Глава I-V. Проливая свет чужой звезды

Недели стекали неспешной вереницей трудовых будней, пока раньяр старались подстроиться под размеренное течение жизни нолдор. На глазах пришельцев селение стабильно разрасталось, в теплицах, освещаемыми лишь теми «урановыми» светильниками (как утверждала Ирма), всходили первые побеги, склады пополнялись продовольствием. Местное население абсолютно точно было знакомо с сельским хозяйством, однако пища поступала на склады и столы только посредством охоты и собирательства. Увеличивалось поголовье овец и коров, которых вначале можно было пересчитать по пальцам, табуны лошадей. Но потомство рождалось слабым и хилым, а приглядывающий за ними — внезапно! — принц Келегорм, мог лишь побороться с нависшими над ними тенью и смертью.

      … Должно пройти немало времени и смениться немало поколений, прежде чем потомство заморских лошадей и коров привыкнет к здешнему климату. Ирма что-то слышала о том, что в земле за морем, некоем Амане (или Валиноре) был свет от древ, серебряный и золотой, что делил время на дни и ночи. Светящиеся деревья, подумать только… Какой интенсивности должно быть свечение, чтобы освещать целый материк, пусть и небольшой? Это ненормально. Это уже радиация. Ирма подперла подбородок рукой, остановившись у загона и наблюдая, как высокородный принц принимает роды у кобылы.

      … Может, оттого эти мутанты имеют такие странные уши и как будто светящиеся глаза? И светильники их эти… Убрать бы от греха подальше, вдруг они с примесью урана.

      Тем временем, кобыла явно умирала, не в силах разродиться. Принц возился рядом, и в конце концов просунул руку в её нутро. Ирма следила за действом, как за редким представлением. Однако. Из того, что она смогла понять из ругательств Келегорма — жеребёнок лежал как-то не так, и его манипуляции были призваны облегчить муки его дорогой породистой кобыле.

      Кобыла жалобно взоржала, послышался противный хлюпающий звук и, спустя вечность, уместившуюся в несколько секунд, раздался тонкий, дребезжащий визг новорождённого.

      Вскоре жеребёнок уже сосал молоко, покачиваясь на несоразмерно длинных конечностях.

      — Ты опять здесь, — Келегорм ополоснул руки в подготовленном тазу и окинул взглядом несколько загонов, с которых слышалось мерное похрапывание. — Почему не на ристалище?

      — Прогуливаю, — остроухий шутки, очевидно, не понял, и она пояснила: — На ристалище я закончила. Один выигрыш, проигрыш и ничья.

      — Против кого?

      — Против Штрауса. Коронвэ всё еще не хочет ставить меня в пару с кем-то из ваших и давать приличный меч, — не оборачиваясь на собеседника, Ирма неспешно двинулась прочь от левады. Эти исполинские создания внушали ей трепет и восхищение, но не признаваться же. Не терпелось поскорее научиться ездить верхом. — Говорит, только покалечиться могу. Джеймс обычно приходит рано утром, а после уходит к Карнистиру. Целыми сутками у него пропадает. Поэтому я могу тренироваться только с рыжим.

      — А как же все остальные? — Келегорм говорил лениво, растягивая слова. Он не торопился: животные, один за другим, неспешно подходили к изгороди и тыкались мордами в подставленные ладони. Очевидно, они его любили. Создавалось впечатление, что он из одной вежливости поддерживает беседу.

      — Остальные пока не при этом деле. Трое приписались к этим вашим… — Ирма щелкнула пальцами, выуживая подходящее слово, — лечителям, и они совсем немного заинтересованы в фехтовании, — Ирма вспомнила саркастическую усмешку Марии, когда поступило данное предложение. — Миднайт приходит лишь поздней ночью, а Коронвэ, понятное дело, в это время уже спит. Разумеется, она знает азы, но спаррингов пока не было.

      По правде говоря, Ирма подозревала, что и Миднайт тренируется где-то с кем-то втихую, потому что приходила ночевать не менее взмыленная и с порой отсутствующим взглядом. И как убитая спала до следующих петухов.

      Тропинка огибала левады и загоны с мирно жующими коровами, овцами и прочим скотом, далее шли мастерские, кузницы, ближе к центру — склады, жилые помещения, лазарет. Откуда-то доносились звуки стройки. Селение имело четкую планировку и разделение «кварталов», однако в воздухе витал флёр поспешности и временности, что ли.

      Они шли в тишине, думая каждый о своем — вернее, Келегорм просто конвоировал её назад, и наверняка оставит в покое, едва они достигнут небольшой площади в центре, подобию городской ратуши. Ирма просто шла, пиная мелкую гальку и вздымая пыль, и раздумывала над тем, как бы провести остаток дня: может, всё же попытаться подступиться к пятому принцу и выпросить не тренировочный, а нормальный клинок?

      Что-то подсказывало, что надменный Куруфин ответит отказом. Хотя на днях она как раз побывала в его кузне и видела, что клинков там предостаточно, разной длины, формы, и даже метода ковки — и Искусник даже снизошёл до небольшой лекции об этих самых отличиях. Одни клинки ковались еще его отцом — каким-то очень знаменитым, легендарным мастером, о котором если и говорили, то шёпотом, с толикой то ли ужаса, то ли восхищения, то ли всего сразу. И никогда — в присутствии коронованных особ. Были тренировочные клинки, детские, для женской руки…

      Женской руки…

      Ядовитая усмешка Марии, хлесткие движения полевых хирургов, полупрозрачная ручка Миры, сжимающая в кулаке пару отравленных игл. Их медики никогда не бывали бессильны. Их тренировали, но тренировали по-особому. Медкорпус всегда учили стоять насмерть.

