Радостная новость, которой хотел поделиться мистер Блэк было не описать в письме, поэтому получив короткое: «Приезжай», он тут же стал нервно продумывать план своих действий, гадая, что же сначала сделать: похвастаться своими оценками в дипломе или же поспрашивать, как поживала Силия все это время. Когда Орион был у Силии в последний раз — это была зима, рождественские каникулы и предчувствие праздника, но так было только у юного мистера Блэка, тогда как Силия совершенно не была в располагающем настроение. Она хоть и улыбалась, но по лицу ее было видно, как мысли путались в голове, улыбка вынужденная и неестественная, в принципе, как и все улыбки мисс Реддл, наверное в тот день Орион уже отвык от настоящего поведения своей подруги. Он думал о ней почти каждый день, разбирал каждое сказанное ею слово в те моменты, когда они еще были вместе, разделяли одну школу, факультет, знакомых, классы и даже парту. Она была нежна, спокойна, порой могла сказать вычурную вещь, но при всем при этом это смотрелось совершенно правильным и уместным. Ее маленький сын был просто невероятно спокойным, отстраненным, он то и дело раскладывал что-то, Силия говорила, что это у Януша такая странная особенность. Он любит уставиться в промежутке между раскладыванием вещей и попытке привлечь внимание своей мамы. Было странное ощущение, находясь вместе с этим ребенком в одной комнате, на тот момент ему было около пяти лет, а он даже простые звуки не издавал, словно немой. Но даже отсутствие речи не умаляло его проницательности, будто бы он все понимал, Силия предпочитала не говорить о своем сыне в негативном ключе. Орион запомнил его светленькие волосы, но, если верить письму Силии, то они уже заметно потемнели. Больше всего напрягала встреча с мистером Реддлом, при последней встрече, тот вел себя так подозрительно: прятал лицо за широкими страницами Пророка, делая вид, что вовсе не наблюдает за тем, что между ними происходит. Сидел он в другом конце комнаты, но взгляд его чувствовался, от него у Ориона невольно затекало все тело, потому что расслабиться под пристальным и гнетущим взглядом Тома Реддла было — просто невозможно. С одной стороны Януш, с другой мистер Реддл; невыносимая и давящая обстановка, мистер Блэк долго не мог отойти от собственных ощущений. Искренне не понимал Силию, что заставляет ее выбирать такую жизнь? Это ведь как тюрьма, где даже дышится через раз. На этот раз Орион полон решимости высвободить свою подругу из силков семейных уз, прямо как когда-то помогла ему сама Силия.

Литтл-Хэнглтон встречал своей неприветливой обстановкой, люди не любили приезжих, несмотря даже на то, что совершенно тебя не знают. Проходить по этим узким улочкам было страшновато, непривычно и, кажется, опасно. Этот дом на самом холме, что возвышался в самом конце — притягивал Ориона своей таинственностью, выше этого дома были только леса, что огибали и возвышались над всей деревней, а ниже реддловского поместья только покосившееся кладбище. До чего жуткое зрелище, мистеру Блэку несомненно захотелось покинуть это место. Люди снуют, озираются, на улицах достаточно тихо, несмотря даже на то, что все жители разговаривают. Все так смотрят на него, будто с сочувствием, странные вещи происходят, но это только подначивало продолжить свой путь. Дверь реддловского имения отворяется и оттуда выходит высокий сутулый мужчина, даже не подходя ближе, не трудно было его увидеть. Он просто стоял и смотрел вниз с холма. Волосы его белоснежные, прямо как небо над этой деревней. Фигуру мистера Реддла замечает не один Орион, это становится понятно, когда мистер Блэк слышит разговор неподалеку. Две бабки начали шептаться:

— Изжил собственных родителей. А какие хорошие люди были.

— А что собственно произошло? — обернулся к ним Орион, не боясь обратить к себе внимание. — Убийство?

— Нет, до убийства не дошло, они сами сбежали, — пожимает плечами старуха-сплетница.

— Но почему? — удивился Орион, не зная, что в этом доме жил кто-то помимо Силии и ее отца.

— Странные вещи, которые мы не можем понять, иногда случаются. Неизвестно что именно случилось, но никто не знает откуда у Тома Реддла взялась дочь, а его дочь видели с ребенком, вот тот же вопрос: откуда?

Эти странные разговоры заставили поежиться Ориона, ему не хотелось думать об этом, потому что это расстраивало его неокрепший ум. Силия хорошая и красивая девушка, не желал мистер Блэк очернять ее своими догадками, хотя все и лежало как на ладони, показывая истину с самого начала, ведь Силия никогда не скрывала от Ориона природу своих чувств. Но тот все же не вдавался в подробности, просто потому что так жилось легче. Ускоряя свой шаг, мистер Блэк выпутывается из оков сплетен, направляясь прямо по главной дороге, проходя мимо Центральной площади, на которой было много детей и музыкантов, но сколь бы музыка не была веселой, все казалось печальным, неправильным и тоскливым. Пройдя людную улицу, он углубился дальше, замечая, как мощеная дорожка устремляется прямо вверх по холму, на котором уже стоял Том Реддл. Его лицо было далеко, но чувствовалось, что оно недовольное, раздраженное и злое. Орион вспоминает своего отца, который старше мистера Реддла примерно лет на пятнадцать, но его еще не тронула седина, тогда как отец Силии выглядел немного необычно с таким цветом волос. Это пугало потому что необычно, словно снег пал и окрасил его волосы. Человек на холме стал спускаться, идя на встречу, Орион взволновался, видя странную походку этого мистера, казалось, он ударит, но стоило им сравняться, как мистер Реддл приветливо улыбнулся, протягивая руку. Поспешно ее пожав, Орион принялся рассматривать Тома. Волосы, они просто невероятно контрастировали с его темными глазами, бровями, ресницами, которые были чересчур длинными для мужчины. Короткие, зализанные и глянцевые от геля белые пряди придавали ему опасный вид, Орион не мог это внятно понять, не то что объяснить, просто казалось, что сейчас Том достанет палочку и выстрелит в него Авада кедаврой без каких-либо сожалений. И дело даже не в волосах, а в самом образе. Он был с иголочки одет, белая рубашка белее его волос, а брюки темнее его глаз, жилет такой же серый как камень, которым вымощена улочка, на руке вызывающее ярко-черное кольцо, прямо на том месте, где носят брачные кольца. Взгляд человека напротив был безотрывным, неморгающим, бездонным и пугающим. Все движения мистера Реддла такие ленивые, словно скучающие, он будто бы устал от того, что происходит, ни на грамм не постарел, — остался таким же как и во времена преподавания в Хогвартс. Настолько бледен, что кажется умирающим или уже мертвым, но рука теплая с длинными острыми ногтями, этот атрибут был при нем даже в школьные годы, однако, все это вместе смотрелось удивительно подозрительным. Его боишься просто потому что он весь такой непонятный, опасный, видно что у себя на уме. Орион чувствовал, что словам мистера Реддла верить нельзя, с какой бы интонацией этот человек не говорил и как бы красиво не уверял. Он словно холодный бесчувственный полоз, для него существуют только сильнейшие инстинкты, по которым он живет, каждый раз готовый совершить нападение. Рядом с ним все мысли засорялись страхами и несчастными воспоминаниями, становилось холодно и тоскливо. Некоторые девочки и даже мальчики, как бы это странно не звучало, находили мистера Реддла чересчур привлекательным, но разглядывая его, Орион считал Тома жутким и смазливым, но не более. Все черты будто бы острые, ни округлые, ни плавные, не считая контура лица — он был правильным и действительно красивым. Не истощенное или изможденное, его лицо было приятным, но отталкивало не меньше, также как и его невероятный рост, по сравнению с ним Орион чувствовал себя букашкой, это было ужасно, даже просто потому что Том Реддл смотрит на тебя сверху вниз. При нем кажется, что ты никчемный, бесполезный и ненужный, словно он внушал это каждый раз при встрече, при этом радушно протягивая тебе руку навстречу.

— Ты пришел к Силие, — тянется его хрипловатый голос, превращая сказанное в манящую опасную песню.

— Все верно, — кивнул мистер Блэк. Том Реддл недоверчиво прищурился, склонив голову, делая свой вид еще более отталкивающим.

— Я видел, как ты разговаривал с жителями, — это прозвучало как скрытая угроза.

— Они говорили, что вы убили собственных родителей, — идет на рожон, расцепляя руки.

— О, нет, это наглая ложь, они сами ушли, после того как узнали что я отец ребенка Силии, — высказал то, что и так знаешь, но желаешь никогда не слышать. Орион ужаснулся, он не был готов к такому откровенному провокационному заявлению, его пугает поведение Тома Реддла все больше. Было видно, что он не пустит Ориона в свой дом, Том встал прямо посреди дороги только для того, чтобы перегородить путь, помешать и не дать желанному свершиться.

— Силии нет дома, — странно улыбается, но стоило ему только это сказать, как Орион увидел, что его давняя знакомая, которой якобы нет дома, спускается с крыльца, руша все планы мистера Реддла. Она поспешно подошла к ним, ни разу не улыбнувшись, но Орион был уверен, что Силия вздохнула с облегчением, когда вовремя поймала происходящее.

