Мне нравится запах твой,

Губы, твоя ладонь.

Глупые твои мечты,

Мне нравишься ты…

Ночная Лента — Финский залив

— …«Но зато в четверг с полдня снова праздник для меня»… — тихо пропел библиотекарь, расставляя вернувшиеся в родные пенаты книги.

Он был солидарен с Афанасием Афанасьевичем, хоть представления о празднике для них и различались. Когда один знаменитый поэт радовался, что покидает серый промозглый Петербург и отправляется в раздольную Степановку, другой, совершенно не знаменитый и даже не совсем поэт просто тешил себя мыслями о приближающемся выходном. «Среда — маленькая пятница!», — говорили обычные люди. «Четверг — маленькое воскресенье!», — заявляли работники библиотеки имени Маяковского. И один такой работник уже с наслаждением представлял себя лежащим на раскладном диване с любимым сборником Ходасевича, вот только мечтам его, увы, уже не суждено было сбыться. Под самое закрытие, без предварительного оповещения и объявления войны, к нему на работу заявился один весьма шумный знакомый и подозрительно вдохновлённо заговорил:

— А поедем-ка на Финский залив!

«Кажется, у него началась фаза навязчивых идей… — мысленно заключил Евгений, перестав напевать под нос стихи. — Или это просто новая метóда нашего дорогого доктора. В любом случае, ничего хорошего его энтузиазм не предвещает».

Внешне Евгений, как всегда, вежливо улыбнулся (рабочий день еще не закончился, в конце концов, камеры не дремлют!), зато внутренне неслабо напрягся. Библиотекарь все чаще задавался вопросом: почему ему не удавалось сказать своему необычному другу категоричное «нет»?

Возможно, потому, что кроме этого случайного человека в его жизни больше друзей и не было… Или все-таки была другая причина, которую Евгений упрямо отказывался признавать? Например, Евгению, безусловно, нравилось, как этот громила — мужчина значительно ниже, зато шире и массивнее него самого, — смотрел на него, простого библиотекаря, как Овидий на свою Офелию: ловил каждый его взгляд, каждое слово и только разве что хвостом не вилял, следуя за ним по пятам. На удивление, это… не раздражало. Наоборот, подчёркивало чувство собственной значимости, нужности… Если бы Владимир еще и глупости бы всякие не предлагал, цены б в нём не было!

— Посмотреть? — скептично поинтересовался библиотекарь и быстро накидал на бумажке, в какую секцию должна вернуться каждая из книг. Ну а что, раз Владимир пришёл к нему на работу, пусть лучше помогает, а не мешается! Коллеги уже давно привыкли к неожиданному помощнику, а вот начальству об этом лучше было не знать. Евгений у руководства и так был на нехорошем счету.

Владимир понятливо взял стопку книг вместе со списком и пошёл по рядам, попутно выкрикивая из-за стеллажей:

— Да чего там смотреть-то? Поехали плавать!

— Володь, ты серьёзно? — Евгений, наоборот, отвечал как можно тише — сказалась рабочая привычка. Как же всё-таки сложно было приучить неотёсанного товарища к порядку! Владимир ведь прекрасно знал, что в библиотеке нельзя шуметь, так нет, всему миру о своих планах спешил сообщить! — Плавать? В Финском заливе?! Не думаю, что это хорошая идея. Тем более, я не умею.

По мнению Евгения, это был весьма весомый аргумент. Он не раз рассказывал другу, пусть и в шуточной манере, что мог утонуть даже в ванной. Но тот оказался либо абсолютно бесчувственным, либо непробиваемо тупым.

— Как раз научишься! — непонятно чему обрадовался Владимир. — Я же тренером был, я тебя научу!

«Ещё чего не хватало…».

Евгений прижался к стеллажу, закрывая лицо руками. Хорошо, что его в этот момент никто не видел. Как он еще должен был реагировать на сколь искреннее, столь же и глупое предложение? Да, для Владимира плаванье когда-то было всем. Любимым хобби, работой, повседневностью, без которой он не представлял свою жизнь. Но для Евгения всё было как раз наоборот! Он никогда не бывал рядом с водоёмами. Никогда не плавал и делать этого не собирался. Опять же, Владимиру, как уроженцу курортного городка, плаванье было необходимо, как глоток воздуха — он же всю жизнь прожил вблизи моря и наверняка по нему скучал. Но к чему это все Евгению? Он старательно избегал даже самые неглубокие лужи. В предложении Владимира для него не было никакого смысла. Но Евгений все ещё не мог открыто сказать ему «нет». Хотя бы из принципа — не признаваться же в своей трусости. Поэтому пришлось отказать иначе:

— Я не могу, у меня работа!

— Так у тебя ж выходной в понедельник. Настроишься, морально подготовишься, и вперёд! — не сдавался Владимир, который всегда пёр, как танк. Частично из-за этого библиотекарь с ним и общался. Ему катастрофически не хватало настойчивых людей, заинтересованных в его персоне. — Давай, Женьк, не ломайся. Одним днём управимся, ну… — Владимир сделал многозначительную паузу, давая собеседнику время всё обдумать. Но, так и не услышав ответа, он поинтересовался требовательнее: — Чего молчишь?

Евгений, не смирившись угрожающим его психическому здоровью предложением, продолжал вести партизанскую войну. В том-то и было дело, что выходной у него всего один. И провести его хотелось в соответствии с собственным представлением об отдыхе. А плаванье в это представление ну никак не вписывалось. Не то, что бы у скромного библиотекаря был страх воды или боязнь утонуть, просто… ему было неприятно ощущать себя хоть в чём-то бессильным и демонстрировать свои слабости другим. По-настоящему хорош Евгений был только в проведении нетрадиционных уроков по литературе и в выразительном чтении стихов. Все остальное его не касалось никоим образом. Он уже хотел было высказать напрямую всё, что думал, наплевав на чувства единственного друга, но что-то его в очередной раз остановило. Настороженный вопрос вырвался сам собой:

— И куда конкретно ты хочешь поехать?

Кронштадт Евгений отмёл сразу: в порту стояли военные корабли, и потому вряд ли там можно было купаться. Севкабель Порт выходил к Большой Неве, которую загрязняли столетиями все, кому не лень. Владимир, конечно, иногда напоминал сумасшедшего, но не настолько же. Оставался только один вариант.

— …В Петергоф, я полагаю?

