Пуш-Фолд

Тёплое июньское солнце ласкало учеников своими игривыми лучами. В светлом классе было до одури душно, а самым невезучим – сидящим у окна – в придачу слепило глаза. Солнечные зайчики скакали по тетрадкам, учебникам и усталым лицами. Сенку, прикрыв глаза, лёг на сложенные на парте руки: уроки литературы всегда клонили его в сон. Вся эта грустная и унылая романтизация человеческих пороков его не впечатляла. Да и нудный, пресный голос престарелого учителя нагонял такую дрёму и тоску, что никакого приличия уже не хватало.

Несомненно, немного спёртый воздух в классе способствовал порыву юноши отдаться в руки манящему миру сновидений...

— ... Три центральных мужских персонажа, по мнению литературоведов, помимо всего прочего олицетворяют собой разные вехи японской истории. Не зря роман считается частично автобиографичным, ведь и сам автор, будучи ровесником реставрации Мэйдзи, наблюдал чрезвычайно быстрые перемены, происходящие прямо у него на глазах в японском обществе¹. — Свистящий монотонный голос преподавателя убаюкивал и погружал в сон так стремительно, что сил держаться уже не было. Сенку без зазрения совести поудобнее улёгся на парту, отвернувшись от окна. Рассказ преподавателя стал обычным фоновым шумом, а сознание всё больше и больше погружалось в вязкую темноту.

В какой-то момент, краем остаточного разума, Сенку уловил откуда-то сзади знакомое ехидное хихиканья. Почти сразу после, за свистящим звуком над головой, по всему классу волной прокатились тихие удивлённые вздохи. Над теменем Сенку же послышался бархатистый низкий голос. — Нанами, это называется антиреклама.

Сенку, вздрогнув от неожиданности, мигом распахнул веки и подпрыгнул на месте. Сердце бешено колотилось где-то в горле. В паре жалких сантиметрах от своих глаз, Сенку увидел, что Цукаса, здешний великан среди старшеклассников, сидящий на парту вперёд, зажал между пальцев какую-то плоскую картонку. В глазах Ишигами рябило, а в ушах громко стучала кровь после резкого подъёма. Сенку смог приглядеться: в большой руке его одноклассника зажата игральная карта.

Рюсуй, убрав со лба прилипшие от пота блондинистые волосы, вальяжно откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.

— Будет тебе, я знаю толк в продажах. — Обвёл нахальным взглядом класс, будто точно видел, сколько каждый из его одноклассников отвалит деньжат в его карман за эти карты. — Конгломерат Нанами не делает грязный хайп.

Эмоции Цукасы невозможно было считать с его лица в этот момент: оно было непроницаемым. И только янтарные глаза блеснули опасно-ярко в сторону богатенького одноклассника. — Ты побеспокоил Сенку. И прервал урок. Стоит извиниться.

А упомянутый Сенку ничего не понимал; внезапная вспышка адреналина колючками пульсировала у сердца и где-то в селезёнке. Он мазнул взглядом по окружающим, на секунду стушевался под пристальным вниманием, а в другую уже откинулся на спинку стула и устало выдохнул. В классе начало расти напряжение и Сенку сразу это почувствовал. А он просто хотел подремать...

Воцарилось молчание. Даже учитель остановил свою лекцию и наблюдал (очень профессионально).

Рюсуй снисходительно вздохнул, разводя руками в стороны: — Шишио, не будь критичен. Это всего лишь безобидная шутка. — Следом Нанами ткнул двумя сложенными пальцами в сторону недоумевающего Сенку. — У нашего гения волосы торчком всегда, я всего лишь хотел проверить, застрянет ли там карта, произведённая компанией Нанами. Немного физики, захват Германна... Смекаешь?² — Парень, смотря уже на Сенку, подмигнул ему. Это было крайне глупое и слабое оправдание. Сенку захотелось сказать что-то едкое, из разряда, что его волосы просто так растут и дело будет даже не в физике, если игральная карта там застрянет. Однако он только вздёргивает свою острую бровь и смотрит на Нанами, как если бы смотрел на питекантропа. Хотя на живого питекантропа Сенку смотрел бы с восторгом… Опустив любое сравнение, парень всё также продолжал с тенью осуждения смотреть на друга. Рюсуй же хитро щурит глаза. О да, он знает, что то, что он сказал ну просто великолепно-отвратительное пояснение. И Боги (если они есть), Сенку видит, как же Нанами поебать на это.

