— Быть таким красивым — не достижение!
Ёсан уже битых сорок минут дороги до отеля слушал в свой адрес выпады разной степени долбанутости в исполнении Минги. То и дело натыкаясь взглядом на умоляющее лицо капитана, Ёсан старался себе напоминать, что завтра Минги и думать забудет, что они там не поделили в хореографии, и снова будет любить всех хёнов скопом со всей щедростью большой и честной души.
Молясь небу, чтобы Ёсан тоже это понимал, Хонджун стоически выдерживал нейтралитет, хотя силы были на исходе. Ранний подъем, перелет через половину мира, чудовищный джетлаг и сумасшедший напряженный день — а какой из последних дней был не напряженным? Когда таковые случались, совершенно не удивительно, что Хонджун проводил выходной по старой проверенной методике сурков — спал и ел вволю.
Нервы. Проклятые нервы у всех.
И Минги сейчас действовал на них с упорством, достойным гораздо лучшего применения.
Поэтому — во избежание срыва, — стоило бы помолчать да поизучать обстановку за дочерна тонированными окнами по дороге в отель. К несчастью оба — и Минги, и Ёсан, — оказались в одном авто с капитаном, четвертым ехал Юнхо, но он не отлипал от телефона, поэтому импровизированный конкурс красоты достался одному Хонджуну. С другой стороны, во втором автомобиле оказались непривычно тихие Уён и Сан, молчание которых тоже отдавало тиканьем бомбы с часовым механизмом, и кто знает, чувствовал ли себя Сонхва в эту минуту более комфортно.
Получивший очередную порцию бровей капитана, сложенных очаровательным домиком, и нытья Минги, Ёсан отвернулся, стараясь не выдать раздражения. Уж что-что, а прикусить язык, когда нужно, Ёсан мог. Только вот Минги, блядь, умел довести!..
В ответ на — пока! — взгляды Хонджуна, — Минги понемногу сбавлял обороты, но все еще не сдавался.
Упертый малый.
Побелевшие костяшки пальцев. Сжатые до хруста кулаки.
Да, Ёсану не стоило подставлять Минги под вынужденную импровизацию — к счастью, более чем удачную. Зал ревел и аплодировал — а Минги злился. Даже после того, как Ёсан, капитан, а потом и не выдержавший Сонхва ему пояснили, что вины Ёсана во внезапном демарше не было.
Минги злился, доводил себя и окружающих. Капитан злился, закрывал глаза и держал рот на замке. Пока.
— Такому красавчику все прощается… — рыкнул напоследок Минги и тоже уставился на ярко освещенный пейзаж, проносящийся мимо сплошными полосами.
Это вот на что он сейчас намекал, а?
Такого Ёсан уже стерпеть не мог, и прежде, чем Хонджун успел вмешаться, он перегнулся через ручку сидения и всмотрелся назад, в темноту салона, где слабо угадывался профиль Минги, увлеченного разглядыванием окружающего мира, и подсвеченные синевой лоб и нос Юнхо, с головой ушедшего в свои загадочные беседы.
Минги повернулся: раздраженный Ёсан — не то зрелище, которое можно было легко пропустить, и Минги не отказал себе в маленьком ядовитом удовольствии — поглазеть как следует на злящегося хёна.
Пересекшись взглядами, как клинками, пару секунд противники выдерживали паузу. Тишина, сгустившаяся в темном и тесном пространстве, становилась зловещей — Хонджун начал прикидывать варианты развития событий.
— Если хочешь знать, — Ёсан встряхнул головой, отводя упавшие на лицо отросшие высветленные пряди и вызывающе разглядывая Минги — в упор, — ты гораздо красивее меня.
— Простите? — Своевременный, как никогда, Юнхо, поднял наконец голову от экрана смартфона.
— Ничего-ничего, — ответил Хонджун вместо потерявшего дар речи и практически полностью обезоруженного Минги, — мы знаем, что наши мемберы связаны взаимной симпатией. Как видишь, не теряют ни минуты времени, чтобы похвалить друг друга.
