяными глазами еще пару минут, смекнул, что можно использовать «оскорбление чести» в свою пользу. — За невежество твое, ты должен сделать мне услугу по доброй своей воле или сразиться со мной в открытом бою на мечах.
Парень не успел даже слова вставить, как тут же закивал головой. Не хотелось ему бороться с малознакомым человеком, да еще и в таком людном месте, потому согласился добросить путника до места сбора. В лице его отразилось отвращение и стыд к себе, явный, как солнце на небе. Лучезарные зеленые глаза моментально схватили их, улыбаясь подвернувшемуся чуду. Словно ловкий барс, Роза взбирается на коня, легко и непринужденно, как утренний ветерок, гулявший по пустым полям. На дуэль, конечно, взаправду белокурый вызывать его не хотел: знал, что парень слаб духом и не решится мериться силами.
На нос упали черные стекла, в спешке надеть их белокурый просто-напросто забыл, схватив их со стола мертвой хваткой, скрывающие яркие, девичьи глаза, из-за которых частенько случались такие ситуации, порой выходящие за рамки простых присвистываний. Но он привык, даже ради этого смастерил стекляшки, скрывающие несущие беды глаза, которые хоть и были яркими и необычайно интересными, но стали и ненавистны белокурому. Это было почти единственным, что так тревожило воина, за его немногочисленные жизненные лета. Он гордился своим происхождением, хоть и не был знаменит род его, не узнаваем фамильный герб, но никогда не смел проклинать свой приход в мир. Родителей своих мальчишка совсем не помнит: всю жизнь его воспитывала бабушка, заменившая обоих родителей и старавшаяся отдать ему все, что имела и знала в своей долгой жизни, несмотря на бедное положение их. С самого детства вокруг внушали, что не пробьется в люди, но огонь, который до сих пор горит в сердце его, подстрекает идти вперед до конечного результата. Числиться в рыцарях, друг отца, преданный товарищ и помощник их небольшой семье, постарался пробить мальчишку к успеху, обучая приемам с мечом, хотя и имеет способности к чудесам лесным, точь в точь как у матери его, но именно белокурому природа дала магические способности без умения невербально владеть ими. Использовать Роза их может только вкупе с мечом, являющимся высвободителем его умений. Главной проблемой, вбитой в голову обществом, словно тяжелой палкой, что всерьез его никто не воспринимал: как только узнавали о его «способностях», имели честь ретироваться без видимой причины, находившейся в тот же момент. Даже девицы почти высмеивали его, строя невинный заячий вид.
В уши врезался резкий стоящий гомон оживленного города. Хоть деревня, где он проживал, и находилась довольно близко к городу, но все же расстояние довольно большое, поэтому Роза моментально насторожился. Видимо, пребывая в задумчивости, тот не заметил, как привычные деревянные домишки сменились шумными городскими улочками и каменными застройками. За ними не было видно привычной глазу природной зелени, почти скрыта линия горизонта, но показывалось совсем другое. Широчайшие мостовые, усыпанные разными прилавками с крикливыми торговцами, пытающихся привлечь интерес людей любыми способами: сочиняли короткие, меткие стишки, разлетающиеся по всей округе, хватали проходящих за руки, ласково улыбаясь. Роза крутит белокурой макушкой, осматривая оживленный, в этот день особенно, город и отдается наплывающим далеким воспоминаниям. Как он, еще несмышленышем, осматривал пугающие до мурашек проспекты, глазел на синевато-бирюзовое небо, раскатившееся белыми трещинами — кудрявыми белоснежными облаками — старался схватить глазами все и сразу, обхватить каждый остроконечный камушек. Но при этом крепко-крепко стискивал огромную теплую ладонь бабушки, стараясь найти в ней спасение от необъятного мира. И находил: на его макушку опускалась вторая ладонь, растрепывая белокурые волосы и заставляя мальчишку растянуться в улыбке. Но когда зеленые глаза набрели на огромный, высочайший замок, то все тревоги моментально ускользнули. Каменные башни, на которые одеты остроконечные черные шапки крыш, окаймленные светлыми солнечными бликами. В темных, бездонных маленьких окошечках не было видно даже солнца, но Роза знал, что где-то там следит за всеми король, стережет порядок.