      Ирма остановилась, озаренная внезапной мыслью.

      — Знаешь… — она осеклась: принц как раз обменивался приветствиями с кем-то, а она и не заметила, будучи слишком погруженной в себя.

      — Я тебя слушаю.

      — У вас существует практика рукопашного боя?

      — Извини? — его серебристые брови насмешливо изогнулись, а на губах проступила снисходительная усмешка. — Думаешь, без оружия мы бессильны? Эндорэ достигли не школяры с молоком на губах, а воины нолдор, ранья Ирма.

      Ирма подняла руки в примирительном жесте. Усмехнулась.

      — Спокойнее, Вашество. Я говорю о том, есть ли у вас систематическое обучение. Отработанная система приемов нападения и самозащиты, когда оружия внезапно нет. Или если противник намного крупнее и сильнее, неужели у вас такого нет? Даже для женщин и детей?

      — Мы не выпускаем женщин, не умеющих сражаться, а уж тем более детей, за пределы поселения, — надменно ответствовал Келегорм.

      Ирма пожала плечами.

      — Дело ваше.

      Не готовая бить рука даже с ножом в руках бесполезна. Верно, кулаки и подсечки мало чем помогут от вооруженного противника, но одного лишь желания выжить — пусть даже любой ценой — мало. Катастрофически. Мало.


«Бей! Бей! Бей! Бей!», скандируют трибуны. Призыв к убийству единогласен с набатом крови в разрывающихся перепонках.

      Хрупкий, полупрозрачный подросток с разбитой головой лежит вниз лицом на оранжевом песке.

«Бей! Бей! Бей! Бей!», кричит сердце, кричит тело, кричит душа, если она есть в этой поверженной клетке из мяса и костей.

      Полуденный отсвет родной звезды играет на кончике острия. Подросток поворачивает голову. Третье веко слабо мигает, на неё устремлен полуживой взгляд.

«Бей! Бей! Бей! Бей!»

      Ирма знает, что если не убьет его, то умрет сама. И пусть даже мальчишка из родственного клана. Пусть он кровь и плоть от её земли. Ему сегодня суждено умереть, чтобы его кровь напоила её собственную жизнь.


      Бей!!!


      — Сдается мне, ты забываешь, что здешние воины — поголовно мужчины, и мы склонны драться с малых лет, — Келегорм наклоняется к ней, и его тугие незаплетенные локоны хлещут по носу. Взгляд нолдо саркастически искрится. Ирма повела плечами, стряхивая шелуху воспоминаний.

      — В детских склоках и мы нередко участвовали, но я говорю об определенных стилях и техниках, о тактике рукопашного боя. Неужели у вас совсем не существует традиции боевых искусств?

      Келегорм нахмурился. Искусства? До недавних пор он и Макалаурэ вообразить не мог с чем-то потяжелее концертной арфы или флейты из жадеита, ведь искусство — это дар творения. Но что уж говорить, даже руки певца и менестреля, грубевшие прежде лишь от струн, теперь творили невообразимое с клинками из отцовой кузницы.

      — Нет. До некоторых пор у нас и на фехтование смотрели с неодобрением, что уж говорить о боевых искусствах, — а эти странные создания даже убийство возводят в ранг искусства. — А какие они существуют?

      Голубоволосая ранья, тоже ускользнувшая в ворох собственных мыслей, задумчиво почесала нос.

      — Какие?.. Их сотни, если не тысячи, я знаю всего лишь с десяток приемов, которые мне однажды преподали. В рамках общей боевой подготовки.

      — Расскажи, — потребовал Келегорм.


      — Ты с ума сошла? — Джеймс вскидывается, едва переступив порог столовой. Наружу из окон льются соблазнительные запахи горячего бульона и печеного на углях мяса, но мужчина не реагирует на них, взглядом впившись на спокойно восседающую в торце стола Ирму. — Я видел тебя с тем… парнем.

      — О-о-о, — Мария, заглянувшая на обед, отщипнула кусок мяса и отправила в рот, не сводя со взмыленной карвонки насмешливого взгляда. — Уже успела?

      Ирма раздражённо отмахнулась.

      — Мы всего лишь тренировались. Если ты не заметила, они поголовно выше и крупнее нас, и мне было интересно, смогу ли я выстоять против подобного врага.

      — Они нам не враги, — тихо возразила Миднайт. Ирма оглянулась — старшая Скайрайс устроилась в углу помещения с какими-то конспектами, доселе невидимая и неслышимая.

      — И не друзья, — подчеркнул Джеймс, наставив на Ирму кончик вилки, — а ты взяла и не просто помахалась рукавами, а вполне уверенно демонстрировала способы захвата и высвобождения из него. А если они однажды решат от нас избавиться?

      Ирма потёрла шею, переглянулась с Миднайт. Та пожала плечами и вновь уткнулась в конспекты.

      — Не думаю, что им это выгодно, — Мария ответила слегка невнятно, дожевывая уже третий кусочек мяса. — Они всеми силами пытаются нас завербовать. Мы им не друзья, как и они нам — пока что. Но им этот мир известен, мы же тут совсем гости, нам сейчас выгоднее подстраиваться. Так что… — она послала Ирме ослепительную улыбку, — Ирма зарабатывает нам баллы доверия. Они увидят нашу искренность, и сбавят обороты слежки, — Мария кивнула на окно, за которым стражники отбывали повинную. — А отказ делиться хоть чем-нибудь только усугубил бы наше положение. Найт, я верно говорю?

      Миднайт кивнула.