— Уже появилась, — не менее странно улыбнулся мистер Блэк, а затем стал разглядывать Силию. Она выросла, теперь не такая низкая, она по плечо собственному отцу, красивая, кажется, даже лучше чем раньше, но смотреть на нее было невыносимо, ее лицо выдает странное выражение, словно Силия постоянно плачет. Но по глазам не скажешь, мистер Блэк решил, что ему это всего лишь кажется или хочется. Она посмотрела на Тома, а он на нее, ничего не говоря друг другу, они не отрывали своих взглядов и не размыкали губ, Орион почувствовал себя лишним, а затем с ужасом понял, что они переговариваются, только этого никто более не слышит. Силия резко повернулась к Ориону, отчего он даже вздрогнул, стал разглядывать ее волосы, они были заплетены так же как и в детстве — у нее до сих пор ленты, они спадают ей на плечи, ровно также как и ее локоны. У нее достаточно короткая пышная юбка выше колен, что носить, считалось неприличным, так она еще и ярко красная, на контрасте с легкой шифоновой белой блузой. «Ты ее разглядываешь», — услышал мистер Блэк, ужаснулся, потому что не понял, кто это сказал, ведь оборачиваясь по сторонам он не увидел никого кроме Реддлов.

— Пойдем, — говорит Силия, протягивая руку мистеру Блэку. Он видел, как Том следит за каждым его действием, Том Реддл был обижен, но всячески старался этого не показывать, резко уставившись в низлежащие просторы, Том будто бы закрывал на все происходящее глаза, особенно, когда рука Ориона коснулась руки его дочери. Орион шел за ней, все еще оборачиваясь назад на мистера Реддла, тот так и продолжал стоять и безнадежно пялиться с высокого холма, ветер развеивал все вокруг, деревья гудели, трава шелестела, всё в данную минуту потеряло былой вид, но только не Том, он так и остался неподвижным. Когда, казалось, попытки соприкоснуться с ним взглядом были уже утрачены, в самый последний момент Том поворачивает голову, смотря на мистера Блэка, даря новое ощущение страха. Орион будто бы был зависим от этого пугающего наваждения, которое застало столь внезапно и грубо. Ему кажется — он слышит голос мистера Реддла у себя в голове, всего-то пара сказанных фраз, но они повторялись как заезженная пластинка. Профиль у него очень острый и оттянутый, чем дальше Орион отходил, тем более расплывчатым казалось его лицо. А еще у него длинный прямой нос, но это заметно только тогда, когда Том поворачивался боком. Резко разрывая дурманящую связь с фатальным мужчиной, мистер Блэк стал рассматривать Силию, что шла перед ним. Он еще никогда не видел таких коротких юбок, рука так и хочет забраться под нее и пощупать то, что скрывает ткань. Не может перестать разглядывать ее ноги, их обтягивает белый плотный нейлон. Кажется, Орион давно не видел Силию, уже как целые года после последнего визита, но тогда она казалась тяжело больной, тогда как сейчас совершенно нет.

Половицы заскрипели, стоило взобраться на первую ступень, затем на вторую, пока Орион не миновал их все, восходя на крыльцо этого молчаливого поместья. Силия приотворяет входную дверь, будто бы приглашая в свои самые сокровенные тайны, что таились у нее под игривенько танцующей юбкой, и на Ориона таращится темный мрачный коридор, здесь не было света, только дневной, что пробивался сквозь большие окна комнат. Тени съели почти всё пространство, огромная кривая возвышающаяся лестница так и манила взобраться выше, — ее освещал природный поток света, который поглощался почти в черном коридоре. Он был узкий и длинный, если двигаться по нему только прямо, то арка выведет в просторную столовую, но Силия держала свой путь не туда, а прямо к гостиной, что находилась в паре шагов, прямо напротив боком стоящей косоурной лестницы. Блэк замечает большую картину, а вернее портрет, что висел рядом с лестницей на другой этаж, там были изображены мужчина и женщина, лица их не выражали ничего кроме презрения и чванства, но это не Том и Силия, это кто-то другой.

— Кто это? — спросил он, не отрываясь от портрета.

— Это Мэри и Томас Реддлы, они родители Тома, — бросила краткий растерянный взгляд сначала на Ориона, затем на картину, мистер Блэк все время пристально следил за каждым движением Силии, она казалась какой-то неестественной. Складывалось впечатление, что на нее стоит только слабо надавить, как Силия тут же расплачется, растеряется и начнет вести себя искренне, показывая, что на самом деле испытывает, показывая, — что прячет. Орион расплывается в улыбке, когда видит этого мальчика, который столь сильно вырос и изменился, конечно же он не помнит мистера Блэка, по крайней мере, тот так думал.

— Поздоровайся с мистером Блэком, — говорит спокойно Силия, наблюдая, как ее сын отрывается от своих рисунков, начиная уверенно подходить с вытянутой рукой. Орион взглянул на Силию с неким шоком, все вокруг казалось не таким чудесным, каким хотело показаться, а особенно новоиспеченная миссис Реддл.

Синий костюмчик, аккуратно причесанные короткие волосы, имеющие такой же оттенок что и у самой Силии. Мальчик был невысок, у него не меняющееся выражение лица, словно фарфоровая маска, только глаза выдают, что он присутствует в этом измерении. Прямо как и в прошлый раз Януш не разговаривал, хотя прошло уже много лет. Орион наклоняется к мальчику, становясь с ним одного роста, весь он казался каким-то аномальным, особенно, когда постоянно поднимал глаза на свою маму, словно постоянно чего-то от Силии ожидая. Януш пожал руку гостю и, ничего не испытав, вернулся обратно к своему увлекательному занятию. Он даже не рисовал, он чертил, когда мистер Блэк подошел поближе, то увидел множество квадратов, они были разного размера, один больше другого, создавая иллюзию объема.

— Что это? — не сдержался Орион, спрашивая странного мальчика, после чего тот пристально посмотрел на него, будто вот-вот и ответит, но нет, он так и продолжил молчать, заинтересованно пялясь, после чего бесстрастно вернулся к своим чертежам. — Он левша, — ужаснулся Блэк, не понимая, что в этом такого и почему его реакция столь странная, наверное потому что он все больше осознавал кто его отец.

— Вовсе нет, — отозвалась Силия, садясь в кресло прямо напротив стоящего Ориона, кладя ногу на ногу, он таращился на ее ноги, находя их трение друг о дружку непомерно провокационным и излишне сексуальным. Взгляд. У Силии был абсолютно непринужденный взгляд, будто бы она отдавала отчет всем своим действиям, делая все это специально. Хочет просить ее прекратить. Не может перестать смотреть, замечая, что у нее чулки на подвязках. — Януш умеет писать обеими руками, — приторно улыбнулась. — Присаживайся, — приглашает его сесть напротив. Стоило ему погрузиться в это глубокое кресло, как вялость берет сама собой, все напряжение уходит стремительно в другое место. Тяжко выдыхает, нервно сглатывая подкативший к горлу ком, смотрит Силие в глаза, замечая что, вроде бы, она все поняла. — Хочешь чего-нибудь? — с ее лица не сходит скользкая ухмылка.

— Чего-нибудь покрепче, — сознается мистер Блэк, осматривая в напряжении мрачные стены, что были увешаны картинами, портретами, а еще здесь было мало зеркал. Силия резко встает, Орион опять уставился на ее ноги, смотря, как она удаляется, его всего заколотило, понимает, что это неприятно — сдерживаться. — Твой сын не разговаривает, — выдает свои хаотичные мысли, переживая от того факта, что Силия у него за спиной, послышался странный смешок, Орион испытал волнующий пронизывающий страх.

— Он просто не хочет этого делать, — протягивает ему граненый стакан, садясь напротив снова. — Как Вальбурга?

— Ждет не дождется свадьбы своего брата, — делает глоток, смотря в глаза Силие. — Знала бы ты, как я хочу все вернуть назад.

На этих словах уже сама Силия стала другой, менее искусственной. Ее глаза выдают горечь сожаления, когда губы все еще продолжали неестественно кривиться.

— Ты и Вальбурга должны были пожениться. Она родила бы тебе двух сыновей.

— Старшего бы звали Сириус, — перебивает Орион, делая глоток обжигающего горло напитка.

— Верно, младшего Регулус. Мой отец был в те времена страшным человеком… — Силия сама стала делать неприлично большие глотки, поглощая свое красное полусладкое. — Он поддерживал идею чистоты крови, только в более жестком ключе. Были гонения на него, а так же сильнейшие конфликты между полукровками и приверженцами идеологии Волан-де-Морта, — тяжко выдает фразы неизвестной истории.

— Кто это?

— Том Реддл, — тут же отвечает, вводя в ступор Блэка.

— Жуткое имя. Прямо как полет смерти на французском.

