Под конец первого дня практики Ло Бинхэ думал, что неделю, в принципе, будет не так уж трудно пережить. Условия в пещерах Лин даже с натяжкой можно назвать походными: в конце концов, ему и на улице какое-то время приходилось существовать, тут всё просто на высшем уровне.

Да, холод причиняет дискомфорт, да, еда не особенно вкусная и порции маленькие, чтобы на всех хватило, да, из удобств только кусты и бочки с ковшиком, а на коже почти постоянно грязь. Но пещеры на то и пещеры. Здесь никто не может и не должен обустроить пятизвёздочную гостиницу. А режим дня, в принципе, похож на субботние занятия. Разве что нужно ещё заполнять бланки и тетрадь дневника. Но это несложно. Просто вписывать правильные слова в правильные графы.

Главное, не перепутать китайский с любым другим языком. У него иногда такое случается.

Ло Бинхэ ещё мог понять шок и возмущение других первокурсников. Может, они впервые выбрались куда-то кроме дома и общежития. Но ему крайне странно было наблюдать, как в тех же самых эмоциях пребывают старшие курсы. Они ведь… уже ездили на эту практику, разве нет? В частности, Не Хуайсан, который позвал его жить вместе, потому что Се Лянь ушёл к этому его знакомому, Хуа Чэну. Не то чтобы у Ло Бинхэ было много других вариантов, так что он согласился.

Ему не очень нравится, что Не Хуайсан превращает своё рабочее и спальное место в зону недавно случившегося взрыва, но, пока эта зона не достигает его самого — в принципе, терпимо. Так вот, Не Хуайсан постоянно говорил, что «хочет домой и не хочет следующие дни» буквально с того самого момента, как они разложили вещи.

При этом он ел из общего котла (только изредка морщился), не особенно жаловался на грязь (только часто и с лёгкой брезгливостью протирал руки антисептиком) и даже вечером сходил в местный «душ» (только, прилетев оттуда, сразу обклеился согревающими талисманами и завернулся в одеяло, которое взял помимо спального мешка). Но последний пункт Ло Бинхэ вполне понимает, он и сам сделал примерно то же самое. И в состоянии кокона заполнял бланки (существование которых Не Хуайсан проигнорировал).

Ло Бинхэ пребывал в состоянии, близком к когнитивному диссонансу. Когда он не выдержал и спросил, что же так сильно не устраивает Не Хуайсана, если его, вообще-то, всё относительно устраивает, тот сделал страшные глаза и выдал таинственное: «Ты ещё узнаешь».

На второй день Ло Бинхэ узнаёт. Узнаёт, что практику «в полях» можно обозначить словом ass. Другие — из цензурных — там не подходят.

Утро начинается с медитации и завтрака. Ло Бинхэ, проснувшийся сразу по будильнику, после нескольких попыток решительно отказывается вытаскивать Не Хуайсана из спального мешка и оставляет опоздание на его совести. Ему самому являться на глаза Шэнь Цинцю не вовремя и снижать свой авторитет совершенно не хочется.

Шэнь Цинцю кажется уставшим, разговаривает резче обычного, часто морщится и трёт пальцами лоб, будто пытаясь избавиться от головной боли. Зато те двое, у которых, как сказал Не Хуайсан, провалились в разлом братья, явно пребывают в лучшем настроении, чем вчера. Значит, всё разрешилось? Учитывая, что именно Шэнь Цинцю, как их руководитель, связывался по телефону со всеми, с кем надо, может, поэтому он и выглядит… не очень?

Хотя нет. Шэнь Цинцю в принципе не может выглядеть «не очень». Просто чуть менее безупречно, чем обычно.

После завтрака он даёт им двадцать минут на то, чтобы собраться и взять мечи, после чего выводит из пещер и спускается по тропке в обход с левой стороны, углубляясь в лес. Воздух стылый, мокрый, полный тумана, влага неприятно оседает на одежде, коже и волосах. Как говорится, погода прекрасная, но разве что для уток. У Ло Бинхэ пряди начинают кудрявиться и лезут в лицо. Приходится вытащить из кармана головную повязку и надеть её.

Спустя минут десять пути в полной тишине — никто даже не решается обсуждать, куда именно они идут — Шэнь Цинцю останавливается на поляне посреди леса и вскидывает руку, давая знак остановиться остальным. Его окружают полукольцом. Старшекурсники со скучающими лицами устраиваются в задних рядах. Ло Бинхэ же пробивается ближе к первым, чтобы ничего не пропустить.

— Как я уже говорил, — произносит Шэнь Цинцю, — в местных лесах обитает множество чудовищ. Сами пещеры и тропа к ним защищены талисманами. Однако сейчас мы находимся на незащищённой территории. Ваша задача на сегодняшнее занятие — убить хотя бы одну тварь. Командная работа не приветствуется. Допустимо использовать как меч, так и талисманы, если вы приготовили их заранее. Время рисовать сейчас… можете, конечно, попытаться найти, но скорее всего пострадаете раньше.