      — Не стоит благодарности, — огрызнулась Лейден. — А ты, Скайрайс? Не рано ли ты сегодня? Приползаешь обычно за полночь.

      — Сегодня какой-то военный совет, а я, как ты могла догадаться, не в списке приглашенных, — Миднайт отразила кривую ухмылку. Она выглядела очень усталой. На квенья — языке нолдор, отличном от синдарина, она изъяснялась бойчее любого из них, так как почти всё время проводила подле местного короля, служа мостом между раньяр и нолдор.

      Ирме такой широкий жест от представителя власти казался очень подозрительным. В этом они с Марией были удивительно единодушны, но Миднайт как будто наплевала на всё, включая осторожность, с тех пор как они переступили границы селения. Опаивают её там чем?

      — Выходит, у тебя сегодня выходной? — цепко ухватилась Мария за нужное.

      — Если бы… Мне велено прочесть и пересказать всё это, — Миднайт потрясла кипой листов, — завтра. Так что сегодня я буду ночевать со светильником.

      — Не в спальне, — отрезала Ирма. — Этой гадости не должно быть с нами рядом.

      — Почему это?

      — Я не понимаю принципа его работы. Здесь нет естественных источников света, которые могли бы оправдать свечение, светильник явно не органической структуры, посему выходит что это именно излучение. Ничего хорошего.

      — Хм, возможно, ты права. Но прочесть всё равно надо, — Миднайт вздохнула. — Может, и вам успею пересказать.

      — Больно надо слушать нолдорские сказки.

      — Это не сказки. Если хочешь знать, у них нет художественной литературы, в особенности прозы. Стихи — это сколько угодно, их целые свитки… Но нет ни романов, ни повестей, ни новелл. Это странно. Учитывая, что прочие виды известных искусств в наличии.

      — Кроме боевых, — вставил Джеймс и покосился на Ирму. — раньше.

      — Нос не дорос меня учить, сопляк.

      — Тихо!

      Внутрь тяжелым шагом прошел Рига, на ходу избавляясь от перевязи, на которой болтался меч. Ирма пригляделась и мысленно возопила — настоящий, не тренировочный!

      — Больше никаких склок, — твердо проговорил Штраус, смерив взглядом всех присутствующих. — Я надеюсь, вы помните, что здесь нет ни Нила, ни Карвона, ни Анцвига. Мы здесь пока еще никто, семеро бродяг, и свары между собой не выставят нас в лучшем свете. С неумеющими держать себя в руках разговор короткий.

      — Пристрелят, как бешеных собак, — меланхолично добавила Мария. Потянулась за кувшином. Рига взглянул на это с недовольством, но препятствовать не стал.

      — Пьешь среди дня? Разве ты не на дежурстве сегодня?

      — Мира и Эльза сами справятся. Им полезно иной раз вылезти из-под моего крыла. Быстрее вырастут, — …что, конечно же, было неправдой. Ирма иной раз заставала Марию за какой-то писаниной, или напряженно перешептывающейся о чем-то с Миднайт. Честно говоря, ван Лейден было плевать — не заговор же они плели, усиленно втыкая в топорные изображения местных травок.

      Гомон нарастал. Голова от переутомления и недосыпа раскалывалась, перед глазами плясали мухи. Канафинвэ Макалаурэ жалости не знал: это Ирма и Мария были уверены, что Миднайт приползала за полночь и уходила с рассветом, на деле же ей приходилось бодрствовать по паре суток к ряду, ведь выносливости у местных было куда как больше… Король Канафинвэ умудрялся принимать приближенных с важными донесениями и прочтениями, составлять какие-то планы с пятым братом, отправлять разведчиков в дальние дали во главе с третьим, обсуждать вопросы довольствия с четвертым… Шестой и седьмой были редкими гостями в поселении.

      Миднайт потёрла свинцовые веки. Посему выходило, что их семеро… Но еще одного из старших она прежде не видела. Канафинвэ — он первый или второй? Ах да, он же регент… Кажется, его отец мёртв? Значит, всё-таки второй.

      …Опять мысли уводят не туда. Ей еще вникать в «Краткий очерк истории Нолдор», составленный лично для неё Канафинвэ собственной персоной. Будто у него сто рук и как минимум три головы. Шесть голов, если так подумать.

      — … я же не лезу в твои отношения с Карнистиром, а тот так и вообще взглядом убивать может — так что перестань преувеличивать! И хватит щелкать клювом, Джи, — пока ты со мной препираешься и тратишь время на аргументы, я съем всё сама. Миднайт правильно говорит — от нас не убудет, а в обмен возможно и мечи нормальные перепадут, — Миднайт поднимает голову, с трудом отвлекаясь от мыслей. Градус напряжения в столовой спал: Ирма весело подмигивает, накладывая себе жирные куски птицы, а Джеймс кисло смотрит на доставшиеся ему печеные плоды и необглоданный копчик. — В наших же интересах, чтобы они смогли правильно отбиваться от врагов — чем больше их, тем меньше орков. Меньше орков — ближе конец войны, верно? — Ирма оптимистично жестикулировала оторванной утиной ножкой, разбрасывая вокруг себя лучи приторной радости и жизнелюбия.

      Миднайт только покачала головой, возвращаясь к своему домашнему заданию.

      Ей так не казалось. Продираясь сквозь запутанные тексты и и многочисленные пометки на полях, оставленные автором, она всё больше уверялась в том, что здешняя война не так проста. Пусть вслух были озвучены высокие цели — избавление мира от Темного Властелина и его тварей, она подспудно чувствовала, что это всего лишь зыбкая ширма праведности. А где-то за ней тянется обычный кровавый след…

      Макалаурэ предоставлял ей тексты, как он утверждал, начиная с самых «лёгких», с легким уклоном в философию, рассуждая об устройстве мира и основных вехах бытия эльдар. Одним из первых изученных текстов были «Законы и Обычаи», что было в целом логично — будучи осведомленным в здешней правовой системе, можно избежать лишних ошибок и недопониманий.