— Ты и твоя жена поддерживали это, но не старший сын Сириус, его семья потеряла, не знаю в какой последовательности: до тебя или после… — призадумалась Силия. — Регулус вступил в ряды свиты Волан-де-Морта, но оступился и погиб во имя справедливости, пожалев домового эльфа, — она говорила напряженно, уставившись куда-то в сторону, словно каждый раз переживала эти душные моменты прошлого, которое не стало настоящим.

— А ты? — не переставая разглядывает ее Орион. — Что было с тобой? — Силия внезапно аж вся посерела, у нее дрогнула рука и она выронила свой бокал, он разбился с громким звоном, красное вино разлетелось во все стороны, пачкая ее белые чулки. — Репаро, — мгновенно достает палочку он, восстанавливая утраченное, подбегает, беря бокал в руку, а затем протягивая его Силие, считая, что это он виноват. Присаживается возле ее ног, заглядывая в глаза, видя, что она плачет, вернее, — очень хочет, но сдерживается. Она такая разбитая, что, кажется, даже Репаро не поможет собрать ее личность воедино, Орион все никак не мог отделаться от ощущения, что он внес свою повреждающую лепту, помогая Силие только больше страдать. — Пожалуйста, не плачь, — пользуясь моментом — кладет ей руку на колени, они мягкие и бархатистые — ее чулки, невероятно приятные на ощупь. Ему кажется странным, что она родила от мистера Реддла ребенка, наверное это не просто так. Орион думал, постоянно, особенно теперь, его догадки не давали нормально спать.

 — Он мучает тебя, — утвердительно шепчет. — Давай уйдем? Я пришел за тобой, — ставит стакан на пол, кладя на ее колени уже вторую руку, пользуясь растерянностью Силии, стал гладить ей ногу, пробираясь одной рукой выше, смотря на то, как его подруга закрывает лицо руками, начиная захлебываться в собственных страданиях. «Нравится моя жена?», — слышит голос в своей голове мистер Блэк, приходя в ужас, резко отпрянув от Силии, стал озираться по сторонам, но не увидел никого кроме Силии и ее сына, который, кстати, уставился на него. Януш встает с места, начиная подходить к маме. Орион вскакивает на ноги, думая, что ему тяжко в этом доме, словно удавку слишком сильно затянули вокруг горла. Орион смотрел на то, как Януш прижимается к Силие, она его обнимает, начинает целовать, зарываясь рукой ему в волосы. Это было невыносимо странно, Орион испытал противоречивые эмоции, особенно, когда его рука коснулась ее колена, после чего Силия поддается какому-то знакомому только ей одной искушению, немного прираздвинув свои ноги, но тут же, опомнившись, встает с места, делая вид, что ничего не произошло.

— Я отойду, посидишь с Янушем? — спрашивает она, утирая черные разводы туши на своем лице.

— Конечно, — растерялся Орион, провожая ее удаляющуюся фигуру неморгающим взглядом. Он чувствует себя по-идиотски, она проигнорировала его слова заботы и предложение о помощи, Силия просто скрылась, сбежала. Мистер Блэк столько хотел сказать ей, а она просто взяла и исчезла, прямо и открыто говоря, что не собирается его слушать.

— Твоя мама разбила мне сердце, — поворачивается он к Янушу, разглядывая его бесстрастный и неестественный для ребенка вид. Орион решил, что ему нет никакого дела до таких как эти Реддлы, они бесчувственны и холодны как камень мостовой в лондонский дождливый день. Выбираясь стремительно в коридор, он подходит ко входной двери, уже готовый покинуть эту обитель мрака и разврата, как вдруг слышит Силию, ему кажется — она страдает. Считает, что довел ее и теперь та не может успокоиться, а ведь так не должен вести себя джентльмен, тем более бросать даму одну в беде — это просто низко. Мистер Блэк отрывает пальцы от дверной ручки, начиная подходить к лестнице, ступает на нее почти бесшумно, делая шаги неуверенно и медленно, словно боясь спугнуть. Но чем выше поднимался Орион, тем отчетливее слышал голос Силии.

— Он трогал тебя, — Орион остановился на полушаге, потому что расслышал шепот мистера Реддла.

— Да, — тихо отвечает Силия, после чего приторно заныла.

— Я его ненавижу! — в полный голос говорит Том. Орион испугался, думая, что они говорят о нем, а так же что Силию из-за него мучают. Продолжив с опаской подниматься, Орион, не доходя до второго этажа, останавливается на ступеньках, выглядывая за реечное ограждение лестницы, его глаза были на уровне пола, наблюдает широкий коридор и множество комнат, в одну из которых была открыта дверь. Увиденное потрясло мистера Блэка заставляя поджилки затрястись. Он увидел то, чего не должен был видеть никогда, такое снилось ему лишь в самых гнусных кошмарах. Он не видел их лиц и даже не полностью их тела, только руку Силии, которой она обхватывала дверной косяк, затем Силия показала свое удрученное и измученное лицо. Волосы ее были растрепаны, ленты выбились из прядей. По непристойным стонам, что издавала Силия было понятно, чем они занимаются.

— Ненавижу! — повторил Том, после чего она дернулась, наверное, не будь там стены в которую она упирается, то сразу же бы упала.

— Давай еще, — мнимо заулыбалась Силия, а затем протяжно застонала, сильно вздрогнув от резкой попытки себя расшевелить со стороны мистера Реддла. — Во мне ребенок так не толкался, как это делаешь ты, Том, — кажется все слезы этой особы были только наигранными, иначе как объяснить ее добровольные игры с собственным… Орион поморщился, позеленел, думая, что его сейчас стошнит прямо на эту лестницу, под пылкие стоны любителей инцеста. Позабыв обо всем мистер Блэк бежал сломя голову, ни разу не спотыкаясь с недружелюбного на вид крыльца, он не боялся, что оступится на склоне холма и упадет, разбивая нос. Нет, он всего лишь хотел сбежать. А еще плакать, потому что все знал, но продолжал подпитывать себя ложными надеждами, считал, что мисс Реддл вынуждена делать все эти гадости, но вынужден был тут только Орион, особенно — хранить эту противозаконную связь у себя в голове. Если бы они только знали насколько это рушит и губит привычный мир, будто бы вместе с этими извращениями уходит из мира все святое и прекрасное, оставляя лишь чернь и уныние от того, что ничего не изменить. Мистер Блэк хотел поделиться с Силией тем, что устроился в больницу Св. Мунго и теперь он медленно, но верно будет становиться врачом, но ей ведь даже не интересно как дела проходили в школе. Она не знала насколько тяжко ему дались эти годы обучения, он был полностью один, пришлось сильно потрудиться, чтобы не свихнуться под издевательствами кузенов, особенно после того, как он был лишен своего имени. Трудно было столкнуться с абсолютным наплевательством со стороны человека, к которому уже привык. А она даже писала через раз, все время одаривая отговорками. Если они всегда так поступали с людьми — то это чудовищно. Орион остановился, присел на камень возле леса, начиная утопать в собственных страданиях. Теперь ему некуда идти. Гриммо 12 стало как неродное, особенно теперь, когда Вальбурга и Альфард там расхаживают с гордым видом. Работа и успехи в школе стали для мистера Блэка единственной отдушиной, но у него умерла мама, так что теперь некому его поддерживать, ведь отец весь в себе после такой утраты. Орион встает со своего места, резко исчезая, представляя что-то расплывчатое и непонятное, но, кажется, он просто забыл куда пожелал перенестись. Все было как в тумане, особенно, когда Орион падает прямо на грязные лужи, сворачивая пару мусорных баков, оказавшись в каком-то тупике. На улице шел премерзкий дождь, вынуждая себя встать и идти, Блэк выбирается на узенькую улицу, зажатый однообразными безжизненными домами, бредет, пока не находит знакомую зеленую дверь. Не может вспомнить что это за место и почему оказался здесь. Стал стучать, но ему настойчиво никто не отвечал, тогда мистер Блэк уже отчаялся, думая, что сошел с ума, как все же дверь распахивается и он узрел того, кого много лет не видел, да и видел единожды в жизни, когда Силия привела его в дом к этой женщине. Она не изменилась была также стара и угрюма как раньше, ее лицо сморщилось от недовольства.

— Что тебе надо? — резко бросила она.

— Я врач, — говорит Орион, чувствуя, как весь вымок, — я вам помогу, Мариус.

