Да мне немного надо, пожалуйста...

— Я досчитаю до трëх, а потом убью Вас.— Думаете, сможете меня запугать?

— Нет, я думаю, что могу убить Вас. А обратный отсчёт сделает происходящее более захватывающим. Итак…

Ствол взведённого пистолета приставляется к голове так, что Стайлз чувствует, как дуло глушителя оставляет на его лбу круглый фантомный отпечаток.

— Раз.

Стайлз смотрит в глаза учителю, чувствуя запах пороха и то, что он настроен как никогда серьёзно. А ему самому сейчас настолько страшно, что он не может сдвинуться с места — всё тело сводит от напряжения и ужаса. Глаза застилает пеленой и хочется плакать в этот момент прямо навзрыд.

— Два.

Подросток зажмуривает глаза и задерживает дыхание, сцепляя зубы. Его всего трясëт от собственной беспомощности и безоружности перед смертью, но он не позволяет позорному скулежу с мольбой о пощаде вырваться наружу.

Он не выдаст друзей ради спасения собственной шкуры.

Три.

Когда Стайлз слышит оглушительный звук выстрела, он даже не сразу понимает, что произошло. Глаза всë ещё до цветных пятен закрыты, но это не мешает ему почувствовать капли странной тëплой жидкости по всему лицу — будто вместо того, чтобы выстрелить пулей из пистолета в него стрельнули водой из пульверизатора.

Вот только не успевает он даже взглянуть на происходящее, как слышит новый звук.

Он следует следом за первым — разница буквально в секундах — но гораздо тише. Наверное, если бы на фоне играла громкая музыка, парень бы и не услышал его.

Но мысли стремительно покидают голову, когда его прошивает острой болью. Настолько острой, что он не успевает даже понять, какая именно часть тела у него болит, но уже валится на пол, то ли от раны, то ли инстинктивно.

Полностью принять горизонтальное положение не дают — к нему кто-то подбегает, в глаза бросается лишь отвратительно-жëлтый цвет, и крепко хватает за плечи.

— Стайлз! Стайлз! — В глазах мутно, но Стилински заставляет себя перевести взгляд на отца Скотта в спец одежде, паралельно отплëвываясь от крови учителя — но она от этого действия, кажется, ещë больше забивается в глотку, оставляя солёный, металлический привкус во рту. — Стайлз, послушай меня!

Парень дышит с трудом, но с ещë большим трудом пытается послушно слушать то, что ему пытаются донести. Активно кивает головой, мол, продолжайте, хотя собственные ноги поддерживают его в стоячем положении уже довольно слабо.

— Мне звонила Мелисса, не знаю, что это значит, но она сказала: есть антидот. Он в хранилище — это грибы Рейши.

— И где они? — Запинаясь, пробормотал Стайлз, сглатывая желчь, что подступила к самому горлу. Он пытался говорить нормально, но его голос заметно звучал намного выше обычного.

— Они в банке на одной из полок. Она сказала передать Скотту, что они в хранилище.

Стилински кивает, но вместо того, чтобы тут же броситься бежать обратно, его тело, против воли, почему-то начинает оседать на пол, а окружающее пространство шататься и меркнуть.

— Стайлз? — Слышит он обеспокоенный голос, но вместо ответа лишь глаза прикрывает. Ему нужны буквально пара секунд, но ему их не дают, зачем-то задирая одежду, — о боже. Ты ранен!

Слова отражаются в сознании, вызывают жёсткую реакцию. Парень снова открывает глаза, хочет было уже начать отрицать, мол, да какая рана, вы же ведь успели вовремя, это, наверное, просто отходняк неожиданно накрыл раньше времени, но подбородок уже упирается в грудь, а сам он видит красное пятно, расплывающееся по футболке.

Неверяще и как-то заторможенно проводит рукой по этому месту, но тут же одëргивает, когда боль расходится ярким, выжигающим пламенем от печени по всем нервам тела.

— Тебе надо наверх, к врачам! Я помогу, а потом сразу к Скотту, ты только скажи…

Стайлз моргает несколько раз, переводит взгляд с раны на отца друга и почти отчаянно трясёт головой.

