В дверь постучались. Ее не сразу открыли. Пришлось подождать.

Когда ручка двери упала вниз, за распахнутой дверью появился симпатичный мужчина с черными волосами подстриженными под каре, что всегда так нравились Прошутто. Гость держал в своих руках бумажный пакет с продуктами и букет цветов.

-Привет, Бруно.

-Здравствуй, Прошутто.

Напряжения, вопреки, не последовало. Губы Бруно растянулись в приветливой и нежной улыбке. Он протянул руки чтобы помочь Прошутто с его грузом, приняв его на себя. Он не возражал и передал ему покупки.

-Хотел купить розы, но лилии были свежие.

-Они очаровательны. Я так рад, что ты пришел.

Прошутто снимал обувь и надевал тапочки. Он стараясь не смотреть на своего улыбающегося брата, отчасти из-за того, что ему было неприятно видеть его таким счастливым, в своем присутствии. Потирая тыльную сторону ладони, он осмотрелся вокруг. Дома у Бруно было намного больше вещей, чем у него, и, вопреки всему, мужчина не чувствовал себя плохо. Возможно, дело было в том, что это был дом именно такого чистого человека, как Буччеллати.

Все было в голове, и это не отнять и не исправить.

Мужчина снял с себя пальто. Стремясь скрыть перегар, он закинул в рот пару мятных конфет. Бруно это как-то увидел, и попросил себе, попробовать.

Прошутто ничего не оставалось, кроме как дать тому конфеты. Руки Бруно были заняты и он открыл рот, чтобы ему ее туда положили. Но Прошутто, как и ожидалось, почувствовал себя неуютно: он протянул руку, но в тот же момент отдернул ее и сказал, что даст ее ему тогда, когда тот отнесет продукты на кухню. Бруно улыбнулся, но ничего не ответил. Он развернулся и пошел на кухню, положил покупки на стол — освободив тем самым руки.

-Ты сегодня отдыхаешь?

-Да. Я взял выходной.

-Как у тебя идут дела на работе?

-Как всегда, ничего особенного.

Бруно методично доставал из пакета белые грибы, гребешки, белое вино и шоколад, а также хлеб и салями. Бруно был счастлив рассматривая гребешки, которые Прошутто удалось для него достать.

-Как тебе получилось найти их, в такое время года?

-Попросил своего друга достать.

Бруно недоверчиво посмотрел на Прошутто, а потом все же подошел к нему практически вплотную и подышал у его рта.

-Ты опять пил портвейн с утра?

Прошутто стыдливо отвел взгляд, но не стал говорить, что запах все еще со вчерашнего вечера не мог выветриться. Всему виной был Ризотто, с которым он не мог находиться дольше получаса трезвым, без желания начать с ним драку. От этого он стал больше пить и ненавидеть себя. Но рядом с Бруно, это все отходило на второй план. Ненависть куда-то делась, и это самое болезненное и неопределенное чувство что ему предстояло испытать ближайший вечер. Он готов был пожертвовать днём ради него, неделю, даже год или два, — он ненавидел этого человека настолько, что не хотел его отпускать куда-то далеко от себя. Страх быть запятнанным, показывал себя с другой стороны когда рядом находился Бруно. Перчатки не хотелось снимать всё ещё очень сильно, но теперь, это несет теперь в себе природу болезненного наслаждения: ему хотелось замарать его. Замарать так сильно, чтобы он стал похожим на него. В его голове появлялись образы омерзительные и мерзкие, но мужчина легко мог их сдержать и контролировать себя, даже будучи вдребезги пьяным, не говоря уже о простых посиделках с семьей.

-А где твой?

-Придет к вечеру. Он на работе. Пока что.

-Вот оно что. Решил для него ужин приготовить? День рождения у тебя, все-таки.

-Но ведь, ты же мне поможешь?

Бруно улыбнулся, но на мужчину эти улыбки мало работали, по простой причине — болезненная гордость. Чтобы позволить кому-то безнаказанно пользоваться его благодатью, ему следовало заслужить уважение у него, а Леоне не был тем, кого Прошутто хоть каплю уважал.