Ло Бинхэ вдруг понимает, что забыл положить в карман куртки талисманы, которые нарисовал вчера вечером. А ведь Шэнь Цинцю предупреждал о необходимости всегда иметь их с собой. Другие первокурсники испуганно переглядываются.

— Здесь, — Шэнь Цинцю указывает рукой на большую сумку, которую нёс с собой, а теперь поставил на землю, — сигнальные ракеты. Вы берёте по две штуки: зелёную и красную. Первую используете, если выполните задание, ждёте меня на том же месте и только после того, как я оценю вашу работу, возвращаетесь сюда. Вторая предназначена на случай, если вы осознаёте — внимание — что можете не справиться. Все понимают, что это значит?

Тишина. Шэнь Цинцю ждёт ответа ещё секунд пять, слушая полнейшее безмолвие. Ло Бинхэ мог бы сказать, но боится быть единственным, кто это сделает. Где-то в глубине леса слышится резкий отрывистый вопль-плач, от которого большинство студентов синхронно вздрагивает. Шэнь Цинцю же, будто не заметивший звука, лишь тяжело вздыхает:

— Значит, не все. Очень жаль, — едко говорит он. — А означает это, что вам лучше позвать меня с помощью красной ракеты до того, как вы будете ранены или укушены кем-то из местной живности. В случае чего машина приедет только через три часа, и я думаю, что не в ваших интересах умереть во время прохождения практики, верно? Кое-кто до неё уже даже не дошёл. К счастью, без летального исхода.

Кто-то рядом с Ло Бинхэ нервно сглатывает. Он не знает, почему, но у него самого тоже сердце начинает стучать на полпути из груди к горлу. И ладони становятся влажными, так что ножны меча начинают скользить в них. Шэнь Цинцю не шутит. У них действительно есть риск умереть, потому что они будут сражаться с настоящими чудовищами. Не с иллюзиями, которые преподаватель создаёт на субботних занятиях с помощью ци.

Запоздалое осознание заставляет похолодеть.

— Разбирайте ракеты и расходитесь по лесу. Не пересекайте белые флажки между деревьями: они обозначают границы, за которыми вы можете провалиться, как те двое, — говорит Шэнь Цинцю. — На выполнение задания у вас пять часов. По истечении этого срока я выпущу чёрный сигнальный огонь, и вам нужно будет собраться здесь. Те, кто не использует зелёную ракету, получат штрафной балл и на следующий день должны будут убить двух чудовищ, а не одно. Приступайте.

Старшекурсники подходят к сумке первыми, оттесняя младших в конец очереди. Они выглядят такими уверенными… а Ло Бинхэ с нарастающей паникой думает, что он меч-то нормально взял в руки только в этом году. Субботние занятия — его боль. За два месяца он хотя бы перестал выглядеть как обезьяна, размахивающая палкой (преподаватель ничего не говорит, только печально смотрит на него, но Ло Бинхэ ведь прекрасно понимает, как обращается с мечом), однако этого явно недостаточно.

Остальные студенты учились в заклинательской школе. Он не учился.

Кажется, сегодня ему понадобится красная ракета. И завтра. И послезавтра. И вообще вопрос, закроет ли он практику с такими заданиями.

Не Хуайсан, проходя мимо, похлопывает его по плечу и желает удачи. И тут же исчезает, последовав за кем-то из старших. Ло Бинхэ, взяв свою пару ракет почти последним и сунув их в разные карманы куртки, наугад углубляется в лес. В липкий влажный туман. Шэнь Цинцю, устроившийся на упавшем стволе дерева в позе для медитации, провожает его странным пристальным взглядом.

Ему, кажется, ещё предстоит увидеть, как Ло Бинхэ опозорится, и тогда он точно разочаруется.

Туман настолько плотный, что похож на разлитое в воздухе молоко, едва видно на расстоянии метров пяти, о большем и говорить не приходится. Разве должен он быть таким плотным? Ло Бинхэ идёт медленно, положив руку на рукоять меча и постоянно оглядываясь. Слева и справа от него слышатся редкие отрывистые фразы и шаги, слишком отчётливые, но он других студентов не видит. Только бы никто внезапно не вышел из тумана и не столкнулся с ним.

В какой-то момент голоса замолкают. Резко, словно их оборвали. Ло Бинхэ замирает на месте и прислушивается. Ничего. Абсолютная тишина. Но так ведь не может быть? Он должен слышать хоть что-то. Хотя бы шаги. Звон оружия, если кто-то уже успел наткнуться на тварь, крики этой самой твари, в конце концов, если она способна их издавать. А вокруг него как будто купол опустили, отсекающий все звуки, и забросили в вакуум.