      Чего Миднайт не ожидала, так это их библейской простоты и наивности. Не было многочисленных поправок к пунктам «законов», призванных закрыть обнаруженные лазейки, не было и упоминания прецедентов для разрешения спорных ситуаций, даже каких-нибудь поучительных историй, которые обычно впаривают необразованным новичкам — и тех не было!

      Пользуясь возможностью изучить сочинения наставника в его отсутствие, Миднайт хорошо повеселилась, вполголоса комментируя сырые и наивные рассуждения еще, должно быть, совсем юного Макалаурэ о природе жизни и смерти (причем в самом романтическом, даже концептуальном аспекте), о природе речи и тех, кто речью наделён, о цели существования и творения как таковом… Ситуация осложнялась необходимостью постоянно выписывать незнакомые слова и конструкции, которыми обрамлялось и без того отягощенное повествование о Сотворении.

      Этот кусок, походивший на летопись, был внезапно выдернут из контекста общего учебного плана, а на справедливый вопрос Канафинвэ ответил, что история важна для понимания существующего положения вещей, причин и мотивов. У Миднайт было стойкое ощущение, что он плавно подталкивает её к нужной ему трактовке истории.

      Что ж, пусть так. Но, как там говорила Валенсиано? «Истина всегда одна, любые её версии это ложь»?

      Миднайт поплелась в спальню, чтобы отключиться до условного утра. Снилась какая-то совершенная фантасмагория, где Валенсиано и король Маглор спорили до хрипоты, убеждая каждый в своей правоте.


      — Еще есть вопросы? — деловито поинтересовался Маглор, едва урок был объявлен законченным. Голова разрывалась от сотен вопросов, ибо на этот раз король заставил её читать, решив, что за прошедшую ночь преподанные руны уместились в её мозгу. Темп он задал немилосердный. Да и Миднайт бессовестно проспала, из-за чего урок оказался весьма сжатым, но, тем не менее насыщенным. Но вопросы были, и много.

      — Есть, но они касаются вашей природы, — она свела брови. — Общее самоназвание — квенди, ведь так?

      — Так. Спрашивай.

      — В тексте «Айнулиндалэ», — язык едва ли поворачивался, выговорить такое, — говорится о неких «Детях Илуватара», Перворожденных и Последышах. Далее, говорилось об их природе, как о дарах — бессмертии и смертности. Перворожденные — это, я так понимаю… вы. А кто же тогда Последыши? Где живут, как они выглядят — похожи ли на нас с вами?

      — Признаться, мне думалось, что вы — первые из Последышей, тех самых, которым завещана Арда, но теперь я понимаю, что был далек от истины.

      — Завещание — это неплохо… — пробормотала Миднайт. — До этого еще дожить надо. Да и нас слишком мало, чтобы зваться полноценным народом. Сколько там квенди было в начале, сто сорок четыре? И все по парам. Нас всего семеро, хотя…… двое мужчин на пять женщин, не наоборот. Иначе было бы сложнее.

      Маглор нахмурился.

      — Что это значит?

      — Преобладающее количество женщин более оправданно с точки зрения размножения.

      — Почему же?

      Миднайт воззрилась на него, не мигая. Канафинвэ хмурил брови, и вправду, казалось, не мог увязать логическую цепь. Даже с учетом «Законов и Обычаев», предписывающих иметь всего одного супруга на всю жизнь… кто на самом деле в строгости соблюдает законы, особенно касающиеся настолько личного?

      — Вы же знаете, как ваш брат Келегорм разводит лошадей? У него есть один племенной жеребец, наиболее перспективный с точки зрения…ммм…генофонда, и целый табун кобыл, которых он будет крыть и плодиться. Хотя жеребцу там дел на пару минут, куда проще за короткий отрезок времени заделать штук двенадцать жеребят, ведь это определяется количеством кобыл в стаде, а не количеством жеребцов.

      — Но как это относится к эрухини? Разве может один мужчина иметь больше чем одну женщину… — тут Канафинвэ осекся и закончил, неожиданно быстро: — Это не в наших Законах и Обычаях.

      — Но ведь и не запрещено? — уцепилась Миднайт.

      — Никто не станет брать себе другого супруга, ибо квенди любят лишь раз в жизни. Любовь и определяет их союз. Никак иначе.

      — Вот как, — ранья откинулась на кресле и как будто бы задумалась. — Романтично. А если кто-то из супругов погибнет, а потомства у пары нет? Вы же на войне, как будете восполнять войско?

      — Мы шли сюда за победой — или смертью. Подлость и несправедливость в высшей степени подвергать свое дитя такому испытанию. Разве ты хотела бы родиться и расти когда Враг в любую минуту может заявиться на порог и забрать твою детскую жизнь? Разве бы пожелала своим родителям лишиться любимого ребёнка?

      Лицо раньи было странным. На нём не отразилось и тени тех чувств, что он ожидал увидеть — смущения, растерянности, стыда или печали. Лицо Миднайт Скайрайс демонстрировало равнодушие, поразительное отсутствие сочувствия его словам. Лишь слегка искривилась линия тонких губ.