— Рюсуй, твоя доказательная... — Начинает парень, полностью обернувшись к Нанами, но его прервал Цукаса, вставив игральную карту бубнового короля прямо в белёсую причёску Сенку сбоку. Она действительно там застряла, точно перпендикулярно полу. Ишигами в замешательстве поднял глаза сначала на предмет в своих волосах, а потом на сидящего к нему в пол оборота крупного парня. В этот момент весь класс взорвался громким хохотом, даже старенький учитель тихо посмеивался; Рюсуй неприлично громко гоготал, качаясь на стуле где-то в конце класса. И только Цукаса смиренно смотрел прямо в красные глаза ошеломлённого парня. Учёному даже показалось, что он увидел ехидный сощур янтарных глаз. Хмыкнув, Сенку, гордо задрав подбородок, достал из своих волос игральную карту, спрятал её под тетрадью и снова уткнулся носом в парту. Где-то спереди, среди гула в классе, он услышал тихое: — Не сердись.

Состроив самому себе кислую мину, Сенку лишь сильнее вжался в поверхность парты.

Когда учитель вернулся к лекции о чувстве вины и эгоизме, социально-экономических реформах Японии XIX века, Сенку всё также сидел, уткнувшись носом в стол, уронив лоб на сложенные руки. Спать он уже не хотел. Или не мог, потому что пытался слишком сильно не фокусировать зрение на расплывчатом образе: на дальней периферии зрения мелькал гладкий край с засечной буквой «K», выглядывающий из-под тетрадных листов. Повернув голову, он посмотрел через свободное пространство между своим предплечьем и поверхностью парты на задние места. Веки легко затрепетали от удивления, которое Ишигами подавил в тот же момент: чужие карие глаза уже смотрели внимательно, поблёскивая бронзой на солнечном свету.

— Судьбы всех троих, отображённые в книге, протекают в разных временных отрезках; в чём-то схожие, в чём-то различные, они переплетаются и отражаются одна в другой, подчёркивая основные мотивы произведения и усиливая драматический и художественный эффект, который производит на читателя история жизни каждого персонажа в отдельности.

Сенку вернул другу взгляд, весело сощурив красные глаза, аккуратно вытащил картонку из-под тетради и примитивным движением тонких пальцев закрутил карту в направлении её владельца. Тёмная острая бровь вздёрнулась в нечитаемой для Сенку эмоции. Будто так и надо, легко вскинув татуированную руку, Рюсуй словил карту прямо перед своим лицом. Зажав карту между средним и указательным пальцами, бойко отсалютовал Сенку ими же и подмигнул.

Корча Нанами сердитую рожицу, явно переигрывая, Ишигами закатывает глаза и высовывает язык. На что блондин в ответ лишь хмыкает, нарочито театрально отправляя карту в рукав-фонарик своей рубашки и щёлкает пальцами.

Сенку отворачивается обратно к поверхности стола. Если быть уж совсем честным, ему самому было немного смешно после всей этой нелепой ситуации с картой, Цукасой и Рюсуем. Действительно, если так подумать, всего лишь безобидная шутка, нет, даже проще – ребячество, от которого почему–то по гортани мёдом стекало какое–то тёплое чувство. А возможно у него просто резко начался фарингит и Сенку абсолютно всё равно, что нужно быть полным неудачником, чтобы подхватить эту заразу, сидя в душном классе и плавясь на жарком июньском солнце, пробивающемся через окна.