***

Она просит не издеваться над маленьким Янушем, но это не значит, что ему обязательно нужно предоставлять комфортные и безопасные условия. Том отодвигает мутную белую тюль, наблюдая за тем, как его сын бегает вокруг дома, периодически останавливаясь, потупляя взгляд прямо на живущих внизу, делает это в точности как сам Том. Мистер Реддл думает, что это гадкий поступок, ведь Януш хочет подлизаться, доказать, что он такой же — часть семьи, но Том ненавидит своих родственников. Считает, что лучше бы всю жизнь жил с осознанием того, что его мать сдохла, ведь он несчастный забытый и недооцененный гений! Ему нравилось жалеть себя и оправдывать собственную жестокость, ведь он же сирота, которая не знала любви, все так и должно было оставаться! Хотел бы существовать и знать, что всего всегда добивался сам, а не с помощью игры Смерти, ведь это тогда обесценивает его как человека. «Я ничто?», — опускает глаза в пол, понимая, что того мальчишку за окном ждали и желали. А как тогда появился он на свет? Его тоже хотели? Том помнит себя маглом, он не был рад новости, что у него есть какой-то сын, которым, впоследствии, он же и оказался. Он собственный отец который ненавидел сам себя, получается, все это время Том мстил самому себе? Том знает, что вынуждает Силию быть с собой, что на самом деле он и ей не нужен. В глубине души и воспоминаний понимает, что совершает неприятные ей вещи, но ничего не может поделать, не зная, как окончательно ее сломать, дабы у его дочери не было даже собственного я. Признается, что хочет, чтобы она посвятила ему себя. Чтобы не было никакой Смерти, никакого Януша и других. Никого. Прямо как на зло печальным мыслям выглянуло слабое солнце, обдавая траву своим светом, местами деревья качались под натиском ветра, шум был слышен даже через стекло. Том касается стекла, проводя Януша взглядом. Слишком поздно что-то менять? Слишком поздно что-то делать? «Из нас двоих должен остаться только один», — опускает глаза в пол, понимая, что не готов жить, зная, что живет его сын. Он еще дитя, а значит — слишком велика вероятность на несчастный случай. Януш остановился, посмотрев в окно, за которым стоял Том, в руке мальчишка сжимал пару цветочков, он старательно их отыскивал и выбирал самые лучшие. Том усмехнулся, думая, что его сын безнадежный романтик, Том отходит от окна, выходя на крыльцо. Стал рассматривать своего младшего ребенка, не замечая, какой напряженной была у него самого поза: руки полезли в карманы брюк, глаза прищурились, губы тронула недобрая ужимка. Януш замер под пристальным взором, не отрываясь от Тома. Они были чужими, между ними пробегает холодок, прямо как нежное дуновение ветра в данную секунду разбило напряженную игру в переглядки. Мистер Реддл делает пару шагов вниз, полностью спускаясь к Янушу. Его мальчик любил синий, поэтому носил в основном только этот цвет. Прямо сейчас он был одет в ультрамариновый, который так любил. «Я бы предпочел, чтобы он носил фиолетовый», — считает, что лучше знает какие цвета подходят мальцу, не понимая, что фиолетовый это его цвет, но не его сына.

— Ты собираешь цветы для мамочки? — присел возле Януша Том. Рассматривает его миловидное личико и робкий взгляд. У него будут широкие плечи, но всяко поуже чем у его отца, — мистер Реддл просто не мог приписать Янушу хоть крупицу красоты. Видит в нем свои собственные черты, считая, что этот мальчик их нагло украл. Теперь Поттер ловко спрятался за уже родными чертами, видимо, думая, что так ему будет проще, но Том уже просчитал его жалкий план. Януш кивнул, давая согласие, показывая, что уже смог насобирать, побегав возле холма. — Нет-нет, это совсем не то, — разочаровывает и так грустного ребёнка. — Твоя мама мне сказала по секрету, что ей осточертели твои жалкие ромашки, никчёмные одуванчики и потоптанный клевер, — Том не мог удержать свою грубость, видя в своём сыне не только Гарри, но и соперника. Януш очень расстроился, его взгляд помрачнел, Том разбил в нем всю уверенность, разубеждая в том, что он нужен Силие. — Мама не ценит тебя, — пожимает плечами, а сам стал утешать почти роняющего слезы мальчика. Том коснулся его предплечья, разбиваемый о мимолетное чувство искренней любви к нему, думая, что это их с Силией сын. — Как можно ценить того, кто даже не разговаривает? — злостная издёвка вырывается наружу, окончательно подавляя Януша, он заплакал. Беззвучно, почти незаметно. Весь затрясся от напряжения, пытаясь себя сдержать. — Ты, к сожалению, ничтожен, — обнимает его, шепча на ухо, внушая. — Даже дети деревенщин лучше и умнее.

Януш стоял не двинувшись в сторону Тома, хотя тот уже плавал в блаженстве боли и отчаяния, понимая, что ломает собственного ребёнка. Это было очень приятно.

— Но я могу помочь тебе, — заглядывает ему в заплаканные глаза, подтирая с нежных щёчек слезинки. — Ты хочешь порадовать мамочку? — Януш закивал. — Отлично, я тоже люблю её радовать, правда, у меня выходит это куда глубже и приятнее, — говорит загадками. — Видишь кладбище? — указывает на огороженный участок земли, откуда вырастали холодные могильные плиты. Оно находилось чуть ниже холма, на кривоватой полуравнине. Кладбище было жутким еще потому что съезжало постепенно вниз одной стороной ограды, тащило могилы и памятники за собой, кривя и разъезжая и так неприятное зрелище. — Оно все усеяно люпинами. Могильные цветы. Цветок-сорняк, зато какие яркие и пестрые.

Эти цветы пожрали почти все кладбище, высокие поросли тянулись вверх, поглощая забытые могилы. Розовые, фиолетовые, синие и желтые, оттенки зависят от солнца, искажая настоящий цвет. Кладбище цвело.

— Трупы. На перегное земля всегда благодатнее, — стал рассматривать, как покачиваются бутоны на ветру. — Но это ещё не все, — оборачивает к себе Януша. — Спустишься по холму прямо в лес, увидишь тропинку за парой кустов, так вот, не сворачивай с неё. Чем дальше в лес, тем обширнее он цветёт. Жимолость. Тебе нужна она. Наберёшь пару веточек и пару люпинов. Будь разнообразнее, Поттер! — выходит из себя на последней фразе. — Я куплю тебе палочку, когда ещё немного подрастешь. Она будет как у меня, но я её у тебя отберу, — небрежно тянет его на себя, смотря прямо в глаза. Януш столь же недоверчиво пялился на Тома. — Ну все, Гарри, беги быстрее, — разжимает пальцы, выпуская ткань его рубашки.

— Я не Гарри! — грубо бросил он, тут же разворачиваясь и убегая, заставляя Тома ужаснуться. Он был уверен, что его сын не умеет говорить, слышать и вообще понимать. Том провожал взглядом стремительно удаляющуюся фигуру назойливого мальчишки. Вспомнил, что помимо мальчика, у него вообще-то есть девочка, которая все еще тяжко спит, не имея возможности отдохнуть, сколько бы она не продремала. Пробираясь бесшумно к ней в спальню, Том присаживается рядом, начиная разглядывать то, как она спит, касается ее волос, хочет одеть покороче, чтобы разглядывать. Берет ее за руку, смотря на чистые предплечья с внутренней стороны, избавляет шприц от колпачка, подносит иглу прямо к ее вене, думая, что так будет лучше, ведь он знает, что делает.

— Давай все вернем? Как прежде? Наверстаем? — смотрит в ее закрытые глаза, не боясь, что она их распахнет. Приближает острую иглу прямо к коже, начиная прокалывать медленно и слабо в том месте где виднелась синеватая жилка. Силия чувствует боль и начинает морщится, Том резко вводит ей янтарную по цвету жидкость внутривенно, резко выдергивая иглу. Делает укол следом себе, вышвыривая использованный шприц. Смотрит на Силию, видя, как она открывает медленно глаза, просыпаясь окончательно, он знал, что у нее столь же много личностей, их не могло не быть, ведь у них было так много жизней. Он сходил с ума от непонимания кто он на самом деле и выходил из себя, понимая, что он — всё. Каждая фраза — он, каждое действие, взгляд, помысел. — Сделай меня человеком, — не понимает, что заставляет его душу страдать даже сейчас. — Я словно застрял между двух этажей.

Силия смотрит на Тома, пока он продолжал делать свои вымученные откровения. Она резко встает, садясь рядом, смотрит куда-то в пол, Том не отрывает от нее глаз, зная, что Силию что-то мучает, пока та сама не повернулась к нему, говоря:

— Почему ты не сказал, что у тебя есть сын? — она была потеряна.

— Я не знал, — начинает напрягаться, не понимая, откуда она узнала.

— Ты врешь, — уставилась на него невероятно пристально. Том ощутил, как его сворачивает от чувства, что не давало покоя, касается ее плеча, трогает шею, откидывая волосы.

— Это все Меропа Мракс, она соблазнила меня. Поила своими зельями, заставила жениться на ней, но я даже не знал, что она там кого-то родила, да мне, в принципе, и все равно. Жуткая мадам, — ему стыдно это говорить, а особенно своей дочери. — Она занималась со мной сексом. Много раз. До тех пор пока не забеременела, — смотрит в любую точку, только бы не в лицо Силии, потому что испытывает смущение и неуверенность от сказанного.

— И как это было? — внезапно задает такой вопрос, заставляя Тома напрячься. Он вдруг резко задумался почему вообще завел весь этот разговор, который не должна слышать его дочь.

— Я был введен в заблуждение, думал, что люблю ее. Она шептала мне на змеином свои песни, гладила по голове. Я еще никогда никого так не боялся как ее, — берет Силию за руку, понимая, что пугается вновь, переживая это снова. — Ее лицо было жутко некрасивым, я осознавал, что делаю, в глубине души понимал всё, даже то, что она поит меня своими зельями, — на глазах у него выступили слезы.

