Январь 1954 года.

«Похоже, мое рождение никого не обрадовало… Но это вовсе не бред, я знаю наверняка, что на всем белом свете нет ничего хуже дурного мальчишки. Да что я в этом понимаю? Смерть сказала мне однажды: «Том, ты был очень трудным ребёнком». Но я же знаю, что это отговорки, просто ты не мать. Есть женщины, которые не умеют любить, которым лучше никогда не заводить детей. Такой женщиной оказалась моя мать. Меня пробирает ненависть, когда я вижу, как Смерть берет на руки мелкого засранца Силии. Как же я ненавижу детей! Он раздражает меня своим видом, хотя Силия говорит, что он похож на меня, что я маленький был в точности как Януш. О нет, Силия, прошу тебя, не трогай его! Не бери в руки! — как же я злюсь. Я хочу, чтобы у нас его не было. Не было детей. Предлагаю иногда сдать его в приют Вула, потешаясь, пытаюсь убедить, что там отличная школа жизни. Если честно, то это я ломаю игрушки Януша, чтобы у меня был повод отчитать его. Почему у него должны быть все эти фигурки и пирамидки? У меня этого не было и я абсолютно нормальный! Силия говорит, что я зациклился на прошлом, что её сын не имеет ничего общего с Гарри Поттером… даже имя его писать противно.

Я отрицаю, что это мой сын. У меня нет детей. Но Януш предательски берет ложку в левую руку! Он просто подражает мне. Ничего особенного. Просто чувствует, что я вышвырну его, поэтому подлизывается. Делает вид. Хочет быть похожим. Смерть словно кукушка — подбросила нам своего отпрыска, во что моя наивная дочь не верит, она думает, будто Януш её плоть и кровь. Она хочет спать с ним, но меня это выводит из себя! Я ненавижу его! Ненавижу! Он почти не плачет, но кряхтит и издаёт бессвязные звуки. Он сосет её грудь… я вас всех ненавижу. Никто обо мне не заботится, никто меня не полюбил, видимо, дураков не нашлось.

Я старался полюбить сиротский приют, но потом увлёкся подслушиваниями и подглядываниями. Тогда я впервые увидел йо-йо Билли и мне его захотелось. Видел, как он хвастается им, говоря, что купил сам, потому что подработал в магазине цветов. К Эми приходила пожилая тетя, однажды она привезла ей губную гармошку. Эта дура не умела играть и дула в неё бессмысленно, начиная надоедать. А этот металлический брусочек был темно-синий с золотыми вставками. Я был словно сорока, мне хотелось все яркое и красивое. Эми и Билли было весело до тех пор, пока эти вещички у них не пропали. После этого все покатилось под откос. «Растущему организму нужна пища, — говорила мне воспитательница, уговаривая поесть, а затем злобно добавила: — и дисциплина!», — я её раздражал, в принципе, этим я выматывал всех, — тем, что я не менялся в их глазах. Я всего лишь спросил, почему они не едят эти же помои, которые накладывают по тарелкам нам детям. Остальные приютские — у них одни мозги на всех, они обижались, потому что из-за меня всем попадало. Я демонстративно встал и вышел из столовой, я спустил игрушки в унитаз и тот засорился, я обкидал машину, которая привозит нам эти помои, камнями. И это было до тех пор, пока я не понял, что могу делать это все незамеченно — не прикасаясь к вещам. Но они все равно обвиняли меня! И были правы. Я рос, а вместе с этим и злость на них всех. Я был рождён не для этой дыры. Я великий. Но миссис Коул требовала, чтобы я исправился. Мне говорили: «Хорошие мальчики попадают в приличные дома, а плохих мальчиков наказывают», — меня заводит сама мысль быть наказанным, но тогда мне это не нравилось. Я мыл полы и посуду, прямо как прислуга. О да, Силия, ты бьешь меня по лицу, а потом я прошу ударить меня в другом месте, а потом… ты насилуешь меня своими пальцами. Но об этом никто не должен знать. И это бывает все же реже, чаще ты хочешь быть снизу. А я могу быть сверху. Я по жизни сверху, мне не сложно. И тогда я сказал раздражающей воспитательнице: «Лучше быть без семьи, чем придурком как Фредди!», — но она этого не услышала, ведь это были мои мысли. Почему все ко мне цепляются? Я не злодей. Это недоразумение, всем на меня плевать. Мой сын должен уяснить, что нельзя доверять никому. Даже родному отцу. Особенно родному отцу! Чувствую, что вся беда моего сына в том, что он слишком порядочный. «Ни за что! Лучше жабу съесть!», — моя первая мысль, когда Дамблдор предложил сменить школу. Я ему не верил… тогда он сказал мне: «Если лениться — пойдёшь на дно». Мой ответ обескуражил Смерть: «Ну и ладно. Я утащу с собой парочку умников!», — намекал я ему. Только сейчас понимаю что, наверное, Смерть хотела прикрикнуть что-то в духе: «Я твоя мать! Ты должен меня слушаться!», но вместо этого Дамблдор нашёл за что уцепиться, говоря мне с улыбкой: «Там тебя никто не заставит мыть посуду за другими или драить полы». И вот она! Моя гордость была удовлетворена. И я был уверен, что Дамблдор мне скажет: «Ты гений. Ты гениальный ребёнок», но он так этого и не сказал. Уверен, не будь у Поттера друзей — не закончил бы он Хогвартс, но это все равно не помешало бы ему носить звание «Почетный второгодник». Я был вне себя, когда меня хватали за локоть и выжидающе спрашивали: «Что ты замышляешь, мерзкий мальчишка?».

***

Януш бежит в комнату Силии, в которой ему приходится проживать, тихо ненавидя все происходящее в этом доме. Он считал, что его ничто не остановит и упорством он пошел именно в Тома. Улыбается, когда видит, что его спрятанная под кроватью Жидкая Удача цела и невредима. Ну конечно, мистер Реддл поглощен совершенно другими мыслями, переступая порог этой комнаты. Как же Януш ненавидел Тома. Настолько сильно, что желал увидеть его грандиозный провал, посмотреть отцу в глаза и узреть понимание ничтожности. «Разочаруйся в себе!», — Януш представляет лицо своего отца, желая только одного.

Бутылочка была крепко примотана к бортикам кровати, на случай, если Том полезет. Чтобы увидеть ее, нужно смотреть в определенный угол, но мистер Реддл был уверен, что все под контролем. Том, несомненно, хитер, но он мыслит слишком самоуверенно, ему не помешало бы хоть чуточку женской хитрости. Руки тряслись, дыхание перехватило, Януш лежал на полу, волнуясь и переживая, собирая всю пыль на свое легкое одеяние. Его ломало от предвкушения сломать несуществующий образ, надеть свою одежду и стать собой. Представляет, как Том застукал его и сразу все понял, от одной мысли становится страшно, тело словно зажимает в тиски. Януш даже боится представить, что придумает Том, если узнает о подобной попытке предательства, поэтому он старается быстрее выбежать из дома. Ухватившись длинными пальцами и срывая бутыль, Януш бежит вниз, читая написанное на этикетке. «Две столовые ложки в день», — гласила надпись, а сзади рекомендации и побочные действия. Но ни головокружение, ни тошнота его не пугали так, как вид голого Тома. Холодные и трясущиеся руки Силии вдруг резко перестали слушаться, Януш боится только больше, думая, что его раскрыли. Роется в ящиках, забывая где в доме ложки, бросает бесполезные метания — берет стакан, наливая на глаз, пряча зелье на полку с алкоголем, который Том употребляет очень редко и по случаю, что обещало надолго спрятать от отца любые магические варева. Геллерт прикладывался к стакану, но только первые два дня, да и пил он в основном крепкое, винишко для него слабовато, а вот Том пьет чаще слабое, чем крепкое, хотя, Януш не знает откуда у него вся эта информация. Делая глоток, выпивает все содержимое, пряча стакан обратно, не собираясь давать Тому поводов хоть как-то раскрыть тайну происходящего в реддловском поместье. По цвету оно было то ли прозрачное, то ли золотистое, смотря с какой стороны посмотреть. Януш резко остановился, облокачиваясь на тумбу, в голове все постепенно устаканилось, не было больше нервных движений, бессвязных идей и запугивающих мыслей. Ему кажется, что за все это время, пока они проживали вместе, он потерял способность мыслить, которую приобрел только сейчас, немедленно находя ответ на свой вопрос: как мне стать собой? Надо найти любого волшебника в Литтл-Хэнглтон. Януш побежал наверх, расстегивая на ходу мамину одежду, ненавидя Тома, а не Силию, ведь это он принуждает его, ведь это он лишил возможности быть собой. Скидывает с себя мамино платье, думая, что он не собирается подчиняться отцу в его безумных желаниях. «Я не она! Я ее сын!», — остается полностью обнаженным, достает свою одежду, натягивая родные брюки, а они спадают. Напяливает светло-голубую рубашку, заправляя в брюки, а те подцепляя на подтяжки, заметно чувствуя себя лучше. «Я не женщина!», — ругается, от чего его отпускает тошнотворная реальность, в которой он был вынужден потерять лицо. Том как Смерть, он тоже умеет обезличивать, порой, даже хуже, потому что изощрен, заставляет страдать ради мнимого общего блага. Да лучше быть дементором всю жизнь, чем трахаться с Томом! Зашнуровывает свои ботинки, готовясь блуждать по ухабистым местам, уже зная куда пойдет. Уверенность хлестала как фонтан на Центральной площади. Подходя к зеркалу, Януш стирает с себя всю косметику, ненавидя это, особенно, когда Том заставляет высиживать, ведь он же его и красит. Януш считает маму и так хорошенькой без все этих помад, пудр и тушей, а Том просто любит красоту, сам он ненастоящий, поэтому и маму любит ненастоящей. Злостно выбрасывает черную салфетку, забегая в ванну, отворяя краны, ловя в ладоши прохладную воду, омывая лицо, чувствуя, как ему заметно лучше, как возвращается его собственная личность, но Януш все еще Силия. Действие зелья так просто не смыть, от чего мистер Реддл младший злится. Хватает плотный длинный пиджак, мучаясь от проступивших холодов. Влажность в воздухе Литтл-Хэнглтона повышена, а теней больше чем светлых участков, отчего здесь постоянно холодно и никогда не бывает жарко. Осадки оседают морозным туманом, который выбирается полотном плотной пелены, а он стелется у самой травы, поднимаясь все выше.