Предложения остро бьют по мозгам, а в голове проясняется — он вспоминает, зачем вышел и что ему нужно как можно скорее вернуться обратно с полученной информацией. От одних даже мыслей кажется, что в комнате становится светлее.

Первый порыв — позвонить Скотту, но Стайлз даже не пытается, вспоминая, что связь недоступна, да и телефона при себе у него нет. Так что он, не без помощи, подрывается с места, задерживая дыхание и с силой зажимая рану.

От каждого движения во всëм теле раздаëтся жаром, это невероятно больно, но зато — он ещë чувствует, зато — точно знает, что не всё потеряно. Решимость придаëт сил, и он, отмахнувшись от старшего МакКола, резко срывается с места в тëмный коридор, стараясь не думать над своими действиями, а позволяя инстинктам решать за него.      

Он никогда не был выносливым — на физкультуре пара кругов и то давалась с трудом — но сейчас устаёт гораздо быстрее обычного. Подросток старательно не опускает взор вниз — хотя очень хочется — чтобы не видеть, как с каждым шагом пол под ним плывëт всë сильнее, а из раны течëт не переставая.

Пытается удержаться в сознании, успокаивая себя тем, что ему не впервой, переживëт. И вообще, помочь ребятам сейчас важнее.

«Да мне немного надо, пожалуйста, только бы сказать Скотту… — Просит он как-то фоном, когда его заносит и он врезается в металлический стеллаж. — Рейши, грибы в банке. Там, где-то рядом с вами, на полке!» — Он думает куда-то в поток вселенной, надеясь, что эти мысли подхватят и донесут до друга, который сейчас наверняка уже лежит без сил, заражённый.

Во рту снова привкус ржавчины и парень неожиданно понимает, что если сейчас не вдохнëт, то захлебнëтся собственной кровью, которая почему-то идёт горлом.

Аффект прошёл и каждое движение снова стало вызывать простреливающую боль, но вон, стена с трискелионом уже рядом.

Стайлз буквально влетает в неë всем телом, на последних силах яростно стуча ладонями-кулаками по ней и крича:

— Скотт! У вас там в хранилище есть грибы, называются Рейши. Это антидот! — Стилински тяжело дышит; чëрные мушки полностью закрывают обзор, но он продолжает лупить по стене, оставляя на ней кровавые отпечатки, и хрипеть, — Скотт, открой дверь! Они там, на одной из полок! Ты слышишь меня? Скотт!

Он пытается как-то сдвинуть стену своим телом, но руки быстро становятся неподъëмными, безвольно свисая вдоль тела, а ноги подгибаются и Сталйз, жадно хватая ртом воздух, обессиленно сползает по стене вниз, внезапно понимая, что всë, на что он сейчас способен — это скукожиться на полу и стонать от боли, зажимая ладонью рану.

Даже если дверь и откроется — встать он больше не сможет.

Слëзы отчаяния стекают по щекам.

«Пожалуйста, можно не так. Можно как-нибудь иначе, я… В этот раз я всё сделаю правильно.» — с какой-то тупой и бесполезной тоской думает он, пытаясь разобрать за собственным скулежом то, что происходит за стеной.

Он не верит в то, что всë закончится вот так — до безумия глупо. И как всегда не в его пользу.

Становится очень холодно. Настолько, что трясёт.

Стайлз знает: это нормально. Это из-за потери крови. Ещё немного — пройдет. На все станет плевать и захочется спать.

«Сколько осталось, интересно», — думает он, когда страшная, мучительная тяжесть начинает накатывать волнами. Глаза слипаются и открывать их совсем не хочется.

Боль медленно, но верно уходит, его окутывает практически осязаемая пустота, и он обмякает.

***

Скотту было так плохо, что он даже не мог подняться.

Его ломало, когда температура спадала, лихорадило, когда подскакивала. От слабости и упадка сил он терял концентрацию, и как никогда чувствовал себя уязвимым.

Температура под сорок снова даёт о себе знать, когда перед глазами появляются искры, а голова раскалывается.

Всë становится ещë хуже, когда пространство перед глазами начинает замазываться пеленой. Вялые попытки хоть как-то восстановить зрение не помогают, через минуту оборотень уже не может даже четко различить многие вещи в хранилище.

