Жизнь за пределами сознания простых Мобианцев всегда будоражила разум. Ведь никогда не знаешь, что именно происходит за пределами обычных государств или природы. А где-то там, на небе, куда проход закрыт, куда невозможно попасть, даже будучи космонавтом.

И те стены, действительно, священны. За ними именно те самые создания, которые и были первыми в своем роде, теми, кто и создавал Мобиус по своему подобию, коллективно, вместе, как подобает Богам, Богиням, волнующимся за судьбу целой Планеты.

И они справились со своей задачей. Первый век Мобиуса был золотым, мобианцы медленно развивались, а их создатели, их Боги создавали культы, религии, дабы черпать силы, дабы их создания, их виды были теми самыми источниками, которые помогают становиться сильнее каждого.

У многих мобианцев была своя религия, свои боги, каждая вера, каждая специальная молитва наделяла их Бога могуществом, когда те еще жили на Мобиусе. Каждый день какой-нибудь предвестник становился звеном, без которого уже и не виделась жизнь.

Свет с Тьмой тоже выстраивали свои религии, адептов, поклонников. Их силы тоже росли, как только появлялись подвижники среди мирного населения, среди целых государств. Чем больше верующих, тем сильнее их Бог, который способен переломить все, сражаться против врагов.

В первые века именно так и работало, даже сейчас ничего не изменилось, просто число Богов уменьшилось, их верующие погибли или переметнулись на сторону остальных священных существ, дабы своей верой, молитвой продолжать подпитывать энергией Богов.

На нескольких континентах на Мобиусе остались и язычники, верующие в отдельные силы, которые тоже имеют место быть, которые также представлены на Небе, в тандеме, но имеют не так и много сил, чтобы хоть как-то навязывать свою волю, никак не могли продвинуть свою веру.

И сейчас главный фаворит в божественном месте, там, куда никто не может ступить без сверхъестественных сил или без родства от самих Богинь, это был Свет. Главная религия всего Мобиуса. Главная волчица, которая контролировала тех, кто был ниже ее.

Ее религия, ее мысли были теми постулатами, которые нашли отклик в сердцах мобианцев, они искренне верили в ее выстроенные в первых веках истины: добро вечно, зло вторично, всеобщее прощение и Свет в душе покажет рай для всех существ.

А про спекулянтов, которые наживаются на верах в ее церквях, она и слышать не хотела. У всех есть минусы, но о них она не говорила, ведь оно вторично для нее, добро всегда побеждает зло, но что есть зло? Для Света вопрос самый легкий — зло есть Тьма, а Тьма есть зло.

Но почему? Она не хотела об этом говорить, ведь тогда пришлось бы вспоминать нечто такое, что не связывалось бы с ее божественным образом. Другие Боги, к сожалению, против Тьмы практически ничего не имели, но побаивались из-за того влияния, которое она может принести.

Поэтому-то и все были за Свет. Не только из-за того, что в тандеме Богов она сильнее каждого, кто здесь находился, но и из-за того, что именно Свет разрешает развивать свои религии, они у нее в долгу, они подчинены, довольствуются порциями своей силы только под ее присмотром.

И в данный момент все собрались за круглым столом, священным, на котором и были выверены первые писания, первые мысли каждого, кто все еще жив, кто все еще получал энергию от тех, кто в них верит. Их много, Боги и Богини смотрели друг на друга ожидая главного виновника торжества.

Их собрали здесь для важного совещания, которое должно было решить их действия в столь сложный век, когда Тьма стала набирать силу вновь. Некоторые спрятали свои крылья, другие чесали голову, третьи переговаривались, ожидая прихода той, кто здесь главный.

Раздались звуки свыше. Кто-то стал спускаться с небес, чтобы озарить всех своих ликом. Сначала показались крылья, столь чистые, столь священные, что даже глаз не оторвать. Они напоминали первого серафима, который спустился с небес к мобианцам, чтобы помочь.

Шесть крыльев двигались в унисон, белые, слишком, будто их недавно почистили. А затем они посмотрели на их носителя. Серая волчица, та, кто и держит их всех в своих руках, позволяя существовать, набираться сил для поддержки баланса религий на Мобиусе.

