Затянутое красноватой пеленой небо висело над огромной бесплодной равниной. Дурно пахнущий ветер гонял туда-сюда клубы пыли, вздымая их в воздух, из-за чего пространство казалось зыбким и дрожащим, как во сне. Огненные всполохи то и дело прорезали небосвод, устремляясь куда-то за горизонт. Они предвещали скорое наступление утра — или то, что считалось здесь, во Внешнем Мире, таковым.
Еще немного, и из-за возвышающихся вдалеке гор покажется солнце. Если очень повезет, сегодня оно будет лишь одно. Ближайшие восемнадцать внешнемирских часов солнце будет злобно пялиться на раскинувшийся под ним пейзаж. На лоточников и шлюх, крестьян и работяг, стариков, младенцев, а так же всех тех, кто застрял между этими состояниями. Только одного человека (человека ли?) этот горячий и яростный свет не заденет, потому что он надежно защищен каменными стенами циклопического замка. Хорошо перестраховался.
Император Шао Кан поднял лысую голову с бархатной подушки-думки. Придворные мудрецы утверждали, что истинный дух воина можно поддерживать только путем сна на голых досках, и назидательно побуждали царственного великана именно к этому. После того, как самые активные примерили деревянные макинтоши, желающих стало меньше, а их риторика — умереннее. «Ибо нехуй» — говаривал император, поудобнее устраиваясь на перине. Те времена, когда жареная конина была в сладость, а сон заставал даже на попоне под открытым небом, слава всевышнему, были позади.
Мутным осоловелым взглядом вершитель внешнемирских судеб обвел свои покои. Отделаны они были в стилистике так называемого «цыганского шика» или, как выражались простолюдины, «дорого-богато». Единственной фразой, которую слышал приглашенный декоратор на всем протяжении отделки, было «НУЖНО БОЛЬШЕ ЗОЛОТА», и уж расстарался он на славу. Неподготовленный человек, проведя в окружении такой роскоши хотя бы пять минут, рисковал ослепнуть — из-за великолепия, дурновкусия или просто потому что Шао Кан не любил людей, но любил выдавливать им глаза. Вкусный из них сок выходил. Солененький.
Кое-как вместив свою раздавшуюся за десятилетия задницу в штаны (любимая набедренная повязка давно рассыпалась от ветхости), император выбрался в коридоры дворца и побрел к тронному залу. По дороге он пошатывался, пару раз увяз в собственных ногах и едва не врезался в массивную колонну. Встреченные на пути придворные кидались на пол в раболепном молчании. Один пожилой господин не проронил ни звука, даже когда Шао Кан блеванул ему за шиворот какой-то пенящейся зеленой дрянью. Чем же таким его вчера потчевали четверорукие шоканы? Эта загадка требовала скорейшего разрешения. Ну, может, до завтрака могла и подождать.
Шао Кан рассчитывал появиться в тронном зале, уверенно распахнув ногой дверь, но реальность оказалась иной, и в итоге он просто ввалился внутрь, изрыгая проклятия. Тем не менее, это все равно произвело впечатление на всяких казначеев, советников и прочую мелкую челядь, роящуюся вокруг трона. На ватных ногах Кан поплелся к своему законному (ну почти) месту, безжалостно распихивая тех, кто оказался на пути. «Император идет, это император, господи, он здесь, здесь!» — поднялся вокруг лихорадочный шепот. Кто-то в трепетном ужасе обосрался, некоторые в экстазе засунули руки в штаны, отдельные личности умудрились проделать и то, и другое одновременно.
Внезапно перед Шао Каном возникла полноватая бабенка лет двадцати пяти. Выставив вперед руки, она протягивала ему пухлого младенца. Младенец смешно сучил ногами и не переставая агукал.
— Благослови мое дитя, о великий господин, — экзальтированно взвыла бабенка, — мы шли к тебе через льды и пески, через стужу и зной, не оставь нас!
Шао Кан взял младенца на руки. Тот затих и посмотрел в ничего не выражающие коровьи зенки великого правителя.
— Ненавижу, блядь, детей, — изрек Шао Кан и, ухватив младенца за ноги, с силой треснул его о ведущие к трону мраморные ступени.