С тех пор строение не поменялось ни капли. Замок встретил белокурого таким же строгим, величественным взором, как и тогда, словно и не прошло столько лет. Только теперь возле него толпилось множество взоров, ищущих фигуру, которая сможет объяснить такое скорое собрание. Парень, который за всю дорогу не проронил ни слова, словно дал обет молчания, остановился поодаль от общей толпы, галдящей словно сороки в теплое время, но и довольно в близком расстоянии от балкона, с которого монарх или его порученное лицо вещали важные для народа оповещения. Кажется, проходит вечность, перед тем как голоса собравшихся стихли. Белокурый успел высмотреть несколько знакомых лиц и даже убедиться, что людей не так много, как казалось сначала. Может всего жалкая сотня, до которой не хватало нескольких десятков. И в один миг, все серьезные лица обратились к каменной, светящейся от желтых лучей стене. На достаточно маленьком балконе, перила которого держались на узорчатых белых колоннах, вальяжно расположился сам монарх, оглядывая собравшихся подданных. По его плечам разлилась, словно бушующая горная речушка, красная мантия, лужей растекаясь около его ног. Чисто-белая, снежная пушистая обивка по краям ткани, как пушистый зверек, шевелилась от легкого, невесомого ветерка. Темно-коричневое платье его изящно сверкало под дневным светом, точно показывая, что перед ними королевская особа; белые рукава, с такими же темными вставками на краях, вбирали в себя цвета, окружавшие их, и становились точно узорными, расписными. Руки, скрытые белыми перчатками, опирались на перила, кажущиеся хрустальными в дневном, лучезарном свете, сжимали их, словно мужчина был в каком-то сильном чувстве, овладевшим им с ног до головы. Его русые волосы следовали легкому ветерку, развевались, опускаясь время от времени редкими прядями на лицо.
— Я приветствую вас, мои доблестные воины. Сегодня вы не просто так шли длинный путь до дверей замка. В нашем тихом, миролюбивом королевстве случилось несчастье, потрясшее спокойствие и безопасность нас самих и наших детей, — голос его внезапно стих. Он словно задыхался, жадно глотал воздух, переводя сбившееся дыхание. Его привычная, ломающаяся речь теперь еще сильнее съедала рычащие буквы в словах, словно голодный зверь. — Нашу принцессу, нежную и добрую девушку, взяли в плен нечестивые разбойники и требуют огромных богатств взамен его сохраненной жизни. Прошу от своего имени поднять руку того, кто не боится пойти в темные, неизвестные чащобы наших краев и вернуть юную принцессу. Воин, смелость которого победила страх, будет щедро вознагражден.
Сквозь повисшую давящую тишину прорывались с шепотом молодые листья, чей шелест мягко садился на голову, закутываясь в волосах. На уши давило напряжение, нагрянувшее внезапно, как теплая летняя гроза. Собравшиеся, грузно распространяя повисшее напряжение, тяжелым пластом окутавшее пространство, не решаясь шевельнуться. Каждый был предан своему королю всем своим доблестным сердцем, которое мог вырвать в случае нужды и, истекая кровью и изнывая от неземной боли, отдать ему, но почему-то сейчас никто не спешил порываться в пекло. Следовать в неизвестность, бескрайнюю и пустую, ради спасения молодого принца, за которого придется стоять своей единственной жизнью, а в случае неудачи лишиться не только доверия монарха и товарищей, но и головы. На такой шаг решиться так быстро не смог никто, каждый тщательно обдумывал услышанное, наводящее лихорадку и холодные болезненные судороги. И только одна рука почти мгновенно взмыла к нежно-голубому небесному озеру. Черный плащ мягко скатился по прозрачному воздуху, возбужденный резким, взбалмошным, как характер его хозяина, взмахом, раскрывая перед всеми бутон багровой розы. Сквозь его черные стекла можно было заметить, но только если стоять совсем близко к нему, вспыхнувший огонек, разрастающийся с каждым мгновением в лесной, небывалых размеров, пожар. Если послушать молодого воина, сидящего подле него, то от белокурого шла такая энергия, что страшно было шевельнуться: чуть коснешься его и сгоришь заживо. Сам же Роза сам не заметил, как успел вызваться: что-то внутри вспыхнуло, разливаясь по крови, прожигая воина изнутри и, словно в судороге, заставляя двигать рукой.