Все смотрели на нее, все знали ее, на ее тело, столь неприкосновенное, что даже грешные мысли не могли возникнуть, хотя формы завораживали, особенно груди. Ее шерсть колыхалась из-за ветра от собственных крыльев, а затем она приземлилась на трон.

Трон, который был специально для нее. Свет — вечен, остальное вторично тоже. Свет для всех, а для врагов ничего. Она посмотрела на присутствующих, разных богов из разных религий мобианцев. Кто-то представлял из себя ежа, второй ворона, третий собаку, четвертый моржа, пятый акулу.

И каждый смотрел только на нее. Ее крылья сложились спокойно за спиной, ее взгляд прикован к столу, на котором лежали священные письмена, которые должны были решить сегодня судьбу Неба, судьбу, которая может быть и ужасной, и также прекрасной.

— Я собрала вас здесь… — начала волчица, Свет всего Мобиуса. — Чтобы сообщить пренеприятнейшие известия…

И все уже догадывались, что произошло, ведь ситуация повторялась. Так было тогда, когда впервые начался геноцид стрел Тьмы, попытка убить саму Тьму. Свет серьезен, в глазах частица ненависти. Она оглядывала присутствующих, видя на их лицах легких закрадывающийся страх, ведь теперь все понимали, что…

— Моя сестра вернулась, — сошло с ее губ.

Тьма возродилась на Мобиусе. Эта новость, которая устрашала всех, ведь понимали, что она с легкостью может своей религией, своими мыслями загрязнить разум подданных, тем самым прекращая поток энергии к другим Богам, усиливая только себя, только свои стрелы.

— Хочу напомнить, что мы еще давно дали обет, после того происшествия: больше никак не пытаться влиять на жизнь Мобиуса. Максимум изредка помогать нашим священникам, наделяя их силой, — произнес один из присутствующих.

— Я знаю, я понимаю, — произнесла волчица. — Это то, что мы не можем разрушить, если не решим коллективом, что делать с Тьмой… Влиять на жизнь на Мобиусе мы не вправе, пока… сама Жизнь не попросит вмешаться, — вздох с ее стороны. — Кстати, где она?..

В тандеме Богов сильнее всех был Свет, именно она по вере превосходила остальных, но, как бы печально это не было, были и те, против кого она не могла идти. Это две стихии, два прародителя самих мобианцев, те, кто не питается верой, а кто питается самим Мобиусом.

Жизнь и Смерть — два воплощения, против которого ни один Бог или Богиня не могли пойти, против которых идти — это погибель всего, ничто не даст, только заберет все силы. Жизнь — это все Мобианцы, их начало, а Смерть — это конец мобианца, именно от этого все и шло.

Если для Бога энергия, сила и власть — это количество верующих, то для Жизни — количество живущих на Мобиусе, сама природа Мобиуса, даже животные Мобиуса — все, что может рождаться. Для Смерти — души после гибели тела, попадающие ему в коллекцию, оставаясь до определенного момента у него во власти.

— Не захотела идти на собрание, сразу же поняла, что к чему и отказалась, — пожал плечами еще один Бог. — Сказала, что не будет принимать участие в кровавой вендетте Света.

— Печально… а Смерть? — еще одного она не видела здесь.

— Он решил, что ничего нового не услышит, поэтому отказался, — произнес еще один Бог. — У него сейчас сеанс с одной из душой.

— Когда что-то серьезное случается, то эти двое всегда отсутствуют, — заключила Свет. — Из-за их бездействия… скажите, что случилось из-за их бездействия? — она посмотрела на одного из Бога, маленького, почти мальчишка. — Из-за того, что Жизнь не захотела помогать, то твоих верующих осталось очень мало, всего-то тысяча.

— Не нужно этого… — маленький мальчик произнес, хотя ему уже несколько веков. — И что, что я слабый? Ну не смог сохранить взрослую форму, какая разница?

— Если они исчезнут, то ты останешься маленьким мальчиком навсегда, справедливо ли это? — спросила Свет.

— Нет, но против решение Жизни нельзя идти, табу, как и против Смерти, — произнес маленький Бог.