Кровь и мозги брызнули из расколовшегося черепа. На лице матери застыло выражение искреннего недоумения, как у первоклассника, которому попалась задачка из учебника по квантовой физике. Она прижала руки к лицу и стала очень похожа на персонажа с картины одного известного норвежского художника. Шао Кан тем временем принялся подбрасывать в воздух останки младенца и ловить их. Получались смешные влажные шлепки. С каждым разом крови из тельца выбрасывалось все меньше, и скоро это занятие Кану наскучило. Вручив изуродованный труп первому попавшемуся придворному, он коротко бросил:
— Отдайте это на кухню, я хочу фрикасе.
Придворный с таким энтузиазмом принял приказ, что даже подпрыгнул.
— Будет сделано, господин!
Бедная мать тем временем заверещала жалобным голосом и плюхнулась на колени перед Шао Каном, уже успевшим приложить задницу на трон. В обычные дни он был бы рад слышать эти звуки. Но сегодня его мучили отходняки, поэтому и настроение пропало. Кан встал и изо всех сил пнул бабенку в брюхо. Она хрипло хоркнула, как будто из грудины вышел весь воздух, и повалилась навзничь. По подбородку потекла алая струйка.
— Батюшка, что ж вы так… — просипела бабенка.
— Стража! — заорал Кан.
Перед ним немедленно появились таркатаны в дубленых кожаных жилетах.
— Ну-ка быстро разберитесь с ней! — брезгливо указал он на лежащую женщину, — за что я вам плачу-то?
— Но вы нам не платите, гррр-господин, — зарычал один из таркатанов, немного повыше остальных и с брошью в виде черепа на жилете.
— Вам платит государство. А государство — это, блядь, я,— надменно сказал Шао Кан.
Таркатан ничего не ответил, только кивнул своим товарищам. Они подхватили бабенку под мышки и споро выволокли ее из тронного зала. Кан вздохнул с облегчением. Ишь, ходит тут по дворцу всякая шваль. Стандарты безопасности совершенно опустились на дно!
Перед троном уже начала выстраиваться очередь из просителей, поэтому пресечь ее формирование нужно было быстро и решительно. Руки Шао Кана уперлись в подлокотники.
— Так, — загремел его голос, поднимаясь к потолку, — сегодняшний день неприемный! Идите на хуй, спасибо большое!
По залу снова понесся шепоток. Некоторые из посетителей расстроились, потому что стояли в очереди уже не первый год. Они негодующе трясли в воздухе номерками, сделанными из неизвестного металла. Но Шао Кану было на них насрать. Один жест — и бузотеров уже выталкивают взашей. Просто и эффективно. Ничего — место вытолкнутых обязательно займут новые. За долгие годы очередь к трону превратилась в функционирующую замкнутую экосистему. Там плелись интриги, появлялись и распадались семьи, рождались и обязательно умирали дети. Мясо на императорском столе не переводилось.
Когда последнего из посетителей — вшивого старика, пытавшегося заявить свои права на владение скотом погибшего брата, спровадили восвояси, Шао Кан блаженно вздохнул и откинулся на спинку трона. Тут откуда-то повеяло свалявшейся пудрой, огуречным лосьоном, и перед императором возник колдун Куан Чи.
— У меня хорошие новости, господин, — ощерился он желтыми зубами.
Шао Кан лениво махнул рукой, мол, валяй.
— Знамения не обманули! Сегодня небесные тела наконец сошлись так, как следует, а это значит… — Куан Чи мечтательно закатил глаза, — что мы можем провести турнир Смертельной Битвы. Последний!
Шао Кан оживился.
— Наконец-то этот ебучий шарик будет моим, да, сученька!
Он поднялся и сделал пару коленцев вприсядку вокруг трона. Потом, видимо, осознав, насколько тупо выглядит, принял максимально напыщенную и пафосную позу.
— А что же Земное Царство? Наверняка они не сдадутся без боя. Этот говнюк Рэйден уже, должно быть, собирает очередную ватагу защитников, ууу, гнида, — Шао Кан несколько раз взбудораженно махнул кулаком. Куан Чи мастерски увернулся.
— В этом-то и весь цимес, господин! — заявил он, — Никаких защитников у Земли больше нет!
Шао Кан осекся. Его влажные воловьи глаза смотрели озадаченно.
— Как «нет»? Всегда ж были! Развертай свою мысль! — грозно рявкнул он.
«Неграмотное ты хуепутало» — подумал Куан Чи, однако промолчал. Но не потому, что был очень воспитанным, а потому что боялся — немногие пережившие удар Кана описывали его как «представь, что тебе заехали в морду наковальней», и колдуну совсем не хотелось испытать его на себе. Поэтому вслух он сказал:
— Конечно. Смотрите сюда.
