Марина решила сразу, что сидеть дома — это плохой вариант. Уж много грустных мыслей рождалось в ее голове и надо было себя отвлечь. Самый лучший способ для этого, конечно, работа.

Новое место нашлось быстро, пара собеседований и вот она уже занимает должность нейрохирурга в ЦКБ. Плановые операции, никаких авралов, зарплата выше, чем раньше. А главное — никакого Брагина.

Все контакты из старой жизни она решила оборвать, не общалась ни с кем из коллектива Склифа, хотя руки так и тянулись к телефону набрать номер Нины, но она постоянно себя останавливала.

Отцу лучше не становилось, приступы участились, да и проблемы с сердцем отца не давали покоя. Мысль о скором приближении конца давила все сильнее с каждым днём. Новых отношений заводить не хотелось, да и ни к чему они ей: хотелось закрыться от всех, от всего мира. Вышибить клин клином тут вряд ли получится, да и времени сейчас на этот «клин» совсем нет.

Об увольнении из НИИ Склифосовского отцу все-таки пришлось признаться, хоть он и не задавал неудобных вопросов, но вопросительный взгляд скрыть он не мог: понимал, что в жизни Марины что-то сильно изменилось.

Это был один из немногих вечеров, когда они просто сидели за кухонным столом и разговаривали за чашкой ароматного чая.

— Пап, мне надо сказать тебе… — произнесла задумчиво женщина.

— Случилось что-то, дочка? Ты изменилась в последнее время. — не дожидаясь продолжения, Владимир Сергеевич выразил свое беспокойство.

— Пап, все хорошо, что ты, не переживай. Я просто сменила работу.

— Ушла из Склифа? — будто бы не понял о чем она, переспросил отец.

— Я в ЦКБ теперь. График удобнее и вообще…

Как много было заложено в этом «вообще», сколько переживаний, терзающих ее душу и сердце. Действительно, на работе она могла полностью посвятить себя лечению больных, а не своих незарубцевавшихся ран, нанесенных ввиду несбывшихся надежд. С новым коллективом она держалась на расстоянии, не хотела никаких, даже приятельских, отношений. Выполнению ею своих обязанностей это никак не мешало, а даже помогало лучше сосредоточиться на пациентах.

— Мариша, главное, чтобы тебе было хорошо. Если это так, то я спокоен.

— Спасибо, папа. — Марина встала из-за стола, подошла к отцу и обняла его. Потом продолжила:

— Тебе пора отдыхать, давай я помогу тебе.

Владимир Сергеевич оперся на Марину, встал из-за стола и с ее помощью проследовал до кровати.

Марина прикрыла дверь в комнату отца, достала из холодильника бутылку красного сухого вина, налила в бокал и включила телевизор на первом попавшемся канале. В новостях показывали очередной репортаж об очередном ДТП на дорогах Москвы, а журналист с экрана вещал о том, что пострадавших доставили в Институт скорой помощи имени Склифосовского.

Опять волна воспоминаний начала накрывать женщину: первая ИХ встреча, когда она даже и подумать не могла что отношения с этим клоуном перейдут границы дозволенного; совместное ночное дежурство, на котором они перешли эту границу, и тогда она даже не думала, что их связь может перерасти в постоянные встречи; их вечера и ночи, проведенные в гостинице, когда она не подозревала, что чувства захлестнут ее с такой силой, что задвинув свою гордость и все страхи куда подальше, она все расскажет ему на даче у Нины.

Когда же все пошло не по плану — не по плану Марины Владимировны Нарочинской, сильной, самостоятельной, самодостаточной женщины с нерушимыми жизненными принципами. В какой же момент появилась романтичная, влюбленная

Маринка, ранимая, жаждущая тепла и ласки, мечтающая о сильном мужском плече рядом.

Именно за этими размышлениями Марина погрузилась в сон.