— А вот ты, — Свет повернулась еще к одному. — Если бы не Смерть, то вы бы смогли выиграть войну против неверующих на севере Мобиуса…

— Хм… — по виду старец только разозлился. — Этот паучий выродок…

Свет видела, что другие Боги не хотели подчиняться правилам Жизни и Смерти. Они бы с радостью бы слушали только Свет, если бы в этом была польза, так они и слушаются, ведь благодаря ей они все еще существуют, их религии дружелюбны к ее заветам.

— Поэтому я хочу сказать, что Тьма это очередная наша проблема, но никак не Жизни и Смерти. Им плевать, им, наоборот, лучше, если все будет идти своим чередом, но не мне… не нам… — Свет встала с трона. — Я хочу, чтобы вы помогли мне в одном деле…

Все внимательно слушали. В прошлом пришлось взаимодействовать с Хаосом, чтобы именно он принял весь удар на себя, тем самым спасая других. В прошлом и Свет самолично решила уничтожить всех стрел Тьмы, а теперь из-за ограничений высших сил не могут этого сделать.

Поэтому нужен был другой план, как действовать. Хоть какая-то заметка, хоть какой-то маломальский план, который поможет усилить тех, кто будет противостоять Тьме, пытаться вновь уничтожить ее детей, а затем запереть те мысли, которые она излучает.

— В прошлом именно мои любимые, самые светлые умы, самые лучшие мобианцы и, что немало важно, самые преданные помогли очистить Мобиус от Тьмы… Только мои слова спасли Планету от тотальной заразы, — произнесла волчица с долей скорби, но на лице возникла улыбка. — На этот раз нам нужно действовать сообща… Нельзя вмешиваться напрямую, но можно действовать через священников.

— Хочешь, чтобы мы дали команду на объявление тьмы и нашим врагом? — спросил один из присутствующих.

— Именно, — произнесла Свет, улыбка еще шире. — На этот раз мы должны послать нашим священнослужителям весть, что отныне Тьма враг и для них, а не только для Света. Нужно сплотиться, чтобы выжить, чтобы в наше святилище не проникла Тьма…

Каждый задумался. План мог сработать, ослабить Долли с легкостью, настраивая других против нее, настраивая весь Мобиус против ее слов, действий, но вместе с этим появится больше Света. Другие Боги тоже хотели получить выгоду, тоже хотели стать сильнее после этого.

— Конечно, я всегда благодарна за помощь, поэтому хочу заверить, что смогу направить спасенные души, может других мобианцев на служения и вам, — Свет произнесла, смотря на каждого Бога и Богиню. — Мое слово — истина, обещание, которое я исполню с радостью.

Все стали переглядываться. Помощь Света, особенно передача хоть капельки энергии от верующих — это то, за что Боги могут убить, сразить, уничтожить, чтоб завладеть хоть капелькой власти над умами мобианцев, сделать послушными и верующими их истине.

Они кивнули, вместе, готовые на все ради такого приза, как побольше энергии, тем более от самого Света, главной религии и главной святой на всем Мобиусе. Стол рядом с ними засветился, что означало принятие одного из решений, которое должно быть исполнено.

Все протянули руки, как и Свет. Секунда, как они укололи свои пальцы, а кровь стала капать в эти излучения на столе, тем самым скрещивая обещания, данные здесь. Еще мгновение, как свечение прекратилось, а клятвы, которые здесь прозвучали, стали священны и обязательны.

— Вместе мы избавимся от разрушительной религии, от чудовища, от того, что извращает сущность мобианцев, наших последователей, — шептала Свет. — И отомстим за… — она замолчала, будто отдернула себя от чего-то личного. — кхм… — она вздохнула, пытаясь успокоиться. — За павших братьев и сестер.

Это не то, что она хотела сказать, но это то, что хотели услышать другие. Как только клятва была запечатлена на священном столе, а кровь многих сформировали договор, который невозможно будет ни уничтожить, ни расторгнуть, ведь он вечен для многих до исполнения.

Медленно, постепенно многие стали исчезать, предпочитая вернуться в свои покои, в свои места на Небе, телепортируясь с помощью божественных сил. Постепенно комната становилась все свободнее, просторнее, оставляя только одну волчицу в своих мыслях.

