Сколько бы не вглядывался в пустынную темноту, хоть глаза и привыкли, а казалось, что это совершенно другая комната, вещи в ней совершенно незнакомые и чужие. Нет, темноты боятся только маленькие дети, но все же, в глубинах черных теней, кажется, что-то затерялось и не переставая наблюдает. Спать было просто невозможно. Там за окном целая деревня людей, но Януш знал, что вся жизнь его только в этом доме, на этом холме, и его семья как отдельное государство, у которого свои законы, тайны и наказания. Они непонятны, с каждым днем ждешь от них все больший подвох, разочаровываешься, но что бы не произошло, Януш хочет верить своей маме, хочет верить в нее, готов просить прощение каждую секунду, все еще сгорая от стыда, ведь он видел тогда ее разочарованное и побледневшее лицо. Отец точно бы бросил в него то-самое-заклятье, не будь там Смерти, для которой каждый выпад — игра, каждый лишний шаг — повод для развлечения. Она убийца, более жестокая и хладнокровная, просто потому что не имеет граней, для нее нет «нельзя», ей все можно, и появляясь на пороге реддловского дома все ранние правила резко перестают работать. Она их упразднила. Януш теперь точно знал, что Том боится Смерти, и, видимо, небеспричинно.

Смотрит на темное стекло, по которому бегут кривые дорожки дождя, они бесшумно приземляются на прозрачную гладь, медленно опускаясь вниз, пока полностью не скрываются с глаз. Входная дверь пугающе скрипнула, но Януш не стал поворачиваться, продолжил смотреть в окно, делая вид, что он спит. Послышались шаги, они стихли, как только гость сел рядом. Это была мама. Януш ни с чем не спутает ее запах, дыхание и прикосновения. Силия стала гладить его голое предплечье. Он не видел ее, она была за спиной, но с ней становилось спокойнее, и, вроде бы, бессонница начала отступать и скоро он сможет забыться во снах. На мгновение прикрывает глаза, тело застывает неподвижно, а еще он слышит чей-то голос. Крик, это женщина кричала.

«Приготовь нам завтрак», — слышит в свою сторону выпад, Януш, возмущенный стал оборачиваться, встречаясь взглядом с высокой тощей блондинкой, она оказалась совершенно непривлекательной. Необъятный толстый мужик сидел за столом и листал газету, попивая кофе. «Ну что ты встал? Приготовь нам завтрак!», — повторила эта самая женщина. Януш хотел сказать, что не будет этого делать, как за спиной раздался голос: «Да, тетя Петуния». Немедленно оборачиваясь на вялый и вздыхающий тон, Януш видит мальчишку, который вполовину ниже его. Заглядывает в необычные глаза маленького незнакомца, рассматривая как он выглядит. Круглые очки, непослушные волосы и зеленые глаза, незнакомый ранее ребенок выглядел необычно, как и вся обстановка в доме. Януш стал замечать, как в этом доме непривычно: много света, какие-то оригинальные и своеобразные вещи, — форма, размеры и предназначение которых были совершенно другими. Все это вызывает желание понаблюдать. Януш встал рядом с этим мальчиком и начал следить за тем, что он делает, тот, оказывается, умел готовить самостоятельно, а в реддловском доме этим навыком обладает лишь Силия, и то она этого не делала. «Давай быстрее, Гарри. Дадли пора в школу, а Вернону на работу!», — подгоняет его мерзкая женщина. Януш был возмущен, думал, что сейчас этот Гарри скажет им что-то против, а тот только вздохнул, выдавив: «Да, тетя Петуния».

«Поттер опять у плиты?», — громко возмутился вошедший мальчик, что был возраста Гарри, только раза в три больше, — «В прошлый раз его стряпня заставила меня просиживать в туалете часы». Януш знает, что его тут никто не видит, но все же он не понимал Гарри и почему тот так себя ведет — не может ничего сказать.

— Почему ты это делаешь? — спрашивает его Януш, но Поттер продолжил разбивать яйца на раскаленную сковородку. — Перестань, они этого не заслуживают, — пытается ему помешать, но у него ничего не выходит. — Ты всегда делаешь то, что тебе говорят? — продолжает обращаться к нему. Внезапно Гарри остановился и посмотрел прямо в ту сторону, где стоял Януш, которого словно током прошибло в этот момент, а особенно, от понимания, что его заметили.

— Почему ты ничего не делаешь? — нахмурился Гарри и Януш понял — Поттер обращался именно к нему. В секунду когда мальчишка это сказал, Реддлу стало дурно, он хватается о тумбочку, но не может ничего с собой поделать, чувствуя сильнейшее головокружение, ноги не слушаются и он падает на пол, сворачивая перед этим всё, что лежало на столешнице, всё это время Гарри смотрел прямо на него. — Ты же всё знаешь, — слышит он голос, не понимая чей он, его или того мальчика. — Ты знаешь и всё равно ничего не делаешь.

Януш закрывает глаза, полностью теряя связь с произошедшим, резко распахивает веки, чувствуя прикосновения к своему плечу, это все еще была мама.

— Я убью своего отца! — слышит, какой злобный голос стал у Силии. — Сегодня, — Януш мгновенно забыл обо всем, что пережил, думая о сказанном ею. — Я ненавижу его. Ненавижу и люблю. Ненавижу, когда он подавляет меня и издевается. Но люблю, когда он трахает меня! Хотя ненавижу и это. Знаешь, как это бывает? Это не укладывается в голове. Ему нравится, когда я шлепаю его и говорю, что он плохой мальчик. Он нализывает меня там. Водит своим языком туда-сюда, туда-сюда. Это сводит с ума. Однажды он кончил, когда делал это, я его даже за член не трогала, — она поцеловала сына в плечо. — Я возьму пистолет и пристрелю его! — страстно шипит ему на ухо. — Вышибу Тому мозги! Хочу посмотреть, как они будут стекать по стене или стеклу. Может тогда я пойму его? Пойму моего дорого Тома.

Януш не двинулся с места, даже не моргнул ни разу, пока она говорила с ним, но он не мог и представить, что будет, если отец убьет мать, а ведь он, как был уверен юный Реддл, — без зазрения совести расправится с ней. Терять Силию не хотелось, это был самый сильный страх, ведь Януш даже не смог сказать ей о своих чувствах, показать свою привязанность и подарить цветы. Он очень хотел подарить ей букет красивых цветов, но на глазах наворачивались слезы, когда он представлял, как любимая мамуля проигрывает в схватке с Томом. Силия собиралась уйти, как он внезапно хватает ее за руку, не желая отпускать. Сильно боится за происходящее. Ведь у нее не будет возможности встать после смертельного заклятья или удушья. Она не Смерть, она не Том и даже не ее сын. Самая слабая и ранимая, а тот кто слабже — всегда страдает больше.

— Не надо сегодня! — пытается остановить ее, смотря на беспорядочные капли на стекле. — Завтра! Сделай это завтра, — уверен, что придумает до этого времени, как расправиться с Томом. Силия вновь поцеловала его в плечо, погладив по груди, после чего Януш не сдержал томный стон, чувствуя, как у него встал на нее.

— Где болит, дорогой? — спрашивает его столь тихо, шепчет на ухо, Януш придаётся фантазиям только больше, особенно, когда тёплое дыхание касается его кожи. — Покажи, — Силия прижимается к нему со спины, одной рукой обнимая за торс, а другой теребя ему волосы. Януш берет руку Силии и ведёт по своей тяжело вздымающейся груди, ловя эти моменты, считая их драгоценными. Осмеливается двинуться ниже. Белая простынь, которой он был укрыт — не давала прикосновениям быть настоящими, — так думал Януш, а это значит, что ничего плохо и дурного они не совершают. Силия дышит на него, он не осмеливается повернуться к ней, смотря как капли дождя стекают по стеклу. Старается оттянуть момент сладкой встречи её руки и влюблённого в неё его члена. Закрывает глаза, уверяя себя в том, что ему можно, ведь он страдает. Её пальцы были совсем близко, Януш остановился, не может пересилить себя, просто уважает маму больше чем собственные страсти. Он расстроился, потому что трепещущее чувство, схожее с мимолетной щекоткой было именно на том месте, где остались пальцы Силии. Она прижалась к нему ещё плотнее, Януш ощутил упругость её груди, а затем неожиданное прикосновение прямо в том месте. Не смог удержать умилительных стонов удовольствия. Касалась и гладила, гладила, гладила. Столь мягко и нежно, её пальцы любили его.

— У тебя нет мошонки, — шепчет, находясь так близко. — Один только пенис. Это так пугало меня в своё время. Но ты красивый и там тоже, — целует его около шеи, не зная, насколько сильно смущала. Он кладёт свою руку поверх её, стал касаться не своей рукой себя там более требовательно и быстро. Но Силия прерывает всё блаженство, просто уходя, не давая ему кончить, чем невероятно сильно его подкосила.

Том не спал, особенно, когда его жена зашла в темную комнату, он, не скрывая своего интереса, повернулся к ней, она кажется хотела начать оправдываться.

— Я просто… — присаживается Силия на кровать, укрываясь.

— Ничего не говори, — берет ее Том за руку, притягиваясь ближе, и начиная обнимать. — Усни, — шепчет ей, после чего она обмякла в его руках.

