Се Ляню определённо импонирует новенький, которого подселили к нему с Не Хуайсаном. Хотя за несколько дней создалось ощущение, что он слишком идеальный, и таких людей не может существовать по определению.
Каждое утро — безукоризненно заправленная кровать и безупречно чистая раковина в блоке (обитатели триста четвёртой умудряются превратить её в шедевр абстракционизма одной только зубной пастой всего за пятнадцать минут). Учебники и тетради, максимально компактно уложенные в освобождённом для него уголке общего шкафа, с разноцветными стикерами-закладками на страницах. А ещё Се Лянь мельком видел конспекты Ло Бинхэ. Даже у него самого во времена первой попытки учиться здесь не было таких аккуратных записей.
Вещей у новенького мало, и он хранит их в сумке под кроватью. Большую часть вечера, когда они все втроём находятся в общежитии, его не видно и не слышно: либо готовится к занятиям за столом в комнате, воткнув наушники (Се Лянь искренне не понимает, как можно что-то учить и при этом ещё и запоминать в наушниках), либо возится на кухне.
Да, он в самом деле готовит им, как и обещал. Притом готовит… если коротко, то так же, как и всё, что он делает. То есть, идеально.
Получается, в самом деле их спаситель от голодной смерти.
Но раньше остальных встаёт всё-таки не он.
Сегодня суббота, но сегодня у заклинателей факультативные занятия, которые, как и обычные пары, проходят с утра. Се Лянь за два года армии привык просыпаться ровно в пять тридцать. Учитывая то, во сколько ему приходится ложиться, чтобы нормально подготовиться к парам (и с учётом явно совиной натуры Не Хуайсана), это, без сомнений, чревато неизбежным хроническим недосыпом. Но недосыпом давно знакомым и даже, наверное, родным. Се Лянь не замечает его.
В комнате он может ориентироваться, не включая света. Аккуратно разматывает бинты, чтобы умыться без них, тихо выходит с мылом, зубной щёткой и пастой, через пять минут тихо возвращается и снова тщательно закрывает шею и запястья.
Ничего такого, на самом деле.
Просто проклятая канга — оковы, не блокирующие полностью, но серьёзно сдерживающие его магические силы. И просто некоторые не совсем приятные следы прошлого, которые ему не следовало оставлять, а другим не следует видеть.
К счастью, благодаря одежде ему не требуется заматывать лодыжку, на которой чёрной полоской выделяется вторая канга, запечатывающая удачу.
Так же в темноте он переодевается — тёмные джинсы, тёмные носки, светлый свитер с высоким горлом и рукавами до самых пальцев — и складывает в рюкзак тетради с конспектами, которые учил вечером. К тому времени, как он заканчивает, как раз просыпается по будильнику Ло Бинхэ — это значит, что время шесть утра, можно наконец щёлкнуть выключателем и услышать ворчание Не Хуайсана, разбуженного звуком и светом.
Одновременно с будильником Ло Бинхэ звенит и его собственный — правда, это абсолютно не означает, что сейчас он встанет. Поднимать его придётся ещё долго.
Как Не Хуайсан умудрялся просыпаться вовремя целый год до появления Се Ляня и умудрялся ли вообще — загадка века. Особенно с учётом того, что жить ему в комнате сначала посчастливилось одному, а будильник он, как оказалось, каждый раз ставит с вечера (какой-то личный ритуал, в который Се Лянь не пытался вникать), но магическим образом сбрасывает, не просыпаясь, и преспокойно досматривает сны.
Ещё через пятнадцать минут, когда Ло Бинхэ приводит себя в порядок (вставать этот идеальный человек тоже умеет сразу, без «ещё немножечко») и уходит на кухню готовить им всем завтрак, а Се Лянь осуществляет не вполне удачные попытки стянуть Не Хуайсана с кровати и при этом не задеть ничего из висящего вокруг неё многообразия, на его телефон приходит уже привычное сообщение.
Hua Cheng 06:16 аm
Доброе утро, гэгэ!