— Папочка, только не плачь, — прижимает его плачущего к себе. Она испытывала забытые чувства, это была любовь и дежавю одновременно, еще ничто с такой уверенностью не стирало грани так, как это произошло сейчас. Силия помнит, как страдала в Хогвартсе, потому что брат преследовал ее везде, она никого так не хотела увидеть, как своего отца в те дни. — Мне снился странный сон, — говорит она; Том воспользовался своим разнеженным положением, укладываясь с Силией на кровать, смотря ей в лицо, не может объяснить почему так скучал, будто бы они не виделись много лет. Трогает ее колено, видя, что его дочь ничего не замечает, продолжает таращиться на нее, совершенно незаметно приближаясь.

— Какой сон? — смотрит на ее губы, медленно поднимаясь к глазам.

— Тебя убили, папа, прямо в соседней комнате, ты пал в шкафу, — серьезно говорит она.

— В каком шкафу? Покажи, — кладет ей руку на талию, прижимаясь ближе, делая вид, что обнимает, а в голове у него крутится, как бы Мэри и Томас ничего не заметили. Притерается к ней, прижимаясь щекой к груди, которая прощупывается сквозь тонкую рубашку. Но Силия прерывает его намерение залезть к ней в самое сокровенное место, хотя его рука уже потянулась. Его дочь всегда слишком сильно доверяет своему отцу и даже не понимает в его действиях скрытого подтекста, она вскочила с кровати, вцепляясь в пальцы Тома, начиная выводить из комнаты. Он наблюдает ее вырисовывающиеся формы из-под тонкой рубашки, считает, что слишком долго ждал. Силия ведет его в соседнюю комнату на втором этаже, это была когда-то спальня, но теперь, из-за ненадобности служит кладовой, в конце которой стоит большущий платяной шкаф. Том чувствует, как ее рука выскальзывает из его пальцев, Том тянется, чтобы ухватиться, но нить уже оборвалась и Силия подбегает к шкафу, отворяя его, видя, что там висит пара вещей. Внутри он пугающе пустой и огромный, в голове пронеслись странные ломящие воспоминания, Силия схватилась за голову, не понимая, что это за воспоминания или же фантазия. Оборачивается по сторонам. Светлое квадратное помещение все было уставлено коробками, стены нежно-бирюзовые, все в точности как в том сне. Но ведь этого не было, а значит не настоящее, сон, выдумка, страшилка, фантазия. Оборачивается, видя своего отца, начинает рассматривать, резко хмурится, понимая, что что-то все же не так.

— Твои волосы, — не может понять. — Почему они белые?

— Я поседел, — без запинки отвечает, делая к ней шаг навстречу, становясь ближе.

— Давно? — точно знает, что папа не был седым.

— За то время пока ты была в Хогвартсе. Я очень переживал за тебя, кажется, меня действительно убили… — призадумался, не понимая кто он и что несет. — Залезь в шкаф, — странно улыбается, — думаю, ты врешь, сама-то не поместишься в нем.

Силия делает шаг назад, затем оборачивается, заглядывая в самую глубь, боится этого шкафа, боится этого места, резко оборачивается, смотря в лицо своему отцу, думая, что он похож на его убийцу. Прогоняет странные мысли, пересиливая себя ступает на деревянную поверхность, которая сразу же скрипнула. Дерево внутри было светлое, тогда как снаружи очень темное; заходит внутрь, поворачиваясь лицом к отцу, который все еще непринужденно разглядывал помещение. Никто давно сюда не заходил.

— Подвинься, — говорит он, делая шаг.

— Я не хочу здесь находиться, — сильно испугалась быть закрытой в этом шкафу и вообще быть в этой комнате.

— Надо преодолевать свои страхи, — невозмутимо говорит Том, становясь рядом, — меня вообще здесь убили, — закрывает дверь, напуская темноту на замкнутое пространство. Он слышит, как Силия дышит, тяжело и часто, вытягивает руку, нащупывая ее плечо, опускается ниже, делая вид, что утешает. Тонкая щелочка света, падает между ними, но Том видел белое одеяние среди черноты душного помещения. Он прислушивается к каждому новому вздоху, чувствуя, как жаром обдает виски, поворачивается к Силие, которая смотрит в одну точку перед собой.

— Все, я ухожу, — бросает она, потянувшись к двери, желая отворить, но Том перехватывает ее порыв, полностью прерывая любые действия. — Пожалуйста, выпусти меня, — дрожит ее голос, особенно, когда она почувствовала, как к ней приближаются. Мистер Реддл думал, что Том прервал его тогда, ведь он так и не совершил задуманное, гадкий сын не дал свершиться запланированному.

— Только не плачь, — стискивает ее, поворачивая к боковой стенке шкафа, немедленно зажимает ей рукой рот, другой начиная домогаться, проскальзывая прямо между ее ног, чувствуя, как страшно его жертве. — Том-магл слишком долго вынашивал этот план, — рушит всю ее жизнь.

— Кто ты? — убирая его руку шепчет, боясь собственного голоса.

— Я — это он, — также тихо ей отвечает, поспешно расстегивая свои штаны, касается собственного отвердевшего желания. — Потрогай его, — отпускает ее. — Если бы я не любил тебя, то он бы не стоял, — улыбается в темноте, полностью скрывая свой оскал. Она начинает осторожно проводить по нему пальцем от самого конца, потом постепенно ведет по основанию, не видя, какое лицо у ее папаши.

— Какой он приятный, — завороженно продолжает трогать. — Просто безумно приятный, — гладит, слушая, как Том редко утомленно вздыхает. Ему нравилось знать, что она считает его приятным.

— Оно должно оказаться в тебе, — шокирует Силию, задирая ей рубашку, слыша, как она отрицательно заныла.

— Это невозможно! — сильно боится, начиная поворачиваться к дверцам шкафа, хочет вылезти.

— Тише-тише, — снова поворачивает ее к стене, — ты же не хочешь, чтобы тебя услышал твой братик? — спекулирует на ее страхе, нежно уговаривая поддаться, уже трется о ее горячую кожу.

— Мой брат здесь? — испугалась, не понимая: кто он.

— Да, он младше тебя, поэтому ты можешь напугать его и он будет плакать всю ночь, — продолжает давить, а вместе с этим раздвигает ее, пытаясь втиснуться. Силия издает сдавленный визг, начиная царапать деревянную стену. — Он как раз сейчас пошел искать тебе цветочки. Он просто прелесть, — трогает ее по животу, пробираясь выше, смыкая пальцы у нее на груди, сходит с ума от невозможности войти в ее дырку с первого раза. — Любимая. Я затрахаю тебя до смерти. Я люблю тебя. Я хочу быть похожим на тебя, — выдает ей все фразы сказанные им когда-то в разное время и в разных личностях. Она закричала от ужаса, подаваясь чуть вперед, упираясь щекой в холодную стенку, испытывая его страстное беспощадное нечто внутри.

— Кто ты?

— Я Том. Том Реддл.

Силия закрывает глаза, издавая в этом душном и темном замкнутом пространстве утомленный стон, тянет руку назад, нащупывая бедро Тома, стала гладить, приятную ткань, ей кажется, она чувствует тепло его кожи. Невероятная духота заставляет делать вдохи чаще, Силия расставляет ноги пошире, чувствуя дискомфорт, хочет, чтобы он соприкоснулся там со всеми внутренними стеночками и потерся о каждую, считая его штучку приятной, крышесносной и развратной. Руки вспотели, на лбу выступила испарина, у Силии нет сил, чтобы выдавить из себя стон.

— Мне душно, — стала падать на согнутые колени, ощущая, как просто тает в происходящем, он опускается с ней. Она тянется рукой, отворяя дверь, как тут же в тесноту пробирается прохладный спасительный воздух. Силия начинает приходить в себя, думая, что Том трахается как собака, все его повадки были именно такими же низкими, гнусными, а движения поспешными и импульсивными. У нее болят колени от твердой поверхности и постоянной невозможности сменить позу. Вырывается, начиная уползать, прерывая его. Выползает наружу, переворачивается на спину, приподнимается на локтях, тянет ногу в сторону Тома, видя его из шкафа, он хватается за нее, выползая следом, при этом мнимо улыбаясь. У него влажные волосы, хватает его за ворот, начиная тянуть на себя. — Ты меня чем-то опоил, — смотрит в затуманенный взгляд.

— Ты когда-нибудь замечала, насколько сильно боишься этой комнаты после того дня? — ложится на нее сверху, наконец-то всунувшись снова, его лицо выдало сладкую гримасу облегчения. — С самого детства ты не зашла сюда ни разу. Ты говорила, что в этом шкафу сидит покойник. Я все никак не мог доказать тебе что это не так. Даже не помня прошлого — ты все знала, — целует ее во влажные губы, вцепляясь в бедро, делая последние рваные движения в ней, болезненно простонав Силие прямо губы, резко остановился, не зная насколько беззаботным стало его лицо, когда он наконец-то кончил.