Ну а что, размышлял Евгений, Петергоф — излюбленное место Петра Великого, и библиотекарь, как представитель интеллектуальной прослойки общества, не переставал грезить посещением Монплезира. Ну или, на худой конец, дворца Марли. Дело в том, что Евгений уже однажды побывал в Петергофе на экскурсии — её в качестве благотворительной акции организовали всем детям его детдома, — но успел увидеть только каскад фонтанов и Большой Петергофский дворец. К своему стыду, он больше ни разу там не бывал и мечтал когда-нибудь наверстать упущенное. Это было не самым худшим вариантом проведения своего выходного. Но вряд ли от Владимира можно было ожидать чего-то столь глубокого. В этом человеке, увы, не было ни капли тяги к прекрасному.

— Лучше! — радостно вскричал Владимир, выныривая из-за соседнего стеллажа с пустыми руками и заставляя и без того больное сердце библиотекаря содрогаться от испуга. А потом, нарушая последние правила приличия, этот злостный нарушитель чужого спокойствия запел, не попадая в ноты и подтверждая худшие опасения библиотекаря: — На недельку, до второго…

Евгений с самым несчастным видом простонал, приложив руку к ноющей груди. Какой кошмар, только не в это захолустье!!! Что там вообще делать? Единственное интересное место в Комарово — дача Ахматовой — даже не было музеем в общепринятом понимании и теперь служило домом отдыха для современных писателей, которых Евгений не то, что не знал — на дух не переносил. Всё же, ему всегда была ближе классика, в этом он был консервативен. Ехать в такую сра… даль только ради Финского залива? Нет уж, увольте! Евгений им и из Петергофа полюбуется.

Библиотекарь малодушно попытался сбежать, но Владимир перехватил его за руку и с умоляющим видом заглянул в его недовольные глаза.

— Да ладно тебе, Жень, это по деньгам недорого выйдет. Стольник туда, стольник обратно… На электричке доедем, ну! А это ведь, считай, курорт! — утешал его бывалый пловец. — До Анапы знаешь, сколько бы доехать стоило?

Евгений не знал. И знать не хотел. Он намеревался сопротивляться до последнего, но, столкнувшись вдруг с добрыми карими глазами, просто не смог им отказать. Несчастное одинокое сердце пропустило удар… И Евгений в очередной раз сдался.

***

— На недельку, до второго, я уеду в Комарово… на воскресной электричке к вам на краешек земли! — напевал Володя приставучий мотивчик по сотому кругу подряд. За последние три дня он успел всем изрядно этим надоесть, но заикнуться об этом никто не решился. Спорить со спортсменом, пусть и бывшим — себе дороже.

Женёк был мрачнее тучи, хотя и пытался скрыть это за кирпичным выражением лица. Всю дорогу в электричке он читал, игнорируя попутчика, и Володе больше ничего не оставалось делать, как дремать, прислонившись головой к стеклу. Разговор не задался.

На платформу станции Комарово этот книжный червь вышел с каким-то особенно недовольным выражением, молча пихнув свои пожитки товарищу. Еще не до конца проснувшийся Володя это безропотно принял. Сам виноват.

Но самопровозглашенный комаровский водолаз не унывал, радуясь, что они с книжным червём наконец-то смогли выбраться на отдых за черту города. Раньше они с товарищем виделись или в библиотеке, или в кафешках, или на крышах, или, на худой конец, у Женька дома (целый один раз!). По Севкабелю вот погуляли (тоже один раз)… Давно пора было расширять географию их встреч. Хотелось, конечно, отвезти Женька к себе домой, в Анапу, с морем хоть познакомить, или с родней… (хотя нет, с родней лучше не надо!!!). Сколько уже знали друг друга, а виделись до обидного редко и продолжали существовать по отдельности, будто не имели ничего общего. Володе этого было недостаточно. С каждым днём его всё сильнее тянуло к этому закрытому, недостижимому библиотекарю… А тот как будто в кошки-мышки с ним играл. Вроде и общался с ним вне рабочих отношений, а вроде и упорно держал дистанцию. Боялся его, что ли?

Женя был первым человеком, который по-настоящему поверил в Володю после… травмы. Книжки ему всякие интересные давал, поддерживал морально. Рядом был. И Володя понял, что впервые за всю его жизнь не он кого-то спасал, а его спасали, не прося при этом ничего взамен. Впервые осознал, что уже никогда не сможет отказаться от дорогого сердцу товарища, даже если тот сам будет отталкивать его вновь и вновь.

Они встретились в тяжелый момент их маленьких, непримечательных жизней и оказались не способны расстаться. Кто знает, может, это была судьба, и они наконец-то смогут снова стать счастливыми. Володя очень на это надеялся. И поэтому потащил Женьку в Комарово, взяв судьбу их обоих в свои руки.

Преодолевая пешком путь от железнодорожной станции до пляжа, Володя со скуки -нахохлившийся Женёк говорить с ним по-прежнему отказывался, — вглядывался в промежутки между прутьями чужих заборов. Посёлок городского типа целиком и полностью состоял из домов отдыха и чьих-то дач, многие из которых были заброшены ещё с советских времен. И ни на одном участке Володя не разглядел даже самого маленького огорода! Это было так непривычно… Около большинства частных Анапских домиков непременно разбивался свой небольшой садик или огород: если там не росли банальные огурцы с помидорами или клумбы с розами, то фруктовые деревья и виноград вымахивали точно. И попробуй только ничего не посадить — соседи же засмеют! А здесь был один только хвойный лес кругом, и крона высоких деревьев закрывала небо, не давая теплым солнечным лучам прогреть почву. Не раз и не два Володя чуял запах грибов и даже заприметил малинник — вот и все, пожалуй, что здесь можно было вырастить. Раньше Володя в Комарово не бывал, и потому подсознательно искал здесь что-то родное… Пока что ему это не удавалось.

Женя смотрел на всё равнодушно и ни на что, кроме навигатора, не отвлекался, явно не желая здесь быть и всячески это демонстрируя. Вежливо отказавшись от посещения экологической тропы, он ещё долго после этого молчал и заговорил только тогда, когда его ноги коснулись песка. Движения библиотекаря естественным образом замедлились, но Володя быстро понял, что причина не только в этом. Женя увидел воду и заметно струхнул. Неужели он настолько сильно её боится?..

Подавая пример закостенелому петербуржцу, не нюхавшему морской соли, Володя сбросил обувь и с наслаждением зарылся пальцами в едва-едва нагретый песок. По ощущениям, тот был не такой рассыпчатый, как в Анапе, зато оказался гораздо чище: за то время, что Володя шёл к берегу, потащив за собой друга едва ли не на буксире, в его пятку ни разу не впилась ни забытая крышка от пивной бутылки, ни осколок стекла или ракушки, ни клешня агрессивно настроенного краба. Неподготовленный Женя долго упрямился, вышагивая в неподходящих для пляжа рабочих ботинках, но, в конце концов, сдался и оголил бледные ступни. А потом уставился на них так, будто увидел впервые. Володя тоже на них посмотрел. Красивые.