Вновь одна, как впрочем и всегда. Здесь и дом, и то место, где общение только на собраниях, а так, будто они существуют все отдельно, смотря за своими владениями, смотря только на своих священников в церквях, которые и проповедуют их слова, их истины.

Свет перебрала пальцами по столу, когда смотрела на кровавый контракт, в котором именно ей нужно выполнить основную задачу, основные требования только к ней, но это того стоит, это то, что поможет ей избавиться от возрождающейся Тьмы в сердцах многих.

Но почему ни Жизнь, которая вечно ратует за справедливость, за рождение, за счастье нового расцвета не пришла? Не ей ли нужно говорить, как же Тьма опасна по своей сути, что именно из-за нее многие достойные мобианцы будут похоронены, загублены?

Не ей ли говорить, что из-за Тьмы обычно происходит хаос, обычно мобианцы становятся дикими, а животные инстинкты преобладают? В этом нет ничего хорошего, в этом нет ничего святого, в этом нет ничего правильного, ведь страсти нужно преодолеть, а не подчиняться им.

Свет только цокнула своими зубами, ей не нравилось, что Жизнь никак не хочет решить проблему, позволить хотя бы вторгнуться вновь на Мобиус, чтобы навести порядок, чтобы вновь баланс был сохранен, а Тьма изгнана, как давным-давно, как нужно это сделать.

А Смерть? Почему он настолько оторван от реальности? Он мог бы помочь, тем самым заработал бы еще больше темных душ, где нет ничего святого, но они, как коллекция, ценны для него? Неужели просто позиция выжидания, позиция простого просмотра так важна для них?

Если про Жизнь Свет итак знала, что никак с ней не договориться, то со Смертью еще возможно, как-то совладать. Жизнь упрямая, бойкая и никак не хочет отступать от всего, возможно, чуть-чуть стервозная, когда дело доходит до ее мнения, из-за чего волчице порой трудно общаться с ней.

Но Смерть как раз тот, кто может прислушаться, тот, кто может слушать, умеет это делать на протяжении всего своего существования, ведь души умерших он просматривает самостоятельно, вливается в их судьбы, ощущает их мысли, а затем выносит вердикт.

— Смерть… нужно понять, что он задумал, — она не поверила в то, что у него просто сеанс с душой. — А может и… сработает?.. — размышляла она о своем.

Свет лишь щелкнула своими пальцами, как обстановка вокруг нее сменилась. Она стояла у входа в то самое святилище, которое представляло собой целый собор с душами. Каждый, кто входил туда, уходил с ужасом в глазах, даже Богам не нравилось это место.

Но Свету было плевать, ей хотелось понять и узнать из-за чего тот не пришел на самом деле. Она открыла дверь, перед ней сразу же распахнулась атмосфера уныния, атмосфера того, что лучше отсюда бежать, как можно скорее, чтобы не попасться на глаза чудовищу.

Но она шагнула вперед, не боялась ничего, что может ее поджидать. Она только отсвечивала в этой кромешной темноте, а затем неожиданно и загорелись свечи по бокам, тем самым открывая вид на помещения. За ней же дверь захлопнулась мгновенно, как только она полностью зашла в эту темницу.

— Не думал, что ты сюда явишься… — прозвучал мужской, хриплый и до жути надменный голос.

Свет посмотрела по сторонам, но нигде не увидела и признака Смерти, только самодовольно улыбнулась и хмыкнула, будто ее это не испугало. Смерть же в стороне улыбнулся, ему нравилось пугать, но еще больше нравилось, когда его не боятся, особое удовольствие от того, что его воспринимают без страха.

— Мне нужно узнать почему ты не пришел на собрание, — произнесла волчица.

Впереди показались паучьи коконы, в них что-то билось, будто множество сердец, которые только окутывают это место, будто это помещение и есть что-то живое, осязаемое, бьющееся, как бы желающее выбраться отсюда, как можно скорее, чтобы избавиться от страха.

Но Свет не боялась в отличие от тех, кто иногда сюда приходил. Вновь шаг вперед, как перед ней паутина, ее много, почти весь дальнейший путь в ней, но самое главное было то, что она видела души, много душ, слишком много душ, которые были в паутине.