— А-а, — глубокомысленно покивал Юнхо и чему-то только ему понятному улыбнулся. — Я вижу…
Минги, ненавидевший проигрывать, пыхтел от возмущения, но вслух больше не высказывался — во избежание. Хонджун, устраиваясь на своем месте, успел краем глаза заметить, как Ёсан прикусил нижнюю губу — верный признак, что нервничает.
Долбанный график. Скорее бы обратно домой и выспаться — по возвращении из США группе был обещан выходной. Нервы, сплошные нервы…
***
— Доброй ночи.
Гробовое молчание. Тяжелые шаги Минги остановились далеко позади, и тяжелое сопение, исполненное глубочайшей обиды, — тоже.
— Эй!
Неужели рот раскрыть для формальной вежливости тяжело? Просто пожелать хёну спокойной ночи? Ёсан с возмущением обернулся и увидел все тот же силуэт Минги, шарящий по карманам в поисках ключа-карты.
Уже успел потерять? Только что менеджер выдал их, в лобби. За семь этажей на лифте…
Наконец, нахлопав ключ в заднем кармане слишком свободных, чтобы быть формальными, штанов, гордая птица вскинула клювик и собралась удалиться в свое не очень-то уютное временное отельное гнездышко.
Обиделся.
Ёсан поджал губы и отвел взгляд. Ну и подумаешь.
— Вранье, — донеслось до его слуха.
Сжав в пальцах ключ, Ёсан твердо решил не реагировать. Завтра Минги будет как новенький, уже за завтраком и думать забудет про все обиды… Если Ёсан не придушит его раньше.
— Что именно? — как можно более нейтрально поинтересовался он, не поворачиваясь.
— Ты ведь так не думаешь.
Только продолжения концерта Ёсану и не хватало. Он закатил глаза к потолку и сделал шаг назад — от двери. Судя по движению слева, Минги — тоже.
— Как я не думаю? — В конце концов, буфера безопасности в лице Хонджуна сейчас в зоне поражения не наблюдалось, и Ёсан мог высказать все, что думал. С другой стороны, такие фокусы в отношении большого и злого, однако крайне обидчивого и ранимого Минги могли кончиться совершенно непредсказуемо.
— Что я… — Минги двинулся в направлении Ёсана, медленно моргая, стараясь как можно лучше разглядеть его в натужном свете коридорных ламп, не упустить условную добычу из виду. — Аййй!
Под протяжный вопль Минги отшатнулся обратно, прижимая ладонь к правой половине лица. Сложился пополам и облокотился спиной на стену, медленно отползая по ней к раскрытой двери собственного номера. Ёсан, не очень-то осознавший, что именно случилось, отважно отправился вперед — выяснять. Разборки разборками, но Минги-то у них был один… Отмахнувшись от выставленной вперед левой руки Минги, он не без труда отнял от лица вторую — правая сторона лица была залита слезами из внезапно опухшего глаза.
— Пойдем, пойдем…
Уводя за руку зажмурившегося — на сей раз обоими глазами, — Минги, Ёсан втолкнул его в отельное кресло и развернул к ряду круглых лампочек, обильно осветивших контур зеркала.
— Почему ты не смыл косметику на площадке? — сурово поинтересовался он, пытаясь разглядеть в мгновенно закрывающемся глазу попавший туда кусочек сценического грима.
— Времени не было… — огрызнулся снова уязвленный Минги, сражаясь с желанием завопить от зудящей боли под правым веком.
Удержавшись от колкостей, Ёсан покачал головой. Вряд ли Минги с его зрением быстро справился бы с такой задачей — достать эту мелкую дрянь самостоятельно.
— Так… Посиди спокойно, постарайся не двигать глазами. Закрой их, но не зажмуривайся. Я сейчас вымою руки и вернусь. Слышишь? — Ёсан убедился, что Минги ему, хоть и с неохотой, подчинился, и исчез в ванной.
— Да, хён… — проворчал Минги вслед, с досадой думая о том, что вел себя, пожалуй, некрасиво. И о том, что последним человеком, у кого этим вечером просил бы помощи Минги, был бы Кан Ёсан.