***

— Сенку–у! — Знакомый елейный голосок слышался будто под толщей воды, в ушах предательски звенело, а мышцы тянула неприятная усталость. Сенку опёрся руками в свои дрожащие колени, пытаясь выровнять дыхание. Уроки физкультуры — это явно не его. Ему бы заняться более полезными делами, а не бегать стометровку. Протерев лоб тыльной стороной ладони, юноша мазнул взглядом по цветастой гавайской рубашке, уже не удивляясь. Говоря откровенно, если бы он мог удивиться Гену, он бы этого не сделал по той простой причине, что абсолютно нерационально удивляться этому человеку. Однако сейчас у Сенку просто не было сил.

— А, Ген... Спасибо. — Ишигами, кивнув, с удовольствием взял вовремя протянутую бутылку прохладной воды.

Стоявший рядом молодой человек слабо качнул в бок головой, всё понимая. Наконец сфокусировав взгляд, Сенку посмотрел на друга, его волосы, окрашенные в чёрно-белый сплит, легко развивались на слабом тёплом ветру, а лукавая улыбка была лукавее некуда.

— Милый Сенку, нечасто тебя увидишь на уроках физкультуры. — Юноша, как настоящая кокетка прикрыл ладонью рот, скрывая насмешливую, но несмотря на это, беззлобную улыбку.

— Ух... — Сенку разогнул спину и в глазах начало всё слабо мигать. — Освобождение закончилось... Стой и корячься теперь. — Полностью овладев «немощным» телом, парень обернулся в сторону старшего друга. — А ты воздухом видно подышать вышел, а?

Из горла Асагири послышался звук, схожий с мурлыканьем кота, когда он забирал бутылку обратно. — Ну, знаешь, уроки физики – это больше твоя стезя. Да и мои выпускные экзамены буквально вынуждают меня сбегать с неё. Эх, не могу!

Сенку в ответ лишь хмыкнул, патетично прикрыв глаза: — Но ты прекрасно меня ассистируешь. Я как раз работаю с Ксено над созданием улучшенного двигателя внутреннего сгорания. Вот и поможешь.

Ген, до этого будто снисходительно осматривавший школьное поле, лениво вернул взгляд на Сенку. — Раз с мистером Уинфилдом, то это заявка на поступление в какой-нибудь Массачусетс?

— Стэнфорд.

Ген присвистнул: — Ну, в любом случае, воздержусь, милый Сенку, ты на это лицо ещё по телеку смотреть будешь, оно мне нужно целым. Предложи Хрому, но тебе придётся иметь запасные штаны для него. Он будет слишком рад.

Их взгляды скрестились, и они в один голос злобно загоготали, будто гиены. Не успели они обменятся ещё несколькими колкими шуточками, как внезапно, откуда–то донеслось:

— Ишигами! Почему не со всеми на дорожке? А ты, Асагири?! Твой руководитель в курсе, что ты не на уроке? И что за внешний вид? — Грозно прикрикнул учитель, мерзко посвистывая в свисток.

На прощание помахав Гену, который уже начал использовать свою актёрскую игру «во благо», юный учёный, в очередной раз закатив глаза, вернулся к своему классу. Асагири же, видимо, быстро отвязавшись от сварливого учителя, уже расслабленно брёл по краю поля, наблюдая за собравшимися. Вот к еле плетущемуся Сенку подбегает разгорячённый Тайджу, молодой человек с каштановыми волосами, и подбадривающе хлопает своего друга по спине огромной лапой, выбивая, видимо, последние остатки воздуха из лёгких худощавого Ишигами. Тайджу громогласно гогочет и подхватывает уже испускающего дух друга сильными руками. Несмотря на то, что Тайджу даже перевыполнил план урока, он совсем не устал, его выносливости можно только позавидовать. И Сенку завидует своим маленьким скукоженным сердечком.