— Прошу тебя, неизвестный, но преданный воин, пройти к воротам, — проговорил монарх, шелестя подолом накидки и уже удаляясь. Такой уж нрав у человека, говорить только по делу и в толк.
Роза, кратко откланявшись его спутнику, слетел наземь, огромными, быстрыми шагами пересекая площадь. Он не смотрел на лица его товарищей, но знал, что все внимание обращено только на него, ведь он – никому не нужная вошь, которую никто и в счет не ставил. Только он не задумывался о последствиях, а лишь только хотел помочь своему покровителю. Он понял, что это был за всплеск энергии внутри, в самой крови: это искреннее желание помочь, проявление всей человечности души. И белокурый, ощущая на себе взгляды этих дрожащих, улыбнулся. Улыбнулся тепло и по-детски.
После того, как за его спиной захлопнулись огромные деревянные двери, Роза оказался внутри огромного замка. Как же хотелось рассмотреть его, манящего с самого детства, но стражи повели его глубже во внутрь так быстро, что рассмотреть что-либо было невозможно. Его оставили в комнате и без единого слова удалились. В глаза сразу бросилось богатое убранство комнаты, хоть была она и не большая, но довольно просторная: каменный пол, усеянный разношерстными узорами; переливающихся оттенками бордового и коричневого и протекающими, словно вода под ногами, на каменных стенах, отражающих солнечные отсветы и вбирающих в себя весь свет, разливающихся разными оттенками, висели золотистые и белые знамена, меж ними, идеально очищенные орудия: мечи, карманные топоры и ножички были в превосходном состоянии, что видно было себя в них, почти как в утренней чистой, стеклянной водной глади; на маленьких дубовых столиках, блестящих на свету, надуто сидели глиняные вазы, исписанные прыгающими орнаментами, в них тихонько спали, протягивая свои лепестки к незакрытым окнам, букеты цветов, самых разных, прекрасных, явно собранных нежными женскими руками, знающих толк в этом занятии; на окнах широких, угольных висели красные тюли, с золотыми узорами, разбежавшихся на ткани утонченными нитями, как змеями. Пока Роза осматривал всю эту необычайную красоту, он не заметил, как прошел на середину комнаты. Белокурый, подставляясь под горячие лучи, облокотился на окно. Но совсем ненадолго, на пару мгновений, после чего отскочил как от огня.
— Да что же это такое! Мешают делать важнейшие наблюдения, а я ведь почти пролил на это дело чистую водицу! — гаркнул грач, все время сидевший в комнате и которому белокурый прижал хвост, почти выдирая перья. Птица, еще раз недовольно гаркнув воину в лицо, цепляя клювом за нос, для справедливости, вылетел в проем между приоткрытой дверью и стеной.
Но осмыслить произошедшее Розе не дал хлопок тяжелой двери. В залу ступил король, улыбаясь воину своей ослепляющей, но формальной улыбкой. Не успев даже подумать, белокурый пал на колено, в почтительный и приветствующий жест, преклоняя пред монархом голову. — Приветствую вас, лорд Ричард.