Шаги. Полотенце шлепнулось рядом — на туалетный столик. Еще прохладные пальцы коснулись плотно сомкнутых век, и Минги стоило большого усилия приоткрыть правый глаз. По щеке хлынул поток слез.
— Ну же, принцесса, не плачь, сейчас вытащим бревно из твоего глаза…
Удерживая нижнее веко большим пальцем, Ёсан осторожно, стараясь не причинить боли, поддел свернутым краем салфетки для снятия макияжа ненавистный кусочек.
«Только не моргай, только не…»
Но Минги вел себя примерно, полностью доверясь рукам Ёсана, немного ерзал в кресле — но это не мешало избавляться от инородного тела.
— Ну вот и все… Попробуй — не больно?
Минги моргнул раз, другой, всмотрелся в собственное лицо в зеркале. Глаз слегка опух и покраснел. На щеке подсыхали кусочки водоустойчивой подводки.
— Ничего, это скоро пройдет, — успокоил его Ёсан, отвернувшийся на секунду, чтобы выбросить салфетку. — Особенно если макияж сейчас же снимешь.
— Спасибо, хён… — неужели Ёсан слышал в голосе Минги что-то похожее на раскаяние?
— Подожди-ка, — осенила его идея, поскольку правая сторона лица Минги все еще выглядела неважно. Ёсан достал из собственной сумки пузырек со специальным составом для особо чувствительной кожи — его родимое пятнышко требовало особого ухода. Возможно, для обычных средств сейчас было не самое лучшее время, думал Ёсан, разглядывая потеки косметики на лице младшего коллеги. Если бы он, возможно, не тратил время на пререкания с Ёсаном, то успел бы как следует снять макияж и собраться.
Поддев ногтем крышку и как следует увлажнив салфетку специальным средством, Ёсан сурово повелел Минги повернуться к свету и не шевелиться.
— Ты ведь это просто так сказал, чтобы меня позлить, да, хён?
— Что сказал? — опешив, решил уточнить Ёсан, занятый освобождением Минги от остатков концертного макияжа.
— Что я… — Минги замялся, не сумев сообразить, будет ли вежливо напоминать о недавней перепалке. Ёсан, в общем понимая, что делает только хуже, осторожно погладил большим пальцем линию скулы большого и — теперь! — растерянного Минги.
— Еще немного, я совсем скоро закончу.
Утвердительно кивнув — чтобы не мешать Ёсану, просто опустив ресницы, — Минги вновь погрузился в глубины самоедства и угрызений совести.
Покраснел.
— Что ты красивее меня? — Ах вот что его беспокоило…
Минги кивнул, сглотнув, чувствуя, как от смущения слова застревают в горле. Прищелкнув языком и осматривая результаты наполовину проделанной работы, Ёсан слегка прищурился:
— Разумеется, нет! Я и в самом деле так думаю. Иначе бы этого не сказал…
Кажется, Минги окончательно потерял дар речи. Не ожидал, м? Ёсан усмехнулся, одними уголками губ, доставая еще салфетку. Из-за освещения сбоку стирать грим было чертовски неудобно, в лобовую невозможно — мешали коленки длинноногого Минги.
— Не шевелись, пожалуйста, — почти ласково напомнил Ёсан, пристраиваясь так, что одно из его колен оказалось между ног Минги. Ну вот, так гораздо удобнее. Плевать, что поза та еще — главное, чтобы камер не было.
Минги все понял правильно. Стараясь не двигать головой и поднятым к свету лицом, он раздвинул колени шире, пропуская Ёсана ближе к себе. Вплотную.
Салфетки пахли свежестью. Пальцы, прикасавшиеся к коже, отчего-то вызывали дрожь. Наверное, это всё нервы. Усталость…
Узкая ладонь накрепко лежала на затылке, и двинуться куда-то — невозможно. Осторожные, ласковые движения. Минги с ужасом понимал, что уже и не думает ни о каком макияже, выходных или о чем-либо вообще конкретном. Кроме того, что сейчас с ним происходило.