Дыхание кажется слишком громким. Ло Бинхэ судорожно сглатывает густую слюну — в горле внезапно сохнет. Ладонь, влажная от пота, скользит на рукояти меча. Это иллюзия. Это наверняка иллюзия. Им говорили про что-то такое, некоторая нечисть насылает подобное. Он просто должен сделать несколько шагов назад, выйти из неё, и всё будет нормально.

Не успевает.

Снова громкий отрывистый вопль. Такой же они слышали во время объяснений Шэнь Цинцю, только теперь это нечто совсем рядом. Кажется, прямо над головой. Ло Бинхэ вздрагивает всем телом — сердце ухает вниз, а потом резко подскакивает в горло. Быстро выхватив меч, он выставляет его вверх, в скрытую туманом пустоту, в туман. Наугад, лишь бы просто выставить.

Воздуха не хватает. Ло Бинхэ пытается вдохнуть почти до головокружения, но не получается. Оружие дрожит в руке так, словно у него конвульсии, а в висках стучит-стучит-стучит, и он вообще перестаёт слышать хоть что-то кроме этого стука. Бежать, бежать назад, бежать — мозг буквально кричит, всё тело кричит, но он не может пошевелиться, не может даже сдвинуться с места.

Тишина.

Секунду, две… Десять…

От макушки до самых кончиков пальцев на ногах Ло Бинхэ окатывает жаркой волной. Всё ещё неконтролируемо дрожа и едва удерживая меч, он делает нетвёрдый шаг назад. Уходить. Нужно быстро уходить, пока снова обрёл способность двигаться. Даже если это иллюзия, значит, есть тот, кто послал её. Он не готов сталкиваться с этим кем-то. Может, получится найти более безобидную нечисть…

Хлопок крыльев.

Ло Бинхэ как по щелчку срывается, разворачивается, бросаясь назад, в сторону, откуда пришёл. Поздно. Не туда. Ему что-то летит в лицо, огромная тёмная тень — он чудом успевает пригнуться. Снова вопль. Взмах мечом наугад, зажмурившись — какой же он идиот, надо смотреть, куда бьёшь!

Но ему страшно смотреть.

Ему кажется, что он просто машет мечом, как обезьяна палкой, во все возможные стороны, лишь бы махать. Нечто хлопает крыльями над его головой и визжит так, что ушам больно. Нужно убить, убить, убить, чем бы оно ни было. На какой-то бесконечный взмах лезвие вместо пустоты врезается во что-то мягкое. Удар. Резкая острая боль в запястье. Звук падения. Ло Бинхэ отскакивает назад вслепую, наконец снова открывает глаза.

На запястье глубокая царапина. Напротив него катает головой по земле птица. У неё кровь сверху на клюве и над ним, наверное, он попал по глазам. Большая птица. Похожая на орла, только с огромными рогами на голове. Изогнутыми и острыми. Гудяо. Твою… мать. Из всей возможной нечисти он наткнулся именно на неё. Надо было сразу догадаться по крикам, это же их отличительная черта!

Но гудяо ведь… не насылают иллюзии.

Она здесь не одна.

Ло Бинхэ бежит. Не разбирая дороги, не понимая, куда. Царапину печёт — нестрашно, гудяо убивают не так, их оружие когти и клюв, не яд. Сейчас важнее оторваться. Но почему он ни с кем даже не сталкивается? Остальные так далеко? Куда его вообще занесло, насколько глубоко в лес? А если пересечёт флажки и провалится?

Нет, не думать. Не думать.

Позади снова вопли твари. У него насквозь мокрые от пота головная повязка и рубашка, меч едва не выскальзывает из рук. Ло Бинхэ крепче сжимает пальцы на рукояти и судорожно суёт другую руку в карман. Ракета. Нужно выпустить ракету. Он не справится без помощи.

Не поддаётся. Он дёргает, не останавливаясь, у него нет времени, чтобы останавливаться. Ничего не получается. Почему не получается?

Под ногами оказывается корень — Ло Бинхэ падает, едва не напоровшись на собственный меч. Обдирает ладони. Так и не активированная ракета вылетает из руки, в туман, в белую муть, которая у земли стелется ещё гуще, ещё плотнее. Нет, нет, нет, только не это. Куда же она… Он должен её найти, он не может её потерять!

Он шарит вокруг себя, но безуспешно. Птица нагоняет его и кричит над головой, протяжно и пронзительно, в самом деле как плачущий младенец. Ло Бинхэ резко переворачивается на спину, упирается локтем в тот злополучный корень и ударяет мечом, защищаясь. Попадает. Кажется, по шее. Новый крик. Хлопок крыльями. Гудяо отлетает в сторону и пикирует снова, целясь когтями и клювом в голову, в лицо. Один её глаз заплыл красным, и она очень зла.