      — Вы, должно быть, будете удивлены, но вот вам первое и нерушимое правило жизни: «плодитесь и размножайтесь». Будь то война, разруха, еще какая-то беда… Не существует ни единого поколения, которое не знало бы войны. Я родилась, была война, я росла — была война, я выросла и стала солдатом, чтобы воевать, — Миднайт пожала плечами. — А число людей моей родины по-прежнему составляет не меньше десяти нулей. А вам как будто наплевать, что вы все можете вымереть в какой-то момент, и по этой земле будут ходить только эти ваши… орки.

      Маглор не спешил спорить. Напротив, задумался над другим. Ранья говорила о вымирании, что было не совсем верно. Для квенди всё еще существовали Чертоги, где лишенные плоти эльдар дожидались возвращения в мир. «Смерть» для нолдор была не более чем прорехой на полотне, которую все еще можно было заштопать.

      У Миднайт Скайрайс забавно вытянулось лицо, едва она услышала это замечание. Она молча уставилась на него, и покосилась на все еще зажатое в руке перо и испачканные чернилами пальцами.

      — То есть, чисто теоретически, если вас сейчас ударить ножом в сердце, вы выйдете из каких-то Залов за морем и снова сюда приплывете? Это как так вообще… — Миднайт встрепенулась, подпрыгнула на стуле, ухватив какую-то мысль за хвост. — А кто-то уже так возвращался? А вы потому регент, что ждете своего отца?

      Макалаурэ хмыкнул.

      — Нет.

      Она разочарованно опустилась назад. Прикоснулась пальцами к вискам, принявшись за забавные, кругообразные движения. Взгляд лихорадочно бегал туда-сюда.

      — Тогда совершенно ничего не понимаю…. А если убить не-квенди, они тоже попадут в Залы?

      — Я этого не знаю. Знают лишь Валар.

      — Довольно глупо полагаться только на чьи-то слова, а не на факты. Вы даже не проверяли, есть ли в самом деле души мёртвых эльдар в тех Залах, но воспринимаете данное утверждение как непреложную истину.

      — То же могу адресовать и вам.

      Миднайт взмахнула руками. Король располагал не меньшим запасом скепсиса по отношению к раньяр, чем она — к нолдор. И так и выводил её на экспрессивные, несвойственные ей жесты.

      — Я знаю наверняка, что никто из убитых людей, ранее мною виденных, не возвращался назад в каком-либо виде, — разве что цифровая проекция, но, объективно говоря, это был не человек, а всего лишь оцифрованный субстрат из составленных при жизни аудио- и видео-записей, фотографий, сообщений и составленных на их базе поведенческих алгоритмов. Это и человеком назвать нельзя. Но нолдор знать об этом не нужно. Слишком… слишком для тех, кто все еще пользуется мечами и луками. — А у вас есть родственники, которые умерли сами по себе, от старости?

      — Я не знаю, что такое «старость», но… — на его лице мелькнула тень. — Есть.

      Миднайт вздохнула, сжав переносицу. Как много мест, где они все еще не могут состыковаться подобно корабельным шлюзам, сделанным по разным стандартам.

      — Старость — это износ организма, когда телу всё сложнее бороться с болезнями; также изнашиваются кости, суставы и прочие ткани, органы перестают работать исправно, кожа становится менее эластичной и сморщивается, как кожура у высушенного яблока, глаза видят всё хуже, слух тоже подводит, — перечислила ранья. — Это как дом, который рано или поздно ветшает, сколько его не подновляй. Люди, конечно, ветшают раньше, но и способов продлить жизнь достаточно. Ваш… родственник, умер таким образом?

      — Нет.

      Миднайт не стала расспрашивать дальше. Упоминание загадочного родственника немного изменило атмосферу, но она всё еще ни на йоту не приблизилась к пониманию этого странного «бессмертия», и как оно работает.

      — А… если я, или вообще кто-либо, не станет вас тыкать мечом насмерть, и вообще пытаться убить, сколько вы можете прожить?

      Долгий, протяжный вздох. Наверняка он не ожидал когда-либо в жизни услышать подобные вопросы.

      — Вала Намо, Владыка Судеб, … — его губы поджались, — однажды поведал нолдор, что земли за пределами света Амана будут принадлежать Второму Роду — Последышам, Смертным, Гостям на этой земле. Им суждено недолго пребывать в Арде, а после они уходят за круги мира, а куда уж — то даже Валар неведомо. Что до квенди… наш удел навеки оставаться в мире и разделить с ним его судьбу, — текст явно был не его. Словно услышанное сотню раз было всего лишь повторено в сто первый. Похоже, это единственная известная ему разница — и та на словах.

      — Обнадеживающе.

      Но как сложно!

      — Я непременно поведаю вам больше, — его голос, казалось, даже взгляд, на мгновение смягчились. — Когда вы будете готовы. Вы жадны до знаний, это похвально; но всему свое время.

      А не дал он ей упрощенного варианта потому, что читать труды по истории эльдар и уж тем более по истории Арды могут далеко не все представители их народа в силу запущенности текстов и склонности летописца постоянно отвлекаться на собственные домыслы и рассуждения.

      К тому же, теперь он мог назвать не один десяток вещей, в которых с Румилем он был не согласен.



      Миднайт сняла медный чайник с крюка в камине и разлила кипяток по глиняным чашкам. Марии это как будто и не нужно было: она выглядела взвинченной, из ушей едва ли не валил собственный пар. Они находились в столовой вдвоем, единственные бодрствующие до самого позднего часа, согласно своим часам.

      — В общем, что-то в этом роде. У меня нет никаких вещественных доказательств, только то, что меня заставили читать.

      — Угу. Напоминает Идеологию.

      — Я подумала о том же, — Миднайт покачивала чашку в руке, не спеша пробовать чай из трав, принесенных Марией из леса. Гранц уверяла, что они имеют всего лишь лёгкий седативный эффект, но Миднайт не торопилась проверять его на себе — зная страсть давней подруги к несанкционированным экспериментам.