— Я обгорю на солнце! — заявил Женя, пошевелив пальцами. Не только аккуратные ступни, но и всё остальное тело червя, не вылезающего из библиотеки, было бледное, как поганка, так что поспорить с этим было трудно. Но Володя всё-таки попытался:

— Да какое солнце в здешних-то краях, Женьк? Это так, ерунда! На секунду выглянет — и всё, уже нету. Нам ещё повезет, если дождь не ливанёт, а ты про солнце какое-то говоришь. Не будет его, отвечаю!

— А вдруг будет?! — заспорил Женя и с опасливым видом поднял глаза к небу.

Володя давно заметил, Женёк много чего боялся. Увольнения, например. Или, вот, одиночества — иначе стал бы такой, как он, с таким, как Володя, общаться? Женька ж настоящий питерский интеллигент, а Володя так… не маргинал пока — и ладно. Ну что у нынешнего библиотекаря и бывшего тренера может быть общего? Вот именно, ничего. Но, может, именно страх их и сплотил. И если со своими страхами Володя, увы, пока ничего не мог сделать, то с Женькиными был готов бороться до победного конца.

— Ну, хочешь, я тебя солнцезащитным кремом намажу? — примирительно предложил Володя и тоже направил взгляд на небо.

Несмотря на все его заверения, солнце пусть и слабо, но светило — деревья его больше не скрывали. Рядом с жёлтым шариком мирно плыли облака, которые то наползали на солнце, то отступали, так что понять, какая в итоге будет погода, было почти невозможно. Но помазать бледнолицего в любом случае стоило.

Сам Володя солнцезащитку брать не стал (для этого нужно было её, для начала, купить!), но был уверен, что Женя без неё при сборах не обошелся. Не зря ведь Женькин баул размером раза в два превышал Володин. Подготовился так подготовился… А ведь до последнего не хотел ехать, звонки даже сбрасывал. Володя его еле уговорил, снова представ пред его сверкающими невысказанным возмущением и страхом очами. Нет, пробраться на Ахматовскую дачу в ночной темноте он ему не предлагал, всё-таки, частная территория… Но на новую выставку с ним сходить придётся. Равнозначный обмен получался: Женьке не нравилось плавать, Володе — рассматривать картины. А так выходило, что и овцы целы, и волки сыты. Красота же, а! Володя невероятно собой гордился, что додумался до такого.

— И как ты себе это представляешь? — внезапно голос библиотекаря вернул его в реальность. От возмущения Женя оступился, едва не свалившись в песок, но Володя вовремя его подхватил. Вернув себе равновесие, Женя тут же его отпихнул, очень мило засмущавшись. Володя это сразу заметил: щеки у Женька, конечно, не покраснели, зато вид стал свирепей, а это верный признак. — Стоят, значит, два мужика на пляже и кремом обмазываются…

— А что такого? — искренне не понимал бывший спортсмен.

Не раз и не два бывало, когда или он, или какой-нибудь член его команды, по глупости растягивал себе мышцы прямо перед важными соревнованиями. Что делать, мазали друг друга лечебными кремами, разминали ноющие плечи и поясницы прямо на глазах у тренера, который костерил их на чём свет стоит и грозился выгнать из сборной. После своей спортивной карьеры Володя так закалился, что смутить его было трудно. Вот только он забыл, что Женя был сделан совсем из другого теста. И вывести его из равновесия было гораздо легче.

— Володя! — возмущался излишне правильный библиотекарь. — Это не Анапа!

— Ну и что! — продолжал Володя гнуть свою линию, не желая прогибаться под бессмысленные стереотипы. Ноги его все сильнее увязали в песке от двойной тяжести баулов, в то время как неугомонный Женёк, будучи налегке, бежал вперёд так, будто за ним гналась стая бродячих собак. Попробуй тут его догнать. — Да погоди ж ты… Питер, между прочим, очень демократичный город, если ты об этом!

— Это и не Питер! Это Комарово. Ко-ма-рово, слышишь? Мы тут у всех на виду.

Женька внезапно затормозил (Володя едва не врезался в его спину) и воровато заозирался. Володе тоже пришлось оглядеться, вот только угрозы он никакой не заметил. По пляжу прогуливалась только немногочисленная молодежь с детьми и собаками. Это был будний день, часов одиннадцать утра — Володя специально хотел приехать пораньше, чтобы провести с Женькой весь день. В общей сложности на побережье залива сейчас можно было насчитать человек десять, не больше. И вряд ли эта цифра сильно изменится к вечеру. Так что смотреть на двух товарищей, по факту, было особо-то и некому. Если только спасателям, но их вышка пока пустовала. Чего тогда переживать? Да и вообще, когда это Женька волновало чужое мнение? Он же вечно против руководства шёл, внедрял какие-то свои педагогические программы в обход рекомендованным. А тут вдруг заднюю дал. Всё-таки друга своего стеснялся, да?

— Ну и мажься сам тогда, — выплюнул Володя обиженно, догадавшись, в чем дело. Ты к человеку со всею душой, а он…

Женя не менее обиженно поджал губы, как будто в этот момент не он товарища оскорбил, а это его незаслуженно обидели. И дулся ещё долго, пока они вместе раскладывали на песке плед, придавив его уголки сумками и обувью (Володя — шлепанцами, Женёк — расфуфыренными туфлями); пока Володя доставал полотенца и еду (сильный ветер едва не сдул все их пожитки, но доблестный Володя с криком «моя едаааа» успел перехватить улепётывающий от них контейнер с наггитсами) и стаскивал с себя лишнюю одежду.

Женька неохотно расстёгивал пуговицы своей жаркой не по погоде рубашки, даже не догадываясь о том, что устроил немногочисленным зрителям бесплатный стриптиз. Володя, собрав всю волю в кулак, подобрал слюни и предусмотрительно промолчал, а то стыдливо-бесстыдный библиотекарь свернул бы лавочку и лишил бы его такого возбуждающего зрелища. О своих чувствах бывший спортсмен говорить не привык и до сих пор не решился признаться, какое влияние на него оказывает несостоявшийся поэт. А тот ничего, кроме своих книжек, не замечал. Так и жили.

Солнечные лучи легли на оголённые бледные плечи, и библиотекарь вздрогнул, словно его окатило кипятком. Посидев так немного в попытке привыкнуть, он сдался довольно-таки быстро и протянул как можно тише:

— Волооодь…

Володя, который уже успел блаженно улечься на плед спиной к солнышку и закрыть глаза, ради любимого товарища, так и быть, удосужился открыть один.

— Чего? — лениво вопросил он, с любопытством поглядывая на друга. Тот замялся. И, так как любые просьбы давались ему тяжело, Женя быстро выпалил, не давая себе времени передумать:

— А может, все-таки помажешь??? У меня, кажется, плечи уже сгорели…

Володя не смог скрыть смешок.