— Чёрт, Дубина... Поделись секретом, чем ты себя пичкаешь! Вообще не пробиваемый! — Сдавшись, Сенку безвольно повисает в руках друга.

Тайджу, непоняв явной иронии, натурально призадумался над ответом: — Ну, в основном рис, много рыбы и мяса. А ещё много овощей! Юзуриха говорит, что фасоль очень полезная, правда после неё у меня живот-...

— Да-да, я понял, дальше можешь не продолжать... — Безразлично отвечая, Сенку чешет мизинцем в ухе. Улыбчивый верзила взял его подмышку и аккуратно нёс до начала беговых дорожек через всё поле. Эдакий бизнес-класс.

Он так делал и в детстве, и сейчас. Сенку невольно начал вспоминать об этом. Друзья всегда были вместе, Тайджу и Юзуриха были рядом с ним почти с момента, как он начал осознавать себя как личность. А это было ой как давно. Он с малолетства втягивал их в разного рода эксперименты, строительство необычных вещей, вовлекал в свои удивительные задумки, и они отвечали ему почти тем же энтузиазмом, хотя всегда мало что понимали. Но Сенку ценил и будет ценить их заботу о нём.

Сенку снизу-вверх посмотрел на широкую улыбку друга и сам слабо улыбнулся, прикрыв глаза. Никогда не признается вслух, что любит этого здоровяка. На короткий миг его сознание отключилось, Сенку задумался о своём детстве с Тайджу и Юзурихой, закрыв глаза. Он сильно вздрогнул, когда его больно ткнули прямо между бровей.

— Ай!

Перед ним стояла хмурая блондинка.

— Ники! Ты ему сейчас дырку сделаешь во лбу!

Упомянутая, уперев руки в бока, грозно смотрела на Сенку, не обратив внимание на попытки Оки защитить белобрысую голову. Сенку всё же стойко встретил пылающий взгляд Ники. — Сколько кругов ты пробежал?

— Семь есть.

— Мало. Ещё пять. На прыжках в длину был?

— Неа. Мне по состоянию здоровью нельзя. — Сенку снова безучастно покрутил пальцем в ухе.

— Ты дохляк, тебе нужно заниматься. Вступай в клуб лёгкой атлетики, мы с Тайджу тебя натаскаем. — Девушка заиграла рельефными мускулами.

Тайджу оживился: — Да, Сенку, давай к нам, ты эту стометровку как свои... Эм... Короче будешь пробегать легко!

Ишигами хмыкнул, театрально закатив глаза: — Какая-то у вас слабенькая агитация выходит. Возьмите у нашего менталиста пару уроков.

Ники резко ударила кулаком в свою открытую ладонь; боевой настрой во всей красе! — Могу более доходчиво объяснить, что тебе стоит сейчас же пробежать ещё семь кругов.

— Эй, было пять!

Тайджу, всё ещё стоя с невинной улыбкой, аккуратно опустил Сенку на землю и как мамочка поправил его спортивный костюм: — Не ругайся, Ники, ты же знаешь, что Сенку другими мышцами работает.

Ишигами не стал поправлять друга, а лишь задрал голову и согласно закивал на каждое его слово.

Брови Ники, кажется, стремятся стать одной сплошной. — Я повторю. Ещё восемь кругов.

— У кого-то проблемы с прогрес...

— Ещё десять! — Крикнула она и хлопнула в ладоши.

«— С агрессией уж точно!»

Тайджу подстраховал друга, который уже начал падать от отчаяния. — Бери пример с них!! Вот, что такое истинное единение силы духа и тела! — Воодушевлённо и громко заявила Ники, указывая на Цукасу и Рюсуя, которые бежали уже не один круг.

Сенку внутренне подобрался. «Ну нет, стомиллонпроцентно не сейчас».

Коротко вздохнув, он делано безразлично посмотрел в сторону одноклассников. Конечно он отметил, что парни-то не промах. И отвёл взгляд, не задерживая его ни на одном из парней. Не сейчас.