-Если только мы съедим все до его прихода, тогда я согласен тебе помочь.

Бруно его несильно хлопнул по плечу.

-Не будет скандала?

-Ты же меня знаешь.

За собой Прошутто оставил право решать что будет сегодня вечером. Видеть Аббаккио он категорически не хотел, поэтому у него было желание уйти до его прихода.

Чем дольше он находился с Буччеллати наедине, тем сильнее становилось желание прикоснуться к нему. Сильно хотелось взять его за волосы, подавить, заставить делать то, что он хочет.

-Шоколад, который ты ещё со школы любишь. Тебе всё ещё нравится? Мне стало интересно, решил купить. Ты не против если я откушу?

-Шоколад?

Прошутто отломал кусочек и подошёл к Бруно. Просунул ему в рот этот кусочек и дал проглотить. Он смотрел в его глубокие глаза и очень сильно хотел его задушить. До того сильно, что его руки начинали болезненно дрожать, в вещи вокруг сокращались до его синих, как море, глаз.

Бруно попробовал сладость, неотрывно смотря в глаза своему брату.

-Мне вот интересно стало… — Прошутто условился, что если Ризотто найдет тому гребешков, он сможет помочь ему убить мужчину. Но будет слишком проблематично убивать его, зная, что Аббаккио может прийти и увидеть его преступление. Если только Прошутто не осмелится на такой идиотский и смехотворные шаг, как умереть вместе с Бруно. — Мне стало интересно, перед тем, как готовить гребешки, их нужно сварить?

-Ах…. Да. Да, их нужно варить.

-Так давай сварим их.

-Давай…

Дальше они стали готовить не отвлекаясь ни на что. Точнее, Бруно готовил, а Прошутто смотрел и помогал по-мелочи, подавая нужные вещи. Он не хотел начинать готовить, потому что ему всё ещё не давали покоя его руки. Так прошло пара часов.

Мужчина вышел на веранду, чтобы выкурить первую сигарету за несколько часов: его трясло от желания покурить. Было холодно и жарко одновременно. Притворяться нормальным, перед Бруно, был чертовски тяжело. Ему приходилось вспоминать ни только какой он странный и сложный человек рядом с ним, но и родителей что покинули этот мир не так давно, чтобы их забыть. Прошутто в одиночестве нашел свое пристанище, но нахождение рядом с таким семейным человеком, чистым и невинным, накладывало свои сложности не только на общение с ним, но и на отношение Прошутто к самому себе.

Он слабо качнул сигарету, скинул с нее пепел в пепельницу и продолжил курить, делая одну затяжку за другой.

Было больно вспоминать мать. Отца он никогда не любил — он воспитал в нем такого озлобленного и нервного ублюдка, коим он себя считал, но никому, даже под дулом пистолета, не сказал бы об этом. У него ни раз были стычки с хулиганами, пьяницами, бандитами и наркоманами. Он назвал их просто — ничтожества, и держался подальше от них, пока все не переходило до стадии, когда нельзя было просто закрывать глаза. Тогда, он надеялся что его убьют в потасовке: воткнут нож в ребро, размозжат его голову по стене или просто прострелят ему его сердце, мозги, да что угодно. Прервут этот бессмысленную и порочную череду событий, что создает лишнее тепло на этой планете. Но он всегда выходил победителем. Всегда. Что бы не делал, ему удавалось выжить. Потому что в самый последний момент он осознавал, что умереть от руки ничтожества, ему не позволит гордость. Пусть это либо глубокого достойный человек, либо он сам.

Бруно прошел на веранду держа в руках фужеры с вином. Один он поставил перед Прошутто, другой держал у своего рта.

-Спасибо что пришел и помог со всем.

Прошутто усмехнулся и сделал глубокую затяжку до самого фильтра, после, с выдохом, затушил сигарету. Его лицо заволок дым, он взял сразу вино и смочил им горло.

-Мне интересно, что я сделал такого, за что меня стоило бы благодарить.

-За то что ты есть.

-Сама невинность… Избавь меня от этого. Ерунда это все. Я тебя вспоминаю раз в десять тысяч лет. Прохожу всегда пьяный и помятый. Но ты делаешь вид что тебе не мерзко. Ты думаешь я не вижу это в твоих глазах?