Том медленно пробирается по коридору приближаясь к спальне Януша. Тьма стояла непроглядная, чем ближе подходил, тем громче становились страдальческие полустоны-полукрики его сына, который, между прочим, должен спать. Том ненавидит это недоразумение и хочет избавить их с Силией от паршивца. Бесполезный и ненужный сын, мистер Реддл хотел голову ему отрубить, но эта тварь была дементором, поэтому Том хотел победить это создание обычным патронусом, уверенный, что нет преград для его вызова.

Яркий свет Люмоса освещает путь. Приоткрыв дверь спальни собственного сына, Том слышит, как Януша корчит в экстазе, ненавидит его ещё сильнее, Том бесцеремонно врывается к нему в комнату. Януш лежал на своей кровати. Страшный чёрный силуэт примостился у его ног, какое-то нечто делало ему минет. Тому смешно, он думает, что Силия бы не оценила поведение своего любимого мальчика. Направляя яркий свет в их сторону, Том замечает, как чёрная фигура, отрывается от Януша, белые длинные руки схватили его за член; его сын весь истошно воет, им видимо плевать, что за ними наблюдают. Неизвестный откинул свой чёрный, скрывающий лицо капюшон, Том узрел Смерть. Она была невероятно пугающа в своём нечеловеческом облике, словно восставший труп. Она размыкает яркие фиолетовые губы, у неё виднеются острые клыки, длинный язык высунулся из её пасти, он был тоже фиолетовый. Она облизывает Януша. Впервые Тому стало жалко своего сына. Смерть склонилась над его нечеловеческим достоинством, с любовью и вожделением отсасывая этот пупырчатый чёрный морской огурец. Смерть огромная, но на этот раз она меньше прежнего, наверное, чтобы ее младшему ребенку было удобнее. Она соблазняет дементора-оборотня, он еле дышит, затем приподнимается, срывает с неё мантию, а под ней она тощенькая и длинная. Она встаёт на колени, поворачиваясь к нему спиной. Януш немедленно вторгся в неё, после чего Смерть издаёт страстный загробный вой. Он трахал её не на жизнь, а на смерть, пока не начал терять свой человеческий облик. Он расплылся в чёрное пятно, продолжая иметь бледную Смерть, когда его фигура обрела черты, то Том узрел дементора. Они трогали друг друга, в прикосновениях их тел стирались грани, они смешивались как краска, превращаясь в мглистый чёрный туман, который судорожно охал и шипел. Том был под ужаснейшим впечатлением от увиденного, если теперь Смерть трахается с Янушем, а они все еще здесь, значит, — это для чего-то нужно. Том хотел, чтобы Януша забрала к себе Смерть и больше никогда не показывала, но нет, он все еще здесь, а это значит… Что Том разуверился в происходящем, ощущая, как тонет в собственных страхах еще и от того, что не понимает: что происходит. Смерть опасна, ее планы невероятны и не поддаются рациональному мышлению, ей что-то нужно. Им что-то нужно. Том боится собственного дома, хочет убежать с Силией далеко и надолго, где их не достанет Смерть, но разве это возможно? Он в ее мире.

— Любовь моя, — обнимает спящую Силию, покачиваясь с ней как с маленьким ребёнком, — я был прав. Смерть никогда ничего не делает просто так. Она хочет от меня избавиться, потому и на смену мне пришёл этот гибрид, — он прижимает губы к ее лбу, не зная, как унять чувство тревоги. — В любой момент он может высосать мою душу. Он как постоянный надзор, я даже не волен разломать свою душу снова. Януш найдёт её или остановит меня раньше, чем я успею, что-то сделать. Я больше не нужен, — погружается в депрессивные домыслы, — Смерть желает меня убрать. И тогда у них останешься ты. Моя милая Силия, они заставят тебя родить множество таких как Януш. Они не любят тебя, они опасны. Что ты без меня? Я видел, как Смерть трахалась с твоим сыном. Это сговор. Я переживаю за нас. Пытался освободить ещё тогда, когда ребёнок был совсем мал, но он… Не давай ему себя целовать, никогда и никогда, — пробирается рукой между её ног, — не давай ему войти в себя, — любит трогать ей прелести, стал успокаиваться, раскрывая и поглаживая. — Хочу умереть с тобой, — целует Силию в лоб.

***

Что был не готов допустить Януш — так это потерю своей непознанной и драгоценной мамы. Смерть напевала ему приятный мотив прямо на ухо, укладывая в сон, после которого он ничего не помнил, она дотронулась до его холодного лба и он увидел Лондон. Магловский Лондон. Улицы, бесконечно расхаживающие жители, они пугали своим видом — настолько сильно они отличались от тех, которые живут в Литтл-Хэнглтон. Януш оборачивается и видит название улицы — Чаринг-Кросс-роуд, но его тянет не туда, хотя он и полностью один. Смерть, пугливая Смерть, неизвестно что задумавшая, она ведет его к какому-то заведению, открывает дверь и полностью исчезает, перед этим поманив к себе. Януш делает шаг, после чего резко открывает глаза, видя, что за окном раннее утро, резко встает, начиная доставать свою одежду. Видел, как были одеты жители в Лондоне, хочет выглядеть прилично и элегантно, подражая тем богатым мужчинам, которых повстречал на улице. Выходит из своей комнаты, зная, что родители еще спят, и он впервые совершит выход в город самостоятельно. Рука скользит по гладкому и холодному перилу, он улыбается, думая о том, что свергнет злостного тирана. Высосет его душу и избавит себя и свою мать от Тома Реддла, они наконец-то вздохнут спокойно. Мама сможет покинуть это место. Януш хочет узнать, куда бы хотела отправиться Силия, зная, что на самом деле Литтл-Хэнглтон не предел ее мечтаний. Уверен, что его маме будет лучше, если они уйдут и навсегда сотрут об отце воспоминания. Его больше не будет. Их будет только двое. Он и она. И никто больше никогда не отнимет ее у него и больше никогда Том не заставит ее ронять слезы. Януш все больше улыбался, понимая, что время что-то делать пришло. Открывает входную дверь, останавливаясь и сразу же щурясь от яркого утреннего света, глаза заболели и наполнились слезами. Не переставая улыбаться и гордиться своей бесстрастностью, закрывает дверь в поместье очень и очень тихо, не желая разбудить подозрительного во всем Тома. Януш видит, как маленькое здание в самом конце кладбища притягивает людей. Они стекаются в такую рань, чтобы что-то там сделать? Не понимает устроя церкви и что из себя представляет вера, но отмечает про себя, что как только с Томом будет покончено, то первым делом он сходит туда и поставит за него свечку. Он уже обдумывал, как расправится с отцом, для начала нужно забрать Силию, а ее пропажу Том легко заметит. В голове был сумбур из обрывков идей и мыслей. И все-то они были верными и казались беспроигрышными. Смерть говорит: он — дементор, но ему так и не удалось до конца понять, что это такое, кроме того, что хочется душ, а когда хочется, тогда появляется желание целовать. Но Януш еще никогда не поддавался ему, но, кажется, сейчас это необходимо больше всего.

Спускаясь по холму вниз, Януш сворачивает прямо на кладбище, видя много людей, они заходили и выходили из того здания. Были, как казалось, все. Много детей, взрослых и стариков. Но кого из них можно взять? Он думал о них как о вещах, абсолютно не замечая этого. Его загадочную фигуру заметили несколько человек и стали показывать пальцем, тогда мистер Реддл испугался и пошел дальше вниз, полностью настигая деревню, скрываясь за высокими постройками. Улицы были мокрыми от ночного дождя, повсюду лужи, и влажная мостовая сияла и сверкала на солнце. Януш слышит звук чьих-то шагов, который его пугает, поднимая глаза перед собой, он видит, как какая-то девушка идет ему навстречу, наверное, она направляется на кладбище. Януш шел вперед, не думая ни о чем плохом, она смотрела на него еще издалека. Расстояние между ними уменьшалось с каждым шагом и вот-вот они сравняются, чтобы навсегда расстаться. Он смотрел на нее, смотрел и видел, как она улыбается ему, она ниже его ростом, в каких-то длинных пышных юбках. Совершенно ненакрашенная в отличие от его мамы. Она была не вычурна и невызывающа, даже мимика у нее мягкая и теплая, казалось, — как солнце в этот день. Януш сравнивал всех женщин, которых видел только с Силией, даже Смерть он сравнивал с ней, а не наоборот. Но Смерть была так далека от его мамы: она хитра, бесчувственна, отдается только порывам и невероятно схожа с Томом, также груба и бесцеремонна. Он даже не всегда помнил, как так происходило, что она забиралась к нему в кровать посреди кромешной тьмы, как это произошло этой ночью. Она появилась из ниоткуда и стала совращать, давить на то, что и так болит, уверяла, что так надо, что она любит его. Смерть всем это говорит, с кем трахается. Наверное эта милая и чистая девушка, что была совсем близко ни разу не помышляла о тех гадостях, которыми занимались все члены его семьи. И, наверное, если и помышляла, то прямо сейчас она шла раскаяться, чтобы вновь стать чистой и непорочной. Силия казалась невинной каждый раз, сколько бы ее не имел Том или сколько бы на нее не выплескивал свою страсть Януш, она все такая же. Ее хочется, ее любишь просто от самого факта — что это она. И вот эта неизвестная девушка потупила взор и расстроилась, потому что красивый мальчик прошел мимо нее, наверное, она на что-то надеялась. Януш остановился, когда та пошла дальше, всего какой-то сиюминутный порыв, неприличный и ужасный. Януш хватает девушку за руку и не успела она даже удивиться, как он целует ее в бледные сухие губы. Она бьет его и пытается высвободиться, ровно также как и от грехов. Но чем больше Януш присасывался к ней, тем сильнее были его чувства, они расцветали подобно весенним бутонам, серая жизнь приобретала краски, их было больше шести, снег таял и белое превращалось в цветуще-зеленое. А еще мнимая власть, вкус которой он ассоциировал только со своим отцом. Дышится легче, проще и говорить хочется больше. Его жертва уже перестала сопротивляться, что было неожиданно и приятно. Это именно то, чего так хочется. Этого не даст Смерть или секс, магия, богатство. Он долго присасывался к ней, не зная, как почернели его губы, в какой-то момент Януш даже ослеп, а когда снова прозрел, то увидел перед собой обездоленную жертву, которую он так бесчестно лишил жизни в такой солнечный день. Он не понимал, что произошло, почему все так. Почему ее глаза пусты и полны страха? Его стало переполнять чувство жалости и самобичевание накрыло с головой. Януш начал извиняться перед ней, смотря в ее неморгающий взор, стал плакать, думая, что он монстр, что совершенно не знает, как это контролировать и возможно ли это? Она умерла. Он съел ее. Положив ее прямо на холодной мостовой, он побрел дальше, растворяясь в черном столбе дыма.