Он мог бы сказать, что пишет ему старый хороший друг, с которым они давно и близко общаются… Но на самом деле этого человека Се Лянь знает всего около четырёх месяцев. Ну, с перерывом. С очень большими перерывом. Длиной в половину этого срока. А сообщения с пожеланием доброго утра от него получает и того меньше: всего две недели.
Хуа Чэн — четверокурсник с исторического факультета с угольно-чёрными волосами и разными глазами, который, кажется, знает буквально всё и обо всём, носит берцы, кожаные штаны и кожаную куртку, а ещё везде таскает с собой графический планшет или скетчбук и подрабатывает тем, что рисует на заказ.
Он живёт на этаж ниже, в двести пятой комнате, с двумя соседями, имён которых Се Лянь не запомнил, и с тех пор, как поступил ещё в школу Сяньчэна, ни разу не был дома. Он ненавидит рыбу в любом виде и терпеть не может готовить, однако делает это весьма неплохо, если берётся. А ещё хочет завести домашнюю лису, когда выпустится из университета и съедет из общежития, где держать животных запрещено.
В принципе, на данный момент это всё, что Се Ляню известно о нём.
Ну, кроме того, что именно Хуа Чэн принимал у него документы во время приёмной кампании, которая проходила в начале июля.
В своих кожаных штанах и полурваной, как сейчас модно, футболке с вырвиглазно-ярким алым принтом, он выглядел безумно не соответствующим обстановке, слишком выделяющимся в пыльной душной аудитории, где десятки студентов ожидали своей очереди по специальным талончикам. Се Лянь был несколько растерян, когда электронный голос назвал его номер — и следом номер стола, за которым сидел этот странный парень.
— Добрый день, — и полуулыбка на губах, и ленивый тон на заученной стандартной фразе, — меня зовут Хуа Чэн, я помогу вам подать документы на поступление.
Он как сидел, закинув ногу на ногу, так и продолжил. Взял у Се Ляня паспорт, пробил его по базе Сяньчэна — конечно же, там отобразились первое поступление, уход в академический отпуск и последующее отчисление. А чего он, впрочем, ожидал.
— Се-гунцзы желает восстановиться на прошлом факультете или попробовать что-то новое?
В этом обращении было нечто слишком официальное: Се Лянь слышал, что студенты-волонтёры за столами всем поступающим говорят либо «гунцзы», либо «гуньян», видимо, так им велели делать. Но всё равно стало неловко. Какой он молодой господин, в конце концов…
Се Лянь, честно говоря, не особо задумывался, на какой факультет будет поступать, когда вернётся. Да, именно так, он явился в приёмную кампанию, не имея представления, куда хочет пойти. Но, на самом деле, главным было сбежать подальше от прошлой попытки. Там осталось слишком много того, что Се Лянь не хотел вспоминать, и преподаватели наверняка запомнили его не в лучшем свете. Так что как минимум одно место уже было невозможным.
— Новое, — решительно ответил он. — Я хотел бы поступить на химический факультет.
Сказал первое, что пришло на ум. Как он будет сдавать вступительные экзамены по химии, на тот момент в голове даже не промелькнуло. Но ведь в итоге как-то сдал, верно? Даже умудрился набрать порог (хотя бюджет для него в любом случае на второе поступление недоступен).
Хуа Чэн вздёрнул одну бровь, но кивнул, что-то быстро забил в компьютере и выдал ему бланк заявления вместе с согласием на обработку персональных данных. Вот только…
— Извините, — неловко произнёс Се Лянь, — вы забыли дать мне ручку.
— О, да, разумеется, — странный парень только улыбнулся и, казалось, вообще не растерялся от собственного промаха. — Прошу прощения.
Это «прошу прощения» прозвучало так лениво, словно прощения говорящему просить в этой жизни в принципе было абсолютно не за что.
Пока Се Лянь заполнял нужные бумажки, он украдкой смотрел на Хуа Чэна, скучающе покачивающего ногой и рассматривающего собственные ногти, и не понимал, почему ему что-то кажется мучительно знакомым.