-Ты считаешь что я действительно буду задумываться о таком? Будь ты хоть самым последним человеком в мире, я тебя не брошу.

Прошутто вздохнул. Ему хотелось проучить его, наказать, за такие лицемерные слова.

Он наклонился к нему, и губы со вкусом вина и сигарет, склонились над Буччеллати. Он заволок его к себе, и с чувством целовал их. Он не давал шанса на побег. Руки его крепко сжали Бруно. Больше всего на свете, в данный момент, хотел именно эти губы.

Он отпустил его, выпил вино залпом. Поставил фужер на стол рядом с собой, с презрением взглянул на Бруно и почувствовал как его начало качать: от усталости, от опьянения, от поцелуя с Бруно, от его глаз, что сейчас не были абсолютно живыми.

-Что? Я тебя напугал? Выставишь меня за дверь? Что мне ещё сделать, чтобы добиться твоей ненависти? Давай я тебя изнасилую? Я знаю как тебе может понравиться.

Прошутто встал напротив Бруно вплотную, и с угрозой смотрел на него, но Бруно, вопреки, ни на толику не отступил: на всю угрозу, исходящую от мужчины, он отвечал строгостью и выдержкой во взгляде.

-Прошутто, тебе плохо? Остановись, пожалуйста, и скажи в чем дело?

-В чем дело? Что ты натворил? Точнее, что натворил твой любовник?

-Леоне?

-Ага. Ты не поверишь, но тебя хотят убить.

-Ты о чем?

-Убить. Представляешь?! Я живу и думаю, чтобы хоть кто-нибудь меня кокнул, но даже в этом, тебя хотят охотнее меня, в раю освободилось мягкое кресло?

-Прошутто. -Бруно положил руку на плече Прошутто, но отталкивать тот его не стал. Лишь аккуратно повел, чтобы удостовериться, что его рука действительно на нем. Ни слёзки Прошутто не обронил, хотя руки его дрожали, и в голове мутилось сознание.

Он мягко положил руку на плече Бруно. Затем взял его за край рубашки, легонько потянул вниз, ему хотелось знать, до какого момента он сможет дойти, прежде чем его выставят за дверь. Но вспоминая улыбку и теплое, нежное солнце, что пригревало дом Бруно, в тот момент когда он прошел в его квартиру, ту радость от встречи — эти чувство остановили его. Он без сил опустил руку и отошёл от Бруно. Ему не хотелось это терять. Никогда.

-Мать бы меня просто убила. На месте. Ты был ее любимчиком.

-Это не правда.

-Поговори тут. Всегда тебя выгораживала перед отцом, когда на мне никогда живого места не было. Просто потому, что ты несчастный потому, что родился не в семье. А я, походу, родился под счастливой звездой, что меня лупили.

-Тебя любили, по-другому.

Прошутто вздохнул. Конечно, он не скажет то, что Прошутто хотел услышать. Он всегда защищает то, что ему дорого.

-Ты хочешь сказать, что это справедливо?

-Я хочу сказать, что ты стал таким не потому что кто-то тебя не любил, а потому что сам хотел таким стать.

-Ах ты.

Прошутто вновь не сдержался. Он взял Бруно за грудки и ударил по лицу. Кровь пошла из носа. Бруно его ударил в ответ. Вырвался из его рук и ударил снова по лицу.

-Ублюдок!

Прошутто без разбору бил Бруно по лицу, в грудь, но тот легко уворачивался. Потасовка прошла дальше, — им не получилось выйти из нее без жертв: стол упал, а с ним бокалы с вином. Бруно оказался на полу, но так же быстро поднялся и прижал Прошутто к земле, заломил его руки и сел на его спину.

-Ублюдок — это ты Прошутто. Следи за языком и выбирай выражения.

-Тебе какое дело до того что я хочу? Слезь с меня нахер, если тебе ещё нужны ноги!

Бруно держал его крепко, вопреки тому, что его оппонент вырывался как мог, со всей силой.

-Ты мой брат. Я переживаю за тебя.