Януш сбегает по лестнице, восхищаясь своим внешним видом, несмотря на длинные волосы. Распахивает дверь, а в лицо летит прохлада с нотками осенних ветров, хлопнув дверью, выбегает на улицу — не может насладиться происходящим до конца. Превращается в Тома, внимательно наблюдая с холма за жителями деревни, выискивая жертву, понимая, что никто ему здесь не ровня, решает спуститься на уровень ниже. Сбегая с холма, понимает — я все еще не там где нужно. Люди в деревне начали улыбаться, думая, что он Силия, всем картинно помахав, подражая своей маме, а внутри всех презирая, потому что те не отводили от него взгляд, Януш сворачивает в лес, идя по уходящей вниз тропе. Кустарники жимолости пестрили яркими спелыми ягодами, еще более крупными и сочными, чем в первый раз, когда Януш пришел их собрать маме, а мерзкий Том бесчестно их сжег! Подходит к ближайшему кустарнику и отрывает ягодку, незамедлительно кладя ее себе в рот, пережевывая, чувствуя насколько она вкусна, сладка и непередаваемо приятна на ощупь, будто бархат. Том опять забывает, что он тут не единственный волшебник. Януш не знает, что будет дальше, но он не чувствует страха, из груди готов вырваться крик уверенности во всем. За плешивыми елками, под которыми устилается земля желтыми иголками, Януш видит знакомый заворот, а вдоль тропы все больше благоухающей жимолости, она ведет прямо к халупе Мраксов. Убогой, просевшей, гниющей, с потрепанным забором, где калитка окончательно выломана, а по крыше порастает обильный мох. Взгляд поднимается вверх — тонкая березка медленно возвышается из поломанных черепиц. Это был настоящий облик Тома Реддла, Януш считал, что его отец достоин только этого разломанного амбара, который сегодня-завтра окончательно покосится, а вот его мама — единственный и настоящий наследник особняка, которым нахально пользуется Том. Входная дверь с дырками, окно треснуто, словно в него кто-то кидал камень, но Януш не чувствовал ничего кроме уверенности, которая предвкушала и манила в неизведанное. Узенькая лысая тропиночка вела прямиком к дому, с которого полностью слезла когда-то голубая краска. Зеленая трава острыми пиками торчала из земли, но уже потихонечку клонилась к низам, постепенно увядая. Много мусора накидано на самой территории. Ложки, вилки, даже пара котлов, выброшенных и валяющихся прямо на участке, по которым ползали малочисленные улитки, обслюнявливая грязную поверхность чугуна. Отсыревшая книга, у которой обложка вздулась и покрылась коростой грибка. Увядание и разруха — ну прямо Том Реддл в одном кадре, — посмеивался злобно над отцом, приближаясь к порушенной ступеньке крыльца. Та треснула так, будто на нее уронили что-то тяжелое, от чего некогда красивый белоснежный мрамор обломился. Не собираясь даже показывать свое хорошее и достойное поведение, Януш толкает дверь рукой, та со скрипом немедленно отворилась, открывая глазу мрачную и гниющую обстановку тесного неуютного помещения. Все скрадывает тьма и много разбросанного хлама. Тут и одежда вперемешку с едой и различными обертками, пустые и полные бутылки, миски, плошки, в которых вместе с засохшей едой барахтались самые неприятные насекомые. Длинная и жуткая сколопендра проползла прямо по входной двери, убегая от яркого дневного света в закрома дома Мраксов. Януш ужаснулся. Такая длинная, множество маленьких лапок, и все-то они шевелились, а она изгибалась и извивалась, набирая скорость. Мерзкая оранжевая… чудовище, коих полно в этом месте, где правит уже не человек, а мерзкие твари. Эта хижина была во власти природы, она втягивала ее в землю, хотела пожрать, стереть с лица земли. Янушу стало жалко Мраксов, он почувствовал глубокое сострадание к этим убогим созданиям, которые ничего-то не смогли сделать, дабы не потерпеть упадок. Это как в рассказе Эдгара Алана По «Падение дома Ашеров», дом который съедала огромная трещина, а с падением последнего Ашера и дом рухнул, затягиваясь в пучину. Проведя аналогию с произведением искусства, Януш подумал, что не прочь стать писателем и запечатлить все самое невероятное из пережитого на страницах своих романов. Он был уверен, что станет новым королем ужасов, просто рассказав историю о том, как его отец превратил его в женщину, не в какую-то стороннюю — нет, а в собственную любовницу и мать.

— Хто прется? — послышалось шипение и Януш немедленно обернул взгляд, утопая в однообразной темноте, он видел, как нечто сгорбленное и скрюченное выбирается из закромов дома. Боящийся света, страшившийся внешнего мира — последний Мракс в своей династии. Марволо Мракс, имя которого, как ни странно, носит отец Януша. Януш считал, что это как некая аллегория. Вот он — настоящий Том. Он выходит из закромов своей ужасной мертвой обители, в которой жить уже небезопасно. Еле волочит ноги, согнулся почти пополам, уродливый, от которого несет прелой рухлядью и стухшим вином, которое, кстати, Том любит. Красное сухое. Как только это подобие человека подкралось и вышло на освященную территорию, Януш узрел страшного старика, который разваливался по частям. Его пальцы кривы от нескольких переломов сразу, нос ему выбивали не единожды, он щурится как крот, вылезший из норы, а глаза у него карие, почти черные, прямо как у Тома. Лицо все съехало от старости и убого образа жизни, одну ногу Мракс почти волок за собой, плечи его словно чаши весов вне равновесия. У него нет пары зубов, рот приоткрыт в злобной кривой ухмылочке, щетина плотная и неровно обстриженная, на голове жидкие сосульки. Смердит, какая же от него вонь, похожим образом вонял и Том, как только пришел с тюрьмы.

— Я пришел к Морфину, — Януш в упор уставился и продолжал разглядывать. Марволо в драных грязных лохмотьях.

— Ты понимаешь меня? — проскрипел он, а Януш увидел, как его язык вываливается во время разговора. — Мой сын пропал, думаю, его поймали Авроры. Уже как год не являлся на порог, — отошел вглубь дома Марволо, прячась в темноту, не в силах стерпеть свет. Он был будто фольклоровский Носферату. Такой же страшный, бледный и мертвый. — Ничтожный идиот, а я говорил ему не высовываться. Теперь вот пусть расхлебывает, — он тоже ненавидел своего сына. Януш бы задумался, не будь ему так смешно от сходства этих тёзок. — А ты симпатичная, — не забыл сделать комплимент. Януш сделал шаг, переступая порог дома Мраксов. Он был не удивлен, что Марволо сделал этот оценивающий жест, было бы странно, если бы он этого не сделал, ведь Том превратил его в Силию ради собственной похоти.

— Я не женщина, — делает еще один шаг, видя, как мистер Мракс поежился, ему не понравился голос Януша. — Расколдуй меня, и я расскажу где твой сын, — играет в Тома Реддла, выпячивая всю уверенность наружу.

— Ты знаешь где он? — воскликнул Марволо, явно теряющий все мысли, что скрадывались ранее, все же, Морфин был для него важен, пожив в уединении, старик это понял. — Что с тобой не так? — Мракс сразу же перешел к делу.

— Оборотное зелье, — немедленно отвечает, готовый поторапливать неотесанного пьяницу. Мракс коснулся затылка и начал ходить взад-вперед.

— Да-да-да, — говорит себе под нос, — я знаю, вернее, припоминаю, только бы знать где она, — Марволо стал переворачивать весь дом вверх дном. Послышался шум, звуки битья, кажется, этот человек был в порыве все разнести от ярости на собственный беспорядок.

— Вы не можете колдовать без палочки? — догадывается Януш, не понимая, почему Мракс просто не призовет ее.

— Даже мраковоборцы колдуют с палочкой, — начал оправдываться издали, роясь в горах застаревшего хламья. — Колдовать с палочкой проще и безопаснее. Даже самые сильные колдуны используют это приспособление и будут правы, считаешь все дураки? — начал уже беспардонно склонять к скандалу и спору.

— Нет. Я так не считаю, — немедленно прекращает стычку.

— Нашел! — воскликнул Мракс откуда-то из темноты. Кривая коряга, больше похожая на сухую ветку с куста, совершенно не изящная как у мамы и совершенно бесформенная. Сухая, вся в трещинах, либо надломленная в нескольких местах, либо просто скрученная изначально. — Ревелио, — практически пропел Марволо, направляя на Януша палочку, вскрывая то, что было сокрыто под оборотным зельем. Голубоватый огонек покинул сухенький трепещущий кончик палочки и Януш почувствовал, как оковы чужой личины спадают с него. Волосы резко поползли наверх, принимая короткую длину, руки стали заметно больше, Януш первым делом трогает свое лицо, наслаждаясь ощущениями, опускает руку к горлу, нащупывая собственный кадык. Опускается ниже, проходясь по плоской груди, не сдерживая радостной усмешки, а когда рука коснулась брюк, то он с облегчением выдохнул, понимая, что там больше не плоско. Все пережитое было ужасно непривычно, кошмарно и страшно одновременно, Януш думал, что то, что сотворил Том — непоправимо, потому как эффект оборотного зелья не хотел спадать и Януш забеспокоился, будто он останется Силией навсегда.

— Хмм, а ты действительно не женщина, — Марволо напомнил о себе из закромов темноты.

— А я сказал как-то по-другому? — не может сдержать язвительного замечания, потому что теперь наступил отчаянный стыд. Януша не покидала страшно-неприятная скользкая мысль: «Я был женщиной!».

— Выкладывай, что там с Морфином, — резко перешел к делу Мракс.

— Он мертв, — очень холодно бросил ему в ответ, все еще не может натрогать уже себя, понимая, как хорошо быть собой. — Его убил Том Реддл, выстрелил Авада кедаврой. Морфин покоится на заднем дворе поместья, прямо под низкой яблоней.