— Где мой сын? — она резко опомнилась, пытаясь выбраться из-под Тома.

— Ты всегда думаешь только о нем. Сколько бы я не делал для тебя, ты все равно замечаешь лишь его, — он был зол, а в конечном счете заплакал, роняя ей на лицо крупные слезы, что тут же побежали по ее щекам.

— Это не так, — Силия пришла в ужас. — Ты не понимаешь, он просто мой ребенок.

— Ты любишь его.

— Это другая любовь, — гладит его по щеке, все еще будучи под ним.

Ему было не доказать и не показать это, он знал, что пока не наступит то самое время — Силия не поймет. Этот ребенок появился на свет только с одной целью: отобрать, и он это обязательно сделает.

Януш видел, как папа часто выходит посмотреть с холма в самый низ, прямо на то, как бытуют и спешат люди, абсолютно небеспечные стареющие жители, не лишенные скуки. Все понимать было так тяжко для столь юного ума, он знал, что чувствует его отец и совсем не мог понять мать, — ему что-то мешало. Но как бы мистер Реддл не молчал, Януш уверен, что взгляд отца притягивает именно кладбище, он постоянно смотрел на него с тоской, надо быть очень непроницательным, чтобы не понять сразу, что папа высматривает там то, — чего нет, поэтому либо тоскует, либо боится, что там что-то появится. Ни мама, ни тем более папа не говорили ему о смерти, и о том, что люди порой просто исчезают, их закапывают глубоко в земле, из которой потом растут люпины, которые его руки аккуратно срывают. Темно-синие, он желает набрать именно их, мама никогда не пускает с холма, она, конечно, не запирает насильно дома, но все время что-то недоговаривает. На кладбище было пару людей, они пришли и долго стояли у могилы. Януш не понимал кто эти люди и кто похоронен здесь, наверное, это — все жители деревни. Мальчишку замечает сторож кладбища, провожая взглядом от самого холма. Люди в низине не знают, каково живется людям на холме и кто эти странные Реддлы, что с ними не так и что в них особенного. Мама периодически плачет, потому что не получает писем от Мэри и Томаса, отец хотел снять и сжечь их портреты, но Силия запретила это делать, желая, чтобы все оставалось в неприкосновенности.

Януш остановился у первой попавшейся могилы, а затем резко огляделся, думая, что уже когда-то был здесь раньше, а может ему это приснилось, и это вовсе не так? — странное ощущение пронизывало его. Неспеша он побрел дальше, рассматривая надписи на могильных камнях, но ведь он никого никогда не терял. Он остановился позади людей, которые плакали над каменной плитой, это были мужчина и женщина. Мужчина утешал женщину, без особых усилий Януш понимает, что они оплакивают ребенка. Не знает почему это все видит, даже не столько видит, сколько знает, будто некоторые вещи настолько элементарны, что не нужно даже напрягаться для того, чтобы просто понять как устроен мир. Януш делает еще пару шагов к этим людям, наблюдая лишь серое надгробие и выгравированные слова.

— Ты потерялся? — обернулась к нему плачущая женщина. Он сразу понял, что она безумно любит детей и хочет еще, но по какой-то причине, пока не понятной Янушу, не может их завести. Папа с мамой никогда особо не скрывали свои странные отношения. Порой она сидит в гостиной и смотрит на то, как он играет одну и ту же песню. Мелодия грустная, но очень красивая. Мама думает, что Том учит своего сына игре на пианино, но на самом деле постоянно бьет его по рукам волшебной палочкой, после чего остаются сильные кровоподтеки, что исчезают спустя пару минут. Мистер Реддл пришел в недоумение, когда впервые это увидел, затем он повторил свое издевательство, прямо пока Силия этого не видит. Он всегда делал свои гадости именно за спиной, зная, что Януш не будет жаловаться, как говорил Том: «Ты же не хочешь, чтобы твоя мама плакала? Утешать ее все равно буду я, так что только дай мне повод, маленькая свинья». После этих слов Януш подходил к зеркалу, не понимая почему отец сказал ему что он свинья, ведь это совершенно не так. Незнакомка берет Януша за руку, тогда как он подходит к могиле их дочери кладя свежесорванные люпины, чем заставил женщину только больше разрыдаться. Он подумал, что лучше сначала сходить за ягодами, а на обратной дороге вернуться за цветами, ведь те завянут пока он будет ходить в лес, а эта девочка и ее родители больше нуждаются в этих цветах. Женщина присела около Януша и крепко обняла его, прямо как это делала его мама, только от незнакомки был абсолютно другой запах, другое все, рядом с ней не чувствовалось мучительных дурманящих ноток. Он так и остался стоять, не понимая, что от него требуется, однако, теплые слезы легли ему на щеку и шею, и это было неприятно. Чужая жидкость отвращала, но когда плакала его мама этого не было, Януш хотел, чтобы она плакала на него, но мистер Блэк прервал приятное воссоединение. Блэк смутил ее своим присутствием, а ведь он ни раз клал ей руку на колени, причем делая это умышленно и специально, вел медленно вверх, мама была не против, когда он гладил ее. Януш помнит, как поцеловал ей колено, у неё там был маленький синяк, не смог устоять, чтобы не поцеловать ещё раз. Рука легла на её второе колено, с силой надавив, раздвинул Силие ноги, чувствуя её немое возмущение. Тогда Том опять меланхолично смотрел пейзаж с холма, при этом записывая что-то в чёрную тетрадь — папа всегда это делает. Пальцы Силии коснулись руки её сына, она пыталась встать с кресла. Но Януш был пленён, он целовал её внутреннюю часть бедра, углубляясь только быстрее. Её запах и вид сводил с ума, вскружил голову, одурманил. Он смотрел на то, какая она там, но все же обзор закрывали чёрные трусики, поэтому пришлось фантазировать, но самым ярким было прикосновение к ней. Силия просила его остановиться, но она не понимает: как это сложно, он, ничего не говоря, просто коснулся губами, стал целовать, обещая, что больше не будет этого делать и никогда хотеть. Это стыдно, но именно то, чего хотелось. Хотелось её. Она ему нравится, продолжал целовать даже через ткань, думая, что так даже не считается. «Только не прерывай, умоляю. Только не разрываю эту связь», — целовал все сильнее, а язык сдержать становилось все труднее. Руки гладили ей ноги. Знал, что это будет их тайной, уверен, что это не повторится, поэтому стал только обильнее присасываться. Силия уже настойчиво отрывала его от себя, после чего он вскочил и убежал, испытывая зов в штанах. Заперевшись, Януш впервые дотронулся до этого места с таким желанием, будто все его существо плакало и звало. Прикрывает глаза, вспоминая этот вкус и запах, сильно стискивает свой склизкий, почти растекшийся в непонятной сопливой жидкости член. Не знает так ли у всех как у него, однако у Тома совсем другой, — Януш видел. Не продержался и секунды, резко испытав дрожь от наслаждения, понимая, что его отпустило. Вся рука была в угольно-чёрной жиже, прямо как и кожа в том месте. Но в тот раз Силия не дала этого сделать, а еще этого не дает сделать мистер Реддл, он всегда похищает маму, даже не разрешает спать вместе с ней, потому что всегда сам приходит. Янушу больно и неприятно, но он верит, что когда-нибудь его страдания прекратятся, постоянная тоска спадет и ему удастся получить внимание мамы. Такое ощущение, что он ее теряет, чем взрослее становится, тем больше вынужден отдалиться, потому что мистер Реддл убеждает его в том, что Силия так хочет. Том лишает мальчика мамы, делает это умышленно и с особым зверством, показывает ему неприятные сцены с ее участием. Но Януш слишком терпелив, чтобы ябедничать, тем более Силия будет подавлена если узнает, что ее муж это делает. Незнакомый мужчина взял Януша за руку.