Девочкам, судя по их жалобным голосам, везёт ещë меньше — они уже ничего не видят.

Скотт пытается как-то бороться с этим физически — не сидеть на одном месте, ходить, пытается говорить с Малией или Кирой, но на деле — язык даже не шевелится.

Он не может произнести ни слова, а ноги не слушаются, из-за чего он вскоре заваливается куда-то в бок. В попытке устоять, оборотень слепо шарит руками по стене, сдирая ногти едва ли не до крови.

Но судорога всë сильнее сковывает усталое тело и вскоре парень ощущает, как колени касаются холодного пола.

Ему жарко и душно, поэтому он прислоняется щекой стене, пытаясь дышать и игнорировать боль.

Помощь скоро придёт. Стайлз скоро придёт.

Им нужно просто подождать. Ещë совсем немного…

— Рейши…

Он почти засыпает — или, может, всë-таки засыпает, — но внезапно слышит тихий зов. МакКол не может отличить сон от реальности, потому что этот звук раздаëтся как будто где-то рядом с ним, но при этом и отовсюду.

Когда парень пытается открыть глаза — темнота, непроницаемая, холодная, никуда не исчезает. Болезнь забрала и его зрение.

— Скотт… Я видела их. В банке, на одной из полок, — Кира говорит тихо, еë голос срывается, а язык заплетается. — Рейши…

МакКол пытается пошевелиться, но резкая, невыносимая боль придавливает его к полу. Он чувствует себя жалким и слабым.

Каждая секунда его борьбы с собственным телом, казалось, длилась целую вечность, которая никак не заканчивалась.

Но он добивается своего — через боль, он, наконец, поднимается на еле держащих его ногах и встаёт прямо.

Скотт знает, что должен найти, но не знает, где. Ещë минута времени уходит на концентрацию, но когда он снова открывает глаза — пространство рябит от количества красного вокруг. Это совершенно разные оттенки и тона, но парню не важно.

Потому что он видит.

Видит тяжело дышащих девочек, лежащих на полу, что из последних сил противятся болезни.

Видит стеллажи и заветную банку с антидотом, что спасëт их.

Его кидает вперëд, но он тут же падает на колени. Он вскидывает руку, хватаясь за ящик, и подтягивает тело, стремясь оказаться у цели раньше, чем силы окончательно иссякнут.

Тело быстро тяжелеет, будто его держит какая-то потусторонняя сила. Он знает, что должен справиться с этим, преодолеть это препятствие ради спасения остальных и себя, но даже это знание не помогает ему подняться с колен. По ощущениям — всю его нижнюю часть тела будто замуровали в бетон.

Банка слишком высоко — приходится буквально карабкаться по ящикам на одной руке — другая опирается на пол, чтобы не мотало из стороны в сторону — чтобы добраться до антидота.

Перед глазами всë меркнет, но рука наконец нащупывает стеклянный бок, смахивая из последних сил его вниз.

Банка летит на пол, звонко разбиваясь на осколки; грибы рассыпаются и волчий нюх чётко улавливает их жуткий запах.

***

Стена под спиной уезжает куда-то в бок, скрипя, и Стайлз тяжело переворачивается, облокачиваясь на соседнюю.

Он не может сдержать стона и вздоха облегчения, когда видит, как его друг вываливается из хранилища, тяжело дыша.

Парень пытается найти в себе силы сказать хоть что-то Скотту — ты в порядке? Как там Малия? Все выздоровели, никаких бесконтрольных клыков и когтей? — но получается только сдавленно мычать, улыбаясь кровавой улыбкой.

Он искренне надеется, что ему это не кажется, что это не сон и не галлюцинация, и чтобы проверить это, тянет к Скотту руку, хватая за плечо. Реальный.

Зажмуривается довольно, не успевая увидеть, как глаза друга расширяются от ужаса, когда тот замечает пропитавшуюся кровью одежду, и как он наклоняется к нему ещё ниже.

— Стайлз… — Скотта потряхивает уже не от болезни, и он едва сдерживается, чтобы не притянуть парня ещë ближе для крепких — практически душащих — объятий. — Стайлз, ты ранен!

