Джин, кажется, не понимает, что происходит.
У Юнги, самого популярного парня в универе, несмотря на популярность всего лишь два лучших друга. И Джин иногда не понимает, как он вообще попал в эту двойку. Помимо него попал ещё и парень его мечты — агрессивный Ким Намджун, который его, кажется, терпеть не может.
Это, блин, странно. И больно немного.
Юнги до ужаса любвеобильный со своими друзьями — виснет на них (особенно на Сокджине почему-то), липнет как жвачка. Не сказать, что Джину не нравится. Ему приятно такое внимание, конечно же. Но было бы ещё приятнее, если бы Намджун тоже… вёл себя так. Или хотя бы смотрел на него нормально, а не как на какое-то дерьмо собачье.
Но, кажется, Намджун будет смотреть нормально только в случае апокалипсиса, и то ещё побрезгует спасти Джина из-за своей ненависти, если тому будет угрожать опасность.
Кроме Юнги, его и Намджуна вообще ничего не связывает. Джин даже не замечал парня до того дня, как Мин их познакомил. Джун всегда оставался в тени, в отличие от Юнги, и, может быть, поэтому он такой злой… кто знает.
— Привет, — голос Джина дрожит как у робкой десятилетки, но говорит он так, потому что перед ним Намджун. Намджун поднимает задумчивый взгляд с телефона на Джина, и взгляд этот меняется на презрительный. Губы кривятся в отвращении, будто перед ним какая-то мерзкая тварь, а не лучший друг его лучшего друга. Звучит странно, но так и есть на самом деле. — Ты не знаешь случайно, где Юнги?
— Тебе-то он зачем? — грубо кидают в ответ, и сердце где-то там, в груди, стонет от боли. Сокджин не обращает внимания — немного привык, честно говоря.
— Ну, может быть, затем, что я хочу знать, что с ним всё в порядке? — он повышает голос немного, устав от такого обращения. Намджун бормочет что-то матерное и буквально тычет Джина носом в экран своего телефона. Тот теряется ненадолго, но осторожно берёт мобильник кончиками пальцев. На экране высвечивается переписка.
«Где пропадаешь, пидор?» — от Намджуна.
«Отъебись, я болею», — от Юнги. Через секунду приходит вдогонку ещё одно: «Если что, предупреди Джина. Отключаюсь».
Джин даже улыбается. Юнги пересылал ему как-то кусочки переписок с Намджуном, где они кроют друг друга матом, и, честно говоря, это выглядело забавно. В реальности они общаются точно так же. В общем, Намджун с Юнги — это те друзья, которые вместо приветствия говорят друг другу «сдохни».
— Самому позвонить не судьба? — улыбка тут же сходит с лица. Джин поднимает взгляд на любимое лицо, на котором он никогда не видел улыбки.
— У меня телефон сломался, я без связи, — говорит он негромко, и это, мать вашу, выглядит так, словно он оправдывается. Пытается улыбнуться — может быть, сейчас ему удастся разговорить Намджуна, показав своё дружелюбие? — Чем будешь заниматься после пар?
«Может быть, мы могли бы сходить куда-нибудь. Посидели бы в кафе, или пошли туда, куда тебе нравится. Туда, куда вы с Юнги ходите, когда меня нет. Может быть, ты узнал бы меня поближе и перестал бы ненавидеть. А? Что на это скажешь?»
— Твоё какое дело?
Ну конечно.
— Иди лучше занимайся своими делами. Не лезь ко мне.
— Я пытался быть дружелюбным, — говорит Джин еле слышно.
— Знаешь, куда ты можешь засунуть своё дружелюбие?
Джину хочется наорать и ударить — хорошенько так ударить, с ноги даже, может быть. Но он лишь отступает, стараясь задушить себе боль вперемешку с животной злобой. А это чёртово сердце болит ещё сильнее, лишь зря напоминая о себе.
— Как хочешь, — это не голос — шипение змеи.
— Он всегда был таким злым?