      — Но знаешь что? Они ведь действительно отличаются от нас.

      — В самом деле? Острые уши и высокий рост еще не всё?

      — Еще не всё. Они на удивление выносливы, ты ведь тоже заметила? Они могут несколько часов махать молотом в кузне, после вспахивать землю, выезжать на разведку, готовить пищу и напоследок упражняться с мечом. И даже после этого они не отходят ко сну, а занимаются дальше остальными делами! Я наблюдала лично: двое суток в среднем, иногда по трое. А еще, — Мария пошевелила пальцами, — у них удивительно устойчивые к заразе организмы. Воспалительный процесс от цинги как рукой сняло, стоило лишь наладить правильное лечение. Как они это назвали? Подтолкнуть тело в нужном направлении, показать ему, что нужно делать. А раны? Те, кто ранеными приезжают с дозоров, не умирают от гангрены, воспаления и потери крови, и при этом здесь даже нет антибиотиков! Они просто пугающе выносливы. Не говоря уже о поистине кошачьем зрении и орлином слухе. Клянусь, они слышат даже то, как я ругаюсь шепотом в соседней комнате!

      — Вижу, это всерьез тебя впечатлило, — Миднайт решилась отхлебнуть, покатала каплю на языке и нашла легкий, травянистый вкус достаточно приятным, чтобы выпить весь чайник. Эта трава хотя бы не вызывает привыкания? — Ты еще не знаешь, как они нас называют. «Последыши» — каково?

      — Как… анатомично, — Мария поморщилась, но её лицо тут же стало задумчивым. Мария закусила большой палец, неожиданно посетовав.

      — Жаль, я не видела здесь беременных женщин.

      — Сдались они тебе?

      — Если они настолько выносливы, как думаешь, проходит процесс родов? А процесс полового созревания? А ежемесячное кровотечение?

      — Я думаю, все эти вопросы ты можешь задать своим новым подружкам в лазарете, — Миднайт издала легкий смешок и вновь присосалась к чашке.

      — Просто поразительно, — Мария если и вправду восхищалась, то делала это с крайне недовольным видом. Любые новые переменные в её мысленных уравнениях рушили ей всю картину.

      — Может, они бессмертные из-за особенностей здешней природы?

      Мария хмыкнула.

      — Ну, зайцы здесь вполне себе смертные.

      — Я другое имею в виду.

      — Я знаю.

      — Тогда, может, и мы сможем такими стать? — Иногда вопросы Скайрайс звучали как те, которые вполне мог задать ребенок, но не офицер, имеющий степень по астромеханике. Даже если астромеханика и биология были совсем разными предметами, все они подчинялись одинаковым законам физики. Мария вздохнула и отставила чашку.

      — Миднайт. Мы разные биологические виды, продукт разных планет и звёздных систем. Это априори невозможно. По крайней мере, я никогда не слышала, чтобы фундаментальные силы другой планеты влияли на структуры нашей ДНК и РНК. А если бы и повлияло, то почти наверняка изменения были бы несовместимы с…

      Мария замерла на полуслове. Миднайт отвлеклась тоже: посреди их разговора в комнате вспыхнул чужеродный источник света, и по тёмной, моренной поверхности скользнул луч чистейшего белого света, пролившийся из окна.


      Время возобновляло свой бег. Словно стук крови в висках и под горлом — там, где рождается звук — падали в забвение секунды одна за другой. Луч скользил по столу, отмеряя ночь.

      Где-то снаружи доносились звуки, возгласы, лязг оружия. Миднайт отчетливо могла разглядеть вьющиеся витки пара над чашкой. Взгляд Марии напротив — задумчивый, глядящий сквозь пространство куда-то внутрь себя.

      Ноги сами подняли тело, руки сами открыли дверь. Полярная чернильная ночь в одно мгновение стала белой: яркое светило, мало походящее на что-либо известное ей, вытянутой формы, непринужденно скользило высоко в небесах, рассекая облака точно корабельной кормой.

      Какой же это странный мир.

      Дорога от их дома до дома короля была короткой, выложенной светло-серым щебнем, который мягко искрился и шуршал под её ногами. То тут, то там она натыкалась на нолдор, покинувших свои дома: они таращились на новое светило, громко переговаривались, куда-то спешили в полном облачении. Странно, что до сих пор за раньяр никто не послал. С другой стороны — такая суматоха… Для них это тоже в новинку.

      Миднайт постучалась один раз, второй. Королевское жилище пустовало, не было даже стражи. Удивительно. Скайрайс толкнула дверь: та оказалась вовсе незаперта. Так, до кабинета Канафинвэ Макалаурэ она добралась без препятствий, и внутри не было его самого.

Как странно, в очередной раз подумала она. Эти люди вообще ничего не слышали о мерах предосторожности? Или здесь настолько в новинку шпионаж и преступность, что стражи научены бороться только против «темных тварей», кем бы они ни были?

      Окно также было приоткрыто: оно было достаточно большим, чтобы в него мог протиснуться любой нолдо, даже самый широкий в плечах. А там едва ли не каждый был ростом под два метра, а то и больше… в случае принцев и их короля. Ушел ли последний прямо в окно, едва появилось это?

      Миднайт подошла к окну — отсюда было видно намного лучше. И правда вытянутой формы… снизу и впрямь очень похоже на лодку, но яркое гало мешает разглядеть, что именно там наверху светит. Стоит ли вслед за «Луной» ожидать такое же «Солнце»?