Надпись на табличке гласила: «Дырявый котел», а улица в точности как во сне, Януш подумал, что уже точно был здесь раньше, но просто не помнит этого. Открывает дверь, полумрачная обстановка бросилась в глаза прямо ярким пятном, но попривыкнув, он стал рассматривать необычный и какой-то средневековый вид этого помещения. Трогает шершавые деревянные колонны, осматривает столики, за которыми сидели мужчины и женщины. Остроконечные шляпы и мантии, мантии, мантии. Януш думает, что они выглядят странно, но он и не подумал, что странным для них выглядит он: мальчик который трогает колонну и ходит по всему помещению рассматривая свечи в люстре. «Том!», — слышит Януш внезапно, сильно перепугавшись он оборачивается на всех, ища среди присутствующих своего отца, но не находит. Хотя Том Реддл слишком брезглив для того, чтобы заходить в подобные места, — так думал его сын, оценивая отцовский образ целиком.

Видит, как какая-то пара выходит в нужную дверь и скрывается прямо там, Януш бежит за ними, заставая момент, как женщина стучит волшебной палочкой по камням глухой стены перед собой, прямо в узком тупике, где кроме мусорной кучи нет ничего. А во сне Смерть проходила через стену. Кирпичи на глазах расступились, после чего волшебники зашли на оживленную улицу, Януш последовал за ними. Он думал: все эти люди решат, будто он магл, а доказать что это не так — не сможет. Совершенно не знает, как контролировать свои возможности, боится, что если потеряется в личине дементора, то волшебники сделают ему больно. Что он против всех этих магов? Их так невероятно много. А вдруг они будут охотиться за ним, если узнают, что он человек? Посадят в тюрьму за то, что он совершил с девушкой, которая, если верить словам Смерти, умерла от асфиксии. «Они умирают страшной смертью, сынок. Ты лишаешь их возможности вздохнуть, ведь дыхание это сила. Дыхание их жизни — требование души», — Смерть в ту ночь коварно улыбнулась, говоря, что не может делать также как дементоры, почему и завидует им. Она целовала его, желая хоть немножко позадыхаться от его губ. Смерть одним прикосновением вызывает у человека остановку сердца, полностью забирая не прожитые годы и душевную силу. Она считала это неинтересным, издержками власти, тогда как дементор мог подарить свой поцелуй, ввергнув в мучительную смерть. Ее заводили эти разговоры, после чего она взяла в рот его стоящий член и муторно облизывала, на тот момент Януш уже был слеп, поэтому и не видел наблюдавшего за этим Тома.

Волшебники и волшебницы расступались, показывая, что впереди еще куча интересных лавочек и магазинчиков. Все названия были странными, но Януш впервые здесь и не мог перестать рассматривать не только людей, но и вывески. Он никогда еще не был в таком месте, ведь кроме своего дома он редко что видит, благо, он не страдает от боязни открытых пространств или людей. Януш думал, что Том боится общества и боится внешнего мира, с ним что-то произошло, его сын пока не понимает что, да и не хочет. Знает только, что их с мамой запер мистер Реддл старший, он губит прекрасную маму. Януш не мог это терпеть, презирал Тома всем нутром, одновременно готов был его простить, просто если тот оставит их в покое с Силией и навсегда исчезнет. Неужели это такая непосильная задача для него?

Погуляв еще немного вдоль домиков, дойдя до самого банка Гринготтс и обратно, а так еще раза три, Януш все же находит то самое место, куда ему нужно. Зелья Дж. Пиппина, отворяя дверь укромного, но интересного места, юный Реддл увидел кучу скляночек с разными жидкостями. Они мерцали и переливались, подразделялись на категории, начиная от любовных, заканчивая зельем удачи. Януш берет один флакончик Феликс Фелицис, желая испробовать как-нибудь на себе, подходит к девочкам, которые считали свои монеты, наскребая на Амортенцию. Любовное зелье притягивало глаз даже простого человека, видимо всякий, кто исходил от мук любви, был во власти искусственной, потому что искушение слишком высоко. Но Януш ужаснулся, представив, что кто-то поит другого этим, это надо быть невероятно жестоким, ведь привораживающий делает другого безвольный, практически бездушным. А оно так и влекло, но Януш не знал, как называется то, что ему нужно.

— Извините, — обратился он к пожилому мужчине, который расставлял склянки на полки. — Мне нужна помощь.

— Обращайтесь, юный господин, только знайте: дурман мы не продаем, — смерил его недобрым взглядом продавец.

— Я не за этим пришел.

— Тогда говорите смело, а то приходят тут ко мне старшекурсники и выпрашивают продать им дурман, настойки опия и даже рецепты. Я вот все никак не могу дать им понять, что это опасная практика, что нельзя употреблять наркотики, — он был очень встревожен, но расставлял каждую колбочку, они разных цветов и форм, на свое место и с предельной любовью. — Я, наверное, пойду жаловаться в Министерство, потому что мне не нужны проблемы с Мракоборцами. А то как не юнец, так только о дурманах и спрашивает.

— Говорят, это раскрывает потенциал? — поддерживает собеседника Януш.

— Оно выпускает всё дерьмо наружу — это и только это истина. Никогда это не пей, мальчик. Никогда, — пригрозил ему пальцем. — Что ты ищешь у меня?

— Мне нужно то, что превратит меня в другого человека, — наконец-то дождался разрешения поговорить о нужном.

— Это оборотное зелье. Они есть разные. Точнее по времени рассчитаны. В моем ассортименте есть перевертыши на пятнадцать минут, полчаса, час, полтора, два и так далее, до сорока восьми часов действия.

— И все это время я буду другим человеком? — не верит в свое счастье Януш.

— Конечно. Они готовые, нужно только добавить частицу другого человека: волос, ноготь или что-то еще того, в кого желаешь перевоплотиться.

— И я правда-правда буду другим человеком? Любым?

— Да-да, любым.

— Даже если это женщина?

— Да.

— Ребенок?

— Да, — с иронией осмотрел он Реддла.

— Годовалый ребенок?

— Да, — смеется продавец.

— Старушка? — а Януш продолжал, заметно улыбаясь.

— Да.

— Мертвая старушка?

— О нет, в мертвых обращаться нельзя. Человек должен быть обязательно живым. Ты повторяешь его во многом, смотря еще какая связь между людьми, точнее временным оборотнем и оригинальным человеком. Голос, кстати не меняет — это единственное. Может быть, когда-нибудь мне удастся настоять такое зелье, которое изменит даже голос. Но это мечты-мечты. Еще нельзя обращаться в животное. Много нюансов.

— А что будет, если обернуться в мертвого человека?

— Превратишься в его труп, вот и все. Если он сгнил — также сгниешь и более никогда не вернешься к жизни. Оборачиваться покойником — верная гибель.

На улицах Литтл-Хэнглтона было оживленно и людно, Януш смотрел по сторонам, думая о том, что совершил до ухода из деревни, что же случилось с той девушкой на самом деле? Может быть ему показалось, что она умерла, а на самом деле жива? Но когда Януш увидел среди жителей города своего отца, разговаривающего прямо на Центральной площади, которого окружили местные и рассматривали как нечто интересное, то сложилось ощущение, что Том уже в курсе всего произошедшего. Горстка цветов лежала прямо на том месте, где была оставлена несчастная девушка, после чего Януш застыл, задерживая дыхание, с силой зажмуриваясь, он прислонился к стене рядом стоящего дома, понимая, что все же сделал то, чего так не хотел. Как теперь ему жить дальше? Он так сильно хотел бы иметь возможность не убивать никого, но тогда желание испить чужую жизнь появляется само собой. Личность меняется, голос пропадает и только мысли о поцелуе с кем-то. Он уставился на то, как пожилая женщина срезает красивые цветы, она улыбается, она довольна. Затем медленно, будто время приостанавливается, побрела к стоящему на крыльце шкафчику, открыла его и достала стеклянную вазу, поставила в нее цветы и ушла. Януш стал задумываться: зачем она это сделала? Она ведь срезала их, оторвала от жизни, теперь они обязаны красиво умирать, постепенно увядая. Он ощутил себя намного ближе к обычному человеку, разбирая каждый людской поступок, понимая, что они такие во всем.