Руку приходится выворачивать под невообразимым углом, чтобы ударить. Птица уклоняется, и это не даёт ей задеть его, но он не сможет держаться так долго. Ему нужно встать. И найти ракету. Или… достать другую. У него есть ещё зелёная, и он может до неё дотянуться свободной рукой. Он не должен использовать этот цвет, но сейчас нет выбора.

Шэнь Цинцю его убьёт.

Но гудяо убьёт быстрее.

Предплечье немеет, пальцы горят огнём, Ло Бинхэ уже не чувствует их, не чувствует рукояти меча. Он достаёт вторую ракету из другого кармана, выгнув плечо так, что его сводит судорогой. Удар. Гудяо уклоняется и делает выпад вниз, её когти проходят в нескольких миллиметрах от уха Ло Бинхэ, впечатываясь во влажную почву — он едва успевает дёрнуть головой в сторону.

Выстрел. Ракета поддаётся. Зелёный огонь взлетает сквозь туман в воздух и взрывается где-то наверху за пределами видимости.

Птица издаёт вопль, отлетая в сторону, кажется, испуганная звуком и светом. Ло Бинхэ этого хватает, чтобы вскочить на ноги, но он не успевает сделать и шага. Оглушительно хлопают крылья, когти толкают в спину, он буквально чувствует, как они пропарывают куртку. Рывок. Разворот. Ткань рвётся, когти скользят по спине. Ло Бинхэ вскрикивает, потому что это больно.

И не слышит собственного крика.

Как будто горло сжалось в узкую-узкую щель.

Он впечатывается спиной в дерево, ударом по лопаткам и затылку, так, что темнеет перед глазами. Присесть, нырнуть в сторону, уходя от очередного удара. На плечи сыплются мелкие щепки, выдранные когтями. Птица разъярена слишком увёртливой добычей, попытки атаковать становятся всё яростнее, и она… всё чаще задевает его. Или близка к этому. Рвёт одежду, как бритвой, проезжает когтями по голове.

На макушке после очередного такого выпада Ло Бинхэ чувствует коротко вспыхнувшую боль.

Только не это.

Ещё удар мечом. Ещё. Ещё и ещё. Ло Бинхэ отпрыгивает в сторону и едва на этом же прыжке не падает. Голову обводит кругом, пот застилает глаза. Ноги дрожат, ноги ватные. Ему просто надо продержаться, пока огонь не увидит Шэнь Цинцю. И пока не доберётся до него. Пальцы, держащие меч, кажутся деревянными, воздух не входит в лёгкие. Нельзя сдаваться. Совсем немного. Совсем. Немного.

Но он устал. И больше не может.

От очередного вопля он глохнет, слыша его как сквозь вату. Птица ухитряется ударить клювом плашмя по лезвию меча — от импульса, вступившего в руку, Ло Бинхэ теряет равновесие и роняет оружие. Тупым, невидящим взглядом провожает отлетевший меч, слыша собственное сердце в висках и горле.

Повернув голову, видит летящую на него гудяо и моргает всего на мгновение — безумно долгое мгновение.

Посередине которого перед ним возникает фигура в зелёном.

Движения Шэнь Цинцю точны и быстры. И текучи, как у небожителя. Шаг — он отбивает атаку птицы одним лишь взмахом меча, прокручивает рукоять и скользящим движением смещается в сторону. Шаг — бросает один талисман, который попадает птице точно в грудь, заставляя потерять ориентацию в пространстве и беспорядочно забиться в воздухе. Потом второй, от которого она, окаменев, падает на землю. Шаг — поворачивается на стопе, взмахивает мечом и в лёгком стремительном прыжке обрушивает лезвие на шею твари.

Брызгает алое. Ло Бинхэ оседает на землю, стыдно плюхается прямо на задницу, когда ноги совсем перестают держать. И восхищённо смотрит, как Шэнь Цинцю, прикончивший гудяо всего за три шага, ещё одним талисманом очищает лезвие от крови и отточенным жестом убирает меч в ножны. Красивые позолоченные ножны с узорной резьбой.

Он спас его.

Он его спас.

— Ты понимаешь разницу между «убить тварь» и «едва не быть убитым тварью»? — резко, ядовито спрашивает Шэнь Цинцю, поворачиваясь к нему и поправляя волосы. — Может, у тебя дальтонизм? Или ты считаешь меня идиотом? Почему вместо красной ракеты ты выпустил зелёную?

У Ло Бинхэ всё тело превратилось в желе, но он находит в себе силы заставить его перетечь аморфной массой, встать на колени и склонить голову, сложив дрожащие руки перед грудью.

— Простите, Шэнь-лаоши. Я… я потерял красную ракету.