Ники повторила свою команду и утащила Тайджу за собой, а добряк и не против. Он, конечно, беспокойно оборачивался на Сенку, но поняв, что тот твёрдо стоит на ногах (они даже не трясутся!), выдохнул.

Оставшись стоять на том же месте в начале беговых дорожек, учёный невольно вернул глаза к бегунам, продолжив наблюдать за одноклассниками. Сенку никогда не завидовал и не ставил себе цели быть тестостероновым монстром с мускулами. Его спорт не интересовал нисколько. Может только если... С другой точки зрения. Но об этой стороне своей личной жизни он старался много не думать. Это за него делает Ген.

Парни бежали почти вровень, Нанами немного уступал ростом. Сенку прикинул примерное расстояние от него до бегунов и посчитав по простенькой формуле понял, что не немного. Блондинистая макушка была сантиметров так на двадцать ниже цукасиной. Сенку знал, что Рюсуй занимается парусным спортом и ходит в зал, так что неудивительно, что его мускулатура развита хорошо, девушки от него не отлипают. Сенку давно запутался во всех именах поклонниц богатенького выёбщика и даже уже не пытался вникать во все хитросплетения личной Санта Барбары блондина. Да и Цукаса, занимающийся в ММА и имеющий тело атлета, крупнее Рюсуя, так что на контрасте даже Нанами выглядит меньше. Сенку засмотрелся. Июньское солнце играло на немного влажных плечах парня, мышцы спины перекатывались под смугловатой кожей, а каштановые волосы, собранные в высокий хвост, развивались.

«—Два…Три…Четыре…Шесть кубиков?!» — Сенку, не отрывая взгляда, следил за каждым движением Цукасы. Подперев подбородок пальцами, он исследовал каждый изгиб, каждую впадину и каждый синяк, оставленный от боёв. Бицепс, трицепс, пресс, икры... О, Боги, если бы вы существовали... Эти икры...

А вот сейчас Сенку как прозрел. Некое невиданное ранее просветление, как сказал бы Ген... Ему аж даже поплохело снова. В попытке вернуть вытекший мозг на место, Сенку силой отводит взгляд. Да, определённо он перегрелся, раз сейчас он также рассматривает Рюсуя. Ишигами кажется, что он не в состояние контролировать всё это. Нанами был сложен не хуже. Те же шесть кубиков, крупные рамена́, прилипшие ко лбу несколько светлых прядок и низкий хвостик. Блядский низкий хвостик. Ниже... загоревшие предплечья контрастировали с почти белым прессом. Сенку всегда злорадно хихикал над другом, когда тот был в специальном костюме для плавания. Теперь он не хихикал, а пытался отыскать здравый смысл на всухую выжженном пепелище своего разума. Получалось не очень. И вообще…почему они без футболок?! Это разве не нарушение школьного устава?

Гавайская рубашка Гена, к слову, его так не волновала.

Проведя ладонью по вспотевшему лбу, парень постарался успокоиться.

Во-первых, это, скорее всего, был всего лишь импульс, вызванный его пубертатным возрастом, что может оказаться вполне реальной причиной. Андрогены, выработка гонадотропин-рилизин гормона в гипоталамусе, перестройки в эндокринной системе…

Во-вторых, Сенку догадывался, что, возможно, маловероятно и абсолютно абсурдно допускать такое, но, возможно, его интересует чужая мускулатура. По крайней мере, эта мысль была отмечена карандашом как «специфическая пристрастность» в его голове уже год или два. И он даже почти признал это.

— Богохульствуешь, Сенку?

О, да, Сенку костным мозгом чувствует эту обманчиво вкрадчивую улыбку на чужом лице. Очередной тяжёлый вздох.

— Измени формулировку вопроса.

Даже не оборачиваясь и не смотря на эту лисью половинчатую морду, можно было с точностью сказать, что Ген получал искренне удовольствие от этой ситуации. Сенку упёр одну руку в бок, а другую, явно пытаясь скрыть нервозность, запустил в белую копну волос. И он не был готов к последующим словам менталиста.