Стилински открывает глаза, с раскаиванием смотря на друга, который дрожащими руками, так же как и его отец, задирает ему футболку. До этого у него вызывалось желание плакать, злиться и проклинать судьбу, только когда он сидел в полном неведении того, что творится за стеной.

Сейчас он плачет оттого, что понимает, что умрёт на глазах лучшего друга.

— Да, — хрипло шепчет он, — да, в меня чуть-чуть стреляли.

Он всë так же улыбается, даже когда морщится от боли, когда друг пытается хоть как-то остановить кровотечение.

— Всë будет хорошо, я сейчас… — Скотт поднимается — рука соскальзывает, оставляя за собой на его футболке кровавый отпечаток ладони — заглядывая в хранилище, — Малия! — Зовëт он, а затем снова обращается к нему. — Я за скорой и врачами! Потерпи немного…

— Нет! — Стайлз отчаянно трясёт головой и упирается щекой в стену, в попытке приподняться, — нет, Скотт… Ты не успеешь. Слишком поздно… — Он слабо извивается и вытягивает руку, чтобы схватить парня за край штанины, но в итоге чуть не заваливается в проход хранилища, и только руки вернувшего друга не дают этому случиться. — Лучше… Побудь рядом…

— Стайлз… Чëрт возьми… Прости… — МакКол его ладонь в своей сжимает, прижимает ледяные пальцы к щеке, головой бодает. — Ты будешь жить, слышишь! Ещё не поздно!

Скулит, заглядывая в знакомые годами глаза, в которых сейчас догорают остатки сознания. На душе пусто. Давит тупая боль, мешающая дышать. Ком в горле никак не исчезнет.

Он не верит. Не верит никто. Неужели ничего нельзя сделать?

— Я могу укусить тебя! — Отчаянно предлагает он. — Укус спасёт тебя и ты будешь как обычно… Как раньше…

Отчаяние рвëтся наружу скупыми слезами, когда Стайлз не переставая улыбаться, отрицательно качает головой. Слушаться его не хочется, хочется сделать по-своему, но он больше не может оторваться от друга даже на мгновение. Перестать касаться везде, где дотягивается, забирая часть боли, как будто всё тело сына шерифа потеряет способность чувствовать, если его руки не будут делать это.

Слëзы бегут по щекам ещё сильнее от одной только мысли, что когда Стайлза не станет, ему придётся его представлять.

— Я не жалею… — Шепчет парень, глаза которого с каждой секундой закрываются всë больше. — ну, может, только о том, что оставляю вас и папу… Ты ведь присмотришь за ним?

Из его речи пропадает пара гласных и в другой ситуации Скотт с удовольствием бы посмеялся — они бы вместе над этим посмеялись! — если бы мог контролировать хоть один процесс.

Но в этой ситуации парень может лишь дрожать всем телом и отчаянно кивать головой.

— Обязательно, дружище… — Он обхватывает чужое лицо ладонью, бесконтрольно поглаживая россыпь родинок, и сжимает зубы, рыдая.

Сколько бы он сейчас отдал за то, чтобы не понимать, не осознавать эту потерю. Чтобы не видеть, как ясные, сияющие карие глаза теряют осмысленное выражение, окончательно скрываясь за веками, как безвольно разжимается рука в его хватке…

Сколько бы он отдал за то, чтобы быть уверенным, что Стайлз сейчас просто смотрит сны, а завтра проснётся как ни в чëм ни бывало…

МакКол задыхается и плачет не переставая. Кажется, будто из него вырвали какую-то безумно важную часть, оставив гулкую пустоту, которую нечем заполнить.

За спиной всхлипывает Кира — или Малия? — но до неё ли сейчас?

Скотт продолжает касаться остывающего тела, вплавляя ощущения в кончики пальцев, чтобы воспоминания были яркими.

Ему чертовски жаль, что он не смог найти правильных слов, а его лучший друг так и не услышал их, который так и не узнал, как сильно он был дорог и нужен ему.

Теперь он сможет выговориться лишь гранёной плитке на кладбище, оставляя на ней, среди других цветов, две гвоздики — белую и розовую.