Шэнь Цинцю молчит. Долго молчит. Стоит так тихо, что даже в какой-то момент кажется, что он вообще бесшумно ушёл. Ло Бинхэ не рискует поднимать взгляд, чувствуя себя той самой кошкой на раскалённых кирпичах. Он пал в глазах преподавателя так низко, что никогда, никогда больше не сумеет исправиться. На второй же день практики. Мечом махал, как будто первый раз в жизни его взял (хорошо, что хоть этого Шэнь-лаоши не видел), ракету уронил, вместо неё использовал другую.

Какой позор.

— Встань, — говорит Шэнь Цинцю. — Время выполнения задания ещё не закончилось.

Ло Бинхэ едва успевает вскочить на ноги, как тут же что-то летит ему в руки. Он ловит на голых рефлексах, машинально зажмурившись на мгновение, и сразу крепко сжимает, чтобы не уронить. Смотрит на зелёную ракету в своих ладонях. Ещё одну зелёную ракету. Вскидывает ошарашенный взгляд на Шэнь Цинцю, не решаясь даже рот открыть, не то что вслух задать вопрос.

— В нескольких метрах отсюда бродит отбившийся от стаи призрачный пёс, — замечает Шэнь Цинцю, делая шаг в туман. — Надеюсь, с ним ты сумеешь справиться?

Он исчезает в молочной пелене, а Ло Бинхэ, хлопая глазами, ещё долго смотрит в точку, где он только что стоял. Переводит взгляд на мёртвую гудяо — в воздухе остро пахнет кровью, под трупом расползается тёмное пятно. На ракету в своих руках. И только сейчас понимает, что снова слышит звуки вокруг. Отдалённые голоса, крики тварей, шаги, звон оружия. Хоть какой-то плюс: он выбрался из иллюзии, пока убегал.

А ещё, Шэнь Цинцю… дал ему подсказку? Призрачные псы, несмотря на устрашающее название, довольно низкоуровневые и неопасные твари, медлительные и слабые, их легко убить даже такому, как Ло Бинхэ. Если совсем уж не облажаться. И вручил только зелёную ракету. Красную — нет.

Да быть такого не может.

Ло Бинхэ наклоняется и поднимает с земли свой меч. Засовывает ракету в карман куртки (ему даже представить страшно, сколько времени он сегодня будет её отчищать, отмывать и зашивать). У него всё ещё шумит в висках, по телу будто проехались асфальтоукладчиком, но Ло Бинхэ усилием воли расправляет плечи. Коротко ощупывает голову, где его задела гудяо: вроде бы, волосы не влажные и не липкие, значит, не до крови. Хорошо. Слава богам.

Если Шэнь Цинцю дал ему шанс, он этим шансом должен воспользоваться. И не пасть в его глазах ещё ниже, чем уже пал.

После гудяо короткая битва с призрачным псом кажется непринуждённой прогулкой. Тот, вялый и медленный, даже не сопротивляется особо. Шэнь Цинцю, снова вызванный зелёной ракетой, теперь уже по правильному поводу, коротко осматривает труп и кивает. А потом ведёт Ло Бинхэ обратно на поляну, чеканя уверенный шаг сквозь туман. Там уже собралось с десяток других студентов, в основном старшекурсников. И Се Лянь, который, грязный с ног до головы, с улыбкой машет рукой.

Ло Бинхэ хочет когда-нибудь стать таким же невозмутимым и твёрдым характером, как Шэнь Цинцю. Так же легко и непринуждённо сражаться. Так же хорошо знать своё дело.

После того, как в небо взлетает чёрный сигнальный огонь, Шэнь Цинцю ещё какое-то время приходится собирать оставшихся студентов среди тумана. Выглядит он при этом, мягко говоря, не совсем восхищённым жизнью. Ло Бинхэ насчитывает одиннадцать человек (в том числе Не Хуайсана), не выполнивших первое полевое задание, и чувствует глубоко в груди искрящуюся гордость.

Но ещё — стыд за то, что так отвратительно себя сегодня показал, чуть не умер и вообще справился только благодаря Шэнь Цинцю.

По возвращении в пещеры им даётся полчаса, чтобы привести себя в порядок: умыться, обработать царапины, по мере возможности вернуть подобающий вид одежде. Ло Бинхэ порванную куртку наскоро зашивает, решив переделать стежки аккуратно уже вечером (хорошо, что она старая и он специально поехал именно в ней).

Спину ему кое-как перевязывает Не Хуайсан с помощью общественного набора бинтов, хранящегося там же, где стоит генератор. Порезы болят и кровоточат — возможно, там останутся потом шрамы. Руку и прочие мелкие царапины просто заливают перекисью. Ло Бинхэ ощущает себя развалиной: теперь, после того как они вернулись в относительно спокойную обстановку, он чувствует буквально каждую мышцу и каждую ноющую косточку.

А потом организуется «разбор полётов». Получившие штрафной балл удостаиваются отдельных ласковых выражений, но даже те, кто справился с заданием, не слышат от Шэнь Цинцю похвалы.