Он только хотел понимать — нормально ли это.
Нормально ли до одури, до искр из глаз хотеть вот этого самого невыносимо красивого Ёсана?
Минги стало страшно.
Он одновременно уповал на то, что это совсем скоро закончится, стыдился и устроенного скандала и того, что произошло вслед за ним, и собственной слабости, и… И одновременно пугающе отчетливо понимал, что готов вот так, как зефирная конфета над огнем, растаять в руках их Ёсана и даже ни разу в этом не раскаяться.
Вообще ни разу.
Сдержанное дыхание Ёсана — на пылающих щеках Минги. Интересно, его губы на вкус…
— Ну вот…
…какие они? Наверное пялиться вот так на хёна не очень-то прилично, но Минги не мог совершенно ничего с собой поделать.
Ёсан улыбался. Нежно. Слишком обаятельно для того, кто хотел какой-то час назад прибить Минги одной левой — он бы смог, даже несмотря на то, что Минги тогда был очень зол и сопротивлялся бы до последнего.
В глотке пересохло. Слова пропали.
Наклонившись чуть ближе и поправляя взъерошенные волосы над ухом Минги, Ёсан произнес, тихо, вполголоса, словно их могли услышать:
— Ты и в самом деле… очень красивый.
Сердце Минги забилось так, словно собиралось выломать грудную клетку изнутри. Дышать, дышать, дышать. Неужели их красавчик Ёсан настолько жесток, чтобы говорить такие страшные вещи?.. Минги отчаянно замотал головой, так, что отельный номер поплыл перед глазами — в лучистых разводах круглых надзеркальных ламп.
— Н-нет, хён… Не надо…
Может быть, есть какое-то средство от этой тихой и сладкой отравы? Минги не знал, он противился ей из последних сил, но его ладони, все еще сжимавшие широкую рубашку — на Ёсане, так что захоти он куда-нибудь деться — это было бы невыполнимо. Еще немного — и вкус ёсановых губ Минги попробует. Точно попробует. Будет пробовать — пока не заболят собственные.
— Ты сногсшибателен, Сон Минги, и если будешь еще когда-нибудь так грубо выпрашивать себе комплименты… — Ёсан приподнял согнутым пальцем подбородок Минги, придирчиво рассматривая результат.
Из-под полуопущенных ресниц Минги наблюдал за хёном, и у Ёсана не нашлось бы сил солгать ему.
Только не ему.
Поэтому Ёсан был безупречно честен.
—… я, пожалуй, соглашусь на свидание с тобой.
И как теперь Сон Минги будет жить — с этим знанием? Сознание лихорадочно металось в поисках ответов на так и не заданные вопросы, и только один-единственный мучил больше остальных: что именно сделает Ёсан, если Минги все-таки попробует его уронить на кровать, вот на ту самую, отельную, и попробует — как это?..
Ёсан на долю секунды сжал в своих, а потом отнял от себя ладони Минги и отступил, убирая за уши отросшую челку, то и дело мешавшую ему теперь. Молча спрятал свое средство для снятия макияжа, выручившее Минги, в сумку.
Дрожь. Минги почувствовал, что не сможет подняться — коленки тряслись. Все, что он мог — смотреть, как Ёсан удаляется — с едва заметной улыбкой на губах. Отступил — потому что понял? Почувствовал? Минги все еще с трудом переводил дыхание, кусая губы, чтобы не наговорить лишнего. Совсем лишнего. Чего-то такого…
Сердце тяжело и бешено колотилось где-то в горле, и ощущение пустоты — совсем рядом, там, где только что стоял Ёсан, расползалось вокруг.
Но ведь Ёсан всего лишь был благоразумен, не правда ли?
— Мне пора. Доброй ночи, — избавившись от комка салфеток и набросив ремень сумки на плечо, Ёсан повернулся к двери.
Минги заморгал — отчаянно. Глубокий, прерывистый вздох. Достаточно на сегодня, все и так очень устали…
— С-спокойной ночи, Ёсан-а.