Последнее, чего Сабо хотелось в тот вечер, это идти на разговор к Хаку. На уроке кендо он вымотался и физически, и морально, продолжая думать и накручивать себя. К семи вечера он малодушно решил никуда не ходить. В конце концов, у него было не сделано задание по астрономии, и делать его он собирался до поздней ночи.

К семи-десяти он понял, что, если не пойдет сейчас, всю жизнь будет считать себя трусом. В семь-пятнадцать в коридоре его перехватил учитель по кендо. В семь-двадцать пять Сабо решил, что все-таки не пойдет и продолжит изучать искусство меча — учитель был очень им доволен.

В семь-сорок пять Сабо стоял рядом с залом для рыбокарате.

Внутри было темно, но в тренерской комнате еще горел свет. Хак действительно его ждал.

Как только Сабо замер на пороге, не решаясь без спроса зайти в круг желтого света, учитель оторвался от книги, которую читал, и поднялся ему навстречу.

— Садись, — он отодвинул стул рядом с небольшим обшарпанным столом у стены, указал на него, приглашая садиться.

Сабо сел. Постарался сделать это расслабленно, но получилось только напряженно опуститься на самый край сидения.

Хак в это время отошел к длинной тумбочке-пеналу у противоположной стены. Повернулся спиной, что-то переставляя на ней. Заинтересованный, Сабо отклонился немного и смог рассмотреть большой железный кофейник с кипятильником внутри, ряд разноразмерных кружек и несколько баночек — должно быть, с травяными сборами и кофе.

— Чаю? — не оборачиваясь, спросил Хак.

— Н-нет, — еле выдавил Сабо. Потом опомнился и добавил. — Спасибо.

— Я заварю себе с твоего позволения.

От его неторопливой манеры говорить и низкого голоса на душе почему-то становилось спокойнее. В голову вдруг пришло, что Хак вообще очень органично смотрелся вот так — когда читал книгу за узким и неудобным столом или когда заваривал крепкий чай на тумбочке-пенале.

Послышался шорох пересыпаемого чая. Потом — бульканье закипающей воды. По комнате потянулся душистый травяной запах — земляника и мята. И Хак наконец вернулся за стол с небольшим заварочным чайником и кружкой.

Он молча расставил всё на столе, убрал книгу. Также молча налил полную кружку еще недозаваренного чая — в воздухе колечками свился пар от кипятка. И только потом спросил:

— Почему ты сказал Коале, что она тебя унизила на уроке?

Это был тот самый вопрос, которого Сабо боялся больше всего. Еще вчера вечером он мог бы без проблем на него ответить. Что Домовенок была той еще задавакой, что с самого начала в грош не ставила своего противника, что откровенно издевалась над ним в бою, картинно уклоняясь и рисуясь. А потом Хак еще и добил той последней шпилькой про «излишне горячего новенького».

Теперь он думал, что всё это могло быть просто игрой его воображения.

Поэтому Сабо просто смотрел исподлобья и молчал.

Пауза затягивалась. Наконец, Хак тяжело вздохнул и сказал:

— Не думал я, что мне придется говорить об этом с тобой. Возможно, в этом моя ошибка, — он отпил чай, снова посмотрел на собеседника и медленно, точно пытаясь один раз и навсегда это донести, проговорил: — Сабо, ни у кого в моей группе не было цели тебя оскорбить или унизить. Цель моих уроков — это не только изучение рыбокарате, как тебе могло показаться. Это еще и сведение к минимуму главных слабостей моих учеников, — и вдруг спросил: — Как ты думаешь, в чем твоя главная слабость?

На некоторое время этот вопрос поставил Сабо в тупик. В чем его главная слабость? Он не знал. Он был сильным. Он пугающе быстро осваивал боевые стили, словно знал их с пеленок, просто знание это исчезло вместе с его детскими воспоминаниями. Ему легко давались и точные науки: проблем с навигацией он не испытывал никогда.

— Я легко выхожу из себя? — наконец, предположил он. Не говорить же, в самом деле, что у него нет слабостей? Это даже в голове звучало слишком заносчиво и отзывалось чем-то неописуемо противным.

— И это тоже, — Хак невозмутимо кивнул. Сабо постарался сдержать кислую гримасу, но подозревал, что у него это вновь не вышло. — Твоя главная слабость в том, что ты совершенно не умеешь проигрывать.

Сабо резко выдохнул, изо рта вырвалось что-то вроде изумленно-возмущенного «ааа?!»

Он не умеет проигрывать? А зачем ему это уметь?..

Сабо ни разу в жизни не проигрывал в поединках. Получал по зубам, получал по голове, ловил удары в солнечное сплетение, падал. Но никогда не позволял себе сдаться. Так было и в поединке с его учителем по карате. Сабо отгреб так, как никогда раньше, вывихнул лодыжку. Но все равно сам вправил себе вывих, встал и последним ударом отправил мужчину в полет до стены и глубокий нокаут.