Юнги теребит в руках фигурку Кумамона, которую ему удалось с боем отобрать у ещё одного желающего её купить — фигурка-то последняя в продаже. Поворачивает голову в сторону Джина, который зарывается носом в шарф — то ли потому, что у него лицо сейчас отмёрзнет к чёртовой матери, то ли потому, что просто не хочет, чтобы Юнги видел его лицо.
— Кто? Намджун, что ли?
— Конечно, кто же ещё?
Мин задумывается, всё ещё крутя перед глазами фигурку, которая полностью завладела его разумом сейчас. Его пальцы уже побелели от холода, но он не обращает на это никакого внимания.
— Да, можно сказать, всегда. В школе каждого, кто ко мне лез, отгонял. В общем, он мой личный цербер, если можно так выразиться, — Юнги молчит некоторое время, пока Джин обдумывает его слова. — А вообще, он жуткий собственник. Если друг — то один и на всю жизнь, и никого третьего рядом быть не должно. С отношениями так же, наверное. От него девчонки сбегали одна за другой. Одна была смелая, но потом он от неё сбежал, — Мин ухмыляется. — А почему ты спрашиваешь?
— Просто, — Джин пожимает плечами, но видит, что Юнги ему вообще нифига не верит. Маленький Кумамон исчезает в кармане чужого пальто, а это означает, что весь интерес друга теперь переключился на более живой объект, идущий рядом, бок о бок. — Ладно, ладно. Я хочу понять, почему он так агрессивно ко мне относится.
Юнги смотрит на него, прищурившись, и на его лице появляется эта дурацкая непонятная усмешка.
— Он ревнует.
Джина, кажется, закоротило немного. Всё внутреннее спокойствие, что он выстроил сегодня утром, рушится в один миг. Сразу находятся ответы на все вопросы, сразу всё становится на свои места. Он смотрит на улыбающегося Мина и не может поверить.
Ну конечно, почему Намджун так огрызается на Джина, на котором Юнги просто висит часами, не отрываясь? И почему раньше отталкивал тех, кто хотел заполучить внимание друга? Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться.
— Он влюблён в тебя?
Юнги смотрит на него странно.
— Был когда-то давно. Сейчас не знаю.
Джин где-то там, в глубине души, воет как побитая собака и рвёт на себе волосы. Понимает, что попал конкретно. Это же каким лохом надо быть…
На самом деле, это многое объясняет. Джин гуляет с ними двумя, потому что Юнги его зовёт, чего раньше никогда не было. Гуляет, наблюдает за тем, как они между собой общаются. Изредка на губах Намджуна появляется улыбка (!), но тут же исчезает. Словно он не хочет, чтобы кроме Юнги её кто-то видел.
Джину хочется уебаться об стену с размаху, но он пока терпит. Он видит, что Юнги Намджуном дорожит — в дружеском плане. Может быть, относится к нему как к брату — он сам говорил это, когда они устраивали слишком уж девчачьи посиделки с мультиками и вином. Но… что думает Намджун по этому поводу?
Так продолжается где-то месяц — и теперь они даже в универе на переменах шатаются втроём, а не по двое, как раньше было. Сокджин эти моменты терпеть не может, Намджун, он уверен, тоже. Но есть одно отличие — Джин втайне любуется вечно хмурым парнем, стараясь постоянно прятать взгляд, пока тот вообще на него внимания не обращает.
Обидно, вообще-то.
А чёртово сердце болит, болит, болит, болит…
Хочется заорать нечто вроде: «Юнги, ну неужели ты не видишь?». Мин и правда будто не замечает ненависти с одной стороны и тайной влюблённости с другой. Тискает Джина, подшучивает над Намджуном, который, кажется, иногда вообще забывает, что такое юмор, и всё идёт своим чередом.
До того злополучного дня.
Дня рождения Намджуна.
Юнги буквально за шиворот вытаскивает Джина из своего дома, и аргументы вроде «ну что мне там делать?» не помогают от слова совсем. Вообще, Джин не хотел Намджуна поздравлять. Сначала хотел, но передумал. Может быть, если бы он напился сегодня, он бы отправил ему сообщение и какой-нибудь смайлик, но напиваться он сегодня не собирался.