Из его пальцев заструилась зеленоватая дымка. В ней проступали контуры, силуэты и лица. Некоторые из них Шао Кан даже узнал, и все внутренности его заклокотали от злобы.
— Лю Кэнг в аду. Вместе со Скорпионом. — в дымке появилось изображение двух изможденных воинов. В руках они держали пластиковые стаканчики, из которых время от времени меланхолично отхлебывали.
— Так ему и надо, пидору визгливому, — мерзко захихикал Кан.
Куан Чи кивнул, изображение задрожало и сменилось. Теперь оно показывало грустного мужчину лет сорока пяти. Солнечные очки превратились в обычные, щеки и скулы густо заросли черной с проседью бородой. В нем все еще можно было узнать Джонни Кейджа, но в этот раз вечный острослов Джонни казался подавленным донельзя.
— После гибели Сони Блейд Джонни Кейдж пошел вразнос и на данный момент судится со своей пятой женой. Он полностью разорен, плотно сидит на кокаине, голосует за республиканцев, а еще, — Куан Чи понизил голос, — рекламирует лечебные магнитные браслеты в телемагазинах…
— Ебать он лох, — резюмировал Шао Кан.
— Не могу не согласиться, император, — заискивающе произнес колдун.
В дымке возникло еще одно лицо. Но в отличие от прочих оно не менялось и не искажалось, потому что было изображено на большом, строгом куске черного камня. Шао Кан подпер подбородок ладонью. Как же звали этого вонючего негрилу?
— Майор Джексон Бриггс, убит во время массовых протестов в США, — скупо сообщил Куан Чи.
Кан просиял, отчего его улыбающееся лицо стало еще более уродливым.
— Как же это охуительно! Просто лучшие новости за последние… — он судорожно защелкал пальцами, пытаясь вспомнить хоть какой-нибудь значимый отрезок времени, и потерпел фиаско, — в общем, здорово. Теперь скажи мне, раб, — Шао Кан обожал именовать всех кого ни попадя рабами, тем самым пытаясь возвыситься над ними, — а что там с нашими бойцами?
Куан Чи скрестил руки на груди.
— О, я счастлив доложить, что мы располагаем огромным количеством великолепно подготовленных бойцов! Наследные принцы Горо и Кинтаро, леди Шива, Сайзот-Рептилия, командор Барака и многие другие славные имена готовы доказать свое превосходство в поединке! Да и мы с мастером Шанг Цунгом на кое-что способны…
Лицо Шао Кана нахмурилось, лоб прорезала глубокая морщина. Даже не очень наблюдательный человек увидел бы сейчас, с каким пронзительным и натужным скрипом поворачиваются шестеренки в царственной голове. Внезапно он шагнул к колдуну, схватил того за грудки.
— Ты давай мне тут без высокопарщины, епт! — заревел Шао Кан, — Говори нормально, а то словами сыплешь, сыплешь, а ничего не понятно!
— Ну, вломим им пизды, короче, нечего париться, — прохрипел Куан Чи.
Кан смягчился и разжал хватку.
— Вот так бы сразу, а то как из книжки читаешь. Проще надо быть, Чича, и тогда тебя ждет успех, бабло и женская любовь, — постучал он по лысому колдунскому куполу, — кстати, о женщинах. Дочи мои как?
— В своих покоях, мой господин, еще не выходили, — ответил Куан Чи, потирая место ушиба.
Шао Кан снова стал закипать.
— Я не спрашивал тебя, где они! Я спрашивал, готовы ли они драться?
— Понятия не имею. Полагаю, что лучше будет, если вы спросите об этом сами.
Раздался громкий утробный звук — в животе Шао Кана заурчало. Он сверкнул глазами и потер нависающее над поясом пузо не слишком чистой ладонью.
— Так я и сделаю. Но сперва пожру, — новые миры лучше завоевывать на полный желудок.
С этими словами Шао Кан бодро засеменил к выходу из тронного зала. Настроение значительно улучшилось, поэтому по пути в обеденный зал он разбил морды не десятку, а всего лишь трем зазевавшимся придворным. Те, кому не посчастливилось попасть под горячую руку, обливались кровью и слезами, но все равно благодарили государя.
Куан Чи за начальником не последовал. Как только буханье шагов стихло в коридорах угрюмого дворца, он выждал еще несколько минут для верности и поднялся по ступеням к такому страшному и такому вожделенному трону. Черные высохшие губы растянулись в сардонической улыбке.
«Даже самая большая кукла рано или поздно отправляется в коробку», — подумал Куан Чи.