Плечи у него сгорели, как же. Так быстро? И под таким солнцем? Да он просто внимание привлечь пытался, сто пудов! Просто боялся в этом признаться. Неужели лёд хоть немного тронулся? Володя подумал было, что Женя никогда не сможет сделать шаг к нему на встречу, слишком уж он был зажатый. Пришлось подстроить обстоятельства так, чтобы выбора у недотроги не осталось. И это, кажется, сработало.

— Дай сюда! — потребовал довольный собой Володя и забрал у изнеженного библиотекаря тюбик солнцезащитки (жаль, не смазки, но для этого пока было рано).

Оказалось, ушлый Женёк успел обмазать кремом всю переднюю часть себя любимого, пока Володя лежал с закрытыми глазами, едва не задремав и не проспав своё счастье. Бледнющий мужчина даже ноги успел покрыть кремом со всех сторон, но со спиной оказалось всё не так просто — до некоторых участков Женёк не дотягивался, как ни пытался. И потому настороженно замер, поглядывая на Володьку краем глаза. Как всегда, пытался всё проконтролировать, как будто до последнего ожидал удар в спину.

И удар в спину незамедлительно последовал. Володя со смешком приземлил полную крема ладонь промеж выпирающих лопаток и, почувствовав, как бедолага вздрогнул, добродушно хохотнул, пытаясь разрядить обстановку:

— Да расслабься ты уже, ну! Обещаю, что не съем.

Судя по напрягшейся спине, Жéньку это обещание ещё больше насторожило. Но ловкие и сильные движения Володи он стерпел молча с видом великомученика.

Отказаться от возможности безнаказанно полапать друга было выше Володиных сил, поэтому он отыгрался на нём по полной, демонстрируя всё свое мастерство. Ни один даже самый крошечный участок кожи не остался без Володиного внимания. Он старался быть нежным, и одновременно с тем — напористым, не сколько втирая в Женьку крем, сколько делая ему бесплатный массаж, параллельно пересчитывая на нём все возможные родинки. Ещё чуть-чуть, и Володя провёл бы по бархатной коже языком, остро желая шокировать приятеля, но здравый смысл остановил его в самый последний момент. Всё, что Володя смог себе позволить — это с сожалением провести ребром ладони вдоль выпирающего позвоночника и прошептать расслабившемуся Женьку́ на ушко:

— Всё!

Заторможенный петербуржец, как и всегда, ничего не понял и чопорно ответил:

— Благодарю.

Вот и помогай после этого людям… Ну, хоть на хер не послал.

Редкие посетители Комаровского пляжа прогуливались себе дальше, не обращая никакого внимания на странную парочку. И Женёк, наконец, перестал паниковать. До поры до времени.

***

Когда Владимир начал вдувать ртом воздух в очевидно детский и абсолютно нелепейший розовый надувной круг, Евгений, во-первых, оскорбился до глубины души, а во-вторых, насторожился пуще прежнего. Неужели совсем нельзя без этого всего?! Они ведь так неплохо загорали! Евгений рассчитывал, что этим все и ограничится, но он явно недооценил твердолобость Владимира. Если тот сказал, что они будут плавать в Финском заливе — значит, они будут плавать в Финском заливе. И точка.

— Владимир! — Евгений неосознанно перешел на полное имя, в очередной раз лихорадочно осматривая пляж. Отдыхающих с прошлого раза больше не стало, зато в глаза бросилась некоторая странность. — Посмотри, ни у кого круга больше нет! Даже рукавчиков… или хотя бы надувного матраса… Так, подожди-ка! — внезапно дошло до Евгения. — Стоп! Здесь что, вообще никто не плавает?! Это точно правильное место?!

В воде и в самом деле не было ни одного человека. Только одна особенно смелая чайка нагло прогуливалась по крупным камням, выглядывающим из воды, и буровила сухопутных крыс чёрными глазами-бусинками. Соваться на её территорию никто не рисковал. Люди или загорали, или гуляли, но в воду лезть не спешили.

— Точно, точно, — невозмутимо ответил Володя, закупоривая отверстие для надувания круга прозрачной помпой. — Ты же воспользовался будкой для переодевания, а такие только на действующих пляжах есть. И спасательные круги расположены на деревянных стойках через каждые сто метров, видишь? А вооон там — вышка спасателей, не забыл? Уже и не пустая. Они бдят. Если тебе этих доказательств мало, вспомни табличку на входе, она явно говорила, что плавать здесь можно. Так что нормально всё, не ссы.

Евгений не «ссал», как выразился его грубоватый друг. Просто до этого он видел пляжи только по телевизору, а ещё немного читал о них в книгах, но по-настоящему ему сравнить Комаровский берег было не с чем. Всё вокруг пока, и правда, говорило о том, что можно хоть сейчас прыгать в воду. Однако в безлюдности Финского залива чувствовался какой-то подвох.

— Но почему никто не плавает? — высказал Евгений свои подозрения, не отрывая взгляда от бесстрашной чайки.

Ему показалось, что она не менее пристально смотрела на него, но приближаться не спешила. На слабо брала — рискнёт он войти в воду или не рискнёт. С безмозглыми птицами он ещё не спорил… Нервы у Евгения явно шалили, раз он вообще об этом задумался.

— Так на работе же все, — Владимир и глазом не повёл, но его беззаботности Евгений почему-то упорно не верил. — И вода холодная. Вы, питерские, к такому непривычные. Я в Анапе и осенью купался.

— Холодная вода?! Так, я туда не пойду, — Евгений, приняв для себя окончательное решение, с протестующим видом завернулся в полотенце и устроился на пледе, поджав ноги. Одно дело, когда вода тёплая, это он ещё мог хоть как-нибудь пережить. Но совсем другое дело, когда можно по неосмотрительности подхватить простуду. Он половину детства провёл в детдомовском лазарете, болея то одним, то другим. Спасибо, этого опыта ему хватило с головой.

— Да ладно, — продолжал убеждать его упёртый Владимир, — двадцать пять градусов на улице сегодня, солнце… иногда есть, — пригляделся он к небу для подтверждения. Солнце в очередной раз вышло из-за облаков, так что он не обманул. — В воде согреешься. Пошли! Главное с головой сразу обмакнуться, и дальше легче будет. — Но Евгений не сдвинулся с места, презрительно ухмыльнувшись. Поняв, что все его «честные» заверения не сработали, Володя попытался зайти с другой стороны: — …Женёк, слушай, мы ж на весь день к воде приехали не для того, чтобы на песке валяться! Иметь возможность искупаться и не использовать ее, как ты любишь говорить, «нерационально». Давай всё-таки попробуем, ну? Не будем впустую тратить время. Я рядом с тобой буду, ничего страшного не произойдёт. Зуб даю!