Януш услышал истошный крик злобы и отчаяния, Марволо был готов напасть уже на загадочного гостя, тот направил свою палочку, собираясь произнести смертельное заклятье. Януш закрыл глаза, отдаваясь зову внутри, понимая, что его цель не дом Мраксов, ему нужна Смерть. Выпускает привычный холод, желая покинуть человеческий лик, слышит величественный вой дементоров. Он был несказанно рад внимать их голоса, хоть они и говорили только о том как Смерть прекрасна, однако, это было как глоток свежего воздуха, ведь он думал, что больше никогда не услышит их.

В маленьком доме Мраксов резко похолодало настолько, что половицы покрылись толстыми корками льда. Марволо заметил неладное, когда высокий мальчишка, что стоял на пороге его дома стал расплываться, а от его фигуры расползался лед. Все поглощающий холод и мертвая бледность съедала черный мрак. Гость увеличился в размерах, теряя человеческий облик, Марволо ни с чем не спутает именно дементоров, на Мракса словно наслали порчу, ему захотелось рыдать от только что вскрывшейся тайны: его сын Морфин был убит. Все самое скверное полезло наружу, а счастье и радость растворились моментально. А Марволо все смотрел как обледеневает каждый участок его старой хибары, он закричал, когда лед полез на его ноги, примораживая к тому месту, на котором он стоял. Лед полез по слабым икрам, сковывая и принося резкую обмораживающе-щипучую боль, Мракс выронил палочку, склоняясь к ногам, стараясь оторвать налипший лед, а он все высился дальше по ногам, достигая коленей. Страшная боль, а затем неконтролируемое дрожание, дыхание оставляло вялый след, который тут же рассеивался. Марволо разобрал странное шептание, понимая сказанное. Это дементор. Он разговаривал, но говорил так, что чтобы разгадать его диалект, приходилось прокручивать услышанное несколько раз. Его язык был много сложнее привычного парселтанга. Расплывающиеся куски страшного длинного плаща начали приближаться, дементор протягивает свои гигантские ручищи, сушеные прямо как у мумии. Его дыхание тяжелое и частое, а он продолжал говорить одно и тоже, пока Марволо непереставая замерзал все стремительнее, кажется, уже теряя сознание от боли. Дементор касается его лица, непрекращая говорить. Мракс прикрыл глаза, готовясь к поцелую с потусторонним созданием, как вдруг до него доходит смысл сказанного. Дементор говорит очень медленно, будто бы зеркаля слова и меняя их местами. «Мое назвать имя. Имя назвать мое», — и подобная фраза повторяется постоянно.

— Януш? — поднимает глаза на дементора, видя только его черное облачение, он резко перестал приближаться. Льдина под Марволо разрасталась, превращаясь в глыбу. Дементор коснулся пальцем этого куска, все еще приближаясь к лицу Мракса, пока тот не разобрал его следующие слова. Он пел о просьбе, говоря, что-то вроде: «Не отец твой. Твой не отец. Я. Мое имя звать». Марволо еще никогда не приходилось думать так остро как сейчас, словно разгадывать головоломку, но в минуту опасности, когда жизнь висела на волоске — голова сама заработала, тогда как Мракс обещал перестать пить. — Януш, — тяжко даются слова, вырываясь вместе с дрожанием. — Януш, я не твой отец, — высказывает эту фразу, останавливая дементора моментально. Дементор положил свою размашистую кисть на глыбу льда и та покрылась трещинами, раскалываясь, и осыпаясь в пыль. Мракс упал на холодный пол, последнее что он увидел, перед тем как потерять сознание, это то, как гигантская черная тварь покидает его дом, унося с собой мороз.

***

— Молли, ты глупая, — слышит девочка гнусные высказывания в свою спину, — а еще трусливая.

— Да нет же! — оборачивается на них, видя перед собой хитрые рожи Муфальды и Малдун, они утверждали, что видели в Запретном лесу фей, но при этом они ни разу не ходили туда и Молли это знала, потому что эти две гриффиндорки трусливы еще больше, чем приписывают ей. Как бы не хотелось дружить с ними, а их постоянные приколы и шуточки были неприятны, им смешно, а ей обидно. Сначала она посмеялась вместе с ними, думая, это пройдет, но нет, их забавы становились слишком затяжными и трудными, жаловаться было некому. Альбус Дамблдор говорил, что только глупец ослушается правила, Молли была согласна сейчас даже на это, только бы сбежать от этих насмешек. Она рванула вдоль озера, оставляя слова позади, а почему собственно лес такой запретный? Ей захотелось найти в лесу что-нибудь и принести, доказав девочкам, что их насмешки лишь глупые слова, а росказни про Запретный лес — жалкая ложь. Лес с виду был и впрямь недружелюбным, не хотелось идти туда, где по слухам обитают оборотни. Молли казалось — она что-то видела в небе, оно было такое быстрое, но никто не заметил, а Муфальда первая начала говорить, будто Молли глупая, смеясь, мол рыжий цвет признак дураков, потому что у всех клоунов волосы рыжие. Прогибаясь под невысокой веткой, Молли идет вглубь все увереннее, понимая — внутри совсем не страшно. И оборотни, если и есть, то только ночью, а сейчас еще очень светло. Деревья гигантские, идя вперед со вздернутым подбородком, она несколько раз навернулась о лежащие коряги и торчащие камни. Обернувшись назад, Молли видит, что отошла совсем недалеко и это расстроило девочку, и она сорвалась на бег, стремясь познать что в зарослях. Сторонние ветки лезут в лицо. Чем дальше, тем непрогляднее роща, деревья возвышаются, земля под ними проседает, оголяя жирные могучие корни. Молли остановилась, видя белого гордого единорога, он примостился на дорожке пощипать травку, она остановилась понаблюдать, затем резкий шелест не пойми с какой стороны. Единорог тотчас сорвался с места и убежал, оставляя маленькую девочку одну, но Молли не испугалась, гордо кутаясь в гриффиндорскую мантию, вспоминая, что их факультет славится храбростью, но, на самом деле, просто похолодало. Дуновение было морозным и все бы ничего, но резко пропало солнце, Молли завертела головой, пытаясь понять где же яркие лучи, что только что играли меж листвы. Резкая ночь сгустилась над кронами, оставляя все что у корней в кромешных сумерках. Услышав шуршание и какой-то голос, она решается подойти поближе, уверенная — поймала Артура Уизли на горяченьком. Отодвигая заросли, наблюдая небольшую рощицу, Молли видит, как нечто черное опустилось на землю, прямо с противоположной стороны леса. Это был человек в черном. Гигантский страшный человек, весь покрытый черной мантией, он парил над землей словно призрак, а шепот, доносившийся с его стороны, давал понять — это точно человек. Молли подумала, что это иностранец, но когда увидела его страшные костлявые руки, то попыталась медленно отступить, понимая, что ошибалась. Это не человек и не иностранец. От его прикосновений бледнеет и жухнет трава, потусторонний черный призрак принес с собой увядание и смерть. Он потянул руку прямо в то место, где стояла Молли, увидев это, она заверещала и побежала назад, продолжая кричать. Обернувшись на бегу, она увидела как оно летит за ней, оставляя белый мертвый след. Словно ледяные взрывы, чудовище окунало в мерзлоту и смерть все, около чего прошлось. Молли замечает, как оно остановилось и стало издавать задыхающиеся звуки, хватаясь за свое черное, скрытое плащом, тело, резко упало на землю ничком, прямо в груду снега и льда, протянуло руку. Страшное создание приподнимает голову, смотря прямо на девочку, издавая протягивающий стон. Его шелестящий зов все больше походил на крик, крик человека. Острые костлявые пальцы обросли кожей, его кисть стала похожа на человеческую. Молли показалось, что это создание страдает. Резкие ломанные движения, оно будто ползло ближе, постоянно издавая жуткие звуки и так же двигалось. Резко, быстро, как змея или паук. Всматриваясь в безликое черное лицо, спрятанное черным капюшоном, Молли вспомнила самые леденящие душу моменты из своей жизни, начиная плакать от страха и переживая все страдания вновь. Чернь с этого существа продолжила оседать, придавая его облику черты, сначала это был черный человек в белом сугробе, а потом снег потаял, а чернь рассеялась на глазах, оставляя на траве только мальчика. Солнце выглянуло, тучи расступились. Молли увидела его кричащее и ужасающее выражение лица, от чего испугалась только больше, резко взвизгнув.

— Помоги мне, — наконец заговорил он. — Встать, — протягивает руку. Откинув все увиденное и, понимая, что человек в беде, гордо носящая знамя Гриффиндора, она быстро подбежала к нему и ухватилась за его крупную кисть, потянув на себя. Молли удивилась, что его рука была теплой, а ведь он пролежал в снегу столько времени. Ее первый вопрос: «Кто ты такой?», неужели это и есть тот самый оборотень, про которых слагают страшилки? Если да, то он и вправду жутко страшный, особенно, когда в черном образе. Сам же мальчик оставлял за собой тот шлейф темной энергии. Отойти от увиденного было почти невозможно, насколько бы смазлив он не был, тот образ навсегда останется у него на лице.

— Почему ты такой? — задирает голову, осматривая его, потому что он был намного выше.

— Я таким родился, — посмотрел он на нее, а затем оглядел весь лес, непонимая где оказался, ведь Януш хотел попасть именно в Хогвартс, но что-то пошло не так, поэтому он потерял лицо прямо на полушаге к крепости. Смерть не позволяет черным существам ступать на свою территорию, что, несомненно, умно и находчиво. Она гениальна и продумана.

— Таким жутким? — с детской непосредственностью спрашивает его эта рыжая девочка.

— Мама говорила что я красивый, — пожимает плечами, думая, что эта малолетка ничего не понимает.

— Все мамы так говорят, — усмехнулась она. — Я Молли, — представилась незамедлительно, — из чистокровного семейства Пруэтт, — она захотела ему понравиться, приподнимая мантию, присаживаясь в реверансе. — А ты? — уставилась на Януша, а тот сразу же растерялся, не желая выдавать свое настоящее имя, он посмотрел вдаль, видя меж деревьев высокую скалу, понимая, что Хогвартс там.