Их удерживали здесь. Каждая умершая душа находится здесь, каждый правитель или крестьянин, каждый раб или хозяин, без разницы мужчина или женщина, без разницы какой вид мобианца — единственное, что тут важно, так это сами души, бьющиеся в своей ловушке.

— Ты же знаешь почему… у меня был прием нескольких душ… — вновь его голос, уже рядом. — Ты знаешь как я люблю души… они такие живые и одновременно уже погибшие, в моих руках, каждый век, каждый год, каждый месяц и день…

— Как будто я тебе поверила, — отмахнулась волчица. — Ты обычно разговариваешь с душами или же проживаешь их жизнь ближе к ночи, когда точно никто не будет отвлекать.

— Соглашусь, попался, разгадала мою ложь, — усмешка с его стороны.

Души бились в паутине, хотели вырваться, но никто из них не мог. Только их жалкие попытки освещали это место еще сильнее, чем прежде. С паутины кто-то стал спускаться, мантия темная, ничего не видно, он передвигался по этой липкой ловушке спокойно своими ногами.

Невозможно увидеть лица, невозможно увидеть даже рук, а ноги тоже сокрыты под мантией. Он спустился, когда посмотрел в сторону Света, на секунду можно было увидеть левый желтый глаз — символ жизни, а правый зеленый глаз — символ смерти. Он был братом Жизни.

У Жизни, если бы можно было ее встретить здесь такие же глаза, как и у Смерти, но совершенно другой вид, не столь мрачный, устрашающий. Он же не открывал своего лица, можно было заметить только выпирающие острые, как лезвия, хелицеры по краям рта.

— Ты пришла сюда не за этим же, не так ли?.. — спросил властелин этого места. — Ох, я точно знаю зачем ты пришла… даже можешь не говорить об этом…

Он улыбнулся, можно было заметить по тому, как хелицеры чуть-чуть двинулись, будто это его забавляло. Он щелкнул пальцем, как одна из душ, которая находилась где-то в отдаленном уголке, где-то там за несколькими миллиардами других пленников, подлетела к Смерти.

— Ты хочешь это, не так ли?.. — спросил Смерть.

Свет стиснула зубы, резкое желание врезать тому, кто был родоначальником всех процессов на Мобиусе вспыхнуло в ее груди, что даже сжались кулаки, а крылья позади нее напряглись, чуть ли не выпрямились, как бы собираясь сражаться или что-то в этом роде.

— Ну же, зачем такая агрессия? Агрессия здесь ни к чему… — он ловко сжал душу. — Успокойся, Дора, или мне придется действовать, а ты ведь не хочешь увидеть мою злость, не так ли?

Можно было заметить злость Света, ее никто не смел так называть, на этом олимпе для Богов все носили названия только своих религий, своих профессий, если можно было так выразиться, но никак не настоящие имена, не выдуманные имена, когда они еще ходили по Мобиусу.

— Ты знаешь как меня разозлить, Озир… — цокнула Свет.

— Ха-ха-ха-ха, что поделать? Я люблю наблюдать, как ты злишься и ничего не можешь сделать, это мой досуг, — он только пожал плечами. — Но теперь серьезно. Нет.

— Отдай… — еле как прошептала Доротея.

— К сожалению, не могу… Он мертв и жив… — Озирис вздохнул. — Кома — состояние, которое я с Жизнью не смогли определить равноценно. Тело живо, я знаю это, чувствую, но сознание мертво, душа мертва, поэтому она и у меня, но распоряжаться ей, вновь отправить на Мобиус, чтобы он переродился, не могу, ведь Жизнь сказала, что против этого, что он, если достаточно сильный, сам сможет вернуться в свое тело…

Сам вернуться? Но душа сама не может вернуться, не может из-за того, что именно он ее держит у себя, как еще одну коллекцию, а ведь Жизнь ничего с этим делать не хочет, потому что ей плевать, ведь сама душа в распоряжении ее брата, а только тело, из которого и вырвана душа, в ее распоряжении.

— Сколько веков уже прошло?! Не мучай его! — закричала уже Свет. — Отдай мне! Перерождения не существует! Старые души возвращаются в новые тела только по прихоти твоей или других Богов, которые дали что-то взамен! Новая жизнь всегда новая душа! Так что… Хватит мучать моего… Хватит!