— Встань, не нужно этих формальностей, не до них сейчас, — проговорил монарх, смягчая все буквы в словах, после чего взмахивая кистью руки. По комнате мгновенно разлился многовековой ветер, обитающий в глубоких ущельях и пещерах. Всего за мгновение он подхватил ткань на окнах, скрывая дневной свет под ними. И, также быстро, как появился, пропал, скрылся в этих каменных стенах, успев подхватить некоторые белокурые локоны и даже поиграться с ними. Почти сразу как свет поглотили плотные тюли, улыбка спала с лица короля, прячась под темными усами, освещая его усталый вид. Карие глаза его, чуть отдающие болотистой зеленью, потускнели, померкли, пропуская наружу настоящее эго казалось бы добродушного монарха.
— Мне неважно, чем ты владеешь, что умеешь и кем был раньше: ты вызвался, обязался найти его и надеюсь сдержишь свое слово, — грозно процедил Ричард, темнея глазами, словно небо перед собирающейся грозой. В них читалась паника, разливавшаяся бурей с каждым мгновением. Видеть его таким белокурому никогда не представлялось возможности, но даже не был удивлен такому «настоящему» виду мужчины, ведь именно сейчас чувствуется его величие и мощь. Но только раздался хлопок двери, он мгновенно вернул напускное спокойствие и добродушие. В помещение вбежала прекрасная, нежная, по виду, дама, придерживая подолы своего длинного платья. Красная, переливающаяся ткань разливалась по рукам рукавами с белыми, ажурными манжетами и узорами, прыгающими по всему платью сверкающими звездами. Волосы ее были прибраны в прическу, напоминающую птичье гнездо, но от этого она не становилась менее аристократичной, а только еще красивее. Некоторые пряди спускались вниз и развевались от интенсивного бега. На шее переливалось золотистое колье, акцентируя на себе все внимание.
— Как же хорошо, что вы нам поможете. Я даже не знаю, куда себя деть последние три дня, не могу понять, как это могло произойти! Страшно даже представить, что с ней вытворяют эти нечестивые. Она ведь, наша Яшка, не сможет себя защитить, даже если попытается. А мы не уследили… — она лепетала это, почти задыхаясь, на одном дыхании. Слова ее, словно бисер, падали на пол. Женщина схватила ладони белокурого и в молящем жесте сжала их, продолжая рассыпать слова. Она смотрела на воина как на спасение, как на провидение, спустившееся на нее. Глаза ее были страшно уставшие, красные, видно было, она почти не спала. Пальцами она сжимала ладони Розы так сильно, что, казалось, после этого на них останутся пятна. — Какой же вы человек! Все, что попросите, отдам, если вернете его обратно! Ах, я даже не знаю вашего имени, а уже вас калечу.
Белокурый представился, но рук не вырвал. Кажется, она хотела еще благодарить его, но монарх нежно оттащил ее, осторожно беря ее ладони. По щекам девушки потекли слезы, которые та пыталась тщетно скрыть. Его лицо снова изменилось: оно стало нежнее, в глазах сиял любовный блеск, который был направлен только к ней. Он словно пал пред нею, вознося его любовь выше всех. На губах его дрогнула улыбка: теплая и душевная, почти детская.
— Татьяночка, не нужно так убиваться, этот воин обязательно найдет её, доверься мне, — он нежно поцеловал ее руку, улыбаясь ей. — И отблагодарить еще успеешь. А теперь оставим отважного Розу, чтобы тот отдохнул перед дальней дорогой.
Монарх ласково откидывает белокурые пряди взмахом пальца, снова поднимая ветер, но уже более тихий, нежный, чтобы не навредить девушке.
— Да, Ричард, ты прав, — отвечает Татьяна, давая увести себя. Мужчина приобнимает ее за плечи, все еще держа нежную дамскую ручку в своей ладони. Но пред тем, как покинуть своего гостя, монарх пропускает даму вперед, и, убедившись, что она не услышит его, оборачивается обратно к Розе: — Не найдешь её до заката четвертого дня, можешь попрощаться со своей головой.
Он удалился, хлопая дверью, оставляя Розу одного в темных покоях.