Впрочем, это было не столь важно. Так что Се Лянь свои размышления быстро отбросил. Сразу после того, как всё заполнил и получил временный пропуск.
Так или иначе, он умудрился поступить, и они с Хуа Чэном столкнулись ещё два раза. Просто случайно пересеклись, даже не разговаривали друг с другом, разве что взглядами встретились с неожиданным эффектом узнавания. Сначала в актовом зале университета первого сентября на приветственной церемонии (кажется, это была среда… по крайней мере, что-то около середины недели), потом на перекличке перед началом факультативных субботних занятий. Там же выяснилось, что Хуа Чэн — один из немногих с отделения тёмных заклинателей.
Третий раз был уже в понедельник, когда Не Хуайсан, очень быстро взявший за привычку нарушать личные границы Се Ляня (как и прочих своих знакомых) при любом удобном случае, на большой перемене потащил его в буфет под предлогом того, что «скоро ветром сносить будет». В принципе, что не так с его телосложением и тем, что он не ест в буфете, потому что там для него дорого, Се Лянь искренне не понимает до сих пор.
Хуа Чэн, преспокойно обедавший за одним из столиков, тогда махнул приветственно рукой, мягко улыбнулся и сказал что-то вроде: «Мы в последнее время так часто встречаемся с Се-гунцзы, неужели он запомнил меня с приёмной кампании и хочет познакомиться поближе?»
То, как он выделил это «Се-гунцзы», то, что он в принципе безошибочно назвал фамилию…
Насколько давно Се Лянь сделался такой уникальной особенной персоной? Какой момент из своей нынешней серомышиной жизни он умудрился пропустить? Или его слава идеального-отличника-который-скатился-и-отчислился прогремела сильнее, чем он предполагал?
От одних только мыслей об этом у Се Ляня разболелась голова.
Наверное, ему стоило выбрать колледж, а не университет. А лучше — отказаться от пути самосовершенствования и поступить в обычное учебное заведение. И почему этот вариант не пришёл ему на ум?
Ах да. Потому что в колледж можно было только после окончания девяти классов школы, а вот после двенадцати — будьте добры, выбирайте какой-то вуз. А ещё потому, что ничего обычного он бы не потянул. Ему и так бюджет больше не светит, а ещё при отказе от заклинательства ему бы перестали выплачивать льготы. Не то чтобы Се Лянь был готов к тому, чтобы ему перестали выплачивать льготы.
Хотя, вроде бы, Хуа Чэн не собирался подшучивать и издеваться над ним. И несмотря на то, что знакомиться и сближаться с кем бы то ни было в планы Се Ляня не входило… они обменялись контактами под изумлённым взглядом Не Хуайсана.
Почему изумлённым, Се Лянь потом узнал от него же: что антураж, создаваемый Хуа Чэном, отражает суть, что он, вообще-то, пользуется репутацией чуть ли не бандита, грозы университета, его зовут Алым бедствием, и с ним никто предпочитает не связываться.
Впрочем, графический планшет и скетчбук, про которые выяснилось позже, в эту концепцию не вполне вписываются. Ну или получается какой-то злодей с тонкой душевной организацией. Се Лянь никогда не любил штампы и не думает, что Хуа Чэн этим штампам соответствует.
Они стали переписываться в мессенджере, всё так же периодически пересекаясь в коридорах. Это оказалось неожиданно легко. Хуа Чэн ещё в самом начале отправил презрительные смайлики на попытки назвать его «лао Хуа» и «Чэн-гэ», аргументировав это тем, что, вообще-то, по возрасту скорее ему следует так называть Се Ляня (хотя всё ещё в шутку именовал его не иначе как «Се-гунцзы»).
Неловкость от того, что почти выпускник младше него, поступившего на первый курс, зашкалила все существующие уровни, но Се Лянь решил её игнорировать.
Xie Lian 09:23 pm
Как же тогда мне называть тебя?
Сяо Хуа? Чэн-ди? Просто по имени?