— А тут самое интересное, ты мне так и не предложила ничего взамен… — улыбнулся Смерть. — Конечно, я люблю смотреть на счастливые лица Богов, на то, что их любимые вернулись, но тут сама судьба подарила мне такой ценный кадр! Тот, за кого ты готова сделать все, ха-ха-ха, даже когда-то вырезать один раз целую расу Темных…

Свет шагнула вперед, в ее глазах еще сильнее ненависть, ярость, почти неконтролируемая. Она уже была готова взяться за его шею, если бы не остановилась, если бы не пришла в себя, ведь эту информацию никто не должен был знать, никто не должен ведать истины.

— Если ты кому-то скажешь… — прошептала Доротея.

— Зачем мне это? — Озирис усмехнулся. — Пусть другие думают, что все дело в религии, во власти, в количестве сторонников, в самой силе! Так легче жить, когда все сходит к правлению на Мобиусе, истинному и неповторимому… Но я-то знаю правду… — вновь смех с его стороны. — Один темный мобианец неудачно ударил твоего… койота… Нечаянно… ну, бывает… там… агрессия из-за того, что темные ни в чем себя не ограничивают, перепалка, ну бывает… бывает… с кем не бывает? Злость та еще сука… — он отмахнулся, даже душа пошатнулась в его руке. — А затем неудачное падение и кома… твоя ненависть из-за этого, а затем самое веселое! Приток в мою коллекцию всех стрел тьмы! — вновь смех, который только злил Свет. — Сколько веков ты уже прячешь тело у себя?

— Заткнись… — Свет зарычала. — Не твое паучье дело, куда я дела его тело!

— Хотя… тело должно уже давно загнуться, истлеть… должно было давно быть только моим, а не делить с сестрой обязанности, но ты точно постаралась на славу… — он вздохнул. — Ты же понимаешь, что он мертв? Вот он, в моих руках, и только я могу сказать, когда душа будет твоя или останется у меня… Довольствуйся малым, тело-то у него живенькое…

Свет попыталась успокоиться, но неудачно. Именно он выводил ее из себя, именно он был вторым мобианцем, который мог надавить так, что потом невозможно остановиться. Но волчица понимала, что нужно сдерживаться, ей нужна душа, ей нужна именно эта душа.

— Хорошо… что мне сделать? Что? — спросила волчица.

— Равноценный обмен… — заявил паук. — Душа столь ценная, как и та, которую я держу в руках…

— Я не могу найти таких… — стиснув зубы, произнесла Свет. — Ты мне одно и тоже говоришь уже несколько веков подряд…

— Твои проблемы. Я отдам его душу только после равноценного обмена… — Озирис пожал плечами. — Дора, смирись… Я не отдам тебе его душу, пока не получу что-то ценное, то, что заставит меня хотеть это в свою коллекцию, прямо умолять, чтобы именно эта душа была у меня, а не твоего койота…

— Это мы еще посмотрим… — тихо пробормотала Свет.

Смерть щелкнул пальцем, душа, которую так хотела забрать Свет, вновь вернулась на свое место, в заточение, из которого невозможно выбраться. Он только развернулся, стоял спиной к той, кто был выше всех Богов, но ниже Смерти и Жизни, ниже тех, кто мог одним касанием изничтожить.

— А теперь иди, — произнес Озирис. — Я хочу побыть один… насладиться этой атмосферой приближающейся Второй Религиозной Войны против Тьмы…

— Откуда ты… — она только удивилась.

— Знаю? Конечно… Я все знаю, как и Жизнь, — улыбнулся Озирис. — И я в предвкушении сколько же душ будет в моей коллекции, сколько смогу посмотреть судеб, ощутить их страхи, радости, понять их логику… Ох… Все, иди, не мешай…

И только он мог ей приказывать, даже вышвырнуть, ведь из-под его рукава вдруг высунулось паучья ножка, которая одним только прикосновением отправила Свет в полет, к выходу. Дверь отворилась, когда волчица вылетела через нее вновь в эдемский сад.

А затем дверь захлопнулась, оставляя Доротею одну, наедине со своими мыслями, вновь провалившуюся, не сумевшую забрать то, что дорого ей на самом деле. Дорого до сих пор, дорого так, что ради этого и было все сделано, но смысл? Не вернуть. Все еще нельзя.