-Лицемер, блядь. Трепыхаешься, как моль на фитиле, но даже не знаешь, кого ты у себя пригрел! Умрешь как мразь последняя, и меня не вспомнишь. Я к тебе даже на похороны не приду…

-Ты о чем?

Прошутто уступал в силе Бруно, однако, выносливости и воли в нем было достаточно, чтобы смочь вырваться из его захвата и резко развернуться на спину, ударить того в живот ногой. Милый тапочки с белым зайцем прилетел Прошутто в лицо, и он, взяв его в руку, указал на Бруно.

-Ничего. Учить меня вздумал? Думаешь, я не знаю как жить эту жизнь… да! Да, я не знаю, а ты знаешь? Ты думаешь, что настолько мудр, чтобы указывать мне на мои ошибки? Пошел ты Бруно.

Бруно сидел на полу, вытирая кровь с лица. Ему казалось, что препирательства с ним его взбодрили. Он не хотел продолжать спорить. Вставая, спокойно опустил руку Прошутто. Он держал ее и не отпускал.

-Ты любишь меня? Мог бы ты меня убить?

-Отвали.

-Ответь.

-Отвали. Убери свою грязную паклю. Кровь у тебя красная, как и у меня, но думаешь ты чище меня, только потому что в тебя верят, а в меня нет? Думаешь, если у тебя глаза как два океана, в которых можно утонуть, то ты имеешь право указывать кому что делать. Мразь поганая. Отпусти меня, и никогда больше не бери меня за руку. — Прошутто вырвался, но Бруно схватил сразу две. На этот раз, он смотрел как если бы хотел узнать больше сокровенного. Он вошёл в азарт. Ненависть в его глазах соблазняла Бруно на что-то потустороннее, греховное. Он прошел ближе и поцеловал Прошутто. Тот пытался вырваться. Но его остановили и за голову прижали к себе насильно. В глазах, что не были закрыты и ярко вглядывались в него, было что-то сродни презрению и интересу.

Прошутто был сломлен. Он был сам виноват, но признавать это было неправильно. Он никогда бы не сказал, что в его нынешнем состоянии виноват только он сам. Он решил отомстить. Во чтобы то ни стало, обязательно, отомстить за унижение.

-Хочешь чтобы я тебя вытрахал, больной ублюдок. Не в этой жизни. Убери свои руки от меня.

-Ты любишь меня.

-Я тебя ненавижу.

-Все сводится к одному и тому же.

Прошутто был разбит, последние остатки гордости были растоптаны этим человеком настолько сильно, что даже спрыгнуть с балкона не несло в себе никакого морального и смыслового успокоения. Он просто был смешон.

Раздался щелчок двери и входная дверь отворилась. Прошутто быстро достал из кармана носовой платок, и начал живо вытирать кровь с лица Бруно.

-Только попробуй меня провоцировать и позорить при нем. Я тебя уничтожу. Обязательно отомщу за это унижение.

Бруно вдруг изменился в лице: оно стало мягким, и он покладисто дал себя вытирать своему брату. Он улыбался:

-Ничего не изменилось, ты все ещё вытираешь мне лицо своими платками. Бьешь и вытираешь. Бьешь и вытираешь.

-Потому что в детстве меня бы избил отец, хоть пальцем бы я тебя тронул.

-А теперь ты кого боишься?

-Буччеллати. Ты где?

-Я тут, Леоне! У нас гости.

-Я уже понял. -Леоне зашёл на балкон и сразу обратил внимание на Прошутто. Он протянул ему руку чтобы пожать. Мужчина засомневался. Но, все же, убирая платок в карман, подал ему ее. Неприятное ощущение, буквально причиняло боль. Ему хотелось сбежать. Этого человека ему было терпеть ещё тяжелее, чем Буччеллати. В особенности потому, что сразу при виде него всплывали воспоминания, нелицеприятные, из его детства: о его неудачах, проигрышах и несправедливости. О том, почему он считал себя грязным, и мерзким даже не понимая почему. Не на все в его жизни повлиял этот незнакомый человек, но многое в ней испортил.