      Внутрь ворвался холодный ветер, зашуршав разбросанными по столу бумагами. Миднайт скосила взгляд. Некоторые она узнала сразу — те самые записи, которые она мучила совсем недавно. Неплотно закупоренные чернила, брошенное наспех перо с металлическим кончиком, какие-то свежие листы, сшитые бечевкой.

      Похоже на какие-то… летописи. Или дневник. Почерк слишком неровный, даже несколько… нервозный.

      Она аккуратно подобрала записи, подмечая, что чернила уже несколько подсохли. Знания квенья не хватало, и она могла лишь вырывать определенные слова из контекста. Да и эти странные руны с завитками гласных поверху… к такому она не скоро привыкнет.

      «Глас… На-мо», «клясться»… «речи», «огонь кораблей», «смерть», «плен»… А вот тут имя собственное, похоже… «Ма-и? -ти-мо».

      Где-то совсем рядом зазвенели голоса. Времени было мало. Миднайт спохватилась, вспомнив про терминал, который все еще таскала с собой всюду по привычке. Заряд они берегли, да и батареи межзвёздным экипажам всегда выделяли самые мощные… неплохо бы конечно найти альтернативный источник подпитки, но это уже дело Ирмы и Джеймса.

      Миднайт разблокировала устройство и открыла сканер — так эти записи не пропадут под тоннами бумаг, и она сможет вполне спокойно их переписать и разобрать написанное на досуге… В качестве тренировочного материала, разумеется. Хотя что-то подсказывало, что на подобных, сырых страницах, подчас записываются очень важные вещи.

      Дожидаться, пока возвратившиеся принцы поднимутся в кабинет, она не стала — сиганула в то самое окно.


      — Слышала новости? — когда наступило настоящее утро, Миднайт убедилась в своих подозрениях — Солнце радовало теми же странными формами, что и Луна. В столовой её приветствовал Рига, салютуя глиняной чашкой, покрытой светло-зеленой глазурью с причудливым рисунком.

      Стол у них оказался из светлого дерева, резьба на стульях складывалась во вполне себе четкие сюжеты. Стены и потолок — не просто выбелены, а разрисованы цветами и листьями. В кромешной тьме подобного и не заметишь. А видели ли нолдор? Мария упоминала о том, что их зрение острее кошачьего, и, видно, искусства и страсть к украшательству была им не чужда. Или это скорее говорило о том, что свет здесь когда-то был — но прежде? Или это такая долгая полярная ночь? А что, если график света и ночи здесь не нормирован?

      Мысли наводнили голову столь же быстро, как крысы — водосточные канавы. Живучие твари.

      — Что за новости?

      — Дозорные докладывали, что где-то на севере шел бой. Примерно в то же время, что и взошло… это. Странный у них спутник. Может, новозахваченный… Гравитация обтешет его. Наверное, — к концу фразы Рига уже засомневался и заткнулся.

      — Звезда точно такая же, — рассеянно заметила Миднайт, всё еще разглядывая набор из глазурованных чашек. — А что за бой?

      — Не знаю, Алассион лишь зашел с утра — я уже встал, когда в глаза бить стало, проморгался, а остроухий тут как тут. Говорит, чтобы будил всех, кто еще не встал — и быть готовыми к бою в случае чего. Кажется, он и сам не знает.

      — Тогда подождём, — кивнула Миднайт. — Нам нечего лезть на рожон. Пусть сами разбираются.

      — А ты? Выглядишь так, будто совсем не спала.

      Это и впрямь было так. Поначалу Миднайт решила переписать все страницы, что накопировала, но разумно предположила, что, начни кто-то рыться в её вещах, такие записи могут счесть подозрительными, тем более, она совсем мало догадывалась о содержимом.

      Пришлось зажечь маленькую настольную печку из ажурно сплетенного металла, и под полусонное ворчание Ирмы тихо скрипеть грифелем и вчитываться в тенгвы, сверяясь с учебными записями и составленным собственноручно словарем, который что ни день пополнялся новыми значениями.

      Первые страницы вещали о каких-то «речах», «затемнении» или «помутнении», еще упоминался Намо, некий Вала, о которых она читала в тексте Айнулиндалэ.


      «Слёзы … — без числа? —… прольете вы; … даже — звук? — ваших рыданий не перейдет… гор. Гнев Властей — о, в смысле, «боги» — лежит на Доме Пламенной Души…. — Миднайт потерла висок. Что за дурная привычка, изъясняться эвфемизмами?

      

… и он ляжет на всякого, кто пойдёт за ним, и настигнет их, на западе — стало быть, эти два слова обозначают «север» и «юг» — … и на востоке.

      

Дальше слова были смазаны и плохо различимы, как будто стёрты рукавом: «Клятва …предать их. Всё, что… во имя добра, … злом; и проистечет то от предательства брата братом и от … страха? — предательства. Обездоленными станут они навек… …. можете быть сражены и сражены будете… … и не найти сочувствия …. …тенями печали для юного народа, что придет позже. Таково Слово Властей»


      Нехило. Многое, конечно, непонятно и фрагментировано, но и того, что понятно… хватает. Значит, есть некие Власти, которые порицают какую-либо помощь дому этого…Пламенного Духа. Шла ли речь об этих нолдор?

      Остальные страницы немного проясняли прочитанное. Слава богам, удаче или Вселенской Машине, Макалаурэ не зря наседал на неё и мучил с рассвета до заката, заставляя запоминать слова если не письменно, то на слух. И слава опять же кому-бы-то-ни-было, дальнейшие строки были сжатыми и отрывистыми, больше похожими на конспект.