Равноценную душу найти? Она не могла найти ее. Душа, которая равноценная той, какую она хочет забрать, не существует, ведь в ее логике нет ничего равноценного ее, именно ее вечности, которую она лелеет до сих пор, хоть и осталось одно тело без души, одно тело, которое она скрывает и сейчас.

Вновь телепортация, вновь ее тронный зал, в котором пустота, даже пения ангелов сюда не доходило из-за закрытых окон. Она могла их открыть, чтобы послушать мелодии, успокоиться, но нет, она только стала идти в сторону своего трона, села на него, а затем…

Не выдержала накопленных эмоций. Вся ее святость, неприступность мигом разбилась об ее эмоции, об то, что она не показывала никому, а находилась только одна со своими мыслями, которые разорвали хоть что-то невинное в ее образе, в ее глазах, в ее душе.

— Ненавижу, дегенерат, быдло, гниль, инцестник, даун, скотина, дегенерат, гнида!.. — она орала на все помещение. — ХУЕСОС, ХУЕГЛОТ, ХУЙЛАН, УЕБОК, СУКА!!! — крик только усиливался. — ПИДОРАС, ДУРОЕБ, ЕБАЛАЙ, ЕБАНАТ!!! — Крик перешел в стадию просто ора на все помещение. — ВЫЕБЫВАТЬСЯ ВЗДУМАЛ?! НУ ПОСМОТРИМ, КАК ТЫ БУДЕШЬ ПОЛЗАТЬ У МЕНЯ В КОЛЕНКАХ, КАК ТОЛЬКО Я НАЙДУ ДОСТОЙНУЮ ДУШУ!!!!!!!!!!

Она рукой надавила на локотники трона, из-за чего сработал механизм, который телепортировал ее в еще одно место, про которое знала только она. Только Свет могла ходить сюда. Только она могла сюда переместиться, ведь свои секреты она хранит слишком тщательно.

И то, что Смерть знает о них, то это лишь еще одна помеха, еще один недочет, который, к сожалению, не исправить, ведь если бы не знания Озира, то он бы просто-напросто отдал душу за какую-то никчемную другую, но нет, он любитель смотреть на предыстории, на чувства мертвых, из-за чего имел великую власть над всем.

Свет била стены, так била, что некоторые проломились под ее когтями, скрипы были сильные, из-за чего у всех бы заложило уши, если бы хоть кто-то находился здесь. Но нет. Это то самое место, где она совершенно одна, где ее никто не потревожит, даже если попытается.

Если в ее тронном зале, к сожалению, иногда можно застать, то здесь нет. Она била стену, била и била. Еще сильнее, еще быстрее, как порвала почти всю стенку, проламывая проход в пустоту, где нет ни сада, ни рая, ничего, просто отсек, из которого можно было увидеть космос.

Она вздохнула, как стена восстановилась. Она попыталась прийти в себя, как вдруг опять проломила стену, а затем восстановила. Затем опять проломила. Затем опять и опять. Вновь и вновь. Еще и еще. Раз за разом, пока на ее кулаках не стало виднеться мясо, из которого тонкими струйками сочилась кровь.

Но боль отрезвляла разум, даже ярость стала уходить от того, что она ломала сама себе руки об самовосстанавливающиеся стены. Она пыталась дышать спокойно, но даже дыхание прерывистое, пыталась успокоить свои нервы, что, к счастью, постепенно стало получаться.

Раны на кулаках заживали с молниеносной силой, с такой легкостью, как ни одного из других Богинь. Она стала идти вперед по коридору, пыталась чуть-чуть здраво мыслить, чтобы больше не поддаваться эмоциям. Слишком сильно накрыло, слишком много проблем.

Шаги медленные, чтобы попытаться держать себя в руках, но она постепенно вышла к тому самому месту, которое создано для нее, от нее, никто не смел здесь находиться, ни Жизнь, ни Смерть, ни другие Боги. Только Свет способен здесь находиться и…

Лежащий на койке койот. К нему ничего не подключено, он просто лежал, а рядом находился сгусток энергии. Тот сгусток, который с легкостью обволакивал его тело, тем самым легкие работали идеально, дыхание было, тело реагировало или на холод, или на тепло.