Тогда Евгений, уже отчаявшись отбрыкаться от столь сомнительной затеи, пустил в ход свой последний аргумент:

— Но кто-то должен остаться на берегу следить за вещами! Мы не можем уйти вместе.

— И это кто-то, конечно, ты? — Владимир фыркнул, а Евгений напустил на себя самый независимый вид, всеми силами намекая, что это не он плавать не хочет, это просто жизнь такая. — Да брось, кому наши вещи нужны? Никто их не украдёт!

И посмотрел до того жалобного, что Евгений не выдержал и проворчал:

— Хорошо, хорошо, сдаюсь! — и недовольно сбросил с себя плед, пока его насильно не стащили. С Володи станется. — Ты и мёртвого уболтаешь. Только круг свой дурацкий понесёшь сам. Мне он совершенно не к чему, я не ребёнок.

Володя радостно закивал и, перехватив розовый круг под мышки, довольный потащился к берегу. Остановился он только тогда, когда напоролся на мелкие камешки, которые вода гоняла из стороны в сторону. Женя давно их заприметил и предположил, что ступать по ним будет неприятно. Так и оказалось. К сожалению, Володя не оставлял ему шансов передумать. Этот неугомонный бросился напролом, преодолевая каменное препятствия и крича, не оборачиваясь:

— Да тут вода по колено всего, давай-давай!

Теперь Владимир был не танком, а ледоходом. Или броненосцем Потёмкиным. Евгений смотрел в его удаляющуюся спину и в очередной для себя раз задался вопросом, на кой чёрт он вообще с таким дураком связался. Холодная вода лизала ступни, намекая, что в неё лучше вовсе не погружаться, но Володя всячески демонстрировал отсутствие чувства самосохранения и продолжал удаляться, оставляя пугливого библиотекаря одного. И то ли Евгению стало его жалко, то ли сердце снова заныло от тоски и одиночества, но он всё же сделал неуверенный шаг вперёд, морщась от боли из-за врезавшихся в пятки камней. Пропадать, так вместе. Наконец-то в собственной паре Евгений оказался не самым безрассудным.

***

Сколько бы Володя упрямо не шёл вперёд, вода выше не поднималась. Прикола он, как говорится, не понял… Бывший спортсмен и сам, оглядев перед этим залив, задавался вопросом, почему здесь никто не плавает. И, кажется, он только что обнаружил ответ. Плавать тут было банально негде. Мда, до Чёрного моря Финскому заливу далеко…

— Говорил же, тут по коле… — не очень-то довольно пробурчал Володя, оборачиваясь, да так и замер, раскрыв рот. Ему-то вода действительно была по колено. А вот высоченному библиотекарю — чуть ли не по щиколотку. И смотрел этот самый библиотекарь сейчас максимально недовольно, не понимая, что они вообще здесь с такой «глубиной» забыли. Сконфузившись, Володя предложил уже не так уверенно: — Давай подальше, что ли, отойдём, а то ты тут даже как лягушка не побарахтаешься.

Ему самому предложение показалось здравым. А вот вредный Женька опять встал в позу:

— Мне холодно! Я не пойду! — и демонстративно повернулся в сторону берега.

Надо было срочно что-то решать, иначе урок плаванья будет испорчен. И Володя не придумал ничего лучше, как начать брызгать в Женьку водой. Тот зашипел, как разъярённая змея, и задрожал, аки колосок на ветру. Хотя обижать такого злопамятного, как Женька, человека чревато — знаем, проходили, — Володя решил не отступать и, добавив в голос командные нотки, заявил:

— Не хочешь мёрзнуть — пригнись!

— Чтобы я ещё раз куда-то с тобой пошёл… — возмутился книжный червь, но, на удивление, послушался и согнулся в три погибели. Увы, даже когда он полностью сел, уровень воды едва доставал ему до груди. Тогда, глубоко вздохнув, Женя без всяких увещеваний окунулся с головой, видимо, не желая дожидаться того момента, когда любезный друг попытается его утопить. Володя его после этого прям зауважал.

— Ты как, живой? — обеспокоенно поинтересовался он, когда Женёк всплыл с большой задержкой. Но, поймав недовольный взгляд зелёных глаз, на всякий случай заткнулся и отошёл подальше. Целее будет. — Ладно, Женьк, тут делать нечего, пошли дальше глубину искать. А то в таком мелководье я тебя только квакать научить и смогу.

Вдалеке Володя уже успел разглядеть буйки, и потому целенаправленно двинулся к ним. В Анапе точно такие же буйки отделяли неглубокую «детскую» зону, в которой зачастую плескались не только дети взрослых отдыхающих, но и воспитанники летних лагерей. Окончание этой зоны в Анапе находилось довольно близко к берегу, а здесь же, сколько бы ты ни шёл, везде было мелко… Но Володя всё ещё питал слабую надежду, что за буйками ситуация изменится. К воде он уже быстро приспособился — она была не холоднее, чем вода Чёрного моря ранней Анапской осенью, — поэтому не дрожал так сильно, как его товарищ, и постоянно пригибался, позволяя освежающей водичке скатываться по спине.

Когда они с Женькой, наконец, приблизились к буйкам, Володя выпрямился во весь рост, с удовлетворением отмечая, что вода наконец-то поднялась до уровня его груди. Значит, действительно стоило двигаться дальше. С этого момента Володя уже не шёл по дну, а плыл, постаравшись убедить самого себя, что ноги его до дна не дотянутся. На него накатывали волны — не чета, конечно, черноморским, которые легко могли накрыть с головой даже в самую благоприятную погоду, но Володя радовался и таким. Он и не думал, что так сильно скучал по ощущению, когда волна подхватывает его и несёт на свой хребте… В какой-то момент он даже забыл о Женьке, слившись душой и телом с бескрайней стихией.

Как же давно он хотел оказаться здесь… Как давно хотел оставить все страхи в прошлом, вновь поверить в себя и отдаться воде… Он отчаянно пытался поделиться этим незабываемым чувством с единственным человеком, который ещё его не бросил. И поэтому, убедившись, что Женя по-настоящему поверил в реальность глубины, Володя скрылся под водой и, найдя друга на ощупь, потянул его вниз.

Дальше произошло то, чего Володя никак не ожидал. Женя, потеряв ориентир, начал барахтаться, захлёбываться и тонуть, отчаянно вереща. Кто из них испугался больше — неизвестно, но когда обеспокоенный Володя подтянул брыкающегося библиотекаря за плечи, воды тому оказалось по пояс. С берега они, наверное, выглядели, как полные придурки.