— Я Гарри Поттер, — медленно перевел на нее взгляд. — Я тоже учусь здесь, — указал на виднеющийся замок.

— Да? — обрадовалась Молли, понимая, что у нее есть знакомый старшекурсник. — На каком ты факультете?

— На Гриффиндор, — ему противно учится там, где учился Том.

— Я тебя раньше не видела, — начала видеть подвох.

— А я пошел как-то в лес без разрешения и остался здесь на долгие годы, — сочиняет историю прямо на ходу, беря девочку, которая года на три его младше за ручку и направляясь к выходу из Запретного леса. — На меня напал дементор и укусил, я стал таким же как и он. На меня наложила проклятье Смерть, я обязан был скитаться, пока добрая девочка не протянет мне руку помощи, — высматривает вдали просторы, не замечая, как Молли нравится все то, что он говорит. — Потому что я очень страшен в своем проклятом образе, только храбрая и чуткая душа могла вылечить меня и снять проклятье.

— Ты заколдованный принц? — верит в его сказку, потому что он очень красиво говорит.

— Да, я Смерть-Полукровка, — отодвигает ветки деревьев, выводя их из леса.

— Это как? — поморщилась она.

— Я — Наследник Смерти, — обернулся он к Молли, бросая пафосную фразу.

— Ты из рода Певерелл? — она ахнула, не зная, как скрыть восторг от всего услышанного. — Тот самый? Ну там три брата были, которых Смерть наградила дарами.

— Нет, улыбнулся он. Я круче, — Януш осматривает невероятной красоты просторы. Черное озеро было как зеркальная гладь, ни одна рябь не нарушила идеальную поверхность. — Я произошел напрямую от Смерти, а братья Певерелл — лишь братья Певерелл, — улыбнулся, поднимая восторженно взгляд на Хогвартс, что крепко врастал в скалы и высился, привлекая величием. И правда как Камелот, все как описывала Силия, Януш почувствовал себя героем артуровских рассказов. Если он Артур, то Том, непременно Мордред, — непереставая примерял на себя роли. Молли повела Януша прямиком в замок, рассказывая про своих дрянных соседок по комнате, которые задирают ее, потому что она ниже всех на курсе, они говорят, что ее место с первокурсниками, хотя она уже начинает третий.

— Почему ты в школе, ведь еще не сентябрь? — Януш недоумевал.

— Когда я пошла учиться, то учеба начиналась 15 августа, даты периодически меняются, поэтому учеба уже как две недели в разгаре, — пояснила она, удивляя все больше. Пока Януш поднимался по большим ступеням вверх на гору, вид открывался невероятный. Весь лес, озеро и дальние просторы можно было узреть.

— А там находится Хогсмид, — указывает в сторону отчетливо видной деревеньки, оттуда прямо дымит. — Там находятся классные кафе и магазины, но мне пока нельзя туда ходить, мама должна написать разрешение, — рассказывает каждую мелочь. — Ты женишься на мне? — в лоб задает странный вопрос.

— Я? — переспросил, не понимая к чему это.

— Да, ну, ведь я тебя спасла, теперь ты сделаешь меня королевой царства Смерти? — на этих ее словах он рассмеялся и потянул дальше вверх по ступеням, крепко сжимая чужую ладошку. — Ну? — переспрашивает.

— Я женат, — посмотрел на нее. — Мою принцессу украл злой дракой и поместил в башне, я должен ее найти, — расстраивает Молли. — Но я бы непременно сделал тебя своей женой, — поднимает ей настроение, — не будь уже повязан.

Они заходят на территорию Хогвартса с заднего двора, Януш осматривает эти невероятные стены, длиннющие колонны, постройки, пристройки, вырастающие башни, которые достают, казалось бы, аж облаков. Совы и филины летают над этим местом, постоянно слышно их уханье. Наблюдает как много здесь учеников и все они в форме, длинные балахонистые мантии напоминают ему его собственное одеяние дементора. На глаза попадаются четыре цвета и Януш вспоминает рассказ своей мамы. Находя девочек с зелеными галстучками, понимает, что это змеиный факультет, откуда выходят злые колдуны и волшебницы. Молли, у которой был красный галстук, означал, что она на факультете, который славился благородством и отвагой. Желтый — это любимый цвет Силии, а еще книга, которую он читал, она была как-то связана с этим факультетом, но Януш забыл названия двух других. Озирался по сторонам, встречая неоднозначные взгляды в свою сторону, наверное, всех забавляло, что он идет за ручку с маленькой девочкой, некоторые хихикали им вслед. Януш только не мог понять, как он узнает среди всех этих людей Смерть? Молли заводит в открытый коридорчик на заднем дворе.

— Профессор! — вскрикнула Молли, вырываясь и подбегая к высокому мужчине в пурпурной мантии, на нем глупая конусообразная шляпка, он выглядел как самая обыкновенная колдунья. Януш шел за Молли, потому что не знал тут более никого, надеялся, что каким-то образом ему повезет, не зря же он выпил зелье удачи.

— Двадцать очков я присуждаю Гриффиндору за то, что Молли Пруэтт находит Гарри Поттера, — огласил этот странный на вид колдун, смотря на подошедшего. Посмотрев на счастливую Молли, Януш понимает — упустил то, что она понарассказывала.

— Что ты сказала? — одернул ее.

— Что спасла тебя, — честно признается. — И еще что ты тот самый пропащий мальчик, что много лет скитался в лесу из-за проклятия Смерти. И меня наградили за этот поступок, — все сказанное звучало достаточно логичным, но Януш все равно мало что понимал в происходящем.

— Признаться честно, — обратился он к нарядному колдунчику, что был намного выше него, — я сказал, что учусь в этой школе, но… — решил сознаться, но не успел.

— Молли, спасибо большое, — обратился профессор к ней, — ты можешь идти. Я подумаю насчет твоей награды за заслуги перед школой, — она убежала счастливая, Януш увидел ее желание утереть нос своим обидчицам. Молли побежала все докладывать им.

— Альбус Дамблдор, — протягивает руку в приветствии, Януш хотел назвать свое настоящее имя, но не успел. — Какой факультет тебе больше нравится? — уставился на него. — На каком бы ты хотел учиться? — конкретизирует.

— Э-э… ну-у… — Януш не знал, что отвечать.

— Да, согласен с тобой, — прерывает. — Ещё двадцать очков я присуждаю Гриффиндору за то, что Гарри Поттер выбирает этот факультет, — громко огласил снова, Януш обернулся, видя, как на него уставились представители других факультетов. — У тебя такие волшебные глаза, — в упор уставился этот дядька. — Ещё десять очков Гриффиндору за то, что у меня сегодня хорошее настроение от красивых глаз Гарри Поттера, — берет его под руку и начинает размеренно шагать, уводя.

— Вы же знаете, что я не обучающийся, — шепчет, краснея от стыда.

— Я — да. Но студенты не знают об этом, — подмигивает ему. — Два отца и два сына ели три яблока — как это получилось? — задает странный вопрос сходу и внезапно, обескураживая мистера Реддла, он не мог сосредоточиться ни на чем, потому что слишком много событий обвалилось на его хрупкую спину. Странный преподаватель не произносил более ни слова, уверенно обхватывая нового мальчика под руку, уводя Януша вглубь замка. Он заметил как лицо Дамблдора было тщательно расслабленным, он слегка улыбался, а затем резко начал напевать какой-то мотив, видимо, чтобы показать свою непринужденность. Ему это хорошо удавалось, но Януш видел в этом ложь, но следом же подумал, что профессор уже обо всем догадался и поведет его прямиком к самой Смерти. «Как учтиво с его стороны», — Януш считал, что зелье отлично работает, удача за удачей преследуют его весь день. Когда длинный коридор закончился, то мистер Реддл испугался увиденного: огромное пустое пространство и много-много лестниц, которые возвышались и опускались, то и дело меняя направление. Он задрал голову, пытаясь насчитать сколько этажей в этом здании, но лестницы постоянно отвлекали. Все как и говорила его мама — даже портреты разговаривали.

— Семь, — посмотрел на него пестрый колдунчик в странной шляпе, на конце которой Януш увидел блестюшку.

— Простите? — не совсем понимает столь завуалированных посланий.

— Здесь семь этажей, — дотронулся до его плеча, начиная поглаживать, а это, несомненно, вызывает негодование, страх и странные мысли. — Вы нечеловек, — смотрит на него так, будто он должен ему что-то рассказать.

— Я…я…я, — не может понять, как тот это понял, ведь видит впервые, Януш так и не смог ничего сказать, ступая по ступеням вверх, идя за необыкновенной и загадочной фигурой неизвестного ранее профессора. Если в этой школе все такие странные, то это ничем не отличается от того, что происходит в реддловском поместье.

— Тебе нужно к директору, верно? — спрашивает Дамблдор, снова мягко беря под ручку уже заметно растерявшегося паренька. — Я отведу тебя, — он вроде говорил спокойно и доброжелательно, что, должно бы, успокаивать и внушать доверие, но почему-то этого не происходит. Он уводил его все дальше и дальше, а чем дальше, тем меньше учеников становилось в округе, пока те полностью не исчезли. Наконец-то выбираясь в какое-то непонятное крыло, а все они казались одинаковыми, потому как: необъятны, громадны и очень пугающе пусты. На стенах все меньше картин, они, почему-то в основном там, где больше людей, наверное, чтобы наблюдать за учениками. Дамблдор привел его к большой статуе-гаргулье, затем с интересом посмотрел на Януша.

— Пароль? — обращается к нему.

— Я без понятия, — выпучил глаза.

Оборачиваясь к каменной статуе и доставая палочку, Дамблдор взмахнул ею в сторону каменного изваяния, произнося:

— Лакричные палочки ради общего блага, — при этом глупо улыбнувшись. Статуя резко кивает и показывает скрытую дверь. — Милый мальчик, иди в эту дверь, — открывает ее для него, указывая вглубь. Януш чувствует сильнейший подвох и страх перед эти профессором в веселой шляпке. — Директор скоро придет, — эта фраза более менее расслабляет и он, хоть и неохотно, но все же делает шаг, оказываясь за порогом большого кабинета. — Не желаешь лакричных леденцов? — вдруг спрашивает профессор. — Только знай, они кусаются.