И теперь, после всего, ему говорят, что не проигрывать — это слабость?!

Он ни разу в жизни никому не проиграл. Никому — кроме Коалы.

— Это было предположение Драгона после вашего возвращения с Сой Бина, — наконец, Хак перестал его разглядывать, наблюдая за возмущенной реакцией, и решил немного объясниться. — То, что ты не умеешь проигрывать. И я специально на первом же уроке поставил Коалу твоим соперником. После вашего боя я понял, что выводы Драгона были верными.

Сабо молчал и думал. Чтобы полностью обдумать услышанное ему явно требовалось некоторое время.

А потом он вдруг осознал: Хак сказал, что специально сделал Коалу его соперником! Это значило, что…

— Учитель, — еле выговорил Сабо, совершенно сбитый с толку, — вы считаете, что Коала меня сильнее?!

— Да, — просто ответил Хак.

На краткий миг Сабо замер, пораженный. Потом дернулся, отшатнулся. В голове отчетливо раздался треск рвущегося шаблона. Наяву — скрип старого, повидавшего виды стула.

Хак посмотрел на него, посмотрел… и вдруг улыбнулся краями губ:

— Сильнее не физически, разумеется, упаси нас Боги. Коала сильнее тебя по сумме ее великолепных навыков и того, как она умеет использовать ее немногие преимущества над тобой. То, что ты проиграл, вполне закономерно.

Ответить на это Сабо было нечем. Только в глазах у него почему-то защипало, словно в них попала мыльная пена. И вообще ему вдруг показалось, что он сейчас позорно разревется от обиды.

Его домыслы, которые он уже начал считать плодом собственной фантазии, во многом оказались верны — Хак действительно заранее знал, что он проиграет. И даже затевал все именно ради этого.

В груди вмиг стало пусто-пусто, только эхо разносилось от каждого удара сердца.

Учитель вновь наполнил кружку остывающим чаем.

— В том, чтобы проиграть кому-то, нет ничего унизительного, — сказал, отставляя чайник в сторону. — Можно проиграть бой, но сохранить жизнь себе и своему отряду. А можно выиграть бой, но ценой неприемлемых потерь. На Сой Бине вам всем очень повезло, что вы остались живы, — Хак вдруг поднял глаза, посмотрел прямо. И спросил: — Ты знал, что у Коалы была трещина и повреждение связок в ноге?

Сабо удивленно моргнул.

Трещина?.. Какая трещина? Коала ведь шла всю дорогу своими ногами!

— Вам троим тогда очень повезло, — повторил Хак. — Если бы вы пошли до корабля вдвоем с Коалой, ваши шансы выжить были бы почти стопроцентными. Мы наверняка потеряли бы Бетти, но наши лучшие ученики точно остались бы целы. Как ни посмотри, а это лучше для Революционной Армии. Мы бы проиграли бой и пожертвовали своим человеком, но после вы вдвоем смогли бы стократно воздать за это. Бетти, наверняка, смогла это просчитать, поэтому настаивала, чтобы вы уходили без нее, — он прервался, отпил чай и продолжил: — Но, когда ты предложил нести ее до корабля, ваши шансы выжить упали почти до нуля. Что бы ты делал, если бы Коала упала и не смогла идти дальше? Ты бы не смог донести двоих. Но, я готов поспорить, ты бы отказался оставить кого-то одного. И это стоило бы жизни вам всем.

Сабо молчал. Он не знал, что ему думать.

Что Хак хочет сказать? Что в следующий раз он должен бросить Бетти? Это, что, был такой способ избавиться от прямолинейного и неудобного командира восточного подразделения?!

— Вы бы хотели, чтобы я бросил Бетти? — спросил он напрямую. Наверное, в голосе все же промелькнул едва сдерживаемый гнев.

Хак глянул на него возмущенно и отрезал:

— Нет. Если бы Бетти погибла, все в Штабе чувствовали бы себя не в своей тарелке. Но, Сабо, — он подался вперед, облокотился на стол, — рано или поздно тебе придется делать такой тяжелый выбор. Драгон видит твой потенциал, у него большие надежды на тебя. Тебе придется руководить людьми и жертвовать кем-то из них. Тебе придется сталкиваться с сильными противниками. И вряд ли это будут честные бои один на один. И иногда, будь ты хоть трижды сильным, ты все равно не сможешь победить. Тебя задавят числом, подлым приемом, да чем угодно. И в таких случаях приходится решать, чем пожертвовать — гордостью или жизнью. Ты можешь сдаться или сбежать, но сохранить себе жизнь. Или драться до последнего. И тебе всегда — всегда! — придется делать такой выбор и не страдать потом как кисейная барышня из-за него.