Володя допустил и вторую ошибку. Он встал к Женьке (а значит, и к берегу) лицом.

— Ты чего так орёшь истошно? — пробормотал он с отголоском пережитого за друга испуга. — Видишь же, тут неглу…

Но тут со спины накатила волна, и Володю смыло.

Люди называют это мгновенной кармой. Справедливость восторжествовала, поэтому Женя даже не стал на него ругаться. Только смотрел с надменным видом, как Володя нелепо барахтался, ощущая, что вода немилосердно заливалась в уши и в глотку. Отплёвывался он довольно долго, на автомате отмечая отсутствие солёного привкуса во рту. Волны при этом продолжали бить его в спину и пытались утопить, хотя, если бы он стоял к ним лицом или был бы выше ростом, они продолжили бы ему казаться совершенно безобидными.

— Мда… — протянул Володя, наконец, найдя опору и перестав отплёвываться. — Волны тут какие-то не такие, как в Анапе…

У Женька стало до неприличия довольное лицо. Учить плавать такого жестокого, бесчувственного человека как-то уже не хотелось, но Володя не был бы Володей, если бы так быстро сдался. Придя в себя, он заявил:

— Чего радуешься? Сейчас плавать будем!

Радость с лица Жени как коровьим языком слизало. Но, даже заметив это, Володя остался непреклонен. Уроку плаванья быть!

***

Если бы они не были знакомы раньше, Евгений подумал бы, что Владимир — тонко чувствующий мир эстет. Бывший тренер вещал о водной стихии весьма романтично и поэтично, вот только Евгений, на свою беду, его совершенно не понимал.

— Почувствуй воду! — говорил Владимир, настойчиво заставляя его принимать горизонтальное положение и придерживая за талию. От нелепого, если не сказать, вульгарного надувного круга библиотекарь все ещё настойчиво отказывался, поэтому ему приходилось терпеть чужие прикосновения.

Не то, что бы ему было неприятно. Просто от такой близости он уже давно отвык. Физический контакт кожа к коже давно не предвещал ему ничего хорошего. Но Владимир, казалось, совершенно не замечал его зажатости.

— Почувствуй, как вода баюкает тебя… — вдохновлённо продолжал Владимир. — Как она укачивает тебя на волнах, подталкивает тебя вверх… Представь себя свободолюбивой русалкой, которая бороздит морские просторы в поисках голодных до женского тела моряков… Пусти энергию к своим ногам, позволяя им свободно скользить по водной глади… Рассекай водное пространство руками, словно отодвигаешь невидимую завесу… Да как тебе ещё это объяснить, ё-п-р-с-т?! — не сдержался вдруг личный тренер. — Всё же предельно ясно, ну!!!

Евгений имел своё мнение на этот счёт, но, так как оно было исключительно нецензурным, он, в силу воспитания, промолчал.

Его дорогой друг не оставлял надежды превратить его в водоплавающее существо и вовсю демонстрировал своё мастерство, умудряясь плавать там, где можно было спокойно пройти, и показывал движения то кролем, то брассом, то лягушкой, то собачкой. Кошечкой и собачкой Евгений был готов быть только в одном месте — и нет, не в постели, извращенцы, а на коврике для йоги, — в воде же он предпочитал чувствовать себя человеком, который твёрдо стоит на ногах. Поэтому, не выдержав «дрессировки», он выпрямился во весь свой эпохальный рост и заносчиво заметил:

— Достаточно.

Не слушая возражений товарища, уставший и изрядно замёрзший Евгений направился к берегу, превратившемуся в едва заметную полоску на горизонте. Неужели они успели так далеко уйти?! Он и не заметил… А ведь Владимир порывался броситься за буйки и уплыть в открытые воды. Единственное, что остановило этого неугомонного пловца — бросившееся им в ноги ледяное течение, которое, к счастью, сумело побороть самоубийственные порывы этого закоренелого моржа.

Евгений фыркнул в ответ на свои мысли и неожиданно для себя споткнулся. Владимир предупредил с опозданием:

— Осторожнее, тут камни…

Лёгкая волна вновь ударила Владимира в спину, и Евгений поддержал его, едко интересуясь:

— Не хочешь примерить надувной круг? Мне кажется, он тебе идёт.

— Ещё чего, — обиделся тот. — Я же умею плавать!

И демонстративно поплыл, не смотря на то, что вода в этом участке залива едва доходила ему до пояса. Но даже тренированному пловцу было нелегко двигаться спиной к волнам. Они постоянно накатывали на него и вместо того, чтобы нести вперёд, накрывали с головой. Владимиру приходилось раз за разом вставать на ноги, и каждый раз это заканчивалось неудачным столкновением с камнями. Он шипел и прыгал на одной ноге, в то время как Евгений, никуда не торопясь, осторожно прощупывал песок прежде, чем сделать следующий шаг. В таком каверзном месте лучше не спешить. И, хотя берег был издевательски далёк, стойкий библиотекарь не торопился к нему бежать.

Владимир, не понимая такой медлительности, постоянно оглядывался на товарища и в итоге заплыл далеко вперёд. Но, только в очередной раз споткнувшись и зашипев, он наконец-то остановился и мрачно предложил:

— Выбирай: остаться без ног или задохнуться?

— Что?.. — Евгений непонимающе уставился на друга. Тот пояснил:

— Тут столько камней, что проще плыть, чем идти по дну… — Так как Евгений продолжил упорно шагать, несмотря на все предостережения, Володя неожиданно опустился до мольбы: — Говорю же, Женьк, лучше плыви…

— Спасибо, но я просто буду осторожен, — высоко задрал Евгений подбородок. — Я не как ты, который идёт напролом. Куда ты вообще спешишь? И почему вдруг остановился?.. — почуял он вдруг подвох в Володиной неподвижности. Тот поморщился, словно от боли, и до Евгения дошло, что очередной камень стал для друга последним. — Что, всё-таки напоролся, за что боролся? — поинтересовался Евгений не без мстительности и водрузил на него круг.

— Ой, помолчи лучше, — ещё сильнее поморщился Владимир, который терпеть не мог признавать поражение.

Евгений, пожав губы, молча схватился за край круга и побуксировал несостоявшегося тренера к берегу. Тут и взволнованные спасатели подоспели в количестве целых трёх штук и окружили их, помогая вытащить Владимира из воды.

На ногах товарища обнаружились длинные глубокие порезы, которые один из спасателей, сбегав за аптечкой, принялся обрабатывать. Евгений в этот момент очень хотел сказать: «Я же говорил, давай не будем плавать!», но, поймав несчастный взгляд карих глаз, в очередной раз решил промолчать. Владимиру и так досталось. Двойного удара по мужскому самолюбию ему не пережить.