— Спасибо. Она погибла, когда ей был год, — на этих словах тот сам заплакал, его жена отцепилась от Януша, начиная обнимать уже своего мужа. Еле ощутимый треск, этот мужчина наступил на ледяную корку и она треснула, но ведь сейчас лето, откуда взялся лед? Януш стал смотреть по сторонам, думая, что это Том злится, но его нигде не оказалось, а люди продолжали все больше впадать в уныние, похожее больше на помешательство. Януш продолжал смотреть на них, и чем больше он смотрел, тем сильнее эти люди бледнели, но он не понимал, что происходит. Сосредоточенность на незнакомцах была просто невероятной, их лица позеленели, а небо затянули тучи и посыпался мелкий снег. Но так и неразобравшись, что внезапно произошло, — Януш решается уйти, вспоминая, что ему надо успеть набрать жимолости, пока все не занесло снегом. И чем дальше он шел, тем сильнее трава замерзала, тогда он остановился, думая, что не понимает: как это выходит. Оборачивается назад, видя, как незнакомцы потеряли сознание. Не в силах принести свои извинения, он просто решается идти дальше, отдаляясь все больше, выходя на покатую дорожку, Януш замечает, как всё приходит в обычное состояние, однако ветер все еще холодный. Спускаясь на оживленную площадь Литтл-Хэнглтона, он знает, что на него кто-то смотрит, стал напряженно искать преследователя, замечает одну высокую фигуру полностью в черном, лица было не видно, оно скрывалось под складками капюшона. Он пристально смотрел на нее, видит блеклую тонкую руку с невероятно длинными пальцами, она касается старика, тот оборачивается и его лицо искажает лютый ужас, старик замирает, а затем валится в толпу горожан. Люди кружились вокруг старика, начали кричать и звать на помощь, послышались вопли и слезы. Януш понял, что увидел гибель человека, того посетила сама Смерть. Некоторые вещи происходят сами собой, например такие как гибель, но когда сама Смерть приходит тебя забрать, значит — это для чего-то было нужно. Януш знает, что маму забирала лично Смерть, на ней остался невидимый никому более отпечаток. Это нельзя объяснить или научиться видеть, это просто чувствуется, помеченных Смертью очень мало. Януш не видел никого более кроме своей матери и отца. Толпа накрыла тело мужчины белой простыней и его поспешно унесли с главной площади. Чья-то рука ложится на плечо, и Януш это чувствует, резко оборачивается, видя высокую и черную фигуру, ту самую, которая только что совершила убийство. Она опустилась к нему, но кроме белых рук и черных когтей он не видел ничего, а затем невероятное прикосновение. Она присосалась к нему, положила свои страшные руки ему на лицо, только больше углубляя проникновение в его рот. Януш не издает ни звука, он много раз видел, как папа целует маму, поэтому у него это не вызвало отрицательных эмоций. Собственная тоска и разбитость исчезла, он понял, что стал ближе к обычному человеку, потому что его наполнило тепло, а также желание говорить. Смерть рассеялась, хотя он так и не увидел ее лица, давая Янушу только возможность гадать, насколько это было правдой. С большим рвением он пустился по узкой, спрятанной кустами тропинке, что вела в еще большую низину, прямо в лес. Каменистая дорога и высокие сосны, Януш ощущал себя Красной шапочкой, Силия читала ему эту сказку, хотя он просил Мохнатое сердце колдуна, тем более эта сказка любимая у мистера Реддла, но мама отказала Янушу, говоря, что она жестокая, а ее сын не должен быть таким как колдун из сказки. Но гнусный Том уже успел рассказать сыну о том, что — вырежет его маме сердце, прямо как в той сказке, если он не прекратит ее доставать, после чего Януш закрылся в комнате и стал чертить кубы, как бы выстраивая для злобного Тома тюрьму с вечными коридорами, из которых тот никогда не выберется.

Перед глазами пестрил настоящий лес, в котором Януш никогда не был, потому что мама не разрешала там гулять. Оказалось, высокие деревья, в основном сосны и ели, осыпали свои иглы, перегнивали и желтели, туда же, на этот ковер падали и шишки. Они были вытянутые и гладкие, а также круглые и растопыренные, Януш подбирает их, думая, что видел такие только в книгах. Он вообще ничего не видел, даже собачий лай слышал только с улицы, в жизни не прикасаясь ни к одному животному. У него есть только мама и папа, а также их воспоминания и портреты Реддлов, по которым до сих пор страдает Силия, а еще Орион Блэк, который был всего два раза. В последний раз это было странно и очень давно, настолько давно, что Януш даже не знает сколько времени прошло. Не понимает дни и зачем они называются по разному, а еще зачем нужны месяца, не проще ли сделать их только четыре? Прямо как времен года, Януш считал это более логичным. Он согласен, что каждый день месяца надо нумеровать, но зачем придумывать им названия? Не проще ли говорить: «Сегодня двадцатый день зимы»? Потоки сознания накрывают его с головой сильнее чем раньше, потому что он получает впечатления от прогулки по кривой тропе, разглядывает все вокруг, видит подозрительный поворот. Срывается с места и бежит, достигнув поворота — резко останавливается, видя какую-то избу или дом, просто было трудно определить, ведь это не дома как в Литтл-Хэнглтон. Какой-то большой и неприметный сарай, весь «от и до» сколоченный из дерева, небольшой забор с дырами. Живая изгородь была как раз из кустов жимолости. Януш подбегает к ней, начиная отрывать синюю каплеобразную ягодку, пробует, чувствует горчинку, однако сразу после — приятная кислинка. Хотел начать отрывать самые богатые на ягоды веточки, как его вдруг отвлек скрипящий звук открывающейся двери, Януш выглядывает из-за кустов, наблюдая, как на порог вышел какой-то парень. У него были темные длинные волосы, странные черты лица: черные маленькие глазки, что разъехались в разные стороны. Януш и этот незнакомец смотрели друг на друга ничего не говоря. Мальчик напротив был одет в грязную вытянувшуюся рубаху, оборванные штаны с дырками и полностью босой.

— Кто ты такой? — резко бросил неизвестный.

— А ты? — подходит к изгороди Януш, разглядывая неухоженный двор.

— Ты меня понимаешь? — попытался поднять глаза на пришедшего оборванец.

— Понимаю, — удивился такому вопросу юный мистер Реддл, начиная снова рвать ягоды.

— Я Морфин Мракс, — крикнул мальчишка, что был намного старше, но трудно было определить его возраст, так как он выглядел откровенно плохо. — Ты из деревни?

— Я из дома на холме. Меня зовут Януш, — тянет руку через ограду, рассматривая, как дичится Мракс. — Ее надо пожать, — помогает понять, зачем он это делает.

— Зачем? — неподдельно удивился.

— Ну это значит, что мы с тобой знакомы, так все взрослые делают и все воспитанные люди.

— Хочешь сказать, я невоспитанный? — обозлился Мракс.

— Наверное, — все еще тянет к нему руку. Морфин постоял пару минут, но все же, чертыхнувшись, дал ответное рукопожатие.

— Ты сын мистера Реддла, — Морфин смотрит куда-то в разные стороны. — Мы с отцом его знаем.

— Откуда? — Януш не верит его словам.

— Однажды он приходил к нам, спрашивал про мою сестру, которая умерла еще в детстве. Мы с отцом тогда не поняли, что ему надо, еще после этого пропал фамильный медальон.

— Мой папа вор, — бесстрастно признается Януш.

— Мой тоже, — улыбнулся Мракс и показал свою редкую и кривозубую улыбку. Морфин открыл калитку и впустил Януша к себе на участок. Тот сразу же стал уверенно идти, они приблизились к дому, хозяин распахнул дверь и Януш почувствовал спертый смрад, это были стухшие продукты, алкоголь и табак, вперемешку с зельями и пряностями. Но сделав вид, что ничего не замечает, Януш тактично двинулся вперед. Внутри необыкновенно грязно, много хлама, посуды, груды мусора навалены прямо посреди халупы. Большое помещение совмещало и гостиную и кухню, тогда как маленький коридорчик уводил вдаль, деля на две комнаты. Тут было много ветхих книг, они служили подставками под миски и плошки.

— Ты один здесь живешь? — продолжает рассматривать страшные хоромы.

— С отцом, но он пошел грабить маглов, — глупо рассмеялся Морфин. — Я тоже граблю их, но у нас с папой одна палочка на двоих, поэтому… — Януш на этих словах обернулся, не понимая, почему у отца и сына должны быть одинаковые палочки, ведь Том сказал нечто похожее.

— Почему? — прервал его бессмысленный треп.

— Ну просто нам не выбраться в лавку за нормальной палкой, потому что в школе я не учился, — почесал затылок Морфин. — Мой прапрадедушка пытался изготавливать палочки самостоятельно, ему удалось сделать две. Одна себе, другая жене, потом они перешли к их детям, пока одну не отобрали Мракоборцы. Псы поганые! — выругался, рухнув на диван, Мракс взял открытую бутыль, из которой пахло ну просто омерзительно и начал отхлебывать. — Осталась только одна и она у папы. Можно попытаться сделать самим, но отец говорит, что я туповат, — снова рассмеялся.

— Почему твой отец так говорит? — Януш подходит к Мраксу ближе, рассматривая его огромный картошкой нос.

— Потому что я говорю только на парселтанге, — снова делает глоток. — Твой отец оказался одним из немногих, кто тоже говорит на этом языке, наверное поэтому мой отец не смог отомстить мистеру Реддлу, тот сказал, что он истинный наследник Слизерина.

— Кто такой Слизерин? — Януш стал понимать, что многого в мире не знает.

— Слизерин — величайший темный маг, в честь него назван факультет в школе магии, а еще он Тайную комнату построил, которую открывал твой отец. Мистер Реддл угрожал палочкой Слизерина, мой отец был поражен одним видом этого изделия.

— Что за язык парселтанг? — Януш понял, что родные люди держали от него в секрете его собственное происхождение.

— Тот, на котором мы с тобой тарахтим! — рассмеялся Морфин. — У тебя отменное чувство юмора, парень.

— Но я не знаю такого языка, — пытается мыслить рационально. — Я был уверен, что говорю на английском.