Дверь за его спиной резко захлопнулась, Януш обернулся, понимая что он тут один. Бежит к двери, начиная дергать ручку, а та словно одубела, мерзкий профессор запер его внутри странного кабинета, который охраняется гигантской статуей. Не на шутку испугался, скатываясь по двери вниз, стуча по толстому дереву, зовя кого-то извне на помощь, а потом резко вспоминает что данные коридоры пусты и практически нелюдимы. Януш посчитал, что Жидкая Удача закончила свое действие, а побочным эффектом будет стремительная неудача. Медленно оборачивается, осматривая кабинет. Высокий потолок, колонны, камин, маленькое окошко, но самое интересное не это. В глаза бросаются всякие разные блестящие штучки, они крутятся, издают звуки и шипение. Какие-то непонятные пестрые предметы и их было так много, казалось, Януш попал в кладовую старьевщика. Много картин, на которых изображены разные люди и они все уставились на гостя, ничего не произнося, делая вид, что они самые статичные полотна в Хогвартсе, во что Януш неохотно, но, все же, верит. В дальнем конце у окна, обставленный шкафами, стоял письменный стол, скрытый арочными проемами. Это было такое необычное место, а подбираясь ближе, Януш увидел небольшой аквариум около стола, над столом жердочку и на ней птицу. И мистер Реддл тут же понял — это Феникс, так как вычитал про них в книге Саламандера. Птица на вид была больна и почти умирала, она склонила голову, вот-вот и упадет. Янушу стало жалко птицу, ему показалось она страдает, тянет к ней руку, желая погладить ярко-красное оперение. Феникс уже прикрыл веки, но как только почувствовал приближение, тут же распахнул свои глаза-бусинки, раскрыл клюв, хотел пропеть что-то, но не успел, тут же вспыхнул и сгорел. Януш вовремя одернул руку, отпрыгивая назад, пугаясь. Он резко понял, что не должен ни к чему прикасаться. На его глазах горело большое тело Феникса, запах плоти был похож на запах церковных свечей. Приторное благовоние расплылось по всей комнате после смерти птицы, которая ссыпалась в черную горсть пепла. «Какой кошмар…», — искренне ужаснулся. На столе были красивые ажурные вазочки, внутри которых лежали несколько видов сладостей. Он захотел найти что-то компрометирующее на Смерть. Роется в ее бумагах, открывает ящики, но там одни побрякушки и непонятные вещи, однако, находит конверт, думает, что нашел что-то стоящее, заглядывает внутрь, но разочаровывается, ведь там пусто. На обратной стороне красовалось только имя, которое ничего не говорило Янушу о человеке, которым был Николас Фламель. Следом его взгляд падает на крутящуюся округлую витрину в противоположном конце кабинета, подбегает и начинает рассматривать. Маленькие изящные хрустальные пузырьки, внутри которых было что-то непонятное, каждый флакончик подписан. Северус Снейп, Беллатриса Лестрейндж, Геллерт Грин-де-Вальд, Гермиона Грейнджер, Гораций Слизнорт, — куча имен на непонятных склянках, а прямо под витриной большая чаща со светящейся синей водой, в которой плавают движущиеся призрачные картинки. Януш видит даже колбочку с именем своего отца, но ничего о самой Смерти. Ничего. Войдя сюда, как и вообще на территорию Хогвартса, никогда не поймешь, что Смерть находится в этом месте, потому как на это не указывало ровным счетом ничего. Януш был вне себя от злости и растерянности. Опускает руку в воду, в которой плавают картинки, по пальцам стекает сопливая жидкость. Посмотрев внимательно на все полочки, ища хоть что-то напоминающее Смерть, в глаза попадается колбочка с очень известным именем, потому как в своем доме он порой слышал его чаще чем собственное. Гарри Поттер, — Януш открывает дверцу и достает хрустальный пузырек, не понимая что это, но уверенный, что это те самые картинки, которые плавают внизу, в чаше с синей водой. Откупоривает и выливает тянучую слизь прямо в воду, уверенный, что именно так это и работает. Кто такой Гарри Поттер? Почему о нем так много говорил Том?

— Ты такой сообразительный, понимаешь как все устроено так быстро и сходу, — услышал голос за спиной. — Прямо как Том, — Януш уронил пустую колбочку Гарри Поттера, оборачиваясь. Это была она. Смерть действительно пришла, увидев ее, у него было странное ощущение, что он любит ее, прямо такой жаркой любовью, которой бредит каждый дементор. Ему моментально захотелось ее. — Отвергнут жестоко сын, страдает в отчаянии дочь, вернется из черных глубин мститель на крыльях в ночь, — улыбнулась, произнося очередную загадку. Она стояла прямо у двери и наблюдала, а сколь давно Смерть делает это? — Чудесный стих, правда? — ее голос был как прекрасное пение, но вместе с тем и раздражал сильнее всех на свете, потому что он понимал подвох, но не знал конкретных вещей. — Его написал предсказатель Тихо Додонус. Хочешь еще одно?

Януш делает к ней шаг навстречу, медленно и неспеша, уговаривая себя помедлить. Видит, как она убирает руку с дверной ручки, делая шаг навстречу к нему. Зеркалит каждое его движение, заставляя терять все мысли и привычные чувства, но он точно понимает — это она разделила его с мамой. Делает к ней еще шаг, а она к нему, от чего перехватывает дыхание. Ему страшно от того что он не знает кто такая Смерть. Коллекционер личностей, раскаивающийся убийца.

— Когда лишние больше не излишни, когда время вспять повернётся, когда невидимые дети убьют своих отцов, тогда Тёмный Лорд вернётся, — изрекает очередной стих.

— Где моя мама? — резко задает вопрос, поднимая глаза к ее лицу, пугаясь того насколько она высокая. Высокая Смерть пугала куда больше чем высокий Том. — Она не умерла. Я все знаю.

— Наследник Смерти, — задевает его, давая понять, что она в курсе про его сказки, которые он наплел Молли, — чего ты желаешь? — тянет к нему руки, обхватывая его лицо, нагибаясь, касаясь его губ своими. Он аж весь растекся в ее прикосновениях, настолько сильно Януш хотел быть с женщиной. На самом деле Януш хотел знать Смерть. Кто она, что она и каковы ее слабости, дабы не играть в ее игры, не быть вынужденным бояться ее. Она положила ему свою руку на грудь и стала вести вниз, слушая, как он постанывает от легких прикосновений. Снимает с него пиджак, бросая на пол, целует в шею, замечая, какой он ранимый. Ее когти щекочут ему кожу головы, она сводит с ума, касается его брюк, надавливая на явный бугорок в штанах.

— Тебя так давно не было, — гладит его по щеке, начиная целовать в красные губы, углубляясь все больше, Януш почувствовал, как она засовывает ему язык слишком глубоко в глотку, от чего его всего схватила паника. Обнимает Януша, а ее руки кажутся невероятно длинными, он по сравнению с ней был маленьким мальчиком. Он давится, после чего Смерть высунула у него из глотки свой язык. — Мой любимый, — обнимает его, начиная успокаивать, испытывая прилив сладкой нежности, переваливающийся в сильнейшее исступление. Жалеет своего сына, находя прелестным созданием, вспоминает, как она зачла его Силие в этом кабинете, но Смерть никогда не думала, что Януш окажется здесь. Он пришел сам. Добрался. Нашел, да еще и так романтично врет. Януш начинает плакать, вспоминая маму, которой у него больше нет.

— Том сбежал из Нурменгарда, — прижимается к ней своей щекой, млея в ее присутствии.

— Я знаю, — гладит его по волосам.

— Том превратил меня в Силию, — продолжил свой рассказ.

— Я знаю, — немного печальней добавила.

— Том и Геллерт пошли к Ньюту Саламандеру, — на этих словах Смерть на секунду показала свое искреннее удивление, потому что этого она не знала и даже не могла предположить. — Они что-то замышляют, — на этих его словах она усмехнулась, отстранилась и удалилась, Януш наблюдал, как она важно села за свой стол, делая вид, будто все хорошо.

— Мой бедный Фоукс, — обращалась она к горстке пепла, в которой барахтался птенец.

— Почему ты ничего не делаешь? — Януш стал резко подходить, начиная злиться.

— А я должна? — рассмеялась она. — Ты, верно, забываешь, что я никогда не спешу с решениями. Я даже не знаю чего они хотят. Ну сбежали они и что?

— Ты меня поражаешь, — он вспомнил свое чувство ненависти к этой женщине. Она была слишком самодовольна и самонадеяна.

— Будь спокойнее, — смерила строгим взглядом, все еще смотря на его член. — Меня мало чем можно удивить, но эти двое смогли, — призналась Смерть. — Пускай пыжатся и думают что великие, расплата придёт рука об руку с разочарованием.

— Но они…

— Ну и наплевать! — обрывает его поток унылых мыслей. — Они — пустой звук и пыль под ногами. Их цель ждёт провал уже заведомо, — самоуверенная и незнающая страха.

— Хотят тебя свергнуть, — напрямую сознается.

— Пускай хотят дальше, — Смерть была возмущена услышанным. — У них хотелка не доросла до меня, жалкие червяки, — рассмеялась она, кладя на стол свою палочку. — Пусть играют в свои гангстерские игры, главное чтобы не трогали мой Хогвартс.