***

Течением их увело сильно вбок, поэтому, ступив на берег, Женёк первым делом заголосил, уперев руки в боки:

— Где наши вещи??? Даже плед утащили! А ты говорил!!!

Но Володя, терпя боль в ногах, быстро смекнул, что вышли они не с той стороны — теперь они находились около спасательной вышки, когда как раньше её с трудом можно было различить вдалеке. Поблагодарив спасателей и отказавшись от их дальнейшей помощи (всё-таки, было стыдно, что профессиональный пловец отвлёк людей от работы из-за такой ерунды), Володя поковылял в сторону пледа, помня, что расстилали они его с Женькой недалеко от будки для переодевания — специально, чтобы не потерять.

Все вещи, естественно, оказались на месте: кому тут в голову придёт красть? Женёк, в первую очередь, проверив взятую на отдых книгу, сразу же успокоился. Володя же, радостно плюхнувшись на пятую точку, полез за стратегическими запасами еды. Аппетит у него после всего пережитого разыгрался зверский, и нужно было срочно поднять себе настроение.

Как же ему хотелось сейчас встретить набивших оскомину разносчиков пахлавы и горячей кукурузы и ощутить знакомый с детства вкус на языке! Вгрызться зубами в купленную у абхазцев на рынке половинку арбуза или стрескать пластиковое ведёрко шелковицы, полакомиться сорванной прямо с дерева ягодой дикой вишни и закусить всё это сухими макаронами доширака… Вместо всего этого пришлось накинуться на свежие, порезанные дольками персики, а потом дотянуться загребающими ручонками до жареного мясца. Не шашлыки, конечно, но тоже ничего.

Всё это время Женёк смотрел на Володю с непередаваемым выражением лица, кутаясь в плед и стуча зубами, хотя вода в Финском заливе была не такая уж и холодная. Володя, вот, быстро отошёл.

Посмотрев на солнце, Женя ничего не выражающим тоном заметил:

— Солнце начинает быть опасным, — и до кучи прикрыл свою голову соломенной шляпой. Этим он напомнил Володе его несравненную тётушку, чем вызвал глупую улыбку. Отвлёкшись на созерцание укутанной практически с ног до головы мумии, Володя упустил момент, когда сильный комаровский ветер подхватил стремительно опустевший контейнер и поволок его за собой в неизвестном направлении.

— Эй!!! — возмутился Володя и подскочил, забыв о боли в ногах. — Врёшь, не уйдёшь! — и ринулся за улетающим добром, которое за столь короткий срок успело «убежать» от него на значительное расстояние.

Пока библиотекарь с вальяжным видом сидел, уткнувшись в книгу, Володя бегал ловить то одно, то другое. Как-то он не привык к столь сильным ветрам, в Анапе в такую же тихую погоду мог улететь максимум целлофановый пакет. Да что там говорить, вода здесь была совсем другая и не поддерживала тело, как Володя привык. Естественно, в ней же не было соли.

Всё было не то и не так, за исключением одного. И это одно невозмутимо попивало тёплый чай из термоса, не обращая никакого внимания на страдания товарища.

— Фууух, устал, — Володя снова плюхнулся рядом, задев Женькино плечо, и высыпал ему на колени пустые ракушки: — Подарок вот тебе принёс.

Женя недоумённо вздёрнул бровь и ссыпал с себя все подношения на плед.

— Не понимаю, зачем они мне нужны.

— Ну как, — растерялся Володя, — браслеты из них сделать или просто так, на память. Я специально самые красивые подбирал. Коллегам своим принесёшь, скажешь, на море скатался — обзавидуются.

— Глупости какие.

— А вот и нет, — упрямился Володя. Обидно стало за родную культуру анапчанина. — Если сам не умеешь, хочешь, я тебе сам браслет сделаю? Только нитку дай.

— И где же я её тебе найду? — вопросил Женёк, не отрываясь от книги. Сидел такой весь важный, будто от того, прочтёт он очередную страницу или нет, существование мира зависело.

Володя не выдержал этой его серьёзности и сыпанул ему песка на ноги. Женя не отреагировал. Тогда Володя начал делать подкоп. Женя смерил его строгим взглядом, но Володю это только больше раззадорило — он попытался слепить Женьку из песка русалочий хвост. Увы, песок рассыпался и отказывался держать форму даже тогда, когда Володя наполнил пустую бутылку водой и залил ею всю конструкцию. То ли его навыки по русалкостроению забылись, то ли пляж был реально хреновый. От затеи пришлось отказаться.

— Пойду ещё искупаюсь, — решил тогда Володя, потому что сидеть с молчаливым Женей ему стало скучно.

— Сдурел? — библиотекарь, наконец, удосужился оторваться от своего безумно важного чтива, но исключительно для того, чтобы бросить на товарища осуждающий взгляд. — Если тебе жизнь не дорога, я тебя, конечно, не останавливаю… Иди, тони.

— Вот чего ты такой злой? — расстроился Володя. — Даже не пойдешь со мной и не проследишь, чтобы я не утонул?

В неожиданном для себя порыве он прижался щекой к длинным бледным ногам, выглядывающим из-под пледа. Возмущённый такой вольностью Женька хлопнул его книжкой по голове, да еще и расшипелся:

— Тебе надо — ты и иди. Круг только не забудь.

— Что, даже волноваться не будешь?

— Не буду. Если у самого мозгов нет, такому дуболому уже ничего не поможет.

— Это мы ещё посмотрим! — наполнившись решимости, Володя поднялся и снова двинулся к заливу. Женя его не остановил.

Без товарища за спиной было страшновато, но Володя старался этого не показывать. И упорно шёл вперед, заставляя себя не оглядываться. Боль в ногах давно притупилась, зализанная водой. Володя с детства представлял, что обладает магией, благодаря которой вода его слушается и помогает ему. Пусть Финский залив и отличался от того, к чему Володя привык — здешние воды казались ему более неприветливыми и суровыми, — он был готов рискнуть, чтобы покорить и эти берега. Иначе он просто перестал бы себя уважать.

На этот раз путь к буйкам дался гораздо легче. Володя уже понимал, где можно столкнуться с камнями, а где пески от них специально для таких дураков, как он, расчистили. Тело благополучно вспомнило, как лучше держаться на волнах, к которым Володя больше не относился так безответственно — да, они оказались меньше черноморских, зато они были более коварными. Усыпляя бдительность, эти паскуды каждый раз накатывали неожиданно, пытаясь уничтожить зарвавшегося пловца. Но Володя ни за что не собирался им уступать и признавать свою слабость. Они не испугают его. Он их покорит.

Тренировался Володя долго и упорно, вспоминая азы. Ему даже под конец свело ногу, но он не отчаялся и погрёб к берегу остальными частями тела. Он ведь вполне умел плавать, используя одни только руки, пусть на это и затрачивалось куда больше сил, поэтому совершенно не испугался.