Hua Cheng 09:26 pm
Ещё более ужасно.
На самом деле, так как я третий ребёнок в семье, Се-гунцзы может звать меня просто Саньланом, если хочет.
Се Ляню это показалось странным, но он решил, что, в принципе, может исполнить просьбу.
А ещё через некоторое время (под конец сентября, вроде бы?) ему надоело «Се-гунцзы», вызывающее странные эмоции, и он попросил Хуа Чэна придумать что-то другое. Стоит ли говорить, что Хуа Чэн с нескрываемой радостью воспринял это как призыв к действию, выбрал фамильярное «гэгэ» и с того дня никаких других обращений признавать не желал?
Если честно, Се Лянь в искреннем шоке от того, что кто-то так рьяно пытается стать его другом, тем более настолько близким другом в столь короткое время, потому что, вообще-то, он отвык иметь друзей. Но это даже льстит. Хоть и немного смущает.
Он должен чувствовать подвох, но он его не чувствует.
Хуа Чэн, если честно, один из самых искренних людей, которых он когда-либо знал. Да, он ничего не рассказывает о себе первым, но всегда с готовностью отвечает на вопросы и удивительно открыт в общении. Честно говоря, Се Лянь не вполне видит, за что была получена репутация грозы университета и почему Хуа Чэна многие опасаются.
В этот раз поздороваться утром кроме как сообщениями (само собой, Се Лянь пишет «доброе утро» в ответ, пока завтракает) им не удаётся, потому что триста третья комната в полном составе опаздывает из-за Не Хуайсана, которого снова пришлось полчаса поднимать с кровати. Не первый раз в целом, но первый — совместно с Ло Бинхэ. Который явно не в восторге.
Конечно же, он не в восторге. Вряд ли такой идеальный человек может быть рад тому, что приходит куда-то не вовремя.
Се Лянь, в принципе, тоже ненавидит опаздывать, особенно на факультативные занятия. Он на них и так не особенно хорошо себя проявляет, ци слушается плохо и приходится прикладывать много усилий, чтобы сделать то, что требует преподаватель. Хотя когда-то ему в заклинательстве практически не было равных.
Но… он сам виноват.
Тем, что в своё время нарвался на кангу. А ещё сделал кое-что, что повредило его меридианы и нарушило работу ядра. Теперь приходится расхлёбывать. Конечно, у него есть справка по этому поводу… однако кого она, собственно, волнует. В заклинательстве нет никаких «спецгрупп» и упрощённого обучения, как в случае, например, с физкультурой. У тебя либо есть способности, либо их нет вообще, промежуточные варианты не учитываются.
Только влияют на баллы и оценку на экзамене, разумеется, но это уже другая история.
Школа предназначена для формирования ядра, колледж или университет — для его дальнейшего развития. Сейчас у заклинателей нет цели обрести бессмертие, хотя когда-то это было высшим достижением, к которому все стремились. Но мир изменился, количество монстров в нём и роль заклинателей тоже, так что… самое главное, чтобы ты обладал достойным уровнем контроля ци и в случае чего мог помочь людям. Становиться бессмертным от тебя не требуется.
Однако Се Лянь сейчас периодически чувствует себя так, словно застрял на уровне школы и до сих пор учится управлять потоками ци в собственном организме.
На занятиях по заклинательству в университете, в отличие от школы, нет разделения на младшие и старшие группы: почему-то априори считается, что все, кто получил аттестат и сдал вступительные экзамены, находятся на плюс-минус одинаковом уровне. Так что все курсы с первого по пятый учатся вместе в специально отведённых для этого аудиториях-залах. Единственное: тёмные и светлые заклинатели отдельно. Кроме редких совмещëнных занятий — промежуточных зачётов, которые проводят, кажется… пару раз за семестр?
Ох, конечно же, их троих отчитывают за опоздание.
Се Лянь как можно быстрее старается об этом забыть.