      Автор, Макалаурэ, как видно, описывал события. Сухо, жестко и будто бы жестоко по отношению к самим событиям и их участникам. Вот только… в них фигурировал и он сам, именуя себя принцем и Вторым сыном Пламенной Души. Вероятно, следовало называть его «Феанаро», а ведь это имя порой мелькало в разговорах…

      Изрядное количество места на пергаменте посвящено некой Клятве, не приводя её дословного текста. Это вполне могла быть какая-то личная тайна, и Миднайт усовестилась лишь на миг, переключаясь на следующую страницу.

      «Вала Намо определил Рок Нолдор.» Власть-Судья, стало быть. Определил — тоже понятно, Судья ведь. Рок? Это слово было непонятно. Нолдор — это те самые, которых королем являлся Макалаурэ.

      Рок… что там выше говорилось про Властей? Написанное выше скорее напоминает злое обещание, или даже проклятие, что-то из рода «Чтоб ты провалился в Ад» или «Ты будешь умолять меня о пощаде, да только я не дарую тебе легкую смерть».

      Осознание пришло вместе с шагом холодка по загривку, топорща волоски на шее. Миднайт еще раз пробежалась глазами по строчкам перевода, смяла бумажку и бросила в миниатюрную печку. Дела…

      — Эй! — Рига щелкал пальцами прямо перед ней и Миднайт встрепенулась, вынырнув из воспоминаний в полусонном оцепенении. Стоит ли говорить? Ведь что выходит: Власть-Судья определил Проклятие Нолдор. Но чем же оно подкреплено? Никакой Судья не станет отпускать преступников, что бы они ни совершили, на вольные хлеба, не нацепив им на руки ограничители и не вживив чип в мозг, отслеживая потенциально опасную активность.

      Конечно, не с технологиями этого мира… Миднайт пошевелила пальцами, даже не заметив, как обожгла кончики о края горячей чашки. Хотя кто его знает, этот странный мир. У них что спутник-Луна, что Звезда — такой странной формы, будто новообразовавшиеся, с еще не рассеявшимся протопланетным диском. Но разве может обитаемый мир образоваться вперед своей звезды?

      Дела…


      — Если кто-нибудь придет еще, зайди за мной, пожалуйста.

      — А ты? — насторожился Штраус. — Ты будешь тут сидеть?

      — У меня еще есть… домашнее задание. Нужно закончить до тех пор, пока король призовет.

      — Не думаю, что это произойдет в ближайшее время. Такая суматоха… — Рига кивнул за окно. — Ирма и Джеймс унеслись недавно, выяснять.

      — Как вернутся, тоже сообщи. Что до нас… нам лучше пока вести себя тише воды, ниже травы.

      — Ты уже что-то успела натворить?

      — Нет…


      Небольшой отрывок, имевший гораздо больше лирических оттенков, представлял собой мало полезного. Это было нечто вроде черновика какого-то стиха или песни — Миднайт плохо разбиралась в этом, но уже знала, что Канафинвэ Макалаурэ был известным музыкантом и поэтом.

      Как странно личные записи, напоминающие дневник, перемежались с отрывками недописанных стихов со сложными оборотами, набросками мелодий (по крайней мере, все эти длинные и местами прерывистые линии с пляшущими знаками и точками очень походили на нотные строки). Она и впрямь копалась в чьем-то белье.

      В иной ситуации она почувствовала бы отвращение к самой себе, перелопачивая излияния чужой души, но будучи здесь, в чужой стране, так далеко от привычного мира… В попытках выжить, у неё не было другого выхода.

      Миднайт мотнула головой, заталкивая лезущие в глаза пряди в куцый хвостик на затылке.


      «Вождь тэлери Ольвэ отказался давать нам корабли, не помогли ни увещевания, ни благородный гнев за нашего убитого короля и деда, друга Ольвэ — народ тэлери — из трусости ли или из жадности, отказался помочь нолдор в нашей нужде, позабыв о доброте нолдор и о выстроенном нами Альквалондэ».


      Альквалондэ… стало быть, какой-то город за морем. Она была права — эти нолдор тоже пришельцы на этих землях, но прибыли сюда на обычных кораблях. Миднайт была не профи в человеческой психологии, дабы разложить его личность по стилю письма и наклону почерка, но даже она видела, как наивные и обиженные строки сменяются высокомерием и презрением к описываемым вещам и личностям. А после наполняются ужасом, который слишком велик, чтобы оставить его в безмолвии.


      «Отец приказал сжечь корабли, после того, как Майтимо спросил, следует ли первым перевезти Финдекано Отважного»


Майтимо. Она видела это имя выше, правильно вычленив из череды незнакомых слов. Должно быть, это тот самый потерянный брат. Странно, но почти за всю историю дневника Макалаурэ, это едва ли не единственное упоминание о самом старшем из братьев.


      «Отец погиб в первой Битве-под-Звездами»

      «Майтимо взят в плен»

      «Пусть отныне я и Верховный Король, мне отнюдь не просто сдерживать натиск младших братьев»


      И наконец…


«Я знаю, что мой народ недоволен и тайно ропщет, но они не были принуждаемы к Исходу, а я, как правитель, не могу позволить им погибнуть напрасно»


      Это было всё. Глаза покраснели от усталости, а в груди уже шевелилась невнятная, какая-то каменеющая жалость по отношению к этим… нолдор. А может, это сопереживание? Но если эльдар и роптали, то этого было почти не видно. Но если взять и эти косые взгляды в их сторону, и малопонятные шепотки, и даже слегка гнетущая атмосфера…

      Интересно, так ли себя чувствовала Великий Консул Валенсиано Даниэль, когда только-только зарождалась Революция?


 Редактировать часть