Прошутто не старался скрыть свое отношение к нему, Леоне тоже был настроен скорее враждебно, но из-за усталости, не так ясно проявлялись его чувства.

Аббаккио отпустил руку и вышел с балкона обратно на кухню. Бруно последовал за ним, поманил за собой Прошутто. Мужчина улыбался, как если бы был рад, и ничего его в этой ситуации не смущало.

Прошутто решил не идти пока на кухню и дать им заплыть своими чувствами: любовью, нежностью, страстью, что не угасала. Забота - вот чего в жизни Прошутто всегда было мало. Мужчина научился жить без нее. Он закурил еще сигарету, и прошло некоторое время когда его наконец позвали за стол.

На столе стояли два букета, все что Бруно приготовил днем и подарок что был в пакете.

Прошутто не чувствовал неловкость, он сел напротив Бруно и смотрел прямо на своего брата, улыбнулся и пожелал всем приятного аппетита. Он решил, что имеет право тут находится, раз он все еще семья. Хоть и та, что уже отмерла. Лишний ли он? Бруно так не считал.

Нужно поговорить с Леоне, но мягко.

-Как у тебя дела на работе Бруно? Я совсем забыл у тебя поинтересоваться?

-Работа? Все хорошо.

-Ты все еще режешь людей, борешься за их жизнь ценой своей?

Бруно рассмеялся.

-Я рад, что могу бороться со смертью, и раз у меня это хорошо получается, значит, я на верном пути. — Бруно отпил вино и собрал волосы за ухо, посмотрел на Леоне — он был хмур. Мужчина улыбнулся шире и положил руку ему на кулак. — Однако, тот кто рискует своей жизнью ради других — это Леоне. У него опасная, но интересная работа.

-Бруно… -Леоне действительно выглядел так, будто он находился не тут, а где-то далеко.

-Да, у вас такие важные и интересные профессии. Пускай вы и живете так, но все равно занимаете высокие посты. А высокие посты, подразумевают высокую ответственность. — Мужчина выпил пол фужера вина и лукаво улыбнулся, стрельнул глазами на Леоне. — Опережая свои слова, снова скажу, что мне не нужна работа, где я бы брал на себя право решать судьбу людей. К черту. Я лучше буду выносить то немногое, что у меня осталось.

-Ты никогда не поймёшь на что способен, если будешь довольствоваться тем, что у тебя есть.

-Думаешь, если мы узнаем на что я способен, хоть кто-нибудь будет счастлив?

Бруно промолчал, потому что знал что мужчина прав.

-Самое главное — путь, по которому ты идешь, а не то, куда именно ты приедешь.

-Правильно! — Мужчина обратил внимание на Леоне, что сидел и смотрел перед собой. -Аббаккио, ты сам не свой, что-то случилось или это ваше личное с Бруно, что мне знать нельзя?

Леоне посмотрел на Прошутто, что пил не переставая, словно стремясь напиться и провоцировать Леоне.

-Мы не знакомы так хорошо, чтобы мы вели задушевные беседы.

-Так давай это исправим?

-Обойдусь…. -Леоне посмотрел на Бруно. — Я устал, правда, мне жаль, но я хочу пойти спать.

-Посиди ещё немного.

-Я тебе потом все объясню. Сейчас я хочу выйти.

Бруно молчал, понимающе отпустил руку Леоне и дал тому уйти. Прошутто беззастенчиво провожал мужчина взглядом и широко улыбнулся когда дверь закрылась.

-Я даже ничего не делал. Ему просто неприятно со мной рядом находиться.

-Дело не в тебе.

-А в чем, а? Этот твой Леоне, такой же как я, только исключая то, что я получаю от того что имею удовольствие, — я напоминаю ему насколько мерзким может быть он сам.

-Не говори глупостей.

Прошутто раздраженно цокнул, поднялся на руках из-за стола, пошел за Леоне на улицу. Но Бруно остановил его.

-Что такое? Мне нельзя выйти покурить? Чего ты боишься?

-Я не хочу чтобы вы дрались сегодня.

Прошутто действительно не хотел портить этот день для Бруно, как сильно бы он его не ненавидел, хотя бы один день для него. Хотя бы один день.