Критика, критика, критика. Снисхождения не достаётся даже первокурсникам. Список перечисленных ошибок кажется бесконечным. Слишком беспорядочные удары. Слишком много времени на относительно неопасную тварь. Отсутствие навыков работы с талисманами. Невнимательность, неверный расчёт собственных сил и возможностей — и, как следствие, повреждения: порванная одежда, порезы и даже раны: нескольким студентам тоже приходится воспользоваться бинтами.

Ло Бинхэ, в принципе, всё перечисленное может записать на свой счёт, поэтому сидит, опустив голову. Он словно возвращается в университет, в просторный кабинет с зеленоватыми стенами, всегда плотно закрытыми жалюзи и запахом химических реактивов и формалина, где этот голос так же отчитывает студентов.

— Искренне надеюсь, что завтра вы покажете себя не столь отвратительно, — подводит итог Шэнь Цинцю. — Теперь: четвёртому курсу — час на приготовление обеда. Остальные — потратьте это время на что-то полезное.

Когда он уходит из общего зала, удаляясь в проход, ведущий в сторону его пещеры, большинство студентов выдыхают с облегчением. Жужжание голосов, тут же расплеснувшееся в воздухе, в целом, наполнено только высказываниями о том, какой Шэнь Цинцю ужасный преподаватель, как он всех достал и почему вообще именно его назначили в этом году руководителем практики. Ло Бинхэ чувствует, как у него всё закипает в груди, жар мгновенно заливает лицо.

Да как они могут…

Но он не собирается спорить. Не собирается идти один против всех.

Вместо этого он, покинув толпу, незаметно проскальзывает туда же, куда ушёл Шэнь Цинцю. За ним точно никто не последует, потому что к преподавательской пещере ведёт отдельный ход, справа, сбоку от хозяйственных помещений, и больше ничего там нет. Ло Бинхэ хочет спросить, какая тварь могла наслать иллюзию тишины. И он может сделать это наедине, как уже делал до этого на уроках естествознания.

Из пещеры Шэнь Цинцю доносится какой-то странный звук. Ло Бинхэ, наверное, стоит отпрянуть, пойти назад, пока его присутствия не заметили, но вместо этого он дёргается вперёд. А вдруг Шэнь Цинцю плохо? Он тоже человек, и он сегодня с утра был явно уставшим. Ло Бинхэ заглядывает внутрь пещеры — и видит его, согнувшегося, держащегося за грудь.

Шэнь Цинцю, кажется, даже не замечает Ло Бинхэ, застывшего в проходе, судорожно царапая пальцами одежду и резко, отрывисто хватая ртом воздух. Его лицо бледное, а из-под воротника куртки по шее ползут жуткие чёрные линии. Это ведь… признак каких-то проблем с ци? Им, кажется, говорили, что, когда по меридианам течёт не та ци, сначала возникает что-то вроде отравления, а там и до искажения недалеко.

Ло Бинхэ охватывает паника, а в голове чистый лист без единой мысли. Что, если Шэнь Цинцю задела какая-то из тварей в лесу, что, если в его тело проникла тёмная ци, только он не показывал этого? И что делать? В таких случаях ведь… вливают светлую ци. А он не умеет. Но он же должен помочь! Он должен сделать хоть что-то, вместо того чтобы просто смотреть!

Была не была.

Он хотя бы попробует.

Бросившись вперёд, Ло Бинхэ быстро собирает в ладонях ци (хотя бы это он сделать в состоянии, хотя бы этому кое-как научился сам) и резко впечатывает руки в лопатки Шэнь Цинцю сквозь куртку и одежду под ней, мысленно попросив у него прощения. Меридианы. Ци нужно пустить в меридианы. Но он только теоретически знает, где они располагаются. Как их почувствовать? Как направить духовные силы именно туда, куда нужно?

Нет. У него нет времени.

И он просто отпускает ци с ладоней, так много, как только может, надеясь, что она сама найдёт, куда нужно двигаться. Зажмуривается, сосредотачиваясь на переливании. Из него словно вытягивают все силы. Не страшно. Ну же, ну же, ну же… Напряжённая, согнутая спина Шэнь Цинцю вздрагивает. А потом, спустя несколько секунд, он шумно выдыхает и медленно выпрямляется.

Помогло? Правда помогло?

— Достаточно.

Тон Шэнь Цинцю, холодный и хлёсткий, ничего хорошего не предвещает. Ло Бинхэ распахивает глаза, во мгновение ока отдёргивает ладони и отскакивает назад. Чуть не сносит спальный мешок, быстро делает шаг в сторону, чтобы не наступить и не испачкать. В пещере такая чистота, если он заденет что-то… Шэнь Цинцю очень-очень медленно, поворачивается к нему с каменным лицом и скрещивает руки на груди.

— Ничего объяснить мне не хочешь? — интересуется он, и голос его, кажется, способен проморозить горы на много километров вокруг.