— Грезишь об опробование совсем не того аппарата? Хочешь испробовать на своей резьбе новый болт? Или самостоятельно поможешь своей эбонитовой палочке притянуть положительный заряд? — Смех начинал клокотать в горле Асагири.

— Стомиллионпроцентно нет!

Ген всё же вышел из-за спины друга, сложив ладошки вместе настолько умиротворённо, что Сенку даже начал злиться. А ему, если честно, не свойственна эта эмоция. Какое-то время парень просто стоял зажмурившись, успокаивая дыхание. Последний раз глубоко вздохнув, он с деланым безразличием повернулся к другу.

— Ну что, готов к разговору о парафилии, сексуальных девиациях и-…

— Нет! — Почти взвизгнув, выдал Сенку, лишь бы перебить этот поток чужого сознания. Да какое ему вообще дело до всех этих вещей? Единственная любовь всей жизни Ишигами Сенку есть и будет Наука!

Заложил руки за спину, прочистил горло и, бесцветно, на сколько это было возможно, выдал: — И если тереть эбонитовую палочку о кожу, то она будет притягивать отрицательный заряд.

Ген просто ухохатывался.

Сенку даже стало жаль, что он так относился к Хрому.

Цыкнув, смущённый и оскорблённый, Сенку засунул руки в карманы спортивных штанов и просто пошёл по краю поля, что-то бубня под нос.

— Стой, Сенку, родной, я пошутил! — Всё ещё отсмеиваясь, Ген побежал за другом.

— Подучи физику сначала, а потом и поговорим.

Закинув руку на сгорбленные плечи Ишигами, менталист как бы извиняясь, приобнял его.

— Да ладно тебе, я всего лишь хотел тебя разговорить. Ты так этого стесняешься, мне даже грустно.

Сенку потупился: — Грустно?

— Конечно! Ты смотри: Рюсуй — алмазом лежит; ни дать, ни взять, — Сенку пихнул Гена в бок. — Ай! Да я о другом, милый. Ты можешь сколько угодно излучать свои латентные флюиды, но ты же сам уже признал, что, как ты говоришь, мужская мускулатура тебя привлекает.

Сенку, признавая своё поражение, дал Асагири возможность наконец высказаться. Хотя зудом где-то внутри расползлось желание получить трактовку всем этим... Ишигами не назвал бы это «странным», скорее «новым» для него. А «новое» – это интересно. «Новое» надо проверять на профпригодность. Что именно «странное» и «новое» Сенку не захотел обозначать. Он просто не мог и не знал как. Возможно, обговорить это с Геном будет не такой плохой идеей.

— Признал.

— А не думаешь ли ты, что это не только влечение к чужому строению тела? Ну например, к определённым типажам? Или если это всё же только к одному человеку, то это может быть взаимной тягой?

— Прекрати говорить загадками. — Если честно, то Сенку запутался. К чему разговор про Рюсуя и остальное? Но смутные сомнения горчат на корне языка.

— Я пытаюсь натолкнуть тебя на озарение! — Мягко произнёс Асагири, обернувшись в сторону и помахав кому-то на стадионе.

— Ген, какое ещё озарение? — Устало выдохнул Сенку. — Я даже не могу понять, о чём ты говоришь. Типажи? Рюсуй? Да, возможно, чужие кубики – это мой фетиш. И что? Что мне дальше делать с этим? При чём тут этот плейбой?

— Бинго! Я так и знал, что тебя это зацепит.

— Зацепит «что»? — Сенку снова начал злиться. Вся эта история выводит его из равновесия и ему это не нравится.

— Ты зацепился за «плейбоя» и «типаж»! Давай-ка повспоминаем все приступы твоей гей-паники.