Он вновь захотел его задушить. Руки так и тянулись к его шее, но глаза останавливали его. Мысль, что он не увидит больше этих живых и решительных глаз пугала его, как если бы ему сказали, что у него останется лишь половина души.

Прошутто улыбнулся и развернулся к Бруно. Он ехидно взирал на того, и взял его за воротник.

-Хочешь чтобы я остался с тобой? Не хочешь сам погнаться за Леоне и узнать что он скрывает?

-Прошутто…

-Ну же, скажи мне. — Мужчина опустился к уху брата, и шепча ласкал его слух.

-Прошутто, отпусти.

Мужчина действительно отпустил. Он ходил на грани. Его трясло и казалось, что тот волнуется даже сильнее, чем его синеглазый брат.

-К черту Леоне. Тебе действительно он так важен? Пошли обратно за стол. У тебя есть я. Не сильно он тебя любит значит.

Мужчины вернулись за стол.

-Это не так.

-Ты смог бы его убить?

-Почему у тебя все сводится к этому?

-Потому что это проявление высочайшей привязанности. Если готов убить — значит никогда не отпустишь.

-Это пагубная любовь.

-А что тогда у тебя значит любовь?

-До конца верить.

Прошутто разразился на смех.

-Глупец! Будешь сидеть и верить, а тебя будут обводить вокруг пальца, ха?

-Ты меня тоже обведешь?

Тут Прошутто затих. К нему пришло осознание слов Буччеллати. И пусть он все еще был не согласен с ним, но не мог отрицать того факта, что именно это и был Бруно, именно такой и никакой другой. Его теплые руки глаза, слова, то, что он заключал в них и от чего бежал. То, чему был верен до конца- это все могло походит под определение благородства, к которому Прошутто никогда бы не отважился себя отнести. Однако, даже это не давало ему то, что он хотел. Благородство это ещё не всё, и у каждого оно проявляется по разному.

-Я тебя убью. Убью, понял?

-Интересно такое слышать на свой день рождения. — Бруно все свёл в шутку и улыбнулся, тепло и спокойно, как ему улыбалась мама, когда она была жива. Он поразительно напоминал ее. Он являлся семьёй, своей теплой душой, но в тоже время решительной в своей слепой вере и желании защищать то, что ему дорого.

Он знал. Знал что его убьют эти руки, глаза, слова. В какой то момент, он встанет на тропу, с которой сойти будет невозможно, и это будет путь, на котором не будет Бруно и тогда, тогда он будет обречён. Но сейчас, он был болезненно рад.

Он попытался отключить голову, направить разговор в позитивное русло и продолжить праздновать остаток дня рождения, как если бы ничего помимо них и их братских уз не существовало.

Узы создают проблемы, но так же, в той или иной степени, создают и силу, чтобы противостоять этим проблемам. От света, без тени, мало толку. От дыма без огня, от темного без светлого. Когда тьма уходит в еще большую тьму, она заволакивает ее и все же, вопреки всему, из непроглядной тьмы, рождается свет. Тусклый, но являющий в себе триумф — суть мира в котором мы живём.

Бруно был чист, сколько был и грязен, и готов пойти на вещи о которых никогда не скажет. Борьба за то что дорого, никогда не подразумевает моральный выбор, а лишь слепое следование своей цели.

*** 

Ближе к ночи, Прошутто вышел из дома Бруно и направился вдоль по улице, через аллеи.

В подворотне он наткнулся на знакомый силуэт. Это был Ризотто, который следил за кем-то из темноты. Был таким сосредоточенным, что даже не заметил подходящего к нему вальяжной походкой Прошутто. Тот положил руку на плечо мужчине и обратил на себя внимание. Ризотто был сосредоточен, он повернул голову на Прошутто и прислонил указательный палец к его губам, продолжая слежку. Прошутто не произнес ни слова.