Как же давно он не плавал один… После того, как ударился головой об подводный камень, Володя переехал в Питер и больше не заходил в воду ни разу. Подсознательный страх мешал ему вернуться к любимому делу. И пусть заплыв в Финском заливе был лишь отголоском того, что он умел в прошлом, ему стало значительно легче. И к всё ещё закутанному Женьке он вышел уже совершенно другим, счастливым и уверенным в себе человеком. Женёк, почувствовав в друге перемену, посмотрел на него подозрительно и тут же заявил:

— Купаться не пойду!

Но Володя, ничего ему не ответив, улёгся животом на плед и блаженно закрыл глаза. Каждая натруженная мышца в теле приятно ныла, а периодически выглядывающее из-за облаков солнышко согревало спину. Благодаря этому Володя расслабился и даже задремал, устроив голову в сгибе локтя. Ветер упорно пытался засыпать ему в уши песок, оглушающе громко кричали чайки, а звуки прибоя привычно убаюкивали. На Комаровском берегу было до неприличия хорошо. Давно Володя не ощущал себя настолько счастливым.

Женька, сдавшись, лёг рядом, прижимаясь к нему боком. И Володя, позволяя себе маленькую вольность, нежно его приобнял.

***

Евгений испытывал сонное оцепенение. Пусть единственный выходной и проходил не совсем так, как он планировал, сильных различий с изначальным планом в итоге не было. Вместо привычного раскладного дивана Евгения ожидал плед, а так, он продолжил валяться со сборником Ходасевича в руках. А ещё Владимир лежал рядом. И это не выходило за рамки приличия.

Так и проходил их день в расслабленной лени. Владимир по большей части загорал и периодически отлучался поплавать, Евгений же обновлял солнцезащитный крем в тех местах, до которых дотягивался, лежал, читал или прогуливался вдоль берега, слегка помочив ножки. Ни один партнёр до Владимира не догадался привезти Евгения в такое спокойное место. В какой-то момент, вновь почувствовав на себе Володину руку, библиотекарь даже пожалел об этом. Ещё и Володя ни с того ни с сего приблизился и выдохнул ему в загривок:

— Спасибо…

— За что? — опешил Евгений, замерев.

— За то, что рядом. Я один боялся.

Объяснять Володя ничего не стал, но Евгений и так понял. Каждый раз, когда Владимир рассказывал про родной город или про соревнования, в его глазах читалась неприкрытая тоска. И пусть Евгений не мог до конца его понять, он всё-таки попытался.

— Ладно, — сдался библиотекарь и решительно поднялся, стягивая с себя всё лишнее. — Пошли, попробуешь ещё раз меня научить.

Счастье, которое отразилось на Володином лице, стоило всех предстоящих мучений. Володя схватил его за руку и так рванул к берегу, что Евгений чуть не упал. Протестовать против круга, который Володя на него напялил, сил уже не было. Евгений в прямом смысле слова плыл по течению, позволяя себе довериться столь неугомонному типу.

И вновь Володя его придерживал, не давая утонуть.

— Видишь волну? Видишь? Хорошая какая, прыгай на неё!

Евгений послушно приподнял туловище над водой, рассекая воду руками, как Володя его учил, и оказался на вершине. Подобное ощущение он испытывал впервые. Волна подняла его и потянула вперёд, но удержаться на ней он не смог. Лишь сильные Володины руки и розовый надувной круг не дали ему захлебнуться в воде.

— Получилось! — неверяще пробормотал он и попробовал ещё раз, сам.

Вода никогда не была его стихией. Евгений доверял лишь ветру, выбираясь на питерские крыши и оставаясь с ним наедине. Именно с ветром он делился всеми своими горестями и печалями, ощущая ласковое дуновение на своём лице. Но теперь и вода стала ему если не другом, то хотя бы временным союзником, обволакивая и лаская. А ветер, словно почуяв себя преданным, холодил, вынуждая прятаться от него в куда более тёплых объятьях воды.

Уроки плаванья закончились быстрее, чем Евгений ожидал.

— Пойдём, — хохотнул Володя, утягивая его в сторону берега. — У тебя уже губы синие.

***

Время медленно и неумолимо шло к вечеру, а до утра оставались всего две электрички, которые могли увезти их по направлению к дому. Как бы ни хотелось остаться на подольше в Комарово, уже давно пора было закругляться. Пока Женька, укрывшись в будке, стягивал с себя мокрые плавки, уже давно сделавший это Володя укладывал их общие пожитки в сумки и размышлял. Всё-таки, в Комарово ему много чего не хватало: крикливых продавцов пахлавы и чурчхелы, маленьких крабиков, замков из песка, обычно выстраивающихся в ряд на протяжении всей береговой линии, кранов для мытья ног, водных горок, катамаранов, бананов, даже высоких волн, которые сбивали своей пеной, стоило только с ними соприкоснуться.

Анапчане были более загорелые, бодрые, веселые, брызгались друг в друга водой, забирались друг к другу на плечи и делали сальто, соревновались в заплывах — доплывут ли до нудистского пляжа или, может, до самой Турции, или всё-таки нет? Приехавшие же отдыхать на Комаровский курорт петербуржцы же казались Володе более заторможенными и настороженными, многие из них, с опаской прогуливаясь вдоль Комаровского берега, боялись даже просто намочить ноги, не то, что искупаться. За весь день, что они с Женькой провели на пляже, в воду помимо них рискнули зайти только дети, влюбленные парочки и моржи вроде самого Володи, который и в грозу купаться выходил, и в крещенские морозы.

Зато у Комаровского пляжа было заметное преимущество перед Анапским: отдыхающие здесь не занимали каждый миллиметр песка, прибрежные воды не утопали в тине, которую ребята из летних лагерей каждое утро ответственно собирали в «фигурки» в виде милых черепашек; морская соль в виду своего отсутствия здесь не разъедала глаза и нос, а песок не так уж и сильно скрипел на зубах. И за одно только это Кризалис был готов полюбить Комаровский пляж почти так же сильно, как родной.

А еще — полюбить холодный северный город под названием Санкт-Петербург со всеми его многочисленными реками и каналами, разводными мостами и историческими зданиями, по крышам которых так любил гулять Женя.

В этот момент объект его мыслей, всё такой же дрожащий и синегубый, вернулся, одаривая его пристальным взглядом. Сердце Володи отозвалось на столь пристальное внимание, пропустив удар, и Володя вдруг кое-что осознал.

…Он уже полюбил.

— Куда ты смотришь?? — вскричал вдруг его любимый Женя, глядя ему куда-то за спину. — Плавки улетают! Лови!!!!