Было и тот самый бесконечный цикл жизни, который Свет сокрыла от всех. Был тот самый цикл, который не давал мобианцу сгнить, а оставаться вечно молодым, тело в идеальном состоянии с помощью энергии Света, с помощью оставленной здесь по всюду ее силы.

Она подошла еще ближе, склонилась над койкой, ее рука прикоснулась к его щеке, реакция была, она ощущала кожу, ощущала, как под ее прикосновением он столь мягок, столь желанный. Она встала на колени, чтобы быть на уровне его тела, быть рядом с ним.

Сознание мертво, к сожалению, как и говорил Озирис, но тело живое, несмотря на то, что уже прошло слишком много веков, но каждый день, каждую секунду энергия Света питает койота, не давая сгнить, не давая постареть, заставляя бессознательное тело продолжать существовать без души.

— Милый… — шептала Свет. — Не слушай его… я обязательно освобожу тебя… обязательно… никто не встанет у меня на пути… — она прислонилась ближе. — Я сделаю так, чтобы ты смог сказать, как горд ты мной сейчас, как счастлив, увидеть, как мой свет только для тебя, увидеть твою улыбку… — ее губы рядом с его губами. — Так что, пожалуйста, проснись для того, чтобы увидеть нашу победу, чтобы увидеть меня, нас вместе вновь, прошу…

Слова в пустоту, слова для того, кто не может ничего сказать, слова для того, кто не может даже открыть свои глаза. Для того, кто давно не с ней, но одновременно и с ней. Свет обвила свои руки вокруг него, прижимая к себе, тело не реагировало, но она ощущала то самое тепло, которое и нужно было.

Ей нужна поддержка, ей нужен он, несмотря ни на что. Пусть и дальше все думают, что все ради религии, силы, власти, пусть дальше думают, что геноцид был из-за того, что у Света с Тьмой были разногласия на этой почве. Пусть и дальше думают, что она ради этого и истребила всех.

Но на самом деле все было иначе. Ради чего? Из-за ненависти ко всему темному, из-за того, что кто-то из них посмел тронуть ее вечность. Она сильнее сжала койота в своих руках, еще сильнее, когда святые слезы стали стекать по ее лицу, а затем падать на койку.

Как же она желала, чтобы он вернулся, чтобы он уже самостоятельно мог прийти в сознание. Она все для этого делает. Ее энергия по всей комнате, ее поддержка его тела, чтобы функционировал, не старел — все, но душа все еще у Смерти, все еще не вырвалась, все еще слаба.

Слезы не могли остановиться, продолжая капать на койку. Она уткнулась в его грудь, слышала биение сердца, знала, что тело живое, но не сознание. Сколько раз она хотела вернуть его? Но Смерть на пути, Смерть не дает ничего сделать, а избавиться от него невозможно — он с сестрой превосходит всех Богов и Богинь вместе взятых.

Ее руки крепче обхватили его, несмотря ни на что, даже на то, что отклика никакого, она лишь дорожила теми секундами, когда могла ощущать жизнь в его теле, когда знала, что это все не зря, когда понимала, что рано или поздно, но сможет подобрать что-то, что поможет ее вечности.

Крылья стали прикрывать обоих, как бы закрывая его в ее своеобразном коконе. Она не хотела его отпускать, хотела быть здесь, не выходить никуда, не показываться другим Богам, но нужно существовать, нужно уничтожить Тьму… Нужно вырвать ее душу и продать ее Смерти.

Душа, которая равноценна душе ее возлюбленного, это только поистине священная душа, та, которую не очень-то и жалко. А это Тьма. Душа Тьмы — это вышка, к которой Свет стремиться, чтобы выкупить свою вечность, чтобы больше не смотреть на его безжизненное и одновременно живое тело.

Слезы продолжали капать, только теперь на его грудь, она не могла прекратить плакать, не могла остановиться, сильнее сжимая его в своих объятиях. Ей больше ничего не нужно, кроме него. Сколько веков прошло? Она уже и не считала, ей неважно сколько, ведь любовь нет конца.

— Кори… — прошептала Доротея.