Он помнит план занятий по заклинательству ещё с первого поступления. Сначала — дыхательные упражнения и медитация (половину которой они уже пропустили). Затем — теоретическая часть, начертание талисманов и их использование по установленной преподавателем ситуации. Следом — отработка приёмов, сначала без оружия, потом с ним (тем, у кого по какой-то причине нет собственного, на время обучения выдают университетское, по большей части довольно потрёпанное жизнью). И в конце — работа в парах по жеребьёвке.
Надо ли говорить, что Се Лянь относительно хорош в талисманах, но по большей части ужасен в боевой практике?
Тело прекрасно помнит приёмы, которые он уже когда-то изучал, но это же самое тело отказывается гнать ци по меридианам без почти физически слышного скрипа и боли, а преподаватель следит за этим, и просто так отрабатывать приёмы без приложения духовных сил не разрешает. Своего меча Се Лянь благополучно лишился ещё три года назад, а выданный, кажется, упорно отказывается признавать его хоть немного стоящим внимания. А ещё ему никогда не везёт с напарниками.
На сей раз, правда, это хотя бы Фэн Синь.
Вообще-то, Фэн Синь и ещё Му Цин, начиная с первого класса и заканчивая той ужасной попыткой в первый курс, были неизменными соседями Се Ляня по комнате сначала в школьном, потом в университетском общежитии и его ближайшими друзьями.
Однако теперь они оба уже на пятом курсе — а он только-только начинает обучение заново. Они поддерживали его — а он сам оборвал с ними любые связи. Прятался, не в силах смотреть им в глаза, не отвечал на звонки и сообщения, потом и вовсе выкинул сим-карту и удалился из соцсетей.
Чтобы восстановить аккаунт в одной из них только недавно. И то лишь потому, что ему нужно как-то получать электронные задания.
Так было проще. Так было легче, потому что он не хотел ничьей жалости. Он ошибся везде, где только можно, и не должен был тянуть своих друзей за собой, не должен был вешать на них клеймо тех-кто-общается-с-неудачником-который-даже-первый-курс-закончить-не-смог. Он хотел просто исчезнуть, и чтобы никто из-за этого не страдал. Впрочем, не вышло. А вот неприятный след всё равно остался.
Удивительно, как они вообще могут более-менее нормально относиться к нему после возвращения.
Се Лянь устал от постоянной боли, прокатывающейся вдоль меридианов, поэтому сражается вполсилы. Любой другой бы его жалеть не стал — но Фэн Синь подыгрывает, сам сбавляя обороты. Се Лянь смутно чувствует колющую боль в запястьях и надеется, что старые раны не начнут кровоточить сквозь бинты. Было бы крайне нежелательно.
Он совершенно выдохшийся после занятия. Остальные студенты, особенно первокурсники, обступают преподавателя, задают вопросы и уточняют про какие-то приёмы, но он хочет только поскорее уйти в общежитие. Однако Фэн Синь задерживает его, осторожно обхватив запястье. Выше бинтов. В янтарно-карих глазах — странное, слишком серьёзное выражение.
— Фэн Синь? — вяло недоумевает Се Лянь. — Что такое?
— Ты позволяешь ему называть себя «гэгэ», — внезапно выдаёт тот. — Я слышал.
Се Ляню требуется несколько мучительно долгих секунд, чтобы понять, что Фэн Синь говорит о Хуа Чэне. Он тяжело вздыхает — похоже, быстрым разговором ему не отделаться. Поворачивает голову, взглядом ловит среди выходящих студентов Не Хуайсана и даёт ему знак взмахом руки, чтобы не ждали его. Не Хуайсан тут же утаскивает Ло Бинхэ.
— Сколько ты с ним знаком? Пару месяцев? — продолжает Фэн Синь. — То, как он тебя зовёт, допустимо только для близких друзей и родственников. Вы, позволь спросить, к какой из этих категорий относитесь?
— Но я правда не вижу в этом ничего такого, — пожимает плечами Се Лянь. — Я тоже зову его «Саньлан». Он сам так попросил.