В темноте меж домов, стояли двое мужчин, один из них был Леоне. По манере разговора складывалось впечатление что они вели переговоры. Леоне беседовал с человеком мерзкой наружности, что был незнакомом Прошутто. Что нужно было ему, он так и не понял, но под конец разговора, перед тем как мужчина ушел в противоположную сторону, Леоне передал тому деньги. Что это за деньги? За что он их передал? Платил ли он за что-то? Одно можно было сказать наверняка — ситуация не была похожа на обычную куплю-продажу.

Ризотто дождался когда мужчина уйдет и начал приближаться из тьмы к мошеннику, с желанием допросить. Он протянул Прошутто нож. Зачем? Прошутто уже достаточно его знал, чтобы без слов понять такой простейший нарратив. Сердце сжалось, как он представил что ему снова придется поднимать руку на человека. Что с ним делает этот мужчина?

Ризотто как тень подошёл к человеку со спину, а тот почувствовав чужое приступите, поспешил развернуться, отчего заслужил удар промеж глаз. Тяжёлый кулак Ризотто не жалел никого — Прошутто убедился в этом

-У тебя полминуты объяснить, что это были за деньги. Иначе, будешь избит так, что мать родная не узнает. Быстро. Время пошло.

Ризотто ногой прижал руку мужчины, который лежал на земле и с ужасом смотрел в черный мрак глаз Ризотто.

-Ты… ты кто такой?

В ответ он лишь ударил того по подбородку свободной ногой, и выбил пару зубов.

-У тебя есть время, пока я тебе не отрезал язык.

-Деньги! Деньги! Это плата... Плата за аренду…. Аренду.

-Аренду? -Прошутто встал за Неро по правое плече. Он присел на колени и держа в руках нож начал пугать и без того напуганного мошенника. -Хорош лапшу на уши вешать! За квартиру он тебе что ли платит в подворотне, а?!

-Нет. Нет. Это плата за аренду… аренду

-Он прав. Ты лжешь. Это бесполезно. Я знаю что это деньги является выплатой долга, только кому и за что? У тебя есть ещё одна попытка сказать правду перед, тем как я тебя убью.

-Эти деньги плата за молчание. Этот человек платит за безопасность.

-От кого?

-От... от мафии.

-Хах, не смешите меня. Ты и мафия? Слишком хорошее у тебя мнение о себе, чтобы так очевидно врать.

-Я говорю правду. Он полицейский. Он убил... убил одного из наших людей. Чтобы его не постигла кара, он должен платить.

-Бред, придурок! Сколько ему еще платить по-твоему?

-Я не знаю, я обычный курьер.

-Он говорит правду. Врёт только в одном. Что никаких денег мафия не просила за молчание. Он лишь мелкая сошка, которая решила подзаработать на вещах которые его не касаются. Мафия никогда не будет поступать такими жалкими и мелочными способами чтобы наказать. Она поступает радикально.

Ризотто взглянул на Прошутто так же, как и в тот раз. Его красные радужки блеснули и дали сигнал для заколдованного Прошутто. Он занес нож и всадил тому в глотку, быстро и точно. Вынул и все еще стоял с ножом в руках. У его ног был мертвое тело, что еще мгновение назад трепетало в желании спастись, сейчас было остановлено навсегда. У Прошутто дрожали руки, но сейчас он относился ко всему спокойней? Почему-то, ему захотелось защитить гордость не только Бруно, но и Леоне. Тот Бруно, что сейчас сидел дома и ждал этого человека дома. Человека, который отдавал много денег людям, которые решили нажиться на стабильности и опоре под его ногами.

Главное не материальное, а духовное. Отнимать это никто не имеет права.

Ризотто положил тяжелую руку на плече мужчины и посмотрел глубоко в глаза, опьяненному от совершенного с таким хладнокровием убийством, Прошутто. Но то, что он увидел в его глазах были красные белки, как если бы он плакал, страх и отчаяние. Но вместе с тем, затаилась злоба и строгость. В этот момент, спокойное сердце Ризотто дрогнуло. Видеть такой коктейль эмоций было настоящей наградой для него.

Он, в этот момент, изменился для него - стал особенным и чистым в своей верности и непогрешимости. Ведь, его руки совершили грех, но он был готов ощушать этот грех на себе.

-Ты самый потрясающий и мерзкий ублюдок.

-Пошел ты.