— Понравился вкус Сары? — внезапно Том задает странный вопрос, после чего Януш обернулся, видя, как рядом с ним стоит отец и также высматривает цветы на соседнем участке. — Не знал, что ты любитель евреев, — сложил он руки на груди. — Надо убрать всю эту военную литературу, а то старый гад Томас увлекался одно время историей.

— Это не то, что ты думаешь, — стал отнекиваться, — я даже не знал. Я не вычислял и не собирался преследовать кого-то из-за того что он еврей!

— Сначала старик Цилигман, теперь его внучка Сара, — он издевался над ним только больше, Януш видел как смешно Тому.

— Любовь моя, твой сын — фашист! — влетел в особняк Том радостный и счастливый, берет Силию за руку, затем долго смотрит.

— Это неправда! — злится Януш.

— Он убивает евреев в нашем маленьком городке, — а он все продолжал. Силия не сказала ему ни слова, а лишь немедленно ушла, после чего мистер Реддл был глубоко ранен ее поступком. — Так говорят сами жители, — начал оправдываться Том.

Януш проследил за матерью, видя, как она поднимается по лестнице, вот-вот и полностью скроется. Ничего не говоря, ровно также как и Силия, ее сын знал и нервничал по поводу сказанного и обещанного той ночью. Это не выходило из головы. Больше всего Януш сейчас переживал за то, что Том спросит, куда он ходил и наткнется на купленные зелья, но нет, отец был помешан на себе. Скорее всего, Том решил, что Януш вовсю совершал нападки на сельчан, чего никогда не было и не будет. Став свидетелем того, как Том плачет, Януш быстро взбирается наверх по лестнице, боясь, что Силия вместо отца пристрелит себя. На втором этаже пусто, заглянув в каждую комнату, где могла быть мама, Януш стал переживать за ее отсутствие. Наконец он услышал шорох в отдаленной комнате, где, по рассказам мамы был кабинет Томаса Реддла. После того как Януш услышал ползучий звук, он все понял и испуганно побежал, заглядывая осторожно в комнату дедушки, видя, как его мама действительно держит пистолет. В какой-то момент она его просто рассматривает. Он чувствует, как тяготится его любимая мать. Как только Силия поднимает глаза перед собой, она только нежно ахнула от испуга.

— Т-с-с, — прижимает указательный палец к губам ее сын, заходя в кабинет, плотно закрывая дверь. Она продолжала ничего не говорить ему, даже когда видела, как он приближается к ней. Он просто подошел и аккуратно вытащил оружие у нее из рук. Она ненавидела их обоих. Ненавидела, потому что считала, что они ее душат. Януш обнимает Силию, теряясь в нежности к этой прекрасной молодой женщине, закрывает глаза, балдея от ее всхлипов разочарования и искренних слез. Ничего не может с собой поделать, любит ее, но знает, что она не любит его. Януш считал, что Силия не любит никого из них. Она хотела бы стереть себе память и жить обычной жизнью, а это, как раз то, что невозможно ни с Томом, ни с ее сыном, ни в этом доме. Силия ускользает из его рук, после чего холод пустоты и обидное одиночество, но ему просто нравится за ней наблюдать. Вот сейчас она подходит к большому зеркалу и смотрит на себя, смотрит только на себя, затем на свои руки, опуская ресницы. Она все еще тяжело дышит. Она верит и не верит Тому одновременно. Она думает и одновременно отрицает все сказанное им. Она осуждает и винит себя в том, что происходит с ее семьей. Януш достает свой блистательно-белый носовой платок, рассматривая ажурные края, мысленно извиняется перед Силией, убеждая, что так нужно. Медленно, чтобы не спугнуть, приближается к своей матери, смотря на то, как ее взгляд переместился теперь на него. Она игнорирует каждого из них. Обещает ей, что все будет быстро, настолько, что Силия даже не поймет, что произошло. Подходит к ней со спины, все еще смотря на нее, а затем резко закрывает ей дыхательные пути, прижимая носовой платок столь сильно и крепко, что, кажется, Силие больно. Она вцепляется ему в руки, пытаясь освободиться, Януш смотрит в отражении на то, что делает, думая: это не он. Это другой человек, а затем начал себя оправдывать, убеждая, будто он знает, что делать. Она очень быстро теряет сознание на его руках, он аж обомлел, когда понял, что совершил. Гладит по волосам, не переставая говорить, как он влюблен в нее, хочет поцеловать, прямо сейчас, когда она так беззащитна и с ней можно сделать все, что хочется. Но не хочется делать это так. Вкалывает ей Напиток Живой Смерти, наблюдая за тем, как его мама засыпает мертвым сном. Стал ронять на нее свои горькие слезы, боясь, что никогда не сможет ее разбудить. Берет на руки, приятно ощущая ее вес, и прячет на темном чердаке, где доски смазаны углем и отчего черные-черные. На чердаке хранится самый разный хлам, Том никогда в жизни сюда не забирался, поэтому и на этот раз вряд ли заберется. Януш спускается вниз, берет лист бумаги и начинает наспех писать свои последние слова. Переживает и волнуется, прячет в ящик Томаса зелье удачи, понимая, что оно понадобится на самый крайний случай. Бросает листок с написанным в своей комнате, спускается вниз, понимая, что Том пропал. Его нигде нет, но выглянув в окно, Януш видит своего отца, который как обычно смотрит в низину грузным и оскорбленным взглядом. Время близилось уже к вечеру. Януш заметил, как Том повернулся к нему, увидя, что тот за ним наблюдает, губы Тома расплылись в необъяснимо-непривычной улыбке. Януш молниеносно убежал наверх, миновал три этажа, взбираясь на чердак, где лежала его мама. Рассматривает Силию, у нее на щеке лежит одинокая ресничка, он осторожно снимает ее с лица, и бросает во флакончик с зельем. Спускается вниз, начиная быстро на ходу выпивать. На вкус оно напоминает духи его мамы, было не совсем приятно, но и не ужасно. Януш сбегает вниз, поспешно раздеваясь прямо на бегу, забегает в ванную, тяжело дышит, словно в груди что-то сковывает. У него отрасли длинные волосы, лицо стало более мягкое и женственное, с каждой секундой он терял себя только больше. Забирается в душ, поливаясь теплой водой, трогает себя за обнаженную грудь, ему нравилось это делать, потому что всегда хотелось, хочет потрогать маму внизу. Но вместо этого всегда и во всем был этот гадкий Том. Януш прячет свою одежду под ванну, входя обнаженным в комнату Силии, в отражении видит не себя, а ее. Рассматривает и не может сдержать удовольствия лицезреть это. Открывает все ящики с одеждой, поспешно надевает на себя мамины вещи, не имея возможности порассматривать свое, а точнее ее тело в зеркале. В Литтл-Хэнглтоне предательски стало быстро темнеть, наверное, все дело в тучах, которые напустили пасмурность столь быстро, отрезая солнцу и закату путь в эти леса.

Ему нравится натягивать на ее ноги чулки, Януш представляет, что это он одевает Силию, начал ей подражать, так ему становилось легче. Надевает ее черные, как он считал — самые красивые, лакированные туфли на тонком каблуке. Выбирает прямое белое платье с длинным рукавом, потому что никогда раньше не видел его на Силие. Делает все настолько впопыхах и второпях, что сердце от страха и волнения готово выскочить наружу, особенно, когда Януш слышит шаги своего отца. Незамедлительно смотрит в окно, надеясь, что ему мерещится, но Тома там не оказалось. Януш падает на пол, как только дверь в комнату отворяется и он видит Тома, все самые ужасные мысли стали крутиться в голове. Не может сдержать свой ошеломленный и напуганный взгляд. Том проходит в комнату, неспеша, а на лице у него достаточно пугающее и беспечное выражение, он улыбался, даже кривился от лукавства, в котором пребывал. Януш подумал, что папа все знает. Том останавливается и протягивает ему руку, все мысли исчезают, потому что его выпад выбивает настороженного оборотня из колеи. Хватается в его пальцы, Том с силой тянет на себя, помогая встать. Януш не знает, что сказала бы Силия в этот момент, но решается просто промолчать. Быть рядом с ним в ее образе просто жутко и страшно, чувствуется полная незащищенность и ведо́мость.

— Я тебя накрашу, — говорит Том, усаживая к себе лицом.

— Зачем? — не понимает Януш, не зная, всегда ли папа красит маму.

— Ты не умеешь, — улыбнулся он. Что заставляет насторожиться. — Вернее, мне нравится это делать, — берет кисть со стола и черный флакончик. Взболтнув его пару раз — открывает. Януш все еще был напряжен и не доверял Тому, боясь, что это что-то опасное, но если он будет так себя вести и дальше, то мистер Реддл старший точно его раскроет.