От Хака Сабо ушел ближе к десяти вечера в совершенно расстроенных чувствах. Он шел по темным коридорам, мимо закрытых дверей и окон, за которыми разлилась холодная и звездная пустынная ночь. Мысли лезли одна за другой и все не самые веселые.

Он не умеет проигрывать. Сабо все еще не видел в этом проблемы. И достаточно смутно понимал, как вообще это неумение связано с Сой Бином, с возможными сильными противниками и будущими заданиями.

Но… Ему придется делать выбор.

Мысли бродили вокруг да около, но неизменно возвращались к этому.

Ему придется делать выбор и жертвовать кем-то. Возможно, кем-то давно знакомым, кем-то дорогим, кем-то, кого он много лет будет называть «накама».

И он пока недостаточно сильный, даже чтобы победить Домовенка. Что уж говорить о более опасных противниках, которых он может встретить в морях.

А, значит, ему нужно стать сильнее. Настолько сильнее, чтобы ни число противников, ни их грязные приемы не играли ровным счетом никакой роли. Чтобы ему не пришлось выбирать между боем и побегом.

И, самое главное, чтобы ему не пришлось выбирать между своей и чьей-нибудь еще жизнью.

*

В группу Хака Сабо вернулся две недели спустя.

Он честно доходил все те десять занятий по кендо, на которые записался, и с чистой совестью покинул путь меча. Нельзя сказать, что он не вынес для себя ничего полезного. Во всяком случае, теперь Сабо был уверен, что, если по какой-то причине в его досягаемости окажется один только меч, он сможет как минимум воспользоваться им и не опозориться.

Прошло уже достаточно времени после того случая со спаррингом, чтобы никто не вспоминал про схватку с Коалой и ее итог. Люди занимались своими делами, тренировались, уезжали на задания и приезжали обратно в Штаб. Даже у Сабо работы прибавилось — Драгон все чаще стал вызывать его к себе.

Сначала Сабо разбирал отчеты, сортировал их и передавал основное Драгону. Потом — получил допуск к внутренним делам Революционной Армии. А еще через некоторое время он с удивлением обнаружил, что у их командующего был кое-какой теневой бизнес на тех островах, до которых уже добралась революция. В принципе, это было логично — откуда еще можно было бы взять ту прорву денег, которая ежемесячно уходила на содержание целой армии? Разумеется, Сабо не нашел никакой работорговли, но опиум и оружие в документах мелькали с завидным постоянством. Сопровождение торговых кораблей, логистика и контакты с разномастными дельцами — все это требовало немереную прорву времени. И тихо-мирно Сабо стал вливаться и в эту работу.

С Коалой он тренировался почти постоянно, Хак ставил их в пару с завидной регулярностью. Сперва Сабо ворчал — Домовенок по-прежнему раздражала его одним своим присутствием. А потом понял: из всех девчонок, что были в Революционной Армии, только с ней он мог не сдерживать силы и не бояться, что оппонент отдаст Богам душу от одного удара. По Домовенку большинство его ударов попросту не попадали.

*

Девчонка действительно оказалась сильной.

Сильной, а еще стеснительной и довольно молчаливой, особенно с теми, кому не доверяла. Не доверяла она практически всем.

На одном из заданий все трое — Сабо, Хак и Линдберг, дружно уронили челюсть, когда Коала ногой в изящном ботинке выбила передние зубы рыбочеловеку. А потом добила его коленом в пах и каблуком по стопе.

После, поздним вечером сидя у костра и мешая в углях печеную картошку, Хак допытывался у нее, где она так научилась.

— Мне Джинбей-сан показал, — тихо ответила Домовенок, с абсолютно невозмутимым лицом разглядывая собственные босые ноги, которые грела у огня. Подняла глаза, посмотрела на Хака. Учитель смотрел на нее, похоже, забыв про картошку. Домовенок удивленно моргнула и принялась объяснять-оправдываться: — Когда я плавала с ними, мы несколько раз останавливались в портах. Один раз меня послали на рынок, не помню, за чем, и ко мне в переулке какие-то отморозки пристали. Хорошо еще, рядом кто-то из команды оказался. Потом мне Джинбей-сан показал, что надо делать, если такое повторится. Ну и вот.

— Джинбей-сан?.. — переспросил Сабо. Имя было смутно знакомое, только он не помнил, где его слышал.

— Рыцарь Моря Джинбей? — Линдберг соображал чуть лучше, но ушам своим тоже не верил.

Сабо повторно уронил челюсть. Новый капитан пиратов Солнца личностью был более чем известной.

Домовенок только угукнула и вновь зарылась в свой кокон показного безразличия.

Картошка в тот вечер у них подгорела.

Так Сабо узнал, что Коала некоторое время плавала с пиратами Солнца. Не то чтобы она стала после этого меньше его раздражать. Но, помимо раздражения, внутри стало зарождаться и что-то иное, отдаленно напоминающее уважение.