— Пососи мне, — вклинивается в личное пространство Смерти, расстёгивая брюки. Ему так хотелось побыть собой везде, что предвкушение доставляло боль, а его желание наливалось и твердело само по себе, от одного лишь взгляда на эту женщину, а от ее слов бросало в жар и гнев одновременно. Упёрся в её стол, смотря прямо на Смерть, считая, что она похожа на его премерзкого отца. Януш думал, что сейчас тот за все ответит. За все унижения. Что теперь он — женщина. Смерть потрогала его ноги через плотную ткань, двигаясь вверх. Он тихо простонал, когда она коснулась его там. Стала высвобождать, Януш смотрел на это сверху вниз, смотрел на свой член, который не ощущал и не видел слишком давно, а это, однозначно, пытка. Смерть высунула язык, прошлась самым кончиком, Януш сморщился ведь, настолько трудно ему было смалчивать в эту секунду свои стенания. Она забиралась им вовсюда и сладко вводила в тяжкое исступление дальше. Хочет её поторопить, не церемониться и побыстрее кончить, ему сейчас не до игр языком и прочей ерунды, это было как пытка. Притягивает её к себе, она открывает свой рот и Януш резко испытал желаемое наслаждение, оказываясь внутри её слюнявого рта. Она касалась своими когтями его внутренней части бедра, Януш чувствовал щекотку через брюки. Он закрыл глаза, облокачиваясь на её стол, почти полностью ложась, ему показалось, что у него кружится голова. Она раздвинула его ноги резко шире, непереставая сосать. Януш спиной ощущает как ему что-то впивается, у Смерти много хлама на столе. Она любит только своего сына в данную секунду, она любит его так глубоко, что он периодически трется о её глотку. Януш так давно себя не трогал, не ласкал, казалось, что он никогда не станет собой. Сейчас он был сильно напряжен, думая только о том, как ноет каждый бугорок на его члене. Каждый. И это невыносимо. Но она делает ему приятно, а его член перестаёт терзаться. Януш так сильно ушёл в себя, ушёл в состояние сексуального опьянения, что застонал на весь её кабинет, забывая про всевидящие портреты. Касается плеча Смерти, думая, о том, как любит эту женщину, в данный момент — точно. Сильно и страстно. Она давится его членом, Януш ощущал, как сокращается её горло, пытаясь вытолкнуть обратно. Эйфория отступила, когда он незамедлительно кончил, не в силах контролировать дрожь во всем теле. Когда густое облако похоти ослабло, он все ещё вспоминал чувство вязкой слюны на себе.

— Ты отгадал загадку? — подтирает уголки своих губ, лукаво улыбаясь, пока он думал о том, как Смерть съела его сперму. О том, что она всегда глотает. Ему стало интересно: а она есть сперму только избранных или всех подряд?

— Где моя мама? — потерянно произносит, не в силах играть в эти недосказки.

— В лучшем мире, — отпускает неприятную шутку.

— Я хочу к ней, — роняет слезу, полностью превращаясь в ребенка.

— Ты хочешь трахаться с ней, — рассеивает его глупые мечты, чем злит. Она встала с места, начиная прогонять Януша со стола и перекладывать все свои побрякушки и бумажки. — Тебе нельзя этого делать, — остановила свой нервный поток движений, спокойно произнося.

— Почему? — он был убит ее словами, недоволен и не удовлетворен.

— Ты делаешь это неправильно! — возмутилась Смерть. — Твой секс должен происходить ТОЛЬКО в образе дементора, потому что таков ты настоящий. Человеческая оболочка досталась тебе от нас всех, но кроме мозгов, коммуникаций, зрения и чувств она ничего не меняет! Ты — это неудовлетворённое создание. Ищейка. Это твоя природа! Ты должен трахать только меня! В этом твой смысл жизни. А ты хочешь обмануть себя, не обращаясь во время сексуальной связи, но это неправильно. Противоестественно, — поморщилась даже.

— Ты тоже это делаешь, — совершенно спокойно парирует в ответ.

— Я не дементор! Я выше вас! Я сложнее! — её выводит из себя неуместное сравнение.

Януш видит, как разозлил Смерть, она точно не готова поделиться с ним знанием где Силия. Приближается к ней, напряжённо выдыхая, кладёт руки ей на талию, начиная медленно, но с силой вести вниз, смотря в её спину. Смерть поддаётся на прикосновения, кажется, она очень хочет близости. Она недовольна чем-то, сильно переживает. Каждая струнка её тела натянута до предела, также как и нервы, хотя она очень красиво пытается это скрыть. Издала стон сожаления или, может быть, удивления, как только он схватил её за задницу, требовательно ущипнув. Что-то со Смертью не так, она скрывает это, зажимает внутри, ломается, становясь взвинченной. Наклоняет её вперёд, желая угомонить свою страсть. Хочет Силию, сходит с ума от мыслей, что никогда не увидит её больше. Смерть не знает, что такое любить кого-то, она знает яркую радугу оргазмов от группового слияния и высасывания душ, а также просто от возможности растормошить свою щель. Сейчас она превращается в обычную женщину. Том называл его мать нимфоманкой, хотя это совершенно не так! Януш очень оскорблён этим, потому что считает их шлюхами, а шлюхи — это низко. Смерть поимели многие представители людей, все дементоры, даже преступники. Может показаться, что она даёт, но нет, она берет. Януш хотел ничто не иметь до встречи со своей мамой. Вообще не заниматься сексом, но Том уже нарушил этот порыв. Это было сугубо порочно, очень приятно и выдержанно. Януш знал, что отец умеет держать своё равновесие во всем. Том не скатывается. Скатившись уже однажды, когда пробил сыну мозги. Какое же неописуемое счастье было ощутить себя ею, той, кого больше всего любишь, желаешь и долго уже не видишь. Она любит Тома, Силия так устроена, что их соединения с отцом всегда удачные. Они как недостающие детали. Януш ощутил её сильную любовную горячку по собственному отцу, какое это удовольствие когда он суёт в неё свой твёрдый член. Он даже не влезает в неё полностью, потому что Силия там очень маленькая. В своих мыслях она очень хочет быть на нем во всю длину, иногда ей это удаётся, когда её влагалище от перевозбуждения удлиняется. Януш не чувствует к Тому ничего, но он не может сказать, что жалеет о их сексе. Том опошлил его любимую женщину, делая её только более притягательной, от чего-то даже невинной.

Януш задирает одеяние Смерти, видя её оголенные прелести сзади. Надо быть евнухом, чтобы не пожелать оказаться внутри этой фатальной предательницы. Она предала его. Она удалила из его жизни важную составляющую — смысл.

— Кажется, Силия беременна, — Смерть поддевает правильно и изысканно, ввергая в шок. В её голосе насмешка, а все тело содрогается от напряженного ожидания. Она дышит слабо, почти беззвучно, потому что готова к ощущениям. Хочет вкусить. — Но, кажется, она его потеряла, — с наигранным сожалением добавляет. — Плод деформирован.

— Я заделаю ей ещё одного, — без сомнения отбивается от омерзительных слов Смерти. Она польщенно усмехнулась. — Если она захочет, — добавил он.

— Заделай и мне, — на выдохе говорит Смерть, а затем сдавленно простонала, потому что ощутила холодный пупырчатый член в своей человеческой дырке. Смерть хочет стать собой, ей от этого физически легче, а ещё потому что она сменит внутренности. Сжимает пальцы в кулаки, чувствуя, как впиваются её ногти в нежную кожу ладоней.

— Зачем тебе ребёнок? — прижимается щекой к её спине, расплываясь в романтических соплях от мыслей о собственном потомстве. Он не знал, что его мама была беременна, теперь Янушу ещё больше обидно за её исчезновение.

— У меня давно их не было, — придумывает глупые отговорки.

— Я просто кончу в тебя, а дальше — как получится, — проскользнул дальше в неё, уткнувшись губами ей в мантию, громко крикнув, от сдавливания всех его чувствительных бугорков. Ему казалось, что там внизу у него десятки сосков, которые сверхвозбуждены. Берет Смерть за руку, сплетая их пальцы, хочет любви и ласки, считает, что ему этого все время не достаёт.

— Я хочу поменять форму, — ноет его Смерть.

— Нет, — кратко всхлипнул он, другой рукой обнимая ей живот.

Смерть терзающе стонет, ей непривычно чувствовать это так, она привыкла по-другому. Человеческая форма для человеческих сношений, а Януш все перемешал. Он просто хотел, чтобы это было похоже на секс с его мамой, любит трахать её, несмотря ни на что. Сделав три грубых толчка, он остановился, понимая, как накалилось напряжение их обоих. Тяжело выдыхает, начиная трахать её снова, хочет либо спеть свою змеиную песню, либо кричать, — кричит, не желая петь Смерти. Она, кажется, вся трещит по швам и как тростиночка ходит ходуном, глухие изнывания покидают её уста, мешая боль и блаженство.

— Грин-де-Вальд… — она заговорила. Смерть звала своего человеческого любовника, отца Тома Реддла. Ей так хотелось перевоплотиться, но из-за невозможности этого сделать она просто стала выдавать хаотичные застрявшие мысли. — Геллерт, — Смерть звала этого уголовника.

— Ты любишь его? — удивился Януш, так как о чем бы никогда не подумал, так это о этих двух. Смерть не ответила ему, она только продолжила судорожно мычать, все ещё протягивая имя своей страстной любви. «Геллерт», — жалким писком казался её голос. Януш игнорировал эти выпады, продолжая нервно трахать гадкую разрушительницу чужих судеб. Он слышал, как соприкасаются их тела, что окончательно доводит до неконтролируемого стона. Януш вцепился в Смерть, наваливаясь ей на спину, только больше сгибая пополам. Порыв был внезапным и сильным, он почувствовал тепло собственной спермы в её узком влагалище. А потом до Януша донеслись тяжёлые вздохи и частые всхлипы, без промедления понимает, что Смерть плачет. Наверное это был синдром нежной привязанности к отцу собственного ребёнка, которого она не смогла воспитать.

Вытащил из нее свой член, слыша как Смерть застонала даже от этого, Януш увидел, как она разнылась. Глаза ее покраснели, она закрыла лицо руками и села на свое место, видимо, это был первый раз, когда ее кто-то расколол, да еще и таким способом. Януш не пожалел Смерть, думая, что ее чувства ужасны, ведь она так издевается над теми, в кого без памяти влюблена. Похоже, вот он, тот самый вопрос, на который она не дала ответа: Почему именно Геллерт? Почему продолжает так коварно и бесчестно играть людьми дальше?

— Когда-нибудь ты доиграешься, — очень серьезно выдает свои слова. — Их уже двое.