— Закрой глаза, — просит Том, а это однозначно не сулит ничего хорошего, ведь так жертва становится беззащитной. Но дабы не вызывать подозрений, Януш все же прикрывает веки, а самого всего трясет от ужаса, потому что он ничего не видит, а потом холодное прикосновение прямо у роста ресниц, затем еще одно и еще. — У тебя очень выразительные глаза, — говорит Том. — Они совершенно не похожи на мои или на глаза Смерти.

— К чему ты… — чувствует во всем подвох.

— Молчи, — дотрагивается до губ. — Это мешает. И вообще не разговаривай.

Это было так страшно, словно он все знает, эта мысль засела в голове и давила-давила-давила, было просто невыносимо высиживать вот так, даже не зная, что он делает. Когда Том закончил и разрешил открыть глаза, то он был доволен, видимо тем, что нарисовал на глазах, затем он не отстал, продолжая мучить. В ход пошла щеточка, которой он водил по ресницам, затем другой по бровям, Януш боялся, что Том засадит ее прямо ему в глаз.

— Скажи что любишь меня, — вдруг заговорил снова.

Януш был не готов к такому, он вообще думал все будет просто. Он был уверен, что между отцом и матерью нет никаких любовных отношений, а секс это только чтобы его позлить, а на самом деле Силия ведь не любит Тома? Не любит? Закончив красить верхние ресницы, он подкрашивает нижние, приближаясь, как кажется, неприлично близко.

— Ты для меня самая красивая, — трогает еще чуть влажные волосы.

— Почему? — не верит в слова отца.

— Потому что ты моя, — он был так искренен с Силией, если так происходило всегда, то, наверное, неудивительно что она все еще с ним. Правда, Том казался каким-то жалким что ли, потерянным, хотя, возможно, это просто влюбленность. Януш думал о том, что никогда не говорил Силие подобное и не собирался, он даже не разглядывал ее с обожанием, он просто любил ее и все. Отец заставляет пересмотреть свое отношение. А вдруг Том все врет? Прямо сейчас он уставился и смотрит, а затем берет еще какие-то непонятные тюбики и коробочки, Януш уже даже не понимает для чего ему все это. Считает маму и так красивой, без всех этих штук, однако, это делает ее другой, не такой как девочка из деревни.

— Ты помнишь, как нам было хорошо вместе? — Том плавал в своих розовых мечтах, тонул и забывался. — Тогда, в Америке, когда я был твоим сыном. Не было никакой Смерти, никакого поганого ребенка, — Януша резануло такое нелестное отзывательство о себе, все же Том его отец, а складывалось ощущение — что приемный. — Я говорил, что хочу быть с тобой на острове Лонг-Айленд, на золотом берегу Ист-Ривер. Нам было лучше без них, — смотрит прямо в глаза, а затем лезет своей рукой по ноге, — хочет трогать под юбкой, Януш знает — папа будет приставать.

— Я люблю тебя! — резко восклицает, заставляя Тома прекратить. Том положил все штучки обратно на стол. Когда он был сзади, прямо за спиной, Януш был в ужасе, думая, что ему придется это терпеть, а пистолет остался в кабинете Томаса. Том вернулся с помадой в руке, медленно выдвинул ее, не сводя глаз с красящего грифеля. Януш во всем видел сексуальный подтекст, всё, что бы не брал в свои руки Реддл старший — это превращалось им в страстную игрушку, которую он так сильно, кажется, желал. Это только бесит. Януш уже представляет, как возьмет пистолет и всадит пулю в лоб своему отцу, а тот так и продолжал совращать помаду, рассматривая ее. У нее красивый грязно-розовый нежный цвет, Том стал красить Силие губы, совершенно не зная кто перед ним. Том улыбался блаженно и опасно, доводя до сильного беспокойства. Януш не мог отделаться от мыслей, что его план сорван и теперь папа не даст себя убить, а убьет его маму, потому что подумает, что та соучастница! А Смерть отправит его охранять Азкабан, лишая возможности быть собой хотя бы иногда.

— Я пошутил, — говорит Том, убирая помаду, вставая в полный рост, поворачивая Януша к зеркалу, а сам встал за спиной. Берет в руку расческу и начинает расчесывать мягкие, еще совсем капельку влажные волосы Силии. — Я о твоем сыне, — избавляет от нужды задать глупый вопрос. — Просто в деревне с маленьким промежутком времени умирает уже не один еврей. Я увидел Януша сегодня в деревне, ты бы видела его лицо. Это лицо человека, который точно что-то замышляет. Ну я и поиздевался над ним, а он был вне себя от услышанного. Так развопился, кажется, ему было очень жаль ту девочку.

Что бы сказала Силия? Януш знал, что надо говорить с Томом, вот только не представлялось понятным о чем именно, да так, чтобы не раскрыть себя. Он очень тонул и терялся в своих жутких мыслях, каждый раз готовый разрыдаться от страха рядом с собственным отцом. Том так сильно пугает, особенно, — когда трогает. Каждое его прикосновение похоже на грязное изнасилование, после этого чувствуешь себя обесчещенным.

— Зачем наш сын ходил в деревню? — вспоминает, что мама такая же странная как и Том. — Почему ты не сказал мне? И что он там делал?

— Я думаю, твой сын нашел себе подружку, — улыбнулся отец.

— Что? — не сдержал возмущения.

— Силия, милая, он вполне может влюбиться. Я думаю, Януш был как-то связан с погибшей Сарой, думаю, она не пережила поцелуя с ним, — на этих словах Тома, Януш испугался того, насколько же его враг близок к истине. — Твой сын отвратительный убийца, — с улыбкой продолжает. — Он уродливый дементор, таким как он место у Азкабана. Я видел, как Януш сношался со Смертью.

— Когда?! — Януш здорово был рассержен, понимая, что пережил позор, а ведь на месте него сейчас могла оказаться настоящая Силия и услышать это, как бы ее сын тогда смотрел маме в глаза?

— Его место рядом с ней, — Том думает, что все знает и понимает. — На кладбище. Жалкие падальщики, — оскорбляет всех дементоров и свою мать. Януш хотел ударить своего отца, понимая, какая же он мразь, даже при всем желании понять Тома — не получалось. Он навсегда останется поганью. Навсегда. Просто потому что у него такой склад ума. Негодяй от рождения! Януш резко встает с места, выхватывая у Тома расческу и самостоятельно начиная расчесывать себе волосы. Перестает что-либо делать, как только его отец начал задирать ему юбку и трогать. Он опустился, кажется, на колени и стал прижиматься к аккуратным выпуклостям, которые хотелось от него спрятать. Том прикасается без предупреждения, это очень пугает Януша, ведь он совершенно без понятия как заставить папу остановиться. Очень хотелось сказать ему, что он мерзавец и что это отвратительно, но хуже его рук было почувствовать его язык. Скользкий и теплый он пролезает везде и обслюнявливает все интимные складочки. Януш дернулся, смотря не на свое отражение, не издает ни звука, только шире размыкая накрашенные губы, вроде вот-вот и начнет неприлично стонать. Том гладит бедра, Януш сжимает колени, стараясь не дать пробраться дальше, но Том раздвигает там все внизу и любые попытки помешать оказывались бездейственными. Януш прикрывает глаза, опуская голову, отказываясь принять происходящее, а чужой язык все напоминал о себе: скользил и скользил, пачкая вязкими слюнями.

— Как ужасно, — хочет плакать от того насколько ему неловко, боится, что этим дело не окончится. Януш упирается руками в столешницу, смотря на отражение мамы в зеркале, не сдержался — беззвучно заплакал. — Перестань, — просит, заводя руки назад, чувствуя жесткие волосы своего отца. Чем больше Януш смотрел в свое отражение и видел Силию, тем сильнее вспоминал, думая, что уже видел нечто подобное, по крайней мере это выражение лица было ему знакомо, и эти эмоции. Она конечно не говорила, когда и как ее трахал Том, но было бы странным если бы сказала, хотя и без того Янушу кажется, он видел подобное. Силия говорила, что он лижет ее там, но это не виделось никогда такой страшной проблемой. Януш был уверен, что прикончит отца быстро, нет — моментально. Видимо, мистер Реддл не любит без прелюдий. Может быть он прямо сейчас кончит себе в штаны и больше не будет приставать? В любом случае это было унизительно, Януш не хотел, чтобы Том этого делал ни настоящей Силие, ни ему в ее образе. Никогда. Ощущает его слюни прямо между своих длинных и чудесных ног, они медленно стекали по коже, смотрит на лицо своей матери в этот момент, видя, как меняется оно в отражении. — Кажется, я сейчас описаюсь, — продолжает ныть. Том сжал ему бедро, Януш вскрикнул, а потом легнул его, после чего Том упал на спину и засмеялся. Сдерживается, чтобы не наговорить отцу гадостей, смотрит на него сверху вниз, полный обиды и гнева. Выходит из комнаты, поспешно пытаясь забраться на третий этаж в кабинет Томаса и забрать оттуда ствол. Ходить в туфлях было непривычно, но ему понравилось, правда, — походка медленнее, но главное держаться образа.