Януш в скором времени покинул странную лачугу Мраксов, вытерпев странные покушения на собственное спокойствие, ведь Морфин оказался очень одинок в своей индивидуальности, поэтому собеседников у него крайне мало. Пообещав, что придет как-нибудь потом, Януш вырывается из нестриженных лап оборванца, прильнув к кустам жимолости, отломав самые сочные веточки, побежал прямиком в Литтл-Хэнглтон. Прохожие странно посматривали, словно увидели призрак, наверное все дело в том, что он не такой загорелый как остальные, а все из-за того что ни мама, ни папа никогда не выходят в солнечную погоду, да и вообще они слишком помешаны на себе для этого.

Том слышит, как кто-то взбирается по ступенькам крыльца, его разбивает разочарование, когда он видит Януша, что целым и невредимым вернулся прямиком из леса, а ведь он надеялся, что Мраксы людоеды, наверное Януш слишком тощий, поэтому они его отпустили. А ведь Том украл медальон Слизерина, они должны были просто разорвать в клочья этого мальчишку, но нет, он стоит целый и невредимый, только немного взбудораженный, в руках у него люпины и жимолость. Том понял, что Януш хочет подкупить свою мамочку, а если Силия узнает, что Януш на самом деле не сидел в гостиной все это время или был далеко от поместья, то она точно уйдет с мерзким отпрыском.

— Что это ты притащил? — поморщился Том, выхватывая у Януша цветы и ягоды. — Какого черта? — не может сдержать своей злости. Мальчишка попытался выхватить свои растения, но мистер Реддл был слишком высок. — Твоя мама в ванной, у нее сложный день, и знаешь почему? — посмотрел на него с осуждением. — Все из-за тебя, ты слишком долго отсутствовал, она разочарована, — улыбается. — И вообще, — смотрит в глаза напряженного сына, — ей не нужно все то, что ты приносишь. Не приноси больше никогда, — видит отчаяние в глазах Януша, что только больше радует. — Инсендио, — обращает взор на свою руку и люпины с веточками жимолости резко загорелись. Огонь стал пожирать листочки, ягоды и красивые цветы, Януш заплакал, особенно сильно когда Том бросил все принесенное в камин.

— Сила любви тебя не спасет, просто потому что тебя никто не любит, — Том абсолютно бесстрастно смотрит на рыдающего мальчишку, медленно садится на диван, наблюдая за тем, как увядают в огне остатки красоты, а сам весь трепещет изнутри от радости. Том достает волшебную палочку, направляя ее на Януша, даже не смотря в его сторону. — Это моя палочка. Моя родная с пером феникса, — медленно поворачивает к ребенку лицо. — Спи спокойно, сынок, — улыбается, смотря в его красное личико, слыша только всхлипы горечи. — Авада кедавра! — поморщилось лицо Тома. Яркая зеленая вспышка вырывается, и не успел Януш опомниться, как пал замертво. Мистер Реддл не смог не улыбнуться столь победному и быстрому триумфу, а Силие скажет, что таким его уже принесли к ним на крыльцо. Снова подставить Морфина или Марволо — ничего не стоит. А свою палочку Том сожжет в Адском пламени, дабы никакие Мракоборцы не вычислили последнее заклятье Волан-де-Морта. От раздумий отвлекает рядом донесшийся всхлип, Том посмотрел на пол, прямо туда где лежал его сын, он снова дышал и продолжал плакать. Лицо мистера Реддла вытянулось от удивления и возмущения, он ведь собственными глазами видел, как мальчишка сдох, он же самолично его убил. Том вскакивает со своего места, направляет палочку на Януша, думая, что произошедшее из ряда вон выходит.

— Авада кедавра! — без сожаления убивает своего ребенка, и тот перестал шевелиться окончательно. Подходит к его телу, прижимает пальцы к горлу, пытаясь нащупать пульс. Януш еще теплый, его глаза открыты, полны слез и боли, но внутри него не бьет ключ жизни, — его сердце остановилось. Не веря своим ощущениям, Том стал проверять руки, но и там тишина, а это значит, что — можно ликовать, но как тогда объяснить то, что было секунду назад? Расслабившись, мистер Реддл понимает, что мальчишка теперь точно мертв, бесповоротно и окончательно. С облегчением выдыхает, как вдруг слышит резкий вдох, видит, как Януш воскрес, а это значит, что и в первый раз Том не промахнулся и не сошел с ума.

— Мне больно, — говорит с досадой он, поворачиваясь к Тому, присаживаясь на пол, а Том трусливо отползает в страхе. Том снова направил на него палочку, хотел и на этот раз выстрелить, но, разуверившись в этой палочке — швыряет ее в огонь, предполагая, что она имеет связь с Поттером, поэтому его нельзя убить. Палочка треснула и умерла подобно выброшенным цветам и Янушу пару — минут назад. Но Том не останавливался, он хитро ухмыльнулся, вынимая палочку Слизерина, думая, что уж эта-то точно с Гарри Поттером никак не связана.

— Авада кедавра! — поспешно бросает смертельное заклятье, которое находит свою цель моментально, укладывая ее в вечный сон. Януш снова упал на пол обездвиженный. Ни один мускул не дрогнул на его убитом лице, он был потерян для мира живых, убит и предан собственным отцом, который без зазрения совести отправлял его душу на съедение. Том все еще приходил в себя от увиденного, Януш точно Гарри Поттер, только он выжил после Авада кедавры. Наверное Смерть дала этому Гарри больше защиты чем раньше, поэтому он воскрес, хотя и тогда он выжил, даже после смертоносного луча Бузинной палочки, хотя Волан-де-Морт так и не понял почему Поттер не умер. Наверное Смерть дала Тому ту палочку, которой нельзя убить именно этого мерзкого Гарри, но мистер Реддл не дурак, он опробует все, что есть. Януш замер, он не двигался, не подавал признаков жизни или воскрешения, но Том все еще переживал увиденное, было страшно осознать тот факт, что этот ребенок словно божество восставал каждый раз.

— Мама, — Том услышал шепот убитого, пристально смотря, он заметил, как вздымается грудь Януша, снова. Он опять выжил!

— Мерзопакостный… — встает с места безумно разъяренный, стал приближаться, схватил его за грудки. — Я не привык бить людей собственными руками, — бесстрастно говорит Том, — но ты, сынок, вынуждаешь меня, — резко и с размаху ударил его прямо в лицо. Януш упал на пол, схватившись за челюсть, чувствуя, как несказанно ему больно. Он тихо плакал, стараясь даже не всхлипывать, вдруг это только больше разозлит отца. Послышались шаги.

— Ты что делаешь? — расплакалась Силия, подбегая к своему ребёнку, падая на пол возле него, прижимая к груди, сильно сопереживая. Кажется, она ненавидит Тома, даже не смотрит на него, она утешает своё дитя, что пострадало просто так. Силия и сама боится Тома, он становился все более агрессивным. Она первым делом спустилась вниз, как только почувствовала неладное, ее волосы были влажные, обнаженное тело прикрывал шелковый, персикового цвета халат.

— Ты любишь его, — с разочарованием произносит Том, падая на пол рядом с ними, начиная хватать Силию за руки, хочет, чтобы она отпустила мальчишку. — Он Гарри Поттер! — бесится Том, отпихивая Януша, тот ударился и заплакал только больше.

— Том, прошу тебя, не надо, — трогает его, пытаясь вразумить, но он был безумен. Он повалил её на пол, заламывая руки, снимает с себя ремень, домогаясь до Силии прямо при своём сыне. — Сынок, прошу тебя, уйди, — смотрит на него Силия, ощущая грубые касания. Она смотрит на то, как Януш скрылся в дверях другой комнаты. Целует Тома, пока тот развязывает её лёгкое шелковое одеяние. Он грубо и бесцеремонно насиловал Силию, обмотав ее своим ремнем, она зажмурилась, исходя постоянно на болезненный крик. Когда он делал это, его отпускала тонкая невидимая тугая петля, давая свободу мысли. Признаётся ей в любви, сгорая от нелепой ревности. Она обнимает Тома, прижимаясь своей щекой к его, слушая неровные вздохи своего насильника. Он был похож на бешеную псину, ей было невыносимо жалко Тома. Плотный кожаный пояс обнимает столь сильно, — Силия чувствует его на своих плечах и груди. Он больно впивается, пока Том не прекращает тянуть. Она не издаёт ни звука, смотря в лицо своего безумного мужа, считая, что он совращает не только её, а их всех. Приходя постепенно в себя, Том видит, что делает больно, стаскивает ремень, обращая внимание на красные следы, что остались на коже у его жены, прямо на нежной груди. Искушенно стал целовать, а затем зализывать горячие потертости. Силия осознаёт, что никого и никогда не любила настолько сильно как любила мистера Реддла.

— Папочка, — роняет слезу, целуя в приоткрытые губы. Когда он услышал её жалкий голос, то незамедлительно кончил в неё, вцепляясь ревностными объятиями, уткнулся ей в шею, изнывая от сочувствия к ней, повторяя утомительно: «Я люблю тебя». Тому казалось Силия этого не знает или не слышит, поэтому он повторил это ещё много раз.