— У твоего отца Воскрешающий Камень, — заговорила сама, переставая плакать. — Хотя я дарила его твоей матери, — повернулась на Януша, но тот никогда не знал про то, что Дары — не вымысел. Смерть резко встала, отошла к окну, прикусила палец, а Януш думал о том, как любит свою мать и очень сильно хочет найти Силию. — Он в брачном кольце Тома, — почему-то улыбнулась. Она говорила сама с собой, однозначно что-то предпринимая, Януш почувствовал, как Смерть не на шутку испугалась, превращаясь в сумасшедшую. — Два отца и два сына ели три яблока, — бредит, вглядываясь в собственное отражение, затем резко поворачивается к Янушу, повторяя и делая шаг к нему навстречу, — Два отца и два сына ели три яблока, — подходит к нему вплотную, начиная жаться ближе, целуя своими мокрыми от слез губами. Если кто и был сумасшедшим, так это Смерть, — думал Януш, отвечая ее прикосновениям, находя близость сладострастной радостью, которую хочет испытывать всегда. Он слышит ее мысли в своей голове, она не отстает, вторгаясь в каждую частичку его разума, порождая странные мысли. Млеет от жаркого страстного поцелуя, Смерть гладит его шею и плечо, стонет ему в рот, а затем резко обрывает поцелуй, насильно обнимая, лишая возможности двинуться. Шепчет ему на ухо слова о сильнейшей любви и целует в висок. И тут-то Януш понимает, что Хогвартс — это крепость, в которой прячется трусливая Смерть, поэтому никогда ничего и не делает. Она странная и рушит жизни всех, кого так жарко любит, поэтому ей проще закрыться в крепости под чужим именем и лицом. На ней приятное мягкое одеяние. Смерть отстранилась, коснулась своих плеч и стянула черную мантию, оставаясь полностью обнаженной, и только тогда Януш увидел, как отливает серебром подкладка, мантия была двухсторонней. Смерть подходит к нему, и накидывает ее своему младшему сыну на плечи, тут же кутаясь в ярко-пурпурную, в которой Януш видел профессора Дамблдора. Януш пощупал тряпку, а она нежна как лепесток розы и текуча будто патока, приятная, немного бархатиста и немного шелковиста одновременно.

— Отец, сын и внук, — посмотрел Януш на Смерть, отгадывая ее загадку, понимая, что она отдала ему свой Дар. Если у Тома Воскрешающий Камень, а у него Мантия-невидимка, то Геллерт непременно придет за Бузинной палочкой, которой, оказывается, владеет Смерть. И только благодаря аналогии Януш догадывается, что два отца и два сына — это три человека, поэтому и яблок поедали только три. — Я даже не знал, что эти Дары реально существуют. Никогда бы не подумал, что они все принадлежат тебе.

— Том имеет кубок за особые заслуги перед школой, — заговорила она, видимо, сама с собой или с какой-то из своих личностей. — У него было так много заслуг… мой дорогой Том был очень старательным учеником, а затем и профессором. Но я как могла игнорировала его и его достижения, — признаётся.

И только покидая Смерть, Януш впервые задумался: а для чего она разделила эти Дары?

***

Невозможное напряжение, а от одного взгляда на Геллерта, Тома всего выворачивало, он раздражал, ведь, казалось, он делает все неправильно. Вот зачем он сел на этот диван? Зачем рассматривает записи Ньюта? Каким образом это поможет? Мистер Реддл хочет сломать палочку Грин-де-Вальда и сказать, что он никчемный, потому что, по его мнению, ничего не делает. Переминаясь с ноги на ногу, Том пребывает в ярости и сам не знает от чего, хочет начать мучить несчастный зоопарк. В глубине засела мысль — все рушится, словно что-то не так. Мистер Реддл не может стоять ровно на месте, от сильнейшего раздражения непонятно на что, у него закружилась голова. А может все дело в предвкушении? Тома гложут мысли о раскаянии, ему кажется, что все так складывается из-за того, что он совершил что-то неправильное. Но что именно? За что ему все происходящее? Постоянно защищает себя, но чем дальше, и чем дольше мистер Реддл остается с происходящим, то понимает, как хорошо было раньше. Его рефлексия приводит к тому, что Том скорейшим образом жалеет себя, желая расколоть свою душу вновь, спрятать, лишить возможности переживать и сделать менее чувственной, считая, будто это панацея, а его проблема: цельная душа. Том прикрывает глаза рукой, вспоминая, как он заколдовал мистера Саламандера, который был к нему положительно настроен, он не видел в Томе врага, даже не призвал палочку, чтобы вступить в бой, а они его так бесчестно шантажируют, надавливая на самое больное. Посмотрев на Грин-де-Вальда, который казался отстраненным, Том ненавидит его, думая, что во всем виноват Геллерт. Он не верит своему стороннику, считает, словно у Грин-де-Вальда свой скрытый мотив. Том смотрит на свое обручальное кольцо, трогая черный камень в сердцевине, сожалея, а ведь так и не вернул Силие то, что должно было принадлежать ей. Он бесчестно оставил его себе. Даже после ее смерти не может решиться встретиться с ее бесплотным духом, считает — он слишком жалок, что сойдет с ума, поэтому Смерть должна поднять мертвых из могил.

В доме Ньюта очень уютно, зашторенные окна. Через тонкие светлые занавески пробиралось солнце, наполняя весь дом желтоватым приглушенным светом. Окна Саламандера выходили прямиком на уходящее светило.

Геллерт для Тома был как ребенок, он мало что понимал в наступившей эпохе, не знал каких-то нюансов, да он вообще ничего не знает. Постоянное предчувствие предательства гнездится в голове грузными мыслями, от чего Том не может ни сидеть, ни стоять спокойно. Посмотрев на лежачего Ньюта, которого так сильно хотел избить Геллерт, Том обвинил в подобном Смерть, ведь все ее любовники особенные, хотя Саламандеру не удалось трахнуть Смерть, а возможно, это лишь вопрос времени. Стирает слезу отчаяния со своей щеки, подходя к жертве обстоятельств, который смотрел на него с застывшим удивлением. «Фините», — направляет палочку на Ньюта, снимая последствия своего бесчестного деяния, не в силах терзаться более.

— Помоги мне, — хватает его за ворот, вынуждая встать, будучи очень грубым и безумным на вид. Том и не заметил, как Грин-де-Вальд наблюдает за его действиями, искренне недоумевая. Каждый из них задумывался о том, что где-то спрятан враг, и им мог быть кто угодно, даже родной сын.

— Что с вами? — спросил Ньют, жалея Тома Реддла, видя, как тот терзается.

— Вся проблема в том, что мы связаны, — начал спокойно со стороны Геллерт, обращая на себя внимание Ньюта, в которого вцепился Том. — Это случайность — казалось бы, но — нет. Это как некая загадка. Где бы Она не появлялась — оставляет яркие следы и один из этих следов — это вы, мистер Саламандер. И теперь, я, кажется понял, что такого она в вас усмотрела, но, поверьте, она и сама не догадывается, — говорит загадками так, что его даже Том не понимает. — У вас есть возможность коснуться величия, практически божественного существа.

— И что это за существо? — расцепляет пальцы Тома Ньют, вставая на ноги, с недоверием подходя к Геллерту, но те слова пленяют. Неужели в мире есть что-то живое, что еще не познал Ньют Саламандер?

— Смерть, — вклинился Том, после чего Ньют обернулся уже к мистеру Реддлу, стоя прямо между двумя этими преступниками, не чувствуя своей слабости, осознавая, что он им нужен куда больше.

— Смерть? — занервничал Ньют, — был не уверен в её существовании… — резко дает понять, что умен и очень любопытен, он побежал в гостиную и стал доставать какие-то толстые ветхие книги, бросая их на небольшой стол. — Но, изучив пару древних сказаний, особенно древнеегипетских, древнегреческих и древнекитайских, — показывает какие-то свитки, — я пришёл к выводу, что во всех их мифологиях присутствует описание странного существа, — показывает рисунок. Том берет изображение на ветхом папирусе в руку, Геллерт следом заглядывает, начиная рассматривать. Антропоморфное создание, похожее на женщину, со всеми половыми признаками, но удивительно жуткое. На рисунке у нее была разинутая пасть с острыми частыми зубами. Грин-де-Вальд посмотрел на Тома, вспоминая, что он ее сын, а Том посмотрел на Ньюта, задавая волнующий вопрос:

— Дементоры? — немедленно предположил Реддл, зная, что его мама как-то связана с этими существами.

— О, дементоры, — улыбнулся Ньют, говоря о них с заботой и теплотой, — самые необычные твари которых мне удалось повидать, — Саламандер смотрит сквозь Тома, затем стал копошиться в своих переплетах дальше, кладя большую книгу на стол, вокруг которого они все собрались. Это был его рукописный дневник о всех созданиях. Рисунки, исследования, заметки — все было сделано рукой Ньюта. — Я разделяю все живые существа на классы, или, если можно так сказать, семейства. Нет, не трогайте! — вскрикнул нервно и неуверенно Ньют, видя, как Геллерт дотрагивается до его вещей.

— Не отвлекайтесь, мистер Саламандер, — тут же бросил на него возмущённый взгляд Грин-де-Вальд. Но Ньют не мог спокойно думать в присутствии этого чернокнижника, из-за которого он и его близкие когда-то потерпели сильное крушение. Том с ненавистью посмотрел на Геллерта, после чего тот нехотя перестал раздражать издерганного хозяина дома.

— Продолжайте, пожалуйста, — просит мистер Реддл.

— Я не мог общаться с дементорами. Они отличные легилименты, но в них ноль эмпатии, от чего те жестоки. А так же они, как ни странно, ближе к классу людей, хотя бы по своему строению, — Ньют стал листать свои записи, открыв на нужной странице, показывает гостям начерченный от руки рисунок. — Предполагаю у них по два сердца… Я пытался, иногда пытаюсь и до сели связаться с ними… это невероятно мучительный процесс, — мрачно и удрученно сознался, после чего Геллерт и Том напряжённо переглянулись. — Я ни разу не видел среди них самок. Дементоры исключительно самцы. Но я предполагал, а так же встречал записи, описывающие женскую особь этих существ. Она была очень популярна в древности, она как фольклорный персонаж сказок, — Ньют продолжал показывать собственные записи. — Вы зовёте её Смертью — возможно и так. Я предполагаю, что она из разряда сукубовых, как и дементоры, все же они высасывают жизнь. Очень опасные создания.