Юнги, видимо, было плевать, собирается он там что-то или нет. Он нагрянул как цунами, и вот Джин уже оказался на улице с подарком для Намджуна в руках.
Сокджин бы сбежал, да вот от Юнги хрен сбежишь, даже если успел поменять имя, внешность и гражданство. Он ведь везде найдёт, и ещё приведёт такие аргументы, что не захочется потом уходить. Сжимая в руках коробку, Джин плетётся наверх, на одиннадцатый этаж чужого дома и молится про себя, чтобы Мин напился до такого состояния, чтобы не смог его контролировать.
Их встречает хозяин квартиры. Юнги бормочет какие-то поздравления, подталкивает к причине праздника Джина с подарком. Намджун кривится так, словно съел махом целый килограмм лимонов.
— Он тут что делает? — и, конечно же, этот грубый голос, знакомый уже до мурашек.
— Он наш друг, — заявляет Юнги, считая, что этого вполне достаточно. Намджун забирает подарок так, словно Джин ему мешок с дерьмом предложил, и это выражение не исчезает с его лица.
— Он твой друг.
— Ты терпишь присутствие ещё нескольких десятков левых чуваков в своей квартире. Неужели Джина нельзя потерпеть?
«Потерпеть». Как обидно звучит-то. Джин вообще сегодня какой-то чувствительный слишком. Наверное, заебался просто.
Пока они раздеваются, он смахивает слёзы с глаз, косится в сторону гостиной, из которой звучит музыка, поздравления, смех. Хочется уйти.
— Может быть, я и впрямь лишний? — спрашивает Джин у Юнги спустя часа два, может быть. Он вообще потерял ощущение времени и пространства, кажется, он и впрямь не понимает, где сейчас находится. Ещё он немного, самую малость, пьян, и у него всё плывёт перед глазами.
Юнги уже достаточно пьян, чтобы говорить заплетающимся языком, но ещё не настолько, чтобы вырубиться лицом в стол. Он смотрит на Джина как на дебила, тот себя дебилом чувствует. Мнётся, мечется между «встать и уйти» и «дострадать этот день до конца».
Мин кладёт ему руку на плечо, придвигается так близко, что кончики их носов соприкасаются. Он хочет что-то сказать, но со стороны раздаётся гогот, и несколько пацанов с девчонками переключают внимание на них. В том числе и Намджун, Сокджин видит его краем глаза.
— Вы ещё пососитесь тут, — говорит кто-то, Джин его не видит, но уебать хочется сильно. Юнги улыбается как-то уж слишком хитро.
— Юнги, — доносится голос Намджуна, похожий больше на львиный рык.
— Почему бы и нет, — пьяно хихикает Мин и, твою мать, придвигается ближе. Целует требовательно, жадно, ещё и кусается. Джин в шоке таращит глаза, а Юнги совершенно спокоен, будто знает, что делает. Будто это не было просто пьяной дурацкой шуткой. Где-то в стороне слышится смех и подбадривающее улюлюканье.
Поцелуй длится не слишком долго — Сокджин чувствует прикосновение к плечу, его тянут куда-то назад. Юнги смотрит с еле скрываемым торжеством. А Джина тянут куда-то прочь из комнаты, грубо так, не церемонясь. Он уже знает, кто это. Поворачивает голову, убеждаясь.
Намджун вталкивает его в тёмную комнату и запирает дверь. Джин почти спокоен — наверное, он просто растерян. Замечает, что Намджун трезв, как никогда — и правда, он же к выпивке сегодня не прикасался.
А ещё он взбешён до ужаса, и Сокджин понимает, что ему сорвало башню, скорее всего.
— Ты, — его хватают за ворот рубашки, хорошенько встряхивая. Джин цепляется за чужие запястья, будто это поможет избежать удара, которого он ожидает. — Сволочь, как же ты меня достал…
— Джун, — Ким пытается говорить спокойно, но затыкается, видя, как Намджун поднимает на него глаза.