— Нет-нет-нет, — настигает Том, опять он здесь. Он как пиявка. Приставучий до невозможности, опять жмется, прижимается своими неприличными местами и лезет щупать грудь. — Твой сын ушел из дома, — как погано он уничтожает других людей! Януш уверен, что если бы тут была настоящая мама, то она бы растерялась и Том непременно бы воспользовался ее эмоциями и трахнул бы как можно жестче под слезы угасания. Но он продолжил вырываться. — Не веришь? — шепчет на ухо. — Он оставил тебе записку, в ней написано: «Я вас ненавижу. Не ждите меня больше никогда».

Какая гадкая ложь! — Януш был в шаге от того, чтобы снять туфлю и пробить Тому большую дыру в голове! Это вранье! Он помнит, как писал своей рукой совершенно иное, там было: «Мама, я должен уйти. Я больше не приду. Это я убил Сару».

— Он не выдержал гнетущего желания вставить в тебя свой омерзительный член, — все продолжает стараться, оскорбляет только сильнее, удушает прямо как настоящий змей. В какой-то момент это даже показалось сексуальным, настолько близко Том был и настолько пылко старался вывести Силию на эмоции, наверное оргазм от этого сильнее? Януш только предательски ужимался и кривился в ухмылочке, зная всю подноготную, которую переворачивает Том. Он хочет трахнуть Силию, поэтому будет делать сейчас для этого все, пока не получит ее немое согласие, тогда это получался отчасти добровольный секс и добровольное изнасилование. Ах какой же он урод! — понимает механизм его мыслей Януш. Это однозначно сильно заводит и пугает, эмоции хлещут через край. Тут все: и обида и злость, и грусть и жаркая ненависть. При всем при этом Том тискает так грязно и умело, старательно и правильно, не переливая ни за один край. Равновесие. Именно это он умеет держать. Не скатываясь в грязное насилие, но и не утопая в мещанском супружеском сексе. Прямо ведет охоту, это надо было понять с самого начала, как только Том переступил порог ее комнаты. Он стискивает внутреннюю сторону бедра, прямо игнорируя любые отказы. И чем их больше, тем приятнее он будет доводить. Януш признается, что Тому сложно отказать, а особенно будучи Силией.

— Хочешь меня, Том? — играет в его игру. И это моментально вводит того в ступор, потому что Силия должна была расплакаться и растеряться, тогда секс с ней носил бы привычный оттенок. — Ты такой подонок, папочка! — не может не сказать ему этого. — Таких как ты еще надо поискать, — поворачивает к нему голову, видя его прекрасный профиль. Целует в щеку, после чего Том его отпускает.

— Я… Ты считаешь меня подонком? — он отходит на пару шагов назад, его ноги заплетаются и Том падает, Януш резко поворачивается, смотря на состояние своего отца.

— Видимо, я никогда тебе этого не говорила? — усмехается ему в лицо. — Самый отвратнейший, склизкий как речной угорь, такой же любитель плоти, и охоту ведешь только из засады!

Януш не хотел отдаваться Тому, это было омерзительно и противно, он искренне не хотел, чтобы мама имела с отцом хоть какие-то контакты. Бросив Тома сидеть на полу, он побежал наверх, прямо к кабинету Томаса Реддла, чтобы достать то, чего так недоставало. На деревню уже давно опустилась темнота, в коридорах везде мрак и полумрак. Вбегая в маленькую комнатку с длинным письменным столом, Януш вспоминает, где должно лежать забытое оружие. Он вытащил его из рук Силии и положил… Куда же он его положил? Благо окно напротив освещало стол, но ничего похожего на пистолет здесь не лежало! Януш, перерывает все ящики, но не находит там ничего, а затем останавливается в страхе что это все Том. Он все знает и обо всем догадывается. Это его игра! Януш продолжал накручивать себя, чувствуя прилив накатившего страха, леденящего кровь ужаса, мандраж постепенно колотит его слабое красивое тело, не хочет даже думать о том, что же будет дальше, если Том все узнает… Спускается поспешно вниз, но не видит там своего отца, он скорее всего ушел. Януш решает дотянуть свою фальшивую игру и убить Тома чем угодно. Наверное, все же придется поцеловать его, прямо как ту девочку в деревне, вот только если ей Януш не желал смерти, то Тому желает всеми фибрами души! Вытягивает руки вперед, открывает дверь в комнату Силии, включает свет, застывая на месте, потому что видит пропащий пистолет прямо на прикроватной тумбочке! «Это я его принес?!», — не может вспомнить, но теперь он нашел то, что искал, берет тяжелое оружие и осматривается, думая, куда бы его спрятать. Не смог ничего придумать, так как услышал шаги своего отца. Сунул под подушку, поворачиваясь лицом к двери, прикрывая собой обзор на тумбу. Делает пару шагов вперед, будто бы и не стоял там никогда. И снова он. Снова Том.

— Выключи свет, — Януш просит первый бред, что пришел ему в голову. — Меня это заводит, — старается говорить более исступленно. Том выключил его в ту же секунду.

— Пошли, — говорит он, протягивая руку к нему. — Я хочу потанцевать с тобой, — у него подозрительный голос. Януш считает, что это голос убийцы. Он тотчас же пожалел обо всем, что наговорил своему отцу, думая, что надо было дать ему трахнуть себя, а потом пристрелить, ведь пистолет был на тумбочке! Какой он идиот! Януш стал вести себя более мило и покорно, очень переживая, что его поведение кажется настораживающим. Хватается в его пальцы, смотрит в лицо, но оно черное от спустившейся ночи, только расплывшиеся черты виднеются на его лице. Надо заставить Тома остаться.

— Трахни меня! — не верит в то, что говорит это, стискивает ему руку. Том молчит. Казалось, молчит бесконечное количество часов. Януш испугался, дыхание его участилось, он не понимает природу поведения своего отца и не догадывается о мотивах оного.

— Не сейчас, — обрывает весь план. Януш был в растерянности, его руки затряслись, ведь что будет дальше? Что задумал Том? — Я хочу потанцевать с тобой, — завораживает, но только это не действует на Януша, потому что он все же не Силия. Том уводит его из комнаты, которую Януш с печалью провожает взглядом, не зная, что будет делать если отец откажется возвращаться туда обратно. Внизу в гостиной горели свечи. Много свечей повсюду. Он поставил виниловую пластинку, после чего завораживающая музыка просто намекала на то, что Том сегодня в ударе нежных чувств. И это только пугало до такой степени, что аж поджилки ходили ходуном. Януш вцепляется в своего отца, понимая, что его икры предательски трясет, а затем и подрагивает все тело. Том кладет одну руку на талию, а другой держит за руку. Голос женщины из песни страдальчески говорил: I Put A Spell On You. Ком подкатил к горлу, когда первый куплет был пропет:

На тебе мое заклятье, потому что ты — мой,

Лучше прекрати делать то, что делаешь,

О, я не лгу, нет, я не лгу,

Ты знаешь, мне не вынести этого,

Твоей распутной жизни, ты знаешь, папочка…

Ты унижаешь меня,

Ты знаешь, я не могу терпеть этого,

Ты ведешь распутную жизнь,

Ты и сам знаешь, папочка…

Никто никогда бы не осознал насколько жутко это было, кажется, от нестерпимого шока Януш сейчас упадет в обморок или умрет от сердечного приступа. Силия занималась сексом со своим отцом, это просто удручает еще больше. Том держит за руку, продолжая давить на сокровенное и вести в танце, даже, вроде бы, осознав, он продолжает играть по своему намеченному пути. Януш боялся того, что Том почувствует неладное, ощутит, как колышет его хрупкое тело, тогда он возьмет на руки и лишит самостоятельности. Наверное в этом его план. Януш тяжело выдыхает, не смотря на своего отца, кажется, его поглощает тоска рядом с мистером Реддлом, безнадега. Чувствуется, что он силен. Чертовски притягателен и изворотлив, чтобы его осадить нужна смекалка. Не сила, а хитрость, но Том настолько во всем кажется идеальным, что чтобы не делал человек извне, то получается: он всегда на десять шагов отстал. Януш боялся схватки с Томом, боясь проиграть, он вообще весь трясся, чувствуя на себе его взгляд. Подавляет. Насколько же красиво он опускает, у тебя не остается возможности думать ни о чем, кроме как о нем. Януш все время прикидывал дальнейший выпад Тома. Что он сделает? Изнасилует? Завоевание и охота. Грязная игра, порочная, в которой расцветал мистер Реддл. Наверное, он действительно очень сильно любит маму, раз изворачивается настолько искусно. Нельзя тянуть! Это становится опасным, особенно, когда Том стал гладить спину, приближается, чтобы поцеловать в губы! Януш отвернулся, еле сдерживая порыв возмутиться. Неприятна сама мысль о близости с ним. Том целует в шею, кладя руку Силии себе на плечо. Януш все больше потрясался происходящему.

— Я люблю тебя, — признается Том, но Януш знает, что это еще один ход для наивных. Маму он так и гладит, гладит, гладит, чтобы потом с садистским удовольствием разворотить ее внутренности, а потом кончить от осознания всего этого кошмара. Его заводит факт их родства. Всегда заводил, а сейчас, когда она оказалась его дочерью — еще сильнее, поэтому это стало выглядеть более опасным. Требования безумца растут с невероятной силой. Януш хочет уйти, думая, какую бы отговорку ему придумать.