— Вы ставите Смерть на одну ступень с чупакаброй? С вампиром? — возмутился Грин-де-Вальд.

— Не на одну ступень, — разъясняет спокойно и очень увлеченно. — Это один большой класс, если так можно сказать. Самка дементоров потрясающая, если верить вашим рассказам и рассказам из древних фолиантов, — поднял на пару секунд взгляд Ньют, заглядывая Тому в глаза, — то это создание ещё и метаморф. Оно меняет своё тело, вид и даже пол. А вампиризм — это вирус, — возмутился Саламандер, смотря на Грин-де-Вальда, — так что это совсем другое.

— Не совсем так, — поправил его Том, желая в споре найти истину, прийти к новому гениальному выводу.

— Я бы хотел встретить её лично, — задумался Саламандер.

— Вы уже встречались, — отрезал Том. Ньют растерялся, будто бы совершил случайное предательство, сильно начал переживать. — Вы этого даже не знали, — парирует Реддл. — Вы не виноваты.

— Каким ты стал понимающим, — язвит Геллерт, обращаясь к Тому. — Вы же Альбуса Дамблдора встречали? — улыбнулся Грин-де-Вальд, рассматривая зоолога.

— Этого не может быть! — стал отрицать Саламандер. — Я знаю Альбуса много лет, тем более верить вам, Геллерт, не стал бы, как ни крути. Преступнику, которого сразил тот самый Альбус Дамблдор, — стал защищать своего профессора.

— Ньют, послушайте, — смотрит на него Том, — это правда. Ещё она была множеством других людей. Пораскинь мозгами. Откуда Дамблдор все знает? Все умеет? Везде успевает и всеми уважаем? — пытается указать на очевидное.

— Он много старается, вкладывает силы в собственное развитие, — немедленно оправдывает своего друга Саламандер, а у самого резко задрожал голос.

— Ты не понимаешь! — срывается Том, пугая всех присутствующих. — Она питается душами людей, ей века, она знает как добраться к верхушке. Дары Смерти, помнишь эту сказку? — Ньют кивает. — Это все правда. Наичистейшая. Я её сын. Смерть моя мать, — на этих словах на Тома взглянули и Геллерт и Ньют. Мистер Саламандер не растерялся и тотчас же достал чемоданчик с разными приборами.

— Можно взять вашу кровь? — тут же захлестнули идеи Саламандера. — Хочу узнать побольше.

— Я полукровка, у меня нет и половины её мощи.

— И все же я настаиваю, — взял Саламандер свою палочку и прозрачную колбу. — Дело в том, что у меня есть частицы дементоров. Хотелось бы получить материалы Смерти… — кажется, гениальные мысли захватили его голову. Делает надрез и собирает кровь с запястья Тома. — Дабы проанализировать этих существ. Я так понимаю, у неё слабая наследственность, то есть гены передаются не по отдельности, а сразу блоками, цепочкой. Если вы половина от неё, то другая половина человека. Это невероятно, мне ещё не попадался гибрид твари и человека, — он говорил очень быстро и непринужденно, совершенно не замечая, как Тому не очень приятно ощущать себя подопытным. Грин-де-Вальд не теряя времени позлорадствовал мистеру Реддлу, возвращаясь к невероятным картинкам и письменам, которые совершенно не понимает. Геллерт никогда бы не предположил что все настолько серьезно.

— Том, — обратился к нему Ньют, обмазывая рану Экстрактом бадьяна. — Кто ваш отец? — напрямую задает интересный вопрос, отчего даже мистер Грин-де-Вальд задумался, ведь он никогда не спрашивал об этом мистера Реддла, но, надо признать, это очень интересно. Ньют и Геллерт с выжиданием смотрели на Тома, следя за каждым движением его губ, предвкушая ответ.

— А я не знаю, — отмахнулся он, считая своего отца никчемным, понимая, что гнил в приюте все это время. — Мама говорила, что это кто-то из дементоров.

— Но я больше чем уверен, что это невозможно, — отрицательно мотает головой Саламандер. — Это должен был быть человек, — интригует каждого из них.

Том, на самом деле, догадывался, но не хотел, чтобы это оказалось правдой, ведь проще жить в незнании. Мистер Реддл почувствовал тяжкий вкус предательства, который в нем посадили слова магозоолога.

— Он должен был умереть, — Том вспоминает слова Смерти. — Она говорила, что может зачать только в своем настоящем образе, а человек погибнет. Да и что на нее вообще нельзя смотреть.

— И вы поверили? — Ньют снова ставит под сомнения привычный расклад. — Вопрос в другом: а как часто она разгуливает под своей истиной личиной? Я думаю что нечасто, от того Смерть и сама не знает особенностей своего организма, — в голосе Саламандера было сожаление, он проникся этим существом, желая немедленно помочь.

***

Оставшись наедине, она уставилась в окно, наблюдая как волнуется мерцающая водная гладь. Мысли этой женщины были скрыты и непонятны. Она была неподвижна и молчалива, а во взгляде темная загадочность. Почувствовав, как что-то колет в бок, Смерть тут же схватилась за него, изнывая от странных ощущений в своем теле. Она не думала, что это будет так скоро. Подбегает к столу и сворачивает с него все. Раздался оглушающий шум, приметные вещички со звоном разбивались, а бумаги с шуршанием разлетались. Она взабралась на свой стол, встречая взглядом потолок, чувствуя, как ее изнутри распирает, но вместо боли Смерть ощутила непередаваемый прилив похоти. Сгребает подол мантии в охапку, задирая, обнажаясь. Умилительно стонет, раздвигая свои ноги шире, сгибая в коленях, ощущая, что оно ползет в ней. Ее всю скручивает, она периодически улыбается в никуда, начиная шипеть на змеином языке, трогает свою грудь, медленно спуская к животу, ощущая, как внутри оно движется. Это был первый раз, подобного с ней еще никогда не случалось. Издает пронзительный стон, когда оно полезло из нее прямо наружу. Он выбирался, словно выползая как змея из норы. Сначала черная рука, которая сразу же нащупывает столешницу, а Смерть продолжает его звать, испытывая жаркий позыв и любовь к своему созданию. Оно было маленькое внутри, совершенно бесформенное и черное, но стоило ему высунуться, как оно становилось огромным человекоподобным созданием. Он выполз плавно и тяжело дыша, весь в слизи и черных лохмотьях, падая прямо на пол, произнося бессвязные признания в любви своей матери. Смерть улыбнулась, но, в глубине души, она все же знала, что это будет самый обыкновенный дементор. Еще один среди толпы таких же. А он весь черный и полуживой начинает познавать мир и первым делом искать свою маму, которую никогда не увидит, но навсегда запомнит по голосу, а еще от Смерти исходит невероятно-притягательный свет, который дементоры так жаждут выпить, но все никак не могут. Она зовет его, своего безымянного сына, тянет к нему руки, видя, как он поднимается и раскрывается в полной мере. Дементор накинулся на нее, притягиваясь к ее губам, желая первым делом съесть, потому что он голоден. Смерть притягивает это уродливое создание к себе, не меняя форму, оставаясь человеком. Смеется, когда слышит как он завыл от того, что ее душа не тянется, для него этот свет как под острым куполом. Она трогает его плечи, ведет по сухому телу вниз, чтобы резко схватить за член, слыша, как дементор завывает от страстных волнительных прикосновений, которые чувствует впервые. Смерть знает, почему Силия никогда не сможет родить от Януша, потому что это будет дементор, который прямо сейчас тлеет в объятиях своей мамы. Она кладет его голову себе на грудь, начиная кормить своего сына, чувствуя, как он ее трогает. Его длинные пальцы и широкие ладони наглаживают ей бедра, Смерть мучительно стонет, утопая в любви к своему ребенку. Она считает его примитивным и глупым, прямо как и всех остальных своих дементоров. Стонет от той похоти, которую испытывает рядом с ним, видя, как он сосет ее грудь, присосался и даже звука не издает. Она уже вся извелась, поглаживая его, а другой рукой лаская ему член, у нее все руки в склизкой субстанции, а грудь в черных слюнях. «Трахни меня», — шепчет ему, слушая, как он запел свою любовную песенку, шипит как змейка, прощупывая живот, пытаясь понять, что она такое. Это будет ее очередной секс без слияния. Он притянулся к ней, Смерть впервые была меньше чем ее партнер, замечая, какие дементоры большие и сильные. Считает их красивыми. Он стал старательно просовываться в ее щель, постоянно говоря, что он не понимает, что она такое. Резко останавливается и разговаривает, Смерть трогает его эти развивающиеся лохмотья, восхищаясь этими созданиями. Она завопила, когда он оказался в ней полностью, только что нечто подобное Смерть испытала с Янушем. Такое склизкое, трет ее внутри своими шипами, раздражая каждую горячую напряженную часть. Она закатила глаза, а затем и вовсе их прикрыла, упиваясь происходящим, он чувствует ее внутренние терзания, дергая и грубо толкая. Проводит рукой по ее бледному животу вверх, Смерть берет его за руку и кладет себе на грудь, не прерывая свои истошные стоны ни на секунду. Зажимает его коленями, слушая, как дементор шелестит и тяжело вздыхает. Он плачет через неконтролируемую волну удовольствия, возгорая и умирая от сладостных мук. Смерть признается себе, что только родила от Януша, после чего кричит в агонии экстаза, сжимая руку дементора сильнее, думая, какой ее новый сын трогательный, с облегчением выдыхает, когда из нее полилась вся его слизь вперемешку со спермой. В этот момент она поняла, что ее сын совершенно нормальный, притягивает его к себе и целует, выпуская счастье ему в рот. Он пока так молод, что не может дарить миру холод и страдания, поэтому Смерть отправит его голодать к Азкабану, чтобы он стал злее и сильнее. Тянется к ней, влюбляясь как в нечто абсолютное, возводя ее в ранг богов, готов жить только ради Смерти, находя свой смысл в жизни.