— Не называй меня так! — крик заглушает даже музыку, Джин невольно вздрагивает, всё ещё цепляясь за него мёртвой хваткой. — Блять, ты… Ты такой мудак, какой же ты мудак…
Секунду они молчат, и лишь громкое дыхание слышно в тёмной комнате. Сокджин, мельком осматриваясь, понимает, что это спальня. А Намджуна будто прорывает.
— Зачем ты к нему лезешь? Позарился на его популярность, на его богатство? Думаешь, если он такой красивый и богатый, ты сможешь его охмурить?
Джин замирает, слушая. Ему кажется, что он спит или попросту парализован.
— Намджун, ты что такое несёшь вообще? — выдыхает он прямо в чужое лицо. Джун кривится, морщится и смотрит на него, как на какую-то грязную шлюху.
— Думаешь, я не вижу? Не вижу, что ты клинья к нему подбиваешь? Я такой идиот, по-твоему? — он медленно и долго выдыхает, чтобы потом набрать в лёгкие ещё воздуха. Голос становится на несколько тонов тише, и в нём слышно… отчаяние. — Кому вообще интересен Намджун, когда есть Юнги? Мин Юнги, мать его, который редкостный красавчик, купается в лучах славы, все по нему сохнут! Тебе… я тебе не нравлюсь? Не такой красивый, известный, не такой богатый, верно?
«Нравишься, нравишься, нравишься, твою мать!»
— Можешь не отвечать. Я и так всё понял. Я видел много таких, как ты — тех, кто хотел получить его внимание, раздвигая перед ним ноги. Кто мог подумать, что я влюбился в шлюху…
Он замолкает, услышав звук. Это звук пощёчины, которой его «наградил» Джин в порыве ярости. Намджун прикасается к щеке, на которой Сокджин оставил свой след, и поднимает на парня непонятный взгляд, словно ждёт, что он скажет. Глаза в темноте блестят почему-то.
— Не смей называть меня так, понял? — голос Джина отдаёт ядом и холодом, даже у самого мурашки бегут по телу. Пальцы горят — так сильно он его ударил. — Я не знаю, что ты там себе надумал. Но я люблю Юнги как друга, ясно тебе? Мне не интересна ни его внешность, ни сколько у него денег. А знаешь, кто мне на самом деле нравится? — он тычет пальцем в грудь Намджуна, который всё ещё держит воротник его рубашки одной рукой. — Ты.
Намджун застыл как статуя, и Джину в полутьме непонятно, что он сейчас думает. Но если уж начал говорить, нужно закончить. Назад пути нет — будь что будет.
— Да-да, ты, Намджун. Несмотря на то, что постоянно относился ко мне так. Я пытался хотя бы подружиться с тобой, помнишь? А ты отталкивал меня каждый раз. Представь, самому странно — вместо такого «идеального» Юнги я выбрал тебя. Того, кто смотрел на меня, как на самое ничтожное существо в этой жизни. Думаешь, когда ты посылал меня, мне было не больно? А сейчас, когда ты обозвал меня шлюхой — думаешь, мне не обидно слышать такое от того, кого я люблю?!
Он старается отдышаться, потому что говорил почти без передышки. Намджун смотрит ему в глаза, кажется, просто пожирает его взглядом. Джин молчит некоторое время и облокачивается на стену рядом с дверью. Джун всё ещё держит его рубашку, но ему нет до этого дела.
— Я никогда не смотрел на Юнги, — говорит Джин тихо, ставя некую точку в своём монологе. — Я всегда смотрел только на тебя.
Намджун дрожит. Он, наверное, растерян. Может быть, немного в шоке. Джин не знает, что они теперь будут делать. У него сердце всё ещё болит и колотится с бешеной скоростью; ему кажется, что сейчас целый мир исчез или сузился до одних только стен этой комнаты. Ладони вспотели. Дыхание стало прерывистым.
Он наблюдает за Намджуном. Тот наблюдает за ним. Тишина, повисшая в комнате, становится почти осязаемой.
Джин чувствует лёгкое прикосновение чужих пальцев к своей щеке.
У Намджуна опускаются руки.