— Я должна отойти, — фальшивит и очень сильно, особенно в мимике.

— Хорошо, — без раздумий отпускает ее Том, провожая взглядом.

Януш старается не убегать, а ведь чем дальше от отца, тем сильнее желание сорваться на бег. Рука ложится на холодное перило и он чувствует: насколько горит у него кожа ладони, ему самому всему дурно от того насколько он не в себе. Заходит в свою комнату и только потом вспоминает, что комната мамы не тут. Ему хочется плакать и получить защиту, он очень переживает, эта игра сжигает последние ресурсы выдержки. Он был не готов к такому. Это очень страшно. Том пугает, поэтому как только Януш нашел комнату Силии, его дрожащие ноги перестали держать — он валится на пол, начиная ползти к кровати в полной темноте и неведении, роняет слезы, прося, чтобы весь этот жуткий сон прекратился. Однако, Януш уверен, что мама бы проиграла папе, еще на этапе когда Том лизал ей промежность, ведь это же так ее заводит.

Кажется, он посадил себе зацепку на чулках, сначала на одном, потом на другом. Хватается в прикроватную тумбу, запускает руку под подушку, стал водить рукой, нащупывая холод металла. Берет пистолет в руку, а затем тяжело поднимается на ноги, чувствуя боль от хождения на каблуках. Утирает свои слезы, прячет пистолет за спину, ожидая, зная, что Том придет сам. Но его все нет и нет. Януш понял, что отца ему не просчитать, как бы он не старался. Подходит к зеркалу, рассматривая свой силуэт во мраке. В её теле ощущал себя прекрасной нимфой. Казалось, все прекрасно, он отвлекается на мысли о своей маме. Януш подносит пистолет к виску, думая, что если убьет себя, то убьет и свою мать, чем спасет. Прижимает дуло сильнее, начиная, судорожно изнывать от нестерпимых слез. Жмет на курок, но стреляет холостой! Януш не понимает: это все задумал Том или пистолет изначально был не заряжен? Не было времени на раздумья, страх очнулся внутри, когда на пороге появился его отец, он был подозрительно молчалив. Главное, чтобы он не догадался, а то что же тогда будет? Кладет медленно пистолет на тумбочку, зная, что в темноте ничего не видно. Решается, ведь у него нет другого выхода. У него есть только одна попытка. Милая Силия никогда не сможет убить Тома, по крайней мере, её сын не хотел, чтобы она совершала убийство. Готов ради неё на все.

— Что случилось, мой дорогой Том? — старается скопировать голос Силии и у него это получается.

— Мальчишка в сговоре со Смертью. Он дементор-оборотень, — Том говорил искренне. Януш понял, что отец окончательно сошел с ума. Подходит к Тому, неуверенно и немного с опаской, посматривая в его глаза. Сглатывает застрявший ком, взгляд мистера Реддла был неморгающим, он чувствовался и не сулил ничего хорошего. Все же Януш касается мягко плеча Тома, пытаясь играть свою роль более правдоподобно.

— Твой запах, — прищурился Том, — он немного другой.

Януш представил, что сейчас будет, что его план раскрыли и он больше никогда не увидит свою мать, потому что отец заберёт её и никогда не позволит им видеться.

— Мне нравится, — его напрягающая серьёзность перешла в лукавство. Януш думает, что должен воспользоваться поцелуем дементора и лишит своего отца безумия и всех остальных от его нападок. Думает, что его миссия — спасти маму и вернуть миру равновесие. Хочет жить спокойно и познакомиться с Мэри и Томасом, прогуляться по деревне и развеять мрачную ауру их реддловского особняка. Подходит к Тому ещё ближе, прямо вплотную, приходя в ужас от его тяжелого и частого дыхания. Думает, что сейчас все быстро закончится для них обоих. Безболезненно и навсегда. Хватает его за подбородок, смотря на губы, обводит взглядом каждый изгиб, внушая себе что так надо, а иначе нельзя. Не может пересилить своё отвращение, даже страх поцеловать другого мужчину, затем вспоминает что он женщина, как сам считает — самая прекрасная. Том выше Силии. Том выше Януша, но Януш одного роста с Силией. Том пугает, очень, и продолжает это делать. Близость с ним просто грязна априори, надо быть храбрецом, чтобы вступать с ним в связь. Стал только больше жалеть маму, а также мысленно поддерживать её, ведь она такая сильная. Том смотрит если не в душу, так в страхи точно, только больше их разжигая. Януш не может решиться его поцеловать, все смотрит на губы и тяжко дышит. Кладёт руку ему на шею, резко притянув к себе и закрывая глаза, дабы не видеть этого. Целует собственного отца. Это ужасно неловко и склизко. Хочет прекратить это все, но вспоминает о поцелуе дементора, представляя, как вкусит чужую, а вернее — родную душу. Ещё чуть-чуть, ещё немного. Это произойдёт. Обязательно. Януш переживает, потому что ничего не происходит, души порыв не чувствуется. Открывает глаза, видя мрачный взор напротив, Том все это время пялился. Том трогает его аккуратные формы, прямо так, как будто это нормально.

— Скажи, кто я тебе, — прерывает их долгий поцелуй.

— О чем ты? — в его вопросе было скорее возмущение, ведь Том знал, кто ему Силия. Что за несуразные брачные игры они придумали?

— Назови меня папой, меня это заводит, — целует прямо в шею. Януш ощутил влажную щекотку, думает, что игра с Томом зашла слишком далеко и ни к чему не приведёт. Поцелуй дементора под оборотным зельем не работает. Эти грязные руки сжимают ягодицы, прямо очень требовательно. Том как пиявка, он уже захватил полностью. Задирает ногу, как он думает, своей жены. Януш таращится неверящим взглядом, просит и просто умоляет в своей голове, чтобы это прекратилось. Он трогает его прямо там. Янушу все труднее притворяться, сложно быть в образе, когда твой враг совершает покушение, хоть и не на твоё, но все же и твоё тело тоже.

— Ты — влажная и просто с ума сводящая дырка, — говорит Том, пока Януш пребывал в шоке, ведь Том засунул в него палец. «Эта дырка! Она моя, а не твоя!», — Януш поражается сомнительным комплиментам собственного отца.

— Папа, — на выдохе проговорил, давая ему желаемое.

— Скажи это ещё раз, — улыбается, заставляя Януша растеряться. Том унижает, давит на больное, на извращённое. Том совратитель и растлитель. Януша все происходящее напрягает и тревожит, особенно, когда он понимает, что его легко изнасилуют. Том задирает юбку, продолжая настойчиво целовать. Януш готов был заплакать от понимания того, что ему не скрыться и ничего не сделать, никто не поможет.

— Папа, — повторяет, смотря на картины, которые утонули в вечерних тенях. Продолжает молить о помощи в собственных мыслях, понимает, что все тщетно, когда Том расстёгивает штаны. Он прикасается своим горячим членом прямо к его внутренней стороне бедра.

— Кричи погромче, — улыбнулся Том, покрепче вцепляясь ему в ногу. Януш бы слукавил, если бы сказал, что ему нестрашно. Том стал безжалостно проталкиваться внутрь, он показался гигантским и очень толстым, совершенно не щадя. Януш пожалел Силию снова, потому что не смог даже пискнуть, настолько это было внезапно, прямо как оглушающий удар исподтишка. Януш не верит в то, что только что сделал с ним его отец, это не поддается осмыслению, от этого только больше страдаешь. Том не остановился, продолжил мучить, сильнее стал тискать, опуская на кровать. Януш видел стоящего Тома, а ещё прелестные длинные ноги своей мамочки. Том вышел и вошёл снова, Януш крикнул, поспешно закрывая лицо руками. Смущался, страшился и не понимал. Ему жутко стыдно. Когда Том был внутри, казалось, он выворачивал нутро наизнанку. Своим похотливым членом он ёрзал так быстро, так точно попадая в нужный ритм и находя ту самую часть, где трение было приятнее всего. «Я — женщина», — потрясённо думает Януш, страдая от собственных жалких стонов. — О боже… — отворачивается, чтобы не видеть с кем трахается, смотрит на открытую дверь, думая, как покинет эту комнату. — О да, — запищал, сжимая пальцами постель. Его всего трясло от мелких мурашек по всему телу, — вот так… — закрывает глаза, проглатывая дикое желание признаться Тому в любви, а так же просто изнывать как слабая мама. — Только не останавливайся, — дышит, как задыхающаяся в предсмертной агонии собака, боится, что это ощущение пропадёт и его больше не будет. Януш думает о том, что он — Силия, понимая, насколько ей повезло быть всего лишь слабой и милой. Это было так приятно.

— Януш, мне кончить в тебя? — смеётся Том.

— О да, давай, — не хотел, чтобы этот акт прерывался. Он весь сосредоточился, утопая в ярких эмоциях, совершенно не замечая, что отец назвал его по имени и Том все знает.

— Я трахаю дементора, — лапает прямо за грудь.

— Каждый твой толчок отдаётся в моей голове, — Януш смотрит в потолок, а потом жалко закрывает лицо руками, роняя слезы.