С Ло Бинхэ градом скатывается холодный пот.

Боги, что он натворил.

Даже если он хотел помочь, он нарушил личное пространство преподавателя! Это не другой студент, это взрослый человек, которого нельзя просто так трогать. Ло Бинхэ должен был хотя бы спросить, прежде чем врываться в пещеру и прикасаться к нему. Теперь его накажут. Отстранят от практики. Или вообще отчислят, если Шэнь Цинцю доложит о случившемся ректору.

— Простите, Шэнь-лаоши! — Он падает на колени, опускает голову, бьётся лбом о камень под ногами. — Я увидел, что вам стало плохо, и хотел как лучше. Простите, пожалуйста, простите, я…

— Боги, избавь меня от этого словесного потока, — шипит Шэнь Цинцю. — Встань и повернись ко мне спиной.

Ло Бинхэ от неожиданности резко поднимает взгляд и, всё ещё стоя на коленях, непонимающе смотрит на него снизу вверх. Сердце колотится в горле, во рту сухо — хоть устраивай пустыню.

— Ты не слышал, что я сказал? — недовольно произносит Шэнь Цинцю. — Встань и повернись ко мне спиной.

Ох. Ну да. Он ведь должен его наказать.

Сжав губы, Ло Бинхэ поднимается на ноги. Поворачивается под пристальным острым взглядом Шэнь Цинцю. Закрывает глаза, готовясь к тому, что на спину сейчас обрушатся удары. Или ещё что похуже. Пытается максимально расслабить мышцы, делает глубокие вдохи и медленные выдохи по счёту у себя в голове, постоянно сбиваясь с цифр. Говорят, так меньше больно. Может быть, говорят правду.

За один день дважды разочаровать преподавателя. Какой же он неудачник.

Глаза печёт. Слёзы обиды и разочарования, слёзы злости на себя копятся под веками, но Ло Бинхэ зажмуривается крепче и закусывает губу, не давая им пролиться. Ни в коем случае. Он не девчонка, чтобы плакать. Считать и дышать ровно уже не получается, в голове бьётся мячиком пульс. Шэнь Цинцю сильным, грубым толчком опускает ладони на его спину. Задевает порезы — больно — заставляя сжать челюсти.

А потом, когда Ло Бинхэ уже готов к боли, по его меридианам начинает течь тёплая волна ци.

Что?

Но он же…

— Шэнь-лаоши? — выдыхает Ло Бинхэ изумлённо.

— Молчи и запоминай ощущения, — отрезает Шэнь Цинцю. — Ты неправильно использовал технику. Если вливать ци так, как это делал ты, она рассеивается по телу, и лишь малая её часть попадает точно в меридианы. А ещё часть — начинает течь в обратном направлении. Вот так.

Внутри словно что-то перещёлкивается и скручивается, будто в меридианах проворачивают острые спицы. Ло Бинхэ, вскрикнув, тут же зажимает себе рот ладонью. Выгибается назад от судороги, проходящей по всему телу, впечатываясь лопатками в ладони Шэнь Цинцю. Это больно. Это безумно больно. Он что, причинил такую же боль своими действиями?

— В случае со мной, — невозмутимо произносит Шэнь Цинцю, — эффект был менее выражен. Я преувеличил. Специально, чтобы было понятно, чем это чревато.

И тут же выправляет поток ци, снова пуская её тёплой мягкой волной. У Ло Бинхэ всё-таки выступили слёзы. Он быстро-быстро моргает, избавляясь от них, и осторожно делает вдох полной грудью.

— Ты знаешь, что у тебя два ряда меридианов? — спрашивает Шэнь Цинцю.

— Да, Шэнь-лаоши, — почему-то охрипшим голосом отвечает Ло Бинхэ. Откашливается и добавляет: — Мне сказали об этом, когда выявляли способности.

— Они очень широкие, и второй ряд ещё не атрофировался окончательно, — ровным тоном замечает Шэнь Цинцю. — Тёмное ядро вряд ли сформируешь, но нужно тщательнее следить за тем, какую именно ци поглощаешь и какую собираешься передавать другому человеку. Моя мысль понятна, надеюсь?

Ло Бинхэ торопливо кивает. Он пытается запомнить, как именно двигается ци в теле, запомнить точку, в которую она попадает, концентрируясь, собираясь маленьким водоворотом, который втягивается прямо внутрь нужного меридиана.

Его никогда не учили этому. И никогда не передавали ци. Шэнь Цинцю — первый человек, который показывает, как надо.

— А теперь, — говорит он вдруг, убирая ладони, — сам.

Ло Бинхэ, ещё не отошедший от произошедшего минуту назад, мотает головой, пытаясь прийти в себя, и поворачивается. Чужая ци циркулирует по меридианам, омывает даньтяни, наполняя духовными силами слишком ошеломляющими, чтобы принять их. Шэнь Цинцю выжидающе смотрит на него.