— О боги! — Фэн Синь издаёт какой-то не вполне человеческий звук. — На секундочку: он человек, с которым никто предпочитает лишний раз не связываться. Человек, про которого никто не знает, что он выкинет в следующий момент. Алое бедствие. Тебя ничего не смущает? Ты не думаешь, что он специально сближается с тобой, чтобы что-нибудь?..
— Фэн Синь! — вдруг слышится недовольный оклик со стороны двери.
Там стоит Му Цин, держа в одной руке сразу два рюкзака, а в другой телефон. Каким-то мистическим образом даже после тренировки его одежда выглядит только что тщательно выглаженной, а чёрные волосы, собранные в высокий хвост — уложенными волосок к волоску. И фарфорово-бледное лицо ни капли не покраснело, словно он на занятии вообще ничего не делал.
Фэн Синь оборачивается с выражением лица, на котором явно читается желание послать Му Цина куда подальше.
— Чего тебе надо? — резко спрашивает он.
— Да так, ничего, — саркастично растягивая слоги, закатывает глаза Му Цин. — Просто ты вчера договорился связаться со своим научником сразу после занятий по заклинательству, то есть в час, а время уже пятнадцать минут второго, и он звонил тебе пять раз подряд. Мне что, самому взять трубку и сказать, что ты тут важные разговоры разговариваешь?
— Демоны. — Фэн Синь хлопает себя по лбу. — Я совсем забыл. Иду. — Он поворачивается к Се Ляню и добавляет: — Подумай, пожалуйста, о том, что я сказал.
И тут же, отпустив его запястье, бросается к Му Цину. Последнее, что слышит Се Лянь, это ворчливое: «Дай сюда. Надеюсь, ты не брал в самом деле трубку? Почему ты вообще лезешь в карманы моего рюкзака?!» — и какой-то крайне возмущённый звук в ответ.
«Подумай»? Нет. Се Лянь слишком устал, чтобы думать. Он буквально чувствует себя сделанным из куска камня и готовым развалиться на части.
Преподаватель спорит с кем-то из немногих оставшихся студентов. Се Лянь не слушает. Он выходит из аудитории почти последним, потому что его рюкзак вытолкнули куда-то в сторону из общей кучи у входа в зал, где все студенты оставляют вещи во время занятия. Выходит, чтобы тут же столкнуться с Хуа Чэном.
Тот сразу притворяется, что, конечно же, совершенно не ждал и просто случайно задержался, хотя Се Лянь прекрасно видит, что он скучающе стоял у подоконника. Сегодня на нём шёлковая тёмно-бордовая рубашка и чёрная с серебристым кожаная жилетка — Се Лянь, которому в плохо отапливаемых ноябрьских коридорах зябко даже в свитере, искренне недоумевает от подобного внешнего вида. Тем более тренироваться в таком…
Хуа Чэн как ни в чём не бывало улыбается и радостно приветствует:
— Гэгэ. Ещё раз доброе утро. То есть, уже добрый день. — А потом тут же становится серьёзным, чуть нахмурившись. — Выглядишь очень уставшим. Всё в порядке?
— Ничего страшного, — отмахивается Се Лянь. — Просто сложная тренировка.
Хуа Чэн смотрит так, словно такой ответ его нисколько не удовлетворил. Это искреннее беспокойство во взгляде… О Се Ляне уже давно никто не беспокоился. Ну, то есть, о нём вроде как беспокоится Не Хуайсан в какой-то своей бесцеремонной манере и вот Фэн Синь сегодня… но это кажется другим. Таким, что хочется спрятаться и закрыться — потому что они ведь в первую очередь думают не о нём и его мнении, а о собственных подозрениях.
А от Хуа Чэна — парадокс — не хочется.
Почему-то одного только этого факта хватает, чтобы Се Лянь подумал вдруг: «Нет, Фэн Синь. Ты можешь считать, что угодно, но ты не прав. Не чтобы «что-нибудь». Однозначно не для этого».
И он слабо приподнимает уголки губ, глядя на Хуа Чэна.