— Ну, у тебя в первый раз такое, тебя можно понять, — невозмутимо издевается. — Назови меня «папуля», — победно ухмыляется, только сильнее трахая.

— Папуля, — не может понять, что он уже давно раскрыл себя. Януш думал, что все это какой-то сон и Том ни о чем не догадался.

— Скажи, что даёшь свою порочную шмоньку мне и назови мое имя, — чувствует, что скоро кончит от жаркого ощущения власти и низменного плотского счастья.

— Я… — начал дрожащим голосом, постепенно проникаясь пониманием к происходящему, — даю… — сердце долбит сильнее Тома, — свою… порочную… — ему стало обидно, слезы предательски заблестели на глазах, — шмоньку… — горячий обжигающий стыд и измождающее томление от перевозбуждения подначивает ощутить сильный прилив удовольствия от сладкого развратительного унижения, — Тому Марволо Реддлу, — резко все понял, приходя в остолбеневший шок. Он применил на нем Империус! — мгновенно все осознал.

— Девочка моя, а затвор у пистолета надо было передернуть, — смеётся ему в лицо, сильно сжимая пальцами колени, впиваясь острыми ногтями в кожу. — Я опущу даже тебя, имей ты такую же мокрощелку как у твоей матери, — с такой уверенностью это сказал, а следом злобно усмехнулся, а потом сдавленно простонал, пытаясь проглотить вырывающийся прилив жаркой волны последнего удовольствия. Тома всего скрутило сильной судорогой, он все еще делал слабые движения, противясь неизбежному окончанию. Тяжко выдыхает: — Кончить в тебя было трудно, потому что я знал что ты — не она, но твои потуги повеселили меня, а ещё твои стоны были мужскими, как и большая часть твоих фраз. Неужели ты думал, я не отличу вас? — у него была истерика. — Чем больше я трахал тебя, тем сильнее ты текла, Яночка. Такое чувство, что у меня был секс с трансексуалом, — его поток гадостей было не остановить. Том был в экстазе. — Твои: «О да! Вот так! Не останавливайся!». Ты — транс, — он упал лицом в живот Силии, вытирая слезы от неконтролируемого смеха. — Я твой папочка, — ему доставляло радость припоминать и вырывать из контекста. — Я ваш папочка, а вы мои девочки. Мои дырочки! — поднимает глаза на него и рассматривает убитость и растерянность на лице Силии, мимика Януша придавала этому всему какой-то извращённый симбиоз. — Если ты всегда будешь таким, то я даже, возможно, полюблю тебя. За твою промежность! — Том не выходил из него, чувствуя, как его член опадает. Все же он слез с него, думая, что ненавидит своего сына только больше. Уверен, что он всегда будет сильнее него. — Секс — вот что главное. Когда-нибудь ты это поймёшь. Даже самая искренняя любовь не лишена эгоизма, — Том продолжал подавлять своими грязными словечками.

— Ты немыслимый негодяй, — в отчаянии выдавил из себя в ответ, не веря в то, что произошло.

— Но ты был бесстыдно счастлив. Мы не можем оставаться непорочными вечно. Самое главное в жизни — это желания.

Януш разрыдался столь сильно, казалось, весь его мир был разрушен, а сам он сломлен. Приподнимается, пытается встать, но каждый шаг дается с трудом, ноги трясет только больше, по коже стекает липкая и густая жижа, Януш даже не хочет знать что это. Ему кажется, в нем что-то изменилось, ноги будто бы не слушаются. Хватается за все подряд, не в силах идти без поддержки, ноет не прекращая, думая: что теперь с ними будет? Подворачивает ногу, его пронзает сильная боль. Понимает, что пока действие зелья не закончилось, то он не может ничего сделать.

— Знаешь, что я сильнее всего хочу получить помимо секса? — слышит голос Тома за своей спиной.

— Унижений, — отвечает за него.

— Нет, я про то что все никак не могу получить. Совершить, — Януш слышит, как его отец что-то берет со стола. — Сейчас ты — моя милая Силия, — звучит как откровенная насмешка. — Где твоя мама? Куда ты спрятал настоящую Силию? — поравнялся с ним, специально замедляя свой шаг, видя, как волочится его жертва.

— Что тебе надо от меня? — толкает Тома, злясь.

— Да ты ведь даже стоять не можешь, — толкает Януша в ответ, смотря на то, как тот упал, юбочка его задирается и Том любуется ее чулками, считая ноги своей дочери неимоверно красивыми и сексуальными. Припал к нему, начиная смыкать пальцы на тонкой шее, наблюдает за тем, как безумный страх гибели съедает бедную жертву. — Сильнее всего я хочу убить ее, — шепчет, приподнимая клона Силии за грудки и с силой ударяя затылком о пол. — Убить. Убить. Убить. Хочу посмотреть ей в лицо, когда она испустит дух, чтобы потом плакать над ее могилой. У меня от этого аж встал! — смотрит в глаза. — Но я все понимаю своей головой. Люблю ее и просто не представляю, что будет со мной, если моей дочки не станет. А тебя не жалко, — целует в губы.

— Я восстану, — злобно отвечает ему. — И убью тебя.

— Я буду первым, — Том безумен, он знал что-то, чего не знал, но о чем догадывался Януш. — Люмос, — шепчет Том и светит в лицо Силии ярким светом, кладет палочку рядом, потянулся к его ноге, сдирает чулок, обматывая вокруг шеи правдоподобного клона, резко стиснув два конца. Боль, какую же невероятную боль доставляет Янушу это действие, дыхание пропадает, он чувствует, как задыхается, вспоминая слова Смерти: Ты лишаешь их возможности вздохнуть, ведь дыхание это сила. Дыхание их жизни — требование души. Когда голова закружилась, а темнота съела даже вой мыслей, Януш понял, что теряет сознание и он был на грани от того, чтобы его потерять, но он слышит голос Тома, а затем боль. Опять. Резкая. Он снова бьет его головой о пол, повторяя это несколько раз. Том отпускает хватку и Януш делает судорожный вдох, но отец не дает это сделать, вцепляясь ему в губы, начиная целовать, закрывая нос. Он продолжал мучить. Януш открыл глаза, с ужасом представляя, что это уготовано было его драгоценной маме.

— Мозги! Все дело в твоих мозгах, сынок, — Том не прекращая трогает его тело, задирая на себя ногу Силии. — Ты живешь только благодаря им. Пока не пострадал твой мозг — ты возродишься. Вновь и вновь и вновь! Все процессы происходят в мозгу. Сейчас твои мозги временно как у твоей матери, вот ирония правда? — смеется ему в губы, — как же я ее люблю! — слюнявит в жарком поцелуе. — Но я убью тебя сейчас, — улыбается, беря свою палочку с пола. — Остролист с пером феникса. Твоя палочка, Гарри.

— Я не Гарри.

— Ах, да, Силия! — еле сдерживал свою ярость, покрепче сжимает основание, с размаху всадив ее прямо в голову своим жертвам. Для Тома их было сразу несколько, будто бы убивая одного он убивал сразу троих. Палочка проломила его врагу голову с глухим хрустом, достигая мозгов Януша. Том посильнее ее втолкал, а затем взял мертвую Силию на руки и поднес к окну, наблюдая ее выражение лица, он незамедлительно кончил, когда увидел, что она больше не дышит, ее глаза открыты, а в них застыл пылкий ужас и грязная ненависть. Целует ее в губы, начиная сожалеть о сделанном, думая что любил Януша. Отходит от окна, бросая труп прямо на полу, плачет от совершенного, одновременно и ликуя, казалось, он то плачет, то искренне смеется.

— Ну вот ты и попался, Том, — внезапно темнота расступилась, в коридоре загорелся свет и Реддл увидел, что на полу была лужа крови, он пробил ему или ей голову. Тома всего трясет, вроде бы, даже от экстаза, он валится на пол, видя Смерть, которая подходила к нему все ближе и ближе, пока не подошла совсем близко. — Властью данной мне, я обрекаю тебя на пожизненное заключение в тюрьме… — она взмахнула рукой, облачая Тома в наручники, которые мешали ему использовать магию.

— Азкабан. Родной Азкабан, — продолжает истерить Том.

— Нет, — поднимает его с пола Смерть, стала гладить по волосам, успокаивая. — Ты будешь заточен в Нурменгарде как особо опасный и невменяемый преступник. Прямо как Геллерт Грин-де-Вальд. Твой враг, — ей доставляло радость смотреть на то, каким сделалось лицо ее сына. — И без права быть освобожденным или умершим. Ты всю вечность просидишь там. Смерть моего родственника карается с особым изощрением.

— Но он сдох, мама! — нашел чему порадоваться Том.

— Ты умен, от чего и опасен. Твои суждения верны, но только наполовину, как и моя ДНК в тебе. Ты лишь половина. Том-полукровка, — смотрит ему в глаза, видя как растерялся мистер Реддл, понимая, что опять где-то что-то упустил, но уже поздно. — Думаю, самое страшное для тебя узнать что они будут жить без тебя. Вдвоем. Он и она, — продолжает правильно использовать свой язык, делая невероятно больно своему старшему сыну. — Ты все потерял. Этого стоило ожидать. Твое безумие, как это ни странно, совершенно не в меня…