— Ты слышал? Сам. На мне, ещё раз. Давай, пробуй.

И разворачивается спиной.

Проходит несколько секунд, прежде чем до Ло Бинхэ доходит, что от него требуют. Он судорожно сглатывает и торопится выполнять, полный почти благоговейного трепета: Шэнь Цинцю позволил ему коснуться себя. Дал доступ к своим меридианам даже после того, как Ло Бинхэ чуть не натворил с ними невесть что.

Он до сих пор, правда, не знает, что с Шэнь Цинцю произошло — потому что во время вливания ни капельки не почувствовал тёмной ци. Но ему было плохо. Точно было. И Ло Бинхэ, разумеется, не будет спрашивать, почему.

Осторожно, почти не прикасаясь, он опускает ладони на лопатки Шэнь Цинцю. Пальцы немного дрожат. Мысленно представляет меридианы, перенося их линии на чужую спину так же, как они расположены в его собственном теле. Вот. Вот здесь была точка, в которую входил водоворот ци. Нужно аккуратно собрать в пучок, тонкий концентрированный пучок, потом направить в неё… и медленно пустить вниз по меридиану.

— Хм, надо же, — отзывается Шэнь Цинцю, когда Ло Бинхэ приступает к вливанию. — Уже лучше. Продолжай.

— Да, Шэнь-лаоши.

Обрадованный, он продолжает непрерывно передавать ци, сосредотачиваясь на определённой точке. Это почему-то отдаётся жаром по всему телу, который волнами прокатывается снизу вверх, от ног к голове, а ещё он почти физически чувствует, как ци утекает из него, словно вода из стакана. Но, наверное, так и должно быть? По крайней мере, вроде бы, на сей раз он делает правильно. В правильную сторону и в правильное место.

— Достаточно, — вдруг говорит Шэнь Цинцю, делая шаг вперёд и разрывая текущий в его меридианы поток.

— Я… — испуганно начинает Ло Бинхэ, прижимая руки к груди. — Я снова что-то не так сделал?

Шэнь Цинцю поворачивается к нему на три четверти. Прикрывает веки, тяжело вздохнув, и заводит руки за спину. Ло Бинхэ отмечает, что его лицо выглядит гораздо свежее, чем утром. Тёмные круги исчезли, и нет отпечатка усталости, который до этого был так хорошо заметен. Это всё сделала ци?

— Ты отдаёшь больше, чем можешь дать. Совершенно не контролируешь количество. Будь на моём месте кто-то другой, он мог бы забрать у тебя всё до капли и даже не поморщиться, а ты упал бы почти замертво, — резко, отчеканивая слова, объясняет Шэнь Цинцю. — Кто вообще учил тебя обращаться с потоками ци? Обезьяны? У них и то лучше выйдет.

— Я самоучка, Шэнь-лаоши. Так вышло. Простите.

Шэнь Цинцю сощуривается, глядя на него. Так, как он делает на парах, когда ему не нравится ответ. А потом, вздёрнув голову, отходит в сторону, явно показывая, что не настроен на дальнейший разговор.

— После обеда приложи достаточно усердия, чтобы восстановить силы во время медитации, — замечает, даже не глядя на Ло Бинхэ. — И завтра будь повнимательнее во время практической работы. Мне нужны живые студенты, а не их трупы. И ещё будешь приходить каждый день в это же время, чтобы отработать технику передачи ци. Доведёшь меня до искажения — отправишься обратно в университет пешком. Иди.

Ло Бинхэ склоняется в малом поклоне и пулей вылетает из пещеры, даже забыв про то, что, вообще-то, шёл сюда задать вопрос. Ничего. Спросит потом. Ему удаётся появиться в общем зале незамеченным и прошмыгнуть в другой ход: двое четверокурсников, возящихся у котла, слишком заняты готовкой, чтобы обратить внимание. Когда он появляется в «комнате», Не Хуайсан ожидаемо спрашивает, где он торчал и почему пришёл такой странный. Ло Бинхэ лишь отмахивается, снимает куртку и молча садится зашивать её.

В меридианах всё ещё пульсирует чужая ци, а сердце трепещет, как пойманная рыбка. Шэнь Цинцю… невероятный человек. За один только день Ло Бинхэ сначала был спасён им, а потом, ожидая наказания за опрометчивый поступок, получил урок по заклинательству.

Почему остальные считают, что он сволочь? Почему позволяют себе оскорблять его? Да, он резкий и прямолинейный, он говорит, что думает, не стесняясь в выражениях, он придирается ко всему, но разве из-за этого его положено ненавидеть? Или людям просто кого-то обязательно положено ненавидеть: самого Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю, ещё кого-нибудь?

Ну ничего.

Достаточно, что Ло Бинхэ не будет ненавидеть его.