— Сильно сомневаюсь, что я – гей. — С явным недоверием ответил Сенку. Но на удивление, возможность, что он – гей, не вызывало внутреннего конфликта. — Я глубоко не копался в этом вопросе, но разве сексуальная ориентация формируется не с рождения? Я не замечал за собой... раньше.

— У учёных пока нет чёткого ответа на этот вопрос.У возникновения сексуальности много версий³. Тема – табу, увы. — Сенку заметил тень грусти, упавшую на лицо друга. Возможно, он когда-нибудь займётся изучением этого. Хотя бы ради Гена.

— Значит, работаем методом проб и ошибок? А когда было иначе.

— Давай возьмём за основу высказывание, что сексуальная ориентация может плавно меняться в течение жизни.⁴

— То есть, хочешь сказать, что я родился гетеросексуалом, а стал гомосексуалом?

— Нет, это очень грубо. Скорее, что ориентация – это спектр. С предпочтениями. Упростим, упростим. Ты же раньше вообще не интересовался романтикой или чем-то подобным. Возможно, именно сейчас из-за гормонов, которые в тебе так и плещутся, тебя и начало это интересовать. И интересуют тебя исключительно мужчины. Давай так и предположим?

— Ты сейчас главный. Позже изучу этот вопрос самостоятельно.

— Как скажешь, милый Сенку. Так вот, о твоих приступах гей-паники...

— Не называй это так.

— Понял, понял. Ты не замечал схожести у-..

— Приступах гей-паники Сенку? Мой слух меня не обманывает?

Сенку и Ген резко обернулись назад, на голос. Солнечные лучи играли с пшеничными волосами Рюсуя, пока тот улыбался своей самой широкой улыбкой, которую только у него видел Сенку. Что-то кольнуло в грудной клетке, когда парень понял, что это радость(?), а не насмешка играет на тонких губах друга.

Мгновенный укол успокоения улетучился, когда Ишигами пробила дрожь... Страха? Его лицо стало непроницаемым. Он медленно повернулся к напряжённому Гену, нервная улыбка которого была растянута от уха до уха. Упорно делая вид, что не замечает пристальный взгляд Сенку, Ген сглотнул.

Нарочито спокойно повертев в ухе мизинцем, Сенку пристально вцепился в менталиста взглядом.

— Я отравлю тебя закисью азота⁵. Тогда и посмеёмся.

— А, как я понимаю, это был секрет? — Искренне выдал Рюсуй, подходя ближе и незаметно прикрывая дрожащего Гена.

Сенку напрягся, смутившись тона Нанами и как он это сказал. Обыденно? Легко? Будто так и надо?

— Рюсуй, само благородство... Погодь, в смысле?

Утерев каплю пота с подбородка тыльной стороной руки, Нанами воодушевлённо засветился ещё больше.

— Ну как это. Ваша реакция говорит о том, что это был секрет.

— Ага, был. — Недовольно вздохнул Ишигами, разминая шею. Ген лишь тихо ойкнул. Тут поняв, что ляпнул, не подумав, Сенку выдал: — Не был! Этого нет! Никаких.. гей-паник, отношений и прочего. Я уже говорил, что любовь является корнем самых нелогичных проблем. И я был прав.

Грузно выдохнув, молодой учёный зарылся пальцами в свои белые волосы и сжал. Откуда-то из-за плеча Нанами выглядывал неловко улыбающийся Ген:

— Рюсуй, у него сейчас случится рецидив...

Сенку проигнорировал это, обратив внимание, как Рюсуй уверенно расправил плечи, а его щёки порозовели ещё больше. Какое-то чувство защекотало белёсую холку, и неприятное, и приятное одновременно. Ишигами не мог дать конкретное определение «этому».

« — Ку-ку-ку, сейчас что-то будет.»

Уперев одну руку в обнажённый бок, Рюсуй щёлкнул пальцами, поправил выбившуюся мокрую прядку волос и сказал то, от чего через мгновение будут поднимать упавшую челюсть и Сенку, и Ген.

— Как это